Природа чувств

      Холодало. Вот-вот и форму кадетам поменяют на более тёплую, а вместо простыни тело будет придавливать тяжёлое одеяло. Но пока этот день ещё не наступил, Юнги не мог уснуть, то и дело сдерживая изредка появляющиеся порывы дрожи. Он всегда трудно переносил холод, и даже закаливание едва ли помогало с этим бороться. Потому просто смирился, уже в сотый раз пересчитывая досточки на потолке и количество паутины у плинтуса.       День был выматывающим. И хоть рядом зачастую мельтешил Хосок, радуя, согревая тренировки своей белозубой улыбкой, это не прибавляло должной силы. Моральной? Может быть. Друг одним своим видом стимулировал помнить ради чего он тут вообще. Ради матери, что осталась ждать его в столице, ради него, да и… Сам себе не безразличен. Он не такой, как одна девушка, самозабвенно желающая пожертвовать собой ради благого дела. Да-да, он думал так о тебе. Той, чьи желания и цели были ему попросту непонятны. Странно, но когда думал об этом — злился, и сам не мог вразумить, почему, а сейчас подобное и вовсе не шло на руку.       Вот ты уходишь, показываешь свою спину и прощаешься. Поляна пустеет, а Юнги больше никогда не сможет встретить на ней тебя. Прямо, как отца, которого ждал в своем маленьком доме, где всегда было безопасно, где его любили, берегли. Но папа не пришёл, и больше стены не казались такими толстыми, а мама как будто растеряла важные кусочки бывалого счастья. Чёртов предатель. Знал бы, что жаждой построить новый мир заново, он разрушит то, что уже было им выстроено и обретено, поступил бы так же? Наверняка. Вновь надломил бы жизни тех, кому обещал любовь, кого желал защитить. Эгоист. И ты такая же. Совсем не понимаешь, что уходя за купол — потеряешь многое, если не всё. И почему только Юнги привязывается так быстро к тем, кто хочет его бросить?       Он никогда не выберет отряд «Свобода». Никогда не станет его частью даже под трибуналом. Он выбрал свой путь… Путь «Доблести». И она поможет ему защитить действительно самое дорогое в жизни.       Всё это заставляет внутренности переворачиваться из раза в раз, без лишнего телодвижения. Душа точно оторвалась и теперь бесцельно болтыхалась в грудной клетке, не находя прежнего места. Чёрт. Как же раздражало. Энергия, которая исчерпалась ещё днём, вновь влилась в конечности из запасного хранилища, движимая новыми чувствами. Лежать на одном месте было просто невыносимо. Пришло время прогуляться.       Юнги тихо, насколько это возможно, поднимается на ноги, обувается, не забывая про свой пневматический пистолет, который носит всюду. Ему чудом разрешили хранить его при себе, но лишь при одном условии: чтобы не было пуль. Огнестрельное или нет, оно всё равно имело возможность ранить, а тут, среди кадетов, это ни к чему. Но тогда, когда отец передал его Юнги с серьёзными словами, ставшими таким же ценным наследием, этот пистолет был что ни на есть настоящей возможностью защитить свой дом. Сейчас ничего не поменялось, и это орудие не потеряло ценности в его глазах.       — Что, отправляешься к своей барышне? — Хосок хватает Юнги за кисть из-под покрывала, вышёптывая коварной змейкой. Только вот беглец не шелохнулся, а лишь почернел, как самый дальний угол в комнате. Хосок не растерялся. — А можно я пойду с тобой?       — Спи, — как бы не было Юнги приятно ощущать чужое тепло на своей коже, сейчас Хосок будет мешать. И пусть казармы парней в лагере по расположению находились ближе к нужной поляне, Юнги не отменял тот факт, что вдвоём пробраться незаметно будет сложнее. Да и он не хотел смешивать тебя с Хосоком. Есть тому причины, и одна из них — это непосредственность Чона. Надумает себе чего, а Юнги страдай.       Но было бы приказом Юнги всё кончено. Только парень накинул на себя куртку, уже скрываясь во мраке коридора, как Хосок тут же подорвался, чудом не цепляя спящего на соседней койке. Кто-то недовольно буркнул что-то про горячую блондинку и перевернулся на другой бок. Так сильно, как сейчас, его пугал, разве что, строгий голос старшего, выносящего наказание за невыполнение всех норм. Пронесло.       