Сокол мой, стрелою несись,
Вон она, твоя родная высь.
На меня, бескрылого, не злись,
Лишь со мною небом поделись.
Хмельная Ворга «Сокол»
В по-зимнему серо-белом небе завывают потерявшиеся среди горных пиков стылые ветра, задувают даже под множество слоёв одежд, шутя, сбрасывают тяжёлые снеговые шапки с крыш. Слабое, немощное солнце едва светит из своей недоступной простым смертным вышины, с натугой пропихивает свои лучи сквозь плотные клубы наполненных стылой водой туч. В Гусу стоит морозная, белоснежная зима. Сугробы хрустят под ногами, подлые, обманчиво надёжные и крепкие до тех пор, пока неудачливый адепт не провалится в них по самый пояс, деревья клонят нагруженные ветви к земле, даже мудрые звонкие водопады — и те уснули, замолчали под гнётом холодов. Лань Ванцзи сидит на веранде цзинши, не боясь простудиться, и попивает давным-давно остывший чай — кажется, ещё несколько минут, и это будет уже не чай, а вмёрзшая в чашку льдинка. Но Ханьгуан-цзюню некогда об этом думать. Под самыми облаками, носясь наперегонки с ветром и друг другом, кружат вокруг пиков Гусу две огромные птицы: сверкающий жаром вместо солнца феникс и огромный белоснежный ворон. Перья первого пылают сами по себе, второго — переливаются кристальной белизной в отблесках этого огня. С земли лишь иногда слышно их весёлые крики, радостный песенный клёкот феникса и звонкое карканье ворона. Лань Ванцзи сидит и смотрит, не имея сил оторвать взгляд от мужа и сына. Как они прекрасны, такие свободные от всего, будто необузданный ветер, как очаровательны в своём диковатом веселье. Лань Цижэнь, изначально пивший чай с племянником, ушёл, стоило этим двоим подняться в небеса. Он не мог смотреть на их игрища, сколько бы лет ни прошло, в нём верность правилам боролась с беспокойством за крылатых родственников — и то, и другое было против таких полётов. А двое, отец и сын, парят в небесной вышине, обуздав, покорив ветра, положив на потоки могучие крылья, доверив себя полностью, до самых крохотных пёрышек. И знают оба, что ветер не предаст, не швырнёт о скалы, не уронит наземь. Ветер — он вечен, не то, что люская совесть и честь. Ветер неколебим, это он тревожит всё, до чего докоснётся, не наоборот. Ветру Лань Ванцзи не доверяет, в отличие от своей семьи. Ветер не отбил стрелу, пущенную в Вэй Ина много лет назад, ветер не сберёг его от падения в бездну Луаньцзан, пусть падение это и обернулось в итоге высвобождением кровной силы феникса. Ветер переменчив, как ему охота, так он и дует, никого не слушает, ни с кем не советуется. Пожалуй, обладай Лань Ванцзи с рождения кровью феникса, он бы летал сейчас вместе с семьёй под самыми облаками, ласкал их крыльями, носился с ветерком наперегонки. Но он рождён человеком, бескрылым, ограниченным, почти узколобым. Его удел — даже обладая крыльями, так великодушно подаренными возлюбленным, смиренно топать землю и перед небесами испытывать первобытный трепет. Вэй Ин поделился с ним небом, а он не может даже полетать с ним на перегонки, отдаваясь глупой в своей простоте и одновременно с этим чарующей забаве. Феникс, снизившись, пролетает над самой его головой, хлопает по воздуху крылом, заставляя вздрогнуть от резкого звука у самого уха, дёргает за лобную ленту, успевая развязать узел и унести её с собой прочь, в вышину, в заоблачную даль, туда, куда простым смертным дорога закрыта. Кричит, хохоча, ворон под самым солнцем, прокатывается по простым человеческим венам жар. — Меньше думай, милый! — звучит задорный голос в голове, и сожалений о собственной ограниченности вдруг не остаётся совсем. — Ты вовсе не бескрыл! Чашка, давно оставшаяся без внимания, наконец покидает пальцы и опускается на стол, звякнув пустившимися по кромке чая льдинками. Лань Ванцзи встаёт на ноги, отходит от стола, приближаясь к самому краю деревянного настила, и расправляет руки, разводит их в стороны, точно крылья. Один взмах белыми рукавами — по ткани ползут чудные узоры в виде перьев, переливаются на свету сияющим крошевом. Второй взмах — и в небесную высь взмывает огромный лебедь, раскладывает по воздушным порывам могучие крылья, отдаваясь ветру. Забываются тревоги и сомнения, остаются позади правила, догмы и запреты. Небо приветливо встречает его, солнце ласкает лучами белоснежные перья, а ветер шепчет, обещает, клянётся, что никогда не подведёт его семью, что никогда не оставит их без своей помощи, что всегда будет рядом, готовый укрыть, подхватить, увести от беды. И, чувствуя его упругие надёжные потоки, Лань Ванцзи верит и летит вслед за возлюбленным, не сомневаясь уже ни в чём.