ID работы: 14186825

лекции, античность и немецкий язык

Слэш
NC-17
Завершён
95
автор
Размер:
19 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
95 Нравится 7 Отзывы 26 В сборник Скачать

young lord, did you know...

Настройки текста
Примечания:
      Немецкий язык был сложным. Три рода с последующими окончаниями, падежи, странные способы чтения, написание существительных с большой буквы… Всё это выматывало. И Сиэль мог бы больше внимания обратить на свое домашнее задание и заучить перед этим сложные слова, но, увы, у Её Величества возникла проблема. И Цепной пёс был обязан устранить беспокойство королевы. Что и вылилось в это.       — Молодой господин, могу я задать вопрос?       Себастьян звучал нарочито вежливо и спокойно, как и подобает учителю. Смехотворное притворство для демона. Сиэль ненавидел то, как жгучая волна, казалось бы, давно забытого чувства вновь распространяется по его телу и мыслям. Он потупил взгляд в пол, стоя перед сидящим за небольшим книжным столиком Себастьяном, заламывая руки за спиной и всем сердцем желая умертвить такое свое состояние.       Ему было стыдно. Он неподвижно и слишком покорно стоял перед демоном, как провинившийся студент перед профессором. Так и было. Он провинился и он это осознает в полной мере. Чёртова требовательность к себе и стремление везде быть лучшим. Даже в ненужном немецком. Даже с учётом, что он был занят более важными вещами. И даже с учётом того, что Себастьян вовсе не был его учителем. Он был слугой.       — Как вы думаете, насколько хорошо вы справились со своей работой, молодой господин? — продолжил Себастьян после немого кивка юноши. Его строгие темные глаза оторвались от исписанной бумаги, теперь неотрывно глядя на Сиэля, — Раз вы никак не отвечаете, полагаю, мне следует сказать.       Для графа было что-то отвратительно-раздражающее в том, как он вздрогнул, когда демон со вздохом и резким звуком опустил листы на стол. Вспоминались самые первые уроки, где Себастьян не стеснялся указывать на явные ошибки господина, пока тот в свою очередь стойко переносил хлесткие удары по рукам из-за неправильных ответов. Надо же, целых 7 лет прошло.       — Я уверен, что вы не ждали моей снисходительности к вам и вашей… не очень хорошей работе из-за поручения Её Величества, милорд. Всё таки обязанности юного графа Фантомхайва и цепного пса Её Величества необходимо должным образом разграничивать.       Если бы Себастьян сейчас не был в роли его учителя, Сиэль клянётся, покрыл бы он его уже океаном неподобающей лорду лексики за такое очевидное отчитывание. Демону, видимо, доставляло какое-то развращенное удовольствие раз за разом пренебрегать своими обязанностями слуги — то бишь следить за языком — и говорить то, что вздумается.       — Порой вы все такой же легкомысленный, юный господин. Вам следовало уделить немецкому языку больше времени и внимания.       И Себастьян ждал хода юноши. Он явно намеревался отыграться за все хорошее на своем господине, сверкая в полумраке заалевшими узкими глазами. И, к сожалению, тут придется признаться, что выигрыш был за демоном.       — Я… признаю, я должен был усерднее подойти к выполнению работы, — выдавил из себя Сиэль, не намереваясь смотреть в строгие рубины чужих глаз. Тошно, — Я пренебрег… своими обязанностями.       С каждым словом зубы норовили заскрипеть все сильнее. С последующими словами Себастьян пришлось закусить внутреннюю сторону щеки, яростно поднимая взгляд.       — Очень хорошо, — бархатный голос Себастьяна заглушился в стенах библиотеки, — замечательно, что вы понимаете это, юный господин.       Пришлось незаметно выдохнуть, успокаивая себя. Худшее позади. Его отчитали как провинившегося мальчишку, сейчас Себастьян должен просто тяжело вздохнуть и помассировать в притворной боли виски, говоря, что следует перейти к уроку…       — Надеюсь, вы не решили, что это сойдёт вам с рук, милорд?       Насмешливый тон заставил ноги вздрогнуть, в груди потяжелеть. Ублюдок, он даже не пытается скрывать свое злорадство. Но Сиэль напряжённо молчит, стиснув губы в тонкую полоску. Руки все ещё крепко сжаты за спиной. Юноша не хотел показывать своего замешательства от подобных слов дворецкого, однако эта демоническая тварь была слишком проницательной для такого бесчеловечного существа. Или такая проницательность наоборот напрямую связана с чем-то нечеловеческим? Однако, Сиэль даже думать об этом не хотел. Только не под давящим взглядом хитрых глаз с огоньком забавы в них.       — Иногда в вас просыпается такая детская наивность, милорд, — тяжко выдохнул Себастьян, забавляясь вспыхнувшим в недовольстве синим глазом.       — Я уже не ребенок! И как же он легко вёлся на такую элементарную провокацию.       — Полагаю, что это действительно так, — кивает спокойно демон, — однако вы остались все таким же несведущим в немецком языке, милорд. Сиэль прикусывает губу. Неприятно.       — Господин, вы помните наши первые совместные уроки? — переводит тему Себастьян. Его обманчиво ласковый и попечительный голос выводит из себя.       — Помню, — цедит сквозь зубы.       — Тогда позвольте попросить вас рассказать, что следовало за вашим недобросовестным выполнением заданий?       Демон играет грязно. Очень грязно. Сиэль ненавидит то, как он изощряется, лишь бы подбить гордость юноши. Но он тоже умеет играть не по правилам. Он не проиграет.       — Полагаю, — выделяет граф, подражая Себастьяну, — за ними следовало физическое наказание.       Его голос не дрогнул, а взгляд остался твердым и уверенным. Он не покажет слабость этому черту в черном фраке.       — Превосходно, сэр, — довольно улыбается уголком губ, лениво поднимаясь из-за стола. Рука в белой перчатке плавно скользит по дубовой поверхности, — вы абсолютно правы.       Теперь Сиэлю приходится чуть задирать голову, чтобы ровно смотреть в глаза демону. И снова он возвышается над ним. А ведь даже когда он сидел и был ниже юноши, то его самодовольство не знало предела. Что уже говорить про то, как он чуть склоняется корпусом вперёд, будто делая одолжение Сиэлю, и оказывается лицом на одном уровне с чужим. От маленькой вежливой улыбки и того, что за ней кроется, по спине юноши невольно пробегают холодные мурашки.       — Ты не посмеешь.       — Почему же нет, господин? — демон удивляется, вздергивая узкие брови. Опять притворяется.       — Я уже не мальчишка, которого надо шпынять за недобросовестно сделанную работу, если ты забыл.       — Однако ваша работа оставляет желать лучшего. Намного лучшего. И, как ваш учитель, я просто не могу закрыть на такой проступок глаза, милорд. Какая разница, каков возраст провинившегося ученика?       Сиэль закусывает губу. Но не согласиться было бы равно слабости и побегу.       — Ладно. Но что насчёт указки? Ты её уже давно не носишь. Ты не сможешь наказать меня без нее.       — Это не должно волновать ваш светлый ум, юный господин. Мне не составит труда материализовать её, — губы демона расплываются в лукавой улыбке. Если бы Сиэль не знал его уже столько лет, счёл бы эту улыбку успокаивающей.       Себастьян выглядит до ужаса довольным собой, будто уже выиграл и теперь лишь ждёт, чтобы вкусить заветный приз. Сиэль ему не позволит.       — Надеюсь, ты не забыл, что я запретил тебе пользоваться своими гнусными силами ради таких вещей, Себастьян? — Сиэль хмурится, вздергивая острый подбородок, и придает своему голосу всю непоколебимость, наблюдая как улыбка демона после этого превращается в хищный оскал.       — Разумеется нет, сэр. Я сейчас же отправляюсь за тем, что нам понадобится, — триумф Себастьяна так и чувствуется в тоне его голоса, растекаясь липкой смолой.       Граф не отвечает. Стойко выдерживает последнюю секунду взгляда глаза в глаза, и демон выпрямляется, обходя его стороной. Сиэль не разворачивается даже когда массивная деревянная дверь скрипуче открывается, а лёгкая поступь мужчины замедляется.       — Можете пока морально подготовиться, господин.       Это последняя капля. Дьявол специально выводит его из себя, зная, что сейчас граф не может ничего поделать с этим.       — Не смей говорить, что мне делать!       — Конечно же нет, милорд.       И скрывается за дверью, оставляя раскрасневшегося от злости юношу одного в тускло освещенной библиотеке. Покорно ожидать своего наказания. Чертила, он снова вышел победителем.       Когда же Себастьян через пару минут появляется в дверном проёме, в руках держа длинную, на вид жёсткую и холодную, как и он сам, указку, а на губах его играет лёгкая полуулыбка, Сиэль твердо смотрит ему в глаза, облокотившись бедрами о стол.       — Что ж, милорд. Начинайте готовиться.       И снова этот приказной тон. Вежливая улыбка и насмешливый взгляд из-под ресниц. Сиэль проглатывает слова проклятия и решительно вытягивает перед собой раскрытые ладони, не отводя взгляда от демона. Замечает на его лице промелькнувшее на секунду странное выражение и как он — на этот раз — сумел сдержать ухмылку.       — Нет-нет, не ладони, господин. Ваши ошибки были столь грубы, что недостаточно будет лишь рук.       Сиэль замирает, глупо хлопая глазами. Недостаточно…? Что он вообще имеет в виду? На первых уроках именно такой метод наказания избрал Себастьян и придерживался его какое-то время. Если демон не блефует, то юноша в полном замешательстве.       Внезапно быстрая мысль проскакивает в подсознании. Нет. Не может быть. Себастьян не мог почувствовать над ним власть настолько, что решил бы…       — Ты хочешь… выпороть меня? Себастьян на тихие слова и нахмуренные брови плотоядного оскаливается.       — Именно так, милорд, — в голосе ни намека на вежливость и понимание. Только издевка.       «Он просто решил поиздеваться надо мной, сволочь» — думает Сиэль, сжимая ладони в кулаки. Они повисают вдоль его тела, чуть дрожащего от нахлынувшего гнева.       — Уговор был не такой! — восклицает юноша и только после лёгкого смешка демона понимает, насколько жалко он прозвучал. Щеки краснеют уже из-за стыда за свою взбудораженность, — То есть… Я имел в виду…       — Ах, юный господин, что вы за капризный ребёнок? — странный тон дворецкого заставляет в неверии и злости вскинуть голову, позабыв о стыде, — Неужели я вас так сильно разбаловал за несколько лет?       — Ты!.. Не смей так говорить со мной!       — Право, милорд. Преподаватели закрытых учебных заведений не столь любезны со своими подопечными, будь они даже герцогскими сыновьями. Я и так проявляю к вам излишнюю нежность. Представляете ли вы, что бы с вами сделали там за подобный тон к учителю?       — Мы не там, — Сиэль нахмурился.       — Именно поэтому рекомендую ценить то, что есть у вас. И проявить к своему преподавателю немного больше уважения, — его до тошноты фальшивая ласковая улыбка резко контрастирует со звонким ударом указки о собственную руку. Себастьян проводит ладонью по деревянному материалу, пальцами касаясь кончика. Медленно и неспешно.       Сиэль в полоску собирает губы, позволяет челке упасть на глаза, скрыв их от высокомерного взгляда демона. Голову чуть чуть опускает.       — Прелестно, — тянет нараспев Себастьян, — можете начинать готовиться.       Черт бы его побрал, эту самодовольную скотину. Гнев и смущение проскальзывают по позвоночнику Сиэля, когда он резко отворачивается от демона, чтобы начать подготовку. Отвратительное слово. С отвратительным значением в данной ситуации.       Стоящий за его спиной демон тоже лучше не делал ситуацию. Сиэль чувствовал на себе его лениво-заинтересованный взгляд, пока собирался с духом, глубоко вздохнув и выдохнув. Рука потянулась к поясу бридж.       — А знаете ли вы, юный господин, что ещё полвека назад в частных британских учебных заведениях юношей вашего возраста наказывали за самые простые вещи? Сквернословие, ненадлежащий вид, невыполненное обещание. За все это мальчиков порол либо директор, либо учитель, либо его старшие товарищи: префекты, старосты. Выбор был и правда большим и разномастным.       Себастьян говорил, словно читал лекцию. Холодно и отстранённо, хотя собственные едкие комментарии он везде позволял себе вставить. Сейчас его учительский тон вызывал лишь желание либо плюнуть ему в лицо, либо это же лицо одарить пощечиной. Пока что нельзя. Когда весь этот цирк закончится, вот тогда Сиэль отыграется сполна.       — Закрой рот! — рявкнул граф, через плечо бросая сердитый взгляд.       Себастьян тихо прочистил горло, явно намекая на что-то. Он каждый раз так делал, когда считал, что ситуация вынуждает молодого господина попридержать язык за зубами. Юноша тихо цокнул.       — То есть… Профессор Михаэлис. Ваша лекция меня немного… отвлекает.       Профессор Михаэлис? Надо же. Демон и не рассчитывал на такую податливость графа. Но раз он сам решил добавить в их игру что-то ещё, то с чего бы Себастьян должен был быть против? Он возьмёт с этого урока всё и ещё больше.       — Хм? Как вы представляете себе урок без лекции, если я буду молчать? Может, вы что-то поведаете вместо меня, юный господин?       Предложение демона осталось без ответа, поэтому устало вздохнув, он продолжил.       — В конце 18 века на волне либерализма все большее число учеников подвергало сомнению наказание поркой. В это же время в Вестминстерской школе издавался весьма занятный сатирический журнал. С вашего позволения, я процитирую. Кхм.       «У меня нет сомнений, что рука учителя не потянется к розге, если он уразумеет, что она изобретена дьяволом! Я взываю к вам, профессора порки! Кто был божеством античного язычества? Дьявол! Католический Рим — это рассадник предрассудков и суеверия. Разве протестант будет отрицать, что дикости монахов, и среди этих дикостей бичевание, от дьявола? Мы сбросили ярмо Рима, но розга еще властвует над нами!»       —… Писал некий юноша. Ваши мысли, господин?       Сиэль был в ступоре, честно говоря. Он не ожидал, что его демон вдруг начнет рассказ про историю наказаний. И превратит урок немецкого языка в… А во что, собственно говоря? В урок истории? Это явно был самый странный день за последние пару месяцев.       — Иронично, что демон сейчас держит подобие розги в своих руках, — едко бросает Сиэль, непослушными пальцами пытаясь подцепить пуговицы бриджей, — думаю, они просто были тру́сами.       — Оу? Продолжите свою мысль, милорд.       — Им было страшно получить то, что они заслужили. Они трусы и слабаки, которые не в силах посмотреть правде в лицо.       Пуговицы не хотели поддаваться. Или просто Сиэль ра подсознательном уровне страшился наконец расстегнуть их.       — Вы как всегда беспощадны, мой господин, — в голосе чувствовалась улыбка. Себастьян задержал взгляд на спине графа, двинувшись в его сторону. На лице расцвела строгость, — вы не хотите поторопиться? Сколько можно тянуть?       Его похвала и спустя секунду уже упрек что-то замкнули в нервной системе юноши. Он замирает, его пальцы бессовестно дрожат, справишься лишь с одной пуговицей из нескольких.       — Тц, вы не можете даже сами расстегнуть пуговицу? Ну что за беспомощный ребенок.       Колкие слова эхом отдавались в задетой душе, разнося терпкую обиду по горлу. Сиэль кусает до крови губу, слишком остро ощущая пронизывающий холод в груди.       Движение позади спины он ощущает запоздало. Себастьян одной рукой касается его бедра, притягивая ближе к себе, пока второй убирает указку на край стола. Отводит руки юноши в сторону, принимаясь самостоятельно расстёгивать бриджи. Сиэль задыхается. Слишком противоречивые ощущения. Сначала намеренно болезненные слова, а после сразу же заботливая помощь. Тц.       — А учителя так же раздевали своих учеников, чтобы выпороть? — усмехается Сиэль, добавляя в свой голос столько желчи, насколько он сейчас способен.       Себастьян хмыкает мягко. Чёрт, наверняка это звучало слишком жалко с его дрожащим голосом.       — Нет. Даже самые младшие ученики справлялись с этим в одиночку. Такого достойны лишь вы, mein kleiner Lord.       Себастьян ловит отчётливую дрожь юноши после сказанного, стоя непозволительно близко. Сиэль никак не отвечает, лишь вцепляется пальцами в стол. Когда с пуговицами покончено, демон чуть отступает, забирая указку, и взглядом прослеживает за бриджами, упавшими с худых бедер на пол. Сиэль, Себастьян уверен, морщится, пока переступает через ткань, стараясь не зацепиться лодыжками. Он подхватывает их, отбрасывая на стоящий рядом стул. Остаётся в рубашке, закрывающей половину бедра, синих гольфах и ботиночках.       — Что ж, наконец-то мы можем приступить, — на грани торжество сообщает дворецкий, возвращая лицу высокомерную ухмылку, — пожалуйста, юный господин, обопритесь локтями о стол.       — Локтями? — резко, но потеряно. Не поворачивая головы.       — Именно так.       — Но это унизительно…       — Не более унизительно, чем не справляться с таким элементарным заданием по немецкому языку, мой господин.       Справедливо. Губа снова оказывается прокушена, а Сиэль с тяжестью на сердце прикасается локтями к холодному столу. Как бы сейчас ни было стыдно, но Себастьян был прав. Неприятно признавать, подумал Сиэль, но демон был абсолютно справедлив с ним сейчас. То, что он граф Фантомхайв не избавляло его от обязанности хорошо учиться и выполнять правильно задания. Или хотя бы относиться к ним внимательнее.       По коже пробегают непрошенные мурашки, а спина вздрагивает, ощутив касание кончика указки. Себастьян еле прикасается ей, ведёт вдоль позвоночника, считая позвонки и собирая ткань. Замечает лёгкий трепет юного тела. Язык сам по себе проводит по удлинившимся клыкам.       Неожиданно и резко, без какого-либо предупреждения Себастьян замахивается, оставляя хлесткий, но не слишком сильный удар по ягодицам. С губ графа успевает сорваться свистящий вдох, прежде чем он закрывает рот рукой, чуть подаваясь вперёд. На нежной, мягкой коже розовым изгибом расцветает неглубокая отметина. Демон любуется этим с пару секунд.       — Итак, вы достаточно хорошо приняли первый удар, милорд. Осталось ещё девять, справитесь? — ласково спрашивает Себастьян, и Сиэля передёргивает от такого слащавого тона.       — Перестань трепать языком и займись дел—       Недовольную тираду прерывает звук разрезанного воздуха и удара о кожу. Сильнее предыдущего раза. Резкий и беспощадный.       — Кажется, я забыл добавить в число ударов те разы, когда вы сквернословили, молодой господин. Так что остаётся девять, — сообщает Себастьяна отстранённым голосом, с еле слышимым раздражением.       — Ты сволочь, Себа— Очередной удар.       — Все ещё девять ударов, милорд.       Юноша рычит, но сжимает пальцы в кулак, жмуря глаза. Он справится. И с резкой болью внизу и с раздражением.       — Попрошу вас считать вслух, юный господин. Так вы вынесете больше опыта, — голос Себастьяна переполнен сосредоточенностью и строгостью. Кажется, теперь он больше не забавляется. Хоть что-то хорошее, — я не слышу ответа.       — Да, профессор Михаэлис, — приходится подчиниться. Голос почти не дрожит благодаря небольшой передышке.       Себастьян удовлетворенно хмыкает и будто в поощряющем жесте легонько проводит указкой по оголённой пояснице. Но сразу же возобновляет удары, и Сиэлю приходится собирать всю силу, только чтобы твердо и четко произнести «один», а после уткнуться головой в изгиб локтя, грудью почти соприкасаясь с поверхностью стола, и слабо выдохнуть. Удар.       — Два…       — Вы хорошо справляетесь, продолжайте в том же духе. Удар.       — Т-три…— юноша запинается, не ожидая почувствовать тепло за собой. Себастьян наклоняется над ним, как только отвешивает удар. Его губы замирают в миллиметрах от покрасневшего ушка господина.       — «Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасёшь душу его от преисподней». Библия, Притчи Соломона, господин.       Сиэль дрожит. Низкого бархатного голоса, шепчущего такие богохульные вещи хватило, чтобы он на мгновение потерялся в бесконечности. Все демоны так хорошо знают Библию?       — Что думаете? Может, после моего наказания ваша душа очистится и впоследствии отправится на небеса?       Искушение в голосе демона слышится даже в затуманенном рассудке. Точно демон. Настоящий.       — Нет. Нет, ты бы все равно не позволил, — тихо проговаривает юноша, уткнувшись в руку.       — Вы правы, господин, — по голосу Себастьян улыбается, — ваша душа только моя. Вы принадлежите мне.       У Сиэля нет сил, хотя есть желание, возразить, но он этого не делает. Себастьян отстраняется сразу же, снова ударяя указкой. Розовые полосы превращаются в покрасневшие отметины, с каждым ударом завлекая демона все дальше. Так порочно выглядит. Себастьян останавливается после судорожного — кажется, кто-то уже не мог придавать голосу твердости, — выдоха «шесть». Демон поклясться готов, что чуткий слух уловил тихий всхлип. Но он остановился не для этого. Только чтобы осмотреть свои прекрасные труды. И, возможно, немного поддразнить, раз уж на то пошло.       — Юный господин, вы знали…       — Не смей!       —… что «выстоять наказание» считалось…       — Хватит с меня твоих лекций!       Демон замолкает. Но только чтобы после недовольно цокнуть и хлопнуть кончиком указки по своей ладони.       — Вы вообще неспособны к обучению, милорд? Мне казалось, что я предельно ясно дал понять, что вам иногда следует держать язык за зубами.       «И не вести себя как избалованный паршивец» — осталось вежливо невысказанным на языке.       — Итак, — продолжает после паузы, — «достойно выстоять» означало не проронить ни единого вздоха, ни одного всхлипа. А после, когда старший отпускал, вежливо сказать «спасибо» и без дрожи в ногах выйти из комнаты.       Удар. Оставленная розовеющая полоса. Сдавленный выдох. «Семь».       — Ха, так мне ещё и спасибо сказать за то, что выпороли, как мальчишку? — Сиэль морщится. Ноги уже дрожали и от слабости, и от вспышек боли.       — Вы видите только плохое, господин. Попробуйте посмотреть на это с другой стороны.       Остальные удары проходят гладко. На восьмом юноше вдруг становится жарко, будто Себастьян успел развести камин. Воздух, кажется, слипается друг с другом, норовя заключить горло в свои тиски, задушив. На девятом он неосознанно вздрагивает от приложенной силы. Удар оказался намного безжалостнее предыдущих. Себастьян, этот ублюдок, точно мерзко хихикает в мыслях, забавляясь такой властью над ситуацией. На десятом ударе в складках льняной рубашки тонет едва слышимый для человеческого уха полувсхлип. Кончик указки прошёлся по оголившейся пояснице, задерживаясь там на пару мгновений.       Сиэль кожей чувствует самодовольную ухмылку отошедшего чуть поодаль демона, разжимая побелевшие на костяшках кулаки. Его ещё не отпустили. Себастьян специально заикнулся про это дурацкое «выстоять», чтобы сейчас нагло рассматривать краснеющие отметины и краем глаза цепляться за лёгкую дрожь господина. Когда же он наконец-то слышит за спиной чопорный голос Себастьяна, однако, с какой-то показушной грустью, слабо выдыхает, чтобы не показать, насколько он устал в таком положении, и пытается приподняться на ослабевших руках.       — Можете быть свободны, юный господин. Вы достойно справились с наказанием.       Хотя существовала иная проблема, отличная от тонущих в дрожи руках или саднящих ягодицах. Что-то настолько чудовищное и ужасное, что даже этого гнусного демона переплюнет. Сиэль поперхнулся воздухом, пошатнувшись, когда наконец взял контроль над своим телом и почувствовал, что-то кроме хлестких ударов и жёсткой поверхности стола. Низ живота горел синим пламенем, внутри у него что-то переворачивалось с головокружительной скоростью. Нет, только не это. Просто не может быть.       Себастьян затих на какое-то время, неопределенно смотря на тонкую спину в рубашке и худые бёдра. Его господин и правда молодец. Демон, конечно, не сомневался в своем хозяине и его упёртости, но, говоря от сердца, думал, что сердито нахмуренных бровей, вспыльчивых фраз «Как ты смеешь! Забыл, кто здесь хозяин?» и грубых слов «ублюдок», «сволочь» и тому подобного в его адрес будет гораздо больше. Но господин оказался справедлив и требователен к себе, полностью понимая, за что он получает наказание. Себастьян глубоко вздохнул, замирая на месте. В воздухе что-то поменялось. Отчётливо. И он сразу же понял что. Неужели привкус боли господина на языке настолько затмил его рецепторы, что он лишь сейчас это заметил? Это было неожиданно. Но он не собирался глупо делать вид, что не обратил внимание на изменившийся запах и ауру юноши. Как он и говорил, он возьмёт с этого всё.       — Молодой господин, — начал он издалека, спокойно, — мои ощущения впервые за многие века меня подводят или вы и правда возбуждены?       — Ты!..       Голова с ярким жжением в шее из-за резкости поворачивается к демону, позволяя тому отметить покрасневшие из-за злости щеки и свирепый взгляд с искрами. Себастьян чуть ли не мурчит.       — И правда, юный господин, — голос разносится чуть приглушенно. Демон медленными шагами снова приближается к юноше, не сводя взгляда с его глаз, — я чувствую запах вашего возбуждения.       Унизительно. Как же унизительно. Раздражение вместе с неопознанной эмоцией скапливается на лице, желание ударить демона всё возрастает. Сиэль не поворачивается полностью к Себастьяну, только взглядом пытаясь поставить эту сволочь на место.       — Не смей подходить! — рявкает граф.       В голове не проносится ни единой мысли, как сейчас поступить. Длины рубашки не хватит, чтобы полностью прикрыть это, а чтобы взять бриджи во первых, нужны твердые, не подрагивающие ноги, а во вторых, до куска ткани ещё надо добраться. Что за злосчастный день то сегодня.       — Что вы собираетесь делать?       — Я… сперва я прикажу тебе подать мне бриджи, потом надену их и уйду из этой чертовой библиотеки, а после заставлю тебя искупить вину за такое неуважительное отношение к своему господину! Себастьян, по его лёгкой улыбке, кажется, пропустил половину слов мимо ушей.       — Как же вы пойдете в таком виде, милорд? А если кто-то из слуг вас увидит?       — Твои подлые манипуляции не подействуют на меня.       — Это вовсе не манипуляции, милорд. Я лишь забочусь о вашем светлом образе перед людьми. Поэтому, как ваш преданный дворецкий, я не могу позволить вам выйти в таком непристойном виде. Фальшивое уважение в его голосе и поклон корпусом.       — И что же ты предлагаешь? — усмешкой спрашивает Сиэль. Без разницы, каков будет ответ, он пошлет демона далеко и надолго. Губы Себастьяна на секунду сверкнули в оскале.       — С вашего позволения, милорд, я бы позаботился об этом.       У Сиэля снова воздух встаёт поперек горла. Он закашливается. Себастьян предложил ему просто позаботиться об этом? Здесь? На виду у этого демона? Ну уж нет, у него есть гордость. И даже не крупицы.       — Не смей говорить мне такое! Чтобы я делал подобное перед твоими глазами…       — Вы, полагаю, не поняли, господин, — перебивает Себастьян. Неслыханная дерзость, — я бы позаботился о вашей проблеме.       Осознание приходит с запозданием. У Сиэля озноб по коже. Миллионы слов крутятся на языке, желая спорхнуть, но юноша молчит. Он неверяще смотрит сквозь Себастьяна, пытаясь вообще осознать масштаб ситуации. Что-то проясняется, и он уже тянется послать демона самыми скверными словами в своем лексиконе, но рука в перчатке мягко отворачивает его голову в сторону. Тонкий лён рубашки перенимает тепло оказавшегося в сантиметрах от него тела демона. Сиэль вздрагивает.       — Ну что, милорд, вы разрешите? — проносится ласковое шуршание около румяного ушка. Рука все в той же перчатке перемещается на стол впереди Сиэля, заключая юношу между ним и собой.       Мягкое, нетребовательное прикосновение к подолу рубашки, кончики пальцев еле касаются поджавшегося живота. Перед глазами плывёт, ноги не слушаются — слишком долго они находились в ослабевшем состоянии.       — Себастьян…       — Расслабьтесь. Я просто вам помогу. В конце концов, это из-за меня вы столь тверды.       Ироничный тон и слетевший смешок заставляют пелену перед глазами исчезнуть, а слабость слегка отодвинуться. Насколько надо быть самонадеянным индюком, чтобы говорить такие двусмысленные вещи! Сиэль вспыхивает.       — Ты сегодня слишком дерзкий, — твердым голосом говорит он, стараясь, чтобы он не задрожал, когда ловкие пальцы расстегивают последние три пуговки на рубашке и пробираются под нее. Себастьян отложил перчатку на стол, оставаясь с неприкрытой рукой и черными ногтями. Так его тепло ещё больше чувствуется на коже, — Тебе стоит прислушаться к своему совету и держать язык за зубами.       — Несомненно, мой лорд, — пальцы опускаются на розовую головку, вынуждая невнятный писк вырваться из груди Сиэля.       Еле прикасаясь, на пробу, пальцы движутся по всей длине, пока теплое дыхание щекочет затылок. Сиэль вытягивается в спине, ощущает за ней теплую грудь Себастьяна, кусает губу и жмурится до бликов. Всё очень странно и неожиданно. Но к неожиданности, он не испытывает ни капли отвращения. Наоборот, сильные пальцы ощущаются слишком хорошо нежными поглаживаниями по члену.       — Леди Элизабет уже касалась вас вот так, милорд? — неожиданно спрашивает Себастьян после минуты затишья.       — Н-не смей говорить о Лиззи сейчас! — теряется юноша, заикаясь от глупости и неприличия вопроса.       — Вы так засмущались, — заинтересованно произносит Себастьян, наклоняя голову вперёд, — Мне расценивать ваш ответ, как «нет»? В целом, я не припомню, чтобы ощущал запах похоти после ваших встреч. Значит, вас впервые кто-то касается там? И проводит ладонью уже по всей длине, смыкая пальцы вместе.       — Сволочь…       — Что ж, тогда полагаю, что я должен быть с вами более нежным, — не обращая внимание на привычное слово, слетевшее с этих прекрасных губ, демон усиливает крепкую хватку. Большой палец очерчивает багровую головку, размазывает выступившую капельку под глухой вскрик, — чтобы ваше юное тело не сломалось по случайности.       Ноги подгибаются, глаза слезятся, а грудь ходуном шатается. Всё так непривычно. Теплая ладонь, разносящая волны удовольствия по всему телу, горячее дыхание в шею, ощущаемый интерес в голосе демона. Другая рука, легшая на острое бедро, впиваясь пальцами в плоть и поддерживая от падения. Прижимающий к себе Себастьян, ведущий его к самому краю, но не дающий полностью упасть. Чертовщина. Абсолютная.       — Боюсь спросить… — подаёт тихий голос Сиэль, рукой хватаясь за стол. Расфокусированный взгляд пытается собраться на книжном шкафу.       — Да, милорд? — Себастьян сбавляет скорость, медленно проводя уже влажной ладонью по стволу, оттягивает крайнюю плоть, скользит вниз, ощущая венки.       — Неужели учителя так же заботились о своих учениках?       Демон снисходительно усмехается. Если бы его господин не был настолько расплавленным простыми прикосновениями к его члену, его голос мог звучать более едко. Сейчас же звучал действительно как искренний интерес.       — Нет, юный господин, — Сиэль не успевает облегчённо вздохнуть, как Себастьян наклоняется ближе к нему, неторопливо пробираясь рукой с бедра на ягодицы, — но бывали случаи. Некоторые учителя получали от этого сексуальное удовольствие. Иногда даже сами юноши выходили с однозначным бугорком в штанах.       — Хочешь, чтобы я тебе поверил? — шипит Сиэль, справившись с ощущением тепла ладони на другой части тела.       — Вам придется, если вы не хотите ещё долго думать о том, какой вы маленький извращённый мальчишка, который возбудился от указки своего учителя.       Себастьян смакует на языке предчувствие этого злого «Ублюдок!..», облизывается голодным зверем, чувствуя всё смущение юноши в его трепещущем теле. Собственный член в брюках наливается кровью, возбуждение все больше скапливается жаром в груди. Только подумать о том, что это прекрасное тело сейчас дрожит в его руках, такой открытый и податливый…       — Это отвратительно. Тихо звучащий голос выводит из транса.       — Содомия, милорд? — мягко интересуется.       — Я про пристрастия учителей и их сомнительные удовольствия, но… это тоже… странно.       Сиэль знал, что с этим демоном надо быть аккуратным, всегда быть настороже. Даже если и сам граф не видел в такой любви ничего противозаконного и отвратительного, — хотя все равно считал это, как и другие формы и проявления любви, нечто странным, — то Себастьян, располагая такой информацией, мог использовать её против него. В любом виде. Простые едкие комментарии или дразнения. Всё что угодно.       — В древней Греции и Риме отношение к сексу между мужчинами было весьма отличающимся от нынешнего, — безэмоционально декларирует демон, продолжая неторопливые движения рукой на члене. Пальцы второй руки ласково поглаживают ранки на ягодицах.       — Хватит уже лекций, Себастьян! У нас не урок всего на свете, — голос едва дрожит, и демон внутренне ликует.       — Правда не хотите узнать? Это было бы хорошим дополнением к вашим уже имеющимся знаниям. Современная Англия не разрешает говорить и преподавать о таком. Что уже говорит об их недальновидности и ограниченности.       Юноша пропускает тот момент, когда, видимо, соглашается на очередной рассказ, забываясь в теплоте демона, и тот начинает свой рассказ.       — Во времена Древней Греции и классической античности были распространены однополые сексуальные отношения, известные как педерастия, между взрослыми мужчинами и мальчиками подросткового возраста, — Себастьян задевает ногтем чувствительную головку, надавливая, и граф выдыхает сквозь зубы, рукой неосознанно тянется к запястью демона, — в подобных отношениях кроме сексуального аспекта важную роль также играли педагогический и социальный. Проще говоря, старший партнёр обязывался заботиться и предоставлять воспитание младшему любовнику. Кроме этого, мужская любовь считалась «высшей». Можете предположить, почему было такое мнение, молодой господин?       Сиэль, прикрывший глаза и чуть ли не откинувшийся спиной на грудь демона, разнеженный глубоким голосом и неторопливыми движениями, промаргивается, пытается выровнять голос, перед тем как ответить.       — Может… Я не уверен, это было бы слишком глупо, но может из-за отношения к женщинам в то время?       — Вы абсолютно правы, милорд, — хвалит Себастьян с искренней улыбкой, убирая руку с бедра и пирикасась пальцами к щеке господина, будто в поощряющем жесте, — видите ли, женщина в Древней Греции считалась низшим существом, способным только к телесным отношениям. Поэтому представление педерастии как о высшей форме любви было обусловлено мнением, что духовные отношения стояли на голову выше телесных, и что только существо мужского пола могло дать другому такому же существу интеллектуальные и духовные ценности.       Сиэль не собирался как-либо реагировать на лекцию. Он лишь прислушивался к бархатному, хрипловатому голосу; словам, проникающим словно в саму черепную коробку, заползающим в самые потайные закоулки разума. Он млел под умелыми пальцами демона, откинув мысли о неправильность и унизительности. Было правда хорошо.       — Другим занимательным фактом являлось то, что древние греки обращали внимание вовсе не на пол теоретические желанного субъекта, а на роли, которые каждый участник играл в половом акте, активную или пассивную. Такое разграничение соответствовало доминирующим и подчинённым ролям в обществе: активная, то есть проникающая, роль была связана с маскулинностью, высшим социальным статусом, взрослой жизнью. Тогда как пассивная роль была противоположностью: женственность, низкий социальный статус, юность. Пассивную как раз чаще всего занимали женщины, юноши и чужеземцы.       Рука демона переместилась с щеки ниже по шее, чуть надавливая на нее ногтем, потянула за завязанный у воротничка бант, ослабляя его. Пальцами проскользнула по верхним пуговицам, вытянув их из петелек. Теперь нежная кожа не была скрыта ненужной тканью, и Себастьян смог провести ладонью по груди, вниз по животу и снова вверх лёгкой щекоткой. Сиэль тихим стоном отвечает на прикосновения, откидывая голову на плечо демона. Этот звук отдается волнующим трепетом в тесных черных брюках. Из собственной груди чуть ли не вырвался рык. Хочется сильнее прижаться, сжать хрупкое, — ах, все ещё такое хрупкое и невинное в свои 16 лет, — тело в руках, оставить следы пальцев на мягкой коже. Пока рано. Нельзя спугнуть мальчишку.       — Продолжая тему воспитания, — хитро сказал Себастьян, восстановив контроль над телом. Сиэль чуть напрягся, — отношения между наставником и учеником являлись обыденностью. Часто использовались для передачи высоких ценностей в аристократических товариществах, для обучения младшего партнёра и присмотра за ним. Довольно любопытно, правда?       Себастьян плотоядно улыбается, прикусывая бархатную мочку уха, ускоряет темп рукой. Безжалостно ласкает юношу, переводя внимание на поджавшиеся яички, перекатывает их в руке и движется ниже по шву, специально царапая ногтями. Юноша уже громче вздыхает, чуть ли не всхлипывает очаровательно и рефлекторно пытается свести колени от непривычной стимуляции. Рука Себастьяна оказывается зажата между худеньких бёдер, нежных, чувствительных и дрожащих. Он ведёт ниже, добираясь до места между аккуратной дырочкой и яичками, давит двумя пальцами и слышит. Он наконец-то слышит сладкий стон, переходящий в умоляющий всхлип, частые порывистые вздохи и сорвавшееся с медовых губ тихое «Себастьян». Прелестное создание. Оно изо всех сил цепляется за край стола и чужую руку, стараясь удержаться и не упасть на дрогнувших ногах. Себастьян облизывается и пальцами находит затвердевшие соски. Лёгкое поглаживание, давление, протяжный стон господина и Себастьян сжимает бутон между большим и указательным, сразу же после подхватывая ослабевшее тело, спасая от падения.       — Так устали, господин? — мягко спрашивает демон, разворачивая юношу к себе лицом и поднимая на стол, придерживая за поясницу и бёдра. Взору открывается румяное личико с мокрыми глазами. Капельки слёз ещё остались на темных ресницах, и Себастьян не отказывает себе в удовольствии смахнуть их тыльной стороной пальца, — Тише, все хорошо. Вы молодец. Мы почти закончили.       — Больно, — тихо признается Сиэль, хмуря брови и морщась.       И дьявол бы побрал Себастьяна. То, как он в миг серьезнеет и обеспокоенно вглядывается в лицо господина.       — Где больно, милорд?       — Сидеть. Ах. Вот оно что. Он совсем забыл про это.       — Прошу простить меня, господин. Совсем вылетело из головы, — в голосе слышно раскаяние. Он чуть преклоняет голову, — я могу предложить вам…       — Нет. Просто… Закончи уже начатое.       Неожиданно. Очень. Но Себастьян слушается, возвращая на губы ликующую улыбку, а руки на колени юноши, раздвигая их по сторонам от своих бёдер. Встаёт между ними и легонько толкает грудь господина, чтобы тот опустился на стол. Прекрасная картина. Он ловит неожиданно отведённый взгляд яркого сапфира, когда тот зацепился за свои бледные ноги. Отведённый в смущении. Очаровательно.       — Многие поэты античности посвящали свои эпиграммы юным душам своих возлюбленных, — продолжает рассказ Себастьян, следя за вздымающейся грудью, — например, Платон писал следующее:       «Душу свою на губах я почувствовал, друга целуя: Бедная, верно, пришла, чтоб перелиться в него».       Рука возобновляет неторопливые, уверенные движения по члену. Граф выгибается, смыкая ноги на бедрах демона, пока он наклоняет к нему голову. Горячее влажное дыхание оседает на пунцовой щеке, а сладкая речь льется сквозь толщу воды в ушах:       — Или Стратон из Сард:       «Мальчик прелестный, своим ты мне именем сладостен тоже, Очарователь — Минск; как же тебя не любить?! Ты и красив, я Кипридой клянусь, красив совершенно. Если ж суров, — то Эрот горечь мешает и мёд».       Прекрасное создание, прекрасный мальчик выгибается до хруста и мягкого стона, когда пальцы вновь оказываются ниже мошонки. Гладят, давят, на секунду оказываются около аккуратной дырочки, прикасаясь к краям быстрым движением, и вновь ласкают член. С искусанных губ слетают сбивчивые, застенчивые поскуливания, и Сиэля все больше бьёт крупная дрожь.       — Интересный факт, — смешок, — Эротические сцены с мужчинами и мальчиками в искусстве были редки. Если половой акт с женщиной был изображён в мельчайших подробностях, то мужчину с мальчиком художник изображал скудно, иногда лишь как старший ласкает гениталии любовника.       Отдельным удовольствием стало наблюдать за секундным непониманием на красивом лице, перетекающим в раздраженно сведённые брови и звонкое цоканье.       — Ты на что-то намекаешь, сволочь?       И, о, как же прекрасен этот недовольный и сердитый тон даже в момент слабости. Даже когда через слово он пропускает вздох, а тон становится на порядок выше.       — Совершенно нет, мой юный лорд, — улыбка скользит по губам, — лишь говорю прямо.       Сиэль брыкается, начинает уже подготовленную тираду, но слова замирают в глотке, когда новая волна удовольствия пронзает позвоночник.       — Другое интересное наблюдение заключается в отношении Сократа к этому. Он воспевает духовную любовь, показывая все её прелести перед телесной.       Будто оспаривая это, Себастьян твёрже обхватывает член юноши, совершая ещё более дикие движения под непрекращающийся шепот чуть ли не в его губы. «Себастьян, Себастьян, Себастьян…».       Сиэль ходит по лезвию. Так умело. Так грациозно. Если бы терпение демона не было таким безграничным после шести лет выкрутасов этого мелкого негодника, то сдержаться после такого было бы на редкость тяжело.       — Так ответьте же мне на вопрос, мой маленький лорд, — губы смыкаются на тонкой шее, зубы царапают кожу. Пальцы юноши вцепляются в волосы на затылке Себастьяна, он тянет его на себя. Всё ближе, — так ли хороша лишь духовная любовь? В чём ей уступает телесная? Секунда.       В ушах стоит протяжный стон господина. Собственное имя на прелестных губах, слетевшее хрипло и жаждуще. Всхлип. А в руках обмякшее тело. Себастьян закусывает свою губу, рассекая её клыком. Вкус крови немного отрезвляет. Надо же, он кончил от такой мелочи, как звук.       Ладонь совершает последние движения, проводя юношу через его пик наслаждения под восхитительные тонкие хныки, позволяя ему полностью забыться на это сладкое мгновение. Мгновение маленькой смерти. Пф. Демон фыркает пренебрежительным смешком.       — Юный господин, вы знаете про термин «маленькая смерть» в французском языке? — к удивлению Себастьяна, Сиэль даже не пытается остановить его от очередного факта. Он, кажется, вообще отключился от реальности, загнанно дыша и пытаясь прийти в норму, — La petite mort. Так называют кратковременную потерю сознания. С недавнего времени французы такой занимательной фразой именуют состояние после оргазма.       Сиэль молчит. Дыхание приходит в норму, он уже не так сильно дрожит, руки не цепляются отчаянно за плечи Себастьяна. Бёдра всё ещё вокруг его талии.       — Милорд, как вам ощущение маленькой смерти? Как думаете, есть ли между ней и «большой» смертью какая-то разница?       — Слишком много вопросов, — бурчит юноша, рукой откидывая влажную чёлку, не впечатленный озорством дворецкого, — и слишком много лекций. Ты решил сегодня выложить мне все свои исторические сведения? Думаешь, я их запомню?       Демон улыбается. Выпрямляясь, он ещё раз окидывает довольным прищуром графа и вытирает липкую руку о вытянутый из кармана платок. Забирает со стола перчатки и снова становится идеальным дворецким. Почти. Расползающаяся влага в брюках мешает этому. Но это пустяки по сравнению с тем, из-за чего это произошло.       — Я искренне лелею надежду на это.       Минуты, пока Себастьян стирает тканью упавшие на живот капельки спермы, расправляет беспардонно скинутые бриджи — тц, этот паршивец так и не удосужился научиться аккуратности — и помогает господину одеться, проходят в уютной тишине. Нога в синем гольфике плавно скользит между штанинами, поддерживаемая рукой дворецкого. Вежливая просьба привстать, чтобы натянуть бриджи на стройные бёдра, при этом стараясь меньше задевать пострадавшие ягодицы.       — Вы столь тихи. Может, есть какие-то вопросы? — спрашивает Себастьян, застегнув последнюю пуговичку.       — Нет.       — Все понятно? — он поднимает взгляд на безмятежного юношу.       — Да. Ответ, конечно, красноречив. Впрочем, ничего необычного.       — Отлично. Тогда я задам вам вопрос. Каково ваше отношение к теме однополой любви в Греции в античные времена и как вы в целом понимаете её функции и роль? — рука тянется к развязавшемуся банту у воротничка.       Несколько секунд голоса не слышно, Себастьян замечает задумчивое выражение на лице господина.       — После всего сказанного тобой я мог бы сделать вывод, что то время было и правда прекрасным, что все были довольны. Я не могу не согласиться с их… мнениями о том, что, ну, грубо говоря власть, сила и положение в обществе решают всё. Я с этим согласен. С чем я не согласен, так это с тем, что там всё было так идеально. Не может быть такого общества без грязи и пороков. Что-то там было отвратительное, как и в нашем мире сейчас. И… — Сиэль чуть закусывает губу, думая, надо ли продолжать, — возможно это прозвучит по-детски, но такие отношения взрослого мужчины с мальчиком двенадцати лет описываются очень… неприятно. Неправильно. Да, это было неправильно. Вероятно, раз это было другое время, то и нормы с ценностями были другие. Но сейчас мне, англичанину 19 века, слышать о такой странице истории человечества очень противно, — он морщится, но голос остаётся непоколебимым и уверенным, — Когда ты рассказывал про отношения «наставник и ученик» я вспомнил твои слова про… странное удовольствие директоров школ во время порки. И всё встало на свои места. Раз тогда это считалось за норму, то, наверное, некоторые люди и думают, что это норма. Интересно, они вообще знают об этом…       К концу монолога, граф отводит взгляд в сторону, смотря мимо полок с книгами, раздумывает и решает что-то в своей голове.       Себастьян, внимательно прослушав мнение юноши, хмыкает удовлетворительно, его глаза поблескивают в свете огня.       — Вы мыслите очень разумно, господин. Ваши слова полны заинтересованности и подкреплены фактами, а не только вашими мнениям. Мне нравится ваш ответ. Очень нравится, — кивает Себастьян, — Но, полагаю, это был мой просчет, поэтому это ни в коем случае не упрёк, а лишь констатация факта. Было множество оговорок по поводу отношений наставников со своими учениками и в принципе любви, о которой я вам рассказал. Я не включил все эти оговорки в свой рассказ, потому что посчитал не столь существенными для понимания вопроса. Однако сейчас я понимаю, что ошибся. В следующий раз я расскажу подробнее про эту тему и мы рассмотрим её уже с другой стороны.       Себастьян кланяется, как подобает дворецкому. Сиэль качает ногой, перекинутой через другую, лениво смотря за демоном.       — Хмпф, ты так уверен, что я захочу снова слушать про все это? Изначально урок был даже не по истории, — произносит он, а Себастьян вновь слышит жгучие нотки высокомерия в его голосе. Всегда и при любых обстоятельствах он останется прежним. Восхитительно.       — Уверен, это пойдет вам на пользу, юный господин. Мне показалось, вы заинтересовались данной темой, — улыбается.       — Как знать.       Сиэль спрыгивает со стола, покачнувшись слегка. Демон успевает только выставить руку к тонкой талии, чтобы уберечь от жёсткого пола, как на него уже направили предупредительный острый взгляд, небрежно махнув рукой. Мягкий выдох.       — Прошу, господин, поднимайтесь в свою комнату. Я приду через пару минут с медикаментами.       — Неужели раны мне будешь зализывать, как пёс? — бросает резко граф, направляясь к двери. Пытается держаться ровно. Но цепкий взгляд замечает еле заметную хромоту. Ах.       Бровь нервно заламывается вниз, на губах все та же уступчивая улыбка. Вот бы заткнуть этот поганый рот.       — Я обязан позаботиться о вас должным образом, милорд.       И Сиэль просто выходит за пределы библиотеки, ни слова больше не сказав. Ни да ни нет. Себастьян знает, что найдет своего милорда в его комнате. Максимум в кабинете. Однако…       — Этот…       На языке крутятся миллиарды ругательств, заманчиво предлагая вырваться. Губы плотно прижаты к друг другу.       Себастьян шумно выдыхает. Окидывает быстрым взглядом пространство библиотеки, чтобы ничего не осталось, и выходит. Не произносит ни слова. Что ж, раз господин иногда молчит, то ему, возможно, стоит у него поучиться.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.