Кадетский корпус был довольно большой и это не удивительно. Здесь тренируются люди из разных подгрупп, расформированных либо по их желанию, либо по их силе. У каждого существующего отряда были нормы для вступления, и не все могли похвастаться соблюдением каждого из них, или хотя бы одного. Например: отряд «Доблесть» — самый востребованный, и один из самых сложных по исполнениям отрядов. В нем находятся вышколенные бойцы высшего класса, способные не просто хорошо драться, а действовать с безумной отдачей, не теряя смекалки. В их обязанности, в основном, входило патрулирование столицы и охрана всех зданий правительства, как и их членов. А, как многие знают, приоритет защиты в чрезвычайных случаях вначале падает на них.       В противовес ему, но со схожими обязанностями действует отряд «Защита». В их полномочия входит патрулирование оставшихся частей города и границу барьера. Местная полиция, которая существовала до апокалипсиса. Требования у них не очень высокие, потому сюда идёт основная масса тех, кто не дотянул до чего-то более грандиозного.       Что касается отряда «Сила»? У них почти-то и нет физических норм. Здесь всем заправляет логика, ум и знания. Это военные учёные, в поте лица исследующие теперешнюю катастрофу и отчаянно ищущие положительные результаты. На вопрос, почему же их именовали «Силой», те, не без гордости отвечают: «Сила в знаниях».       «Свобода» же… Не то, чтобы местные изгои. Планка высокая, требований куча, но нормальные люди, желающие ещё немного пожить, сюда попросту не вступают. А всё потому, что суждено им собирать материал для учёных, попутно обследуя «пораженную» территорию. Про них мало что слышно, потому что результаты вылазок редко бывают хоть для кого-то утешительными. Потому поступают туда только отчаянные безумцы или патриоты до мозга костей.       — Что ты тут забыл?! — первое, что слышит Хосок, перебравшись через ограду, едва ли не попадаясь под фонарик патрульного. — Я, по-моему, говорил, что со мной тебе лучше не ходить. Хочешь быть наказанным?       — Но ты ведь этого не боишься! — Хосок скатывается глубже с холмика, натыкаясь на уничижительные взгляд чёрных глаз Мин Юнги. В ночи, среди теневых прорех, подчёркивающих плоские листики, или выступы коры, они выглядели как две сквозных смертельных дыры. — Да брось, мне так интересно поговорить с настоящей девушкой вне кадетской зоны. Я не могу быть равнодушным к той, к кому не равнодушен Мин Юнги! Ладно тебе, я уже всё равно убежал. Возьми меня с собой.       Юнги вздыхает. Они точно собираются стать братьями по оружию в отряде «Доблесть»? Больше похожи на сорванцов, которые только и ищут приключений на свою задницу. Узнай кто, засмеяли бы хвалёную дисциплину, а в худшем случае — убили за некомпетентность.       — Ладно, только не высовывайся на глаза раньше времени, а то получишь, мало не покажется. Не от меня, он неё. Я подготовлю её и дам тебе знак. И не смей взболтнуть там подобную нелепость!       — Договорились! — сияя ярче стайки светлячков, Хосок совсем растерял остатки сонливости. Он наконец увидит ту, которую Юнги отмечает особенной и вспоминает при каждом удобном случае. Как же она выглядит? Высокая? Красивая? Устрашающая только своим видом, как Юнги? Конечно же, а как иначе, ведь по-другому внимание такого, как он, не привлечь! Только вот…       — Юнги… Это точно она?       — Блять, я же просил дождаться моего сигнала!       — Юнги… Это кто, чёрт побери, такой?!       Хосок не усидел на месте, Юнги не успел предупредить, а ты готова была разорвать этих двоих в клочья, но в первую очередь незнакомца, чтобы не выболтал ваш секрет.       — Я ожидал что она будет, ну… Более… Внушительная?       — Чё сказал? Тебе показать, насколько я могу быть внушительной?! — ты кипела, не успев распалить до максимума огонь, подожжённый привередливостью этого парня. Пальцы в кожаных берцах впились в подошву, скрючиваясь от злости. Ты готова была вмазать стопой прямо по его лошадиной морде, лишь бы перестал смотреть так оценивающе. Но тебя поспешил успокоить не менее злой Юнги.       — Да прекрати же и дай, наконец, сказать хоть слово! — он остановил взметнувшийся удар твоей правой ноги, откидывая её в сторону. Не теряешь баланса, как обычно бывало на полевых тренировках, но не успела обрадоваться этому, как вновь нахлобучилась недовольной пташкой. — Это мой друг, Чон Хосок. Я рассказывал тебе о нём, помнишь?       Юнги выдерживает паузу, смотрит прямо на тебя, общаясь дальше без слов. Ах, вот оно что. Ты строго складываешь руки на груди, возвращая оценивающий взгляд обратно Хосоку. Он встрепенулся от резкой смены настроя, даже, казалось, стал меньше под твоим пристальным вниманием, будто пространства всей поляны мало, дабы расправить широкие плечи. Что ж, довольно хлипенький. Ты и не подозревала, что Юнги нравятся сосунки. Хотя, возможно, это твоя проблема… Ты не сосунок. Чёрт.       — Так это тот самый Хосок? Забавно, я просила принести мне хорошие вести, а не его самого! И ты ещё что-то говорил про охрану в моём отделе? — ты говоришь, а Юнги неосознанно черствеет, выставляя защиту.       — Да он сам за мной увязался. Отправлять его назад всё равно, что слепого котенка оставлять. Сидел бы в кустах и ждал меня, пока не вернулся.       Хосок восклицает возмущённое: «Эй!», но, судя по тому, что больше сказать нечего — это правда. Но тебя столь милая картина не пробирает до корней души, а почему-то наоборот лишь пуще раздражает. Значит, ждёшь моментов, когда только ты и Юнги останетесь наедине, предвкушаешь сладко-горький спарринг и приятную ноющую боль в теле после ударов, а получаешь щенячью мордашку третьей лишней. Несправедливо.       — Я не доверяю ему, что бы ты там не говорил, Юнги.       — И что ты предлагаешь с ним делать? Убить, что ли? — Юнги с сарказмом открещивается, но твое серьёзное лицо даёт множество поводов насторожиться.       — А ты такая, какой и описывал тебя Юнги, — словно не чувствуя нависшего напряжения, в основном исходящего от тебя, Хосок стряхивает всю скованность и шагает ближе. В его глазах сияют звёзды, прямо как в отражении ручья, а ты чувствуешь, как в твою броню воспитанно постучали и стоят ждут, когда ты добровольно её снимешь. — Для меня честь увидеться с тобой, Т/и. Юнги так много о тебе рассказывал, что, кажется, я знаю всё. Не каждый день он с восторгом заявляет, что проиграл в драке. Знаешь, многие в нашем отряде только и мечтают о победе над ним, скрипя зубами!       — Правда? — ты и сама не заметила, как Хосок стал мастерски выкручивать винтики из твоей башенки, но его слова звучали настолько искренне, что ты осознанно дала их вынимать. Этот парень такой незатейливый и открытый, хотелось каждое его слово воспринимать за чистую монету. Но и в тоже время поддаваться его шарму, всё равно, что принимать свой проигрыш. — А… Что ещё он рассказывал?       Ну вот опять поражение.       — Т/и… — Юнги еле сдерживал себя, дабы не обрушиться. — Ладно, берём! Теперь ты часть нашей тайны, как ворчливость — часть Юнги, — хлопаешь самого высокого здесь по плечу, не ослабевая бдительностью, но примиряясь, для выуживания интересной информации. Всё же Юнги не любит говорить о себе, а Хосок — как открытая книга, причем очень болтливая. Всё выдаст и не покраснеет, так ведь? Тем более это шанс выведать, насколько эти двое близки. Наверняка очень сильно, раз Юнги влюбился?       Но… Ты ошибалась.       — Вы точно друзья? — сидишь на излюбленном месте Юнги, потому что он сейчас занят спаррингом с Хосоком. Ну не зря же пришёл. Но ответом на жалобные просьбы сразиться с тобой, лишь высокомерно отвечала, что в жизни всё достается не так просто, и если он мечтает узреть твои способности воочию, стоит морально подготовиться! Так лестно было думать о себе, как об объекте чьего-то восхищения. Поэтому ты выпихнула его на «ринг» вместе с Юнги, хитренько хихикая в свои ладошки. Но… Почему они действуют так плохо вместе? Ты уверена, что твои бои с Юнги впору увековечить в картинах, или в красивой поэзии, ведь это искусство. Наносить удар, уклоняться, побеждать или даже проигрывать. Но Хосок…       — Ай, Юнги, ну что же ты делаешь? Мои бедные рёбрышки затрещали, — Хосок хныкает, скукоживается, как кочан пропавшей капусты, и плюхается на уже порядком отбитую задницу. Снова. — Ты совсем меня не жалеешь.       — Ты воин или неженка? Как ты вообще попал в кадетскую группу отряда «Доблесть»? — Юнги, строг, слишком, ты даже не можешь проглядеть то самое нежное чувство, которое он должен испытывать к Хосоку. Да, Юнги определенно тяжёлый человек, не совмещающий обязанности и любовь.       — Стоп… Хосок, ты стремишься в отряд «Доблесть»? — смущённо почесывая затылок, Хо краснеет и глупо улыбаться, на что Юнги закатывает глаза. — Юнги… Значит, ты тоже?       Чувствуешь лёгкое дежавю, переносишься в тот самый день, когда пыталась выведать, кто ему нравиться. Слышать ответ было так же волнительно, пусть ты и предчувствовала его. На момент вдоха твой фокус навёлся лишь на сомкнутые губы Юнги.       — Да, а ты что думала, в «Защиту» подамся? Не знал, что в твоих глазах я настолько плох, — действительно, так очевидно, ведь Юнги видится с Хосоком каждый день.       Так вот почему ему не нравился твой выбор, дело ведь не только в отце, правда? Он просто, как и все служащие «Доблести», ненавидит «Свободу». А что будет, когда ты пойдёшь своей дорогой, а он своей? Останется между вами хотя бы мнимая дружба? Или, когда придёт время пересечься, вы проигнорируете друг друга?       – Эй, Т/и, а ты ведь скоро полноправным членом отряда «Свобода» станешь? Завидую. У меня мой хороший друг тоже бредит мечтами о спасении мира, поэтому и поступил к вам, — Хосок уже успел позабыть о том, что дрался с Юнги, обмякает совсем, откидывается лицом к небу, пока его надзиратель проникновенно впечатывается взглядом в расслабленную грудь. Ты жёстко усмехаешься.       — Что ж, тогда ты наверняка тоже думаешь, что он обречён, не так ли? Ведь «свободолюбивые» самоубийцы рано или поздно гибнут, тем временем, когда доблестные служители закона будут охранять золотые жопы нашего чудного правительства.       — Т/и, в чём дело? — Юнги видит, что в тебе что-то меняется, как будто та чистота покрывается эрозией и пропадает, заменяясь на некрасивую ржавчину. Раньше твои слова точно имели крылья и вылетали изо рта легко и приятно, сейчас же они способны пробить землю и заставить ощутить жгучесть ада. — Если ты всё ещё обижаешься на меня за тот раз, то не стоит вымещать свою обиду на других.       — Я не вымещаю!..       — Вымещаешь, — Юнги не повышает голос и не злится, хотя мог бы, потому что лицо Хосока побледнело, и в этом виновата ты. Он подходит к тебе, укрывает своей тенью, а тебе от этого не становится холодно. Она не стремится подавить, ожесточить твои чувства, а наоборот. Успокоить. Не заметила, как скрючила свои же пальцы плотно между собой, и дальше бы не замечала, если бы парень не прикоснулся нежно к рукам и не раскрепил их, усаживаясь рядом. — Прости, я думал, слов о том, что я беспокоюсь, было достаточно, чтобы ты перестала злиться. Но, видимо, обидел тебя серьёзно. Несмотря на то, что я из отряда «Доблесть», я не буду желать тебе зла. И отворачиваться тоже не буду.       — И я не буду… — где-то тихо пробурчал Хосок, а вы вдвоём хмыкнули, потому что звук был такой глухой, точно он буравил носом землю.       — Так что перестань быть язвой.       — Эй, ну ведь так всё хорошо начина… — ты не успеваешь возмутиться, как рука Юнги обхватывает твою голову, прикрывая глаза. Не крепко, с какой-то нежностью, не причиняя боли, и притягивает ближе к своей груди.       Опешила, даже забыла, что хотела сказать, да и неистово бьющееся сердце подскочило к горлу, явно препятствуя лишним словам. Твой правый висок плотно прислонён к месту, где слышно чужое сердцебиение. Ухо обожжено пылало, потому что кожа Юнги горячая, она согревает форму и твою скулу. Неосознанно жмёшься ближе. Пахло остывшей ночной пылью, пахло дешёвым мылом, которым стирают постельное, а ещё, совсем чуть-чуть, пахло потом. Тебе не было противно, наоборот, хотела без стеснения, с шумом вдохнуть и раствориться в этом запахе. Но под пристальным лишним взглядом, да из собственных адекватных соображений, ничего из этого не проворачиваешь.       Хосок сидел на сырой земле, едва ли не раскрыв рот от удивления. Невозмутимый Юнги прижимает к своей груди красную, как рак, девчонку. Она замолкает, стихает совсем, прежде, чем вновь завизжать, ведь... Милые обнимашки вдруг превратились в смертельный захват.       – Никогда не стоит расслабляться!       – Ты больной?! Да шею же свернёшь!       Юнги не изменяет себе, но… с каких пор он так крут? Всегда ли умел вот так расправлять плечи и выглядеть мужественно? Улыбаться в открытую и не бояться показать это? Обычно он тихий, сгорбленный, очень противный, и изредка щедр на улыбку, а сейчас... Губы друга растягивается дугой по щекам, вспоминая кое-кого другого. На миг тонет в своих мечтах и размышлениях, что-то решает, даже приходит к своему выводу. Когда же время пришло прощаться — ночь плавно достигала своего пика, а цикады пели громче. Хосок тихо бросил Т/и такие слова:       — Не волнуйся, я помогу тебе влюбить в себя Юнги!       — Что?..       — Хосок, да что ты там застрял?! – и он убегает, оставляя тебя в смятении и в не пойми каком страхе.