You're a Mean One, Mr. Kang

День X наконец настал, принеся Ёсану целый вагон забот. Мало было того, что Уён бегал по всей квартире, как ошпаренный, и хлестал их с Саном кухонным полотенцем за то, что нарезка не очень аккуратная, а гусь украшен не по фэншую. Кан морально готовился к такому перформансу, потому в его чашку чая уже с утра порционно примешивался коньяк. Он и с Саном думал поделиться, но выдержка у того была хуже, чем у восьмиклассницы: один глоток — и тот отлетал в космос, положив конец любой конспирации. Юнхо было сказано прийти пораньше, чтобы тоже помочь по мелочи с закусками и украшением, но судя по тому, что в гостиной не осталось ни одного квадратного сантиметра, не заставленного, завешенного или заклеенного какой-то рождественской ерундой, а стол буквально ломился от яств, у Уёна были свои хитрожопые планы на них двоих. Это лишь подтвердилось, стоило Юнхо появиться на пороге с бутылкой шампанского. Ёсан стоял, как неприкаянный, не зная, куда себя деть, но Чона в этой ситуации, кажется, ничего не смущало. Он привычно улыбнулся, отставляя бутылку на пол и делая шаг навстречу, а с учётом того, что стояли они в узком коридоре, дистанция между ними резко сократилась до пары сантиметров, и теперь Ёсану пришлось слегка задрать голову, чтобы заглянуть парню в глаза. Юнхо, пользуясь разницей в росте, навис сверху, прижимая к стене, и подался вперёд, так что Кан закрыл глаза и ждал поцелуя, но его не последовало. — У тебя блестки на лбу, — заметил Чон, тут же смахивая их с лица. Ёсан распахнул глаза, чувствуя себя наивной девчонкой из дорамы. — Ой, да иди ты. Он оттолкнул Юнхо, теперь уже не сдерживающего смеха, и направился было на кухню, как его притянули к себе. Целоваться с парнем было до одури приятно. Он был в меру настойчив, а не лез языком в глотку, как былые Кановы ухажёры, давал задать темп и заботливо придерживал за шею, ненавязчиво массируя затылок. Ёсан едва мог устоять на подкашивающихся ногах, и чужая поддержка была очень кстати. — Под омелой принято целоваться, — сказал парень, разрывая поцелуй и указывая на веник, подвешенный над косяком. Чужие слова походили на оправдание так же, как Кан на любителя праздников, и он не мог не улыбнуться. — Тогда готовься, — хмыкнул Ёсан, утаскивая Юнхо в глубь квартиры. — Уён все комнаты ей обвешал. Помыв руки и закончив с мелкими приготовлениями, они устроились в гостиной — и тут наступил момент неловкости. Сидя с Чоном на разных концах дивана, Ёсан пытался понять, что делать дальше. Прижаться ближе или строить недотрогу? Взять за руку или дождаться, когда это сделает парень? Сейчас им по-прежнему надо было играть на публику, да и Юнхо дал понять, что всё это время был вполне себе искренен в симпатии, только вот что-то мешало Ёсану ответить ему такой же безоговорочной взаимностью. — Чего как неродные? — Уён вклинился между ними, громко ухнув при приземлении и чуть не уронив на себя миску с салатом. — Телек бы хоть включили. От желания послать друга далеко и надолго сдерживало лишь присутствие Юнхо и тот факт, что Уён быстро просёк, что запахло жареным и свалил на кухню, посетовав, что забыл приборы. Ёсан решил воспользоваться заминкой и перейти к действиям, правда, всё не знал, как именно. Он бросил вопросительный взгляд на Юнхо, и тому не нужно было ничего объяснять. Кан придвинулся ближе, устраиваясь под боком. Усаны наконец изволили явиться с кухни, радостно милуясь — и Ёсану впервые не хотелось возмущаться на их телячьи нежности. Чего уж греха таить, он сейчас со стороны выглядел так же слащаво, о чём, впрочем, ни капли не жалел. Юнхо грел не хуже миниатюрной печки, и Кану хотелось раствориться в этом тепле целиком и полностью. — Не, ну ты глянь! — воскликнул Уён, очень правдоподобно пародируя Мунковского Крика, и наставил палочку для еды на манер клинка. — Кто ты такой и что сделал с настоящим Кан Ёсаном? Вступи со мной в честный поединок и покажи свою истинную сущность. Ёсан закатил глаза, в который раз жалея о том, что мир капитализма сделал из его любимой саги праздничную дойную корову. — Щас как жахну Круцио, — хмыкнул он, включаясь в игру и хватая со стола палочку, — и буде­шь знать. Уён встал в воинственную позу фехтовальщика, но явно не волшебника, и неясно, чем бы кончился этот спор, если бы в него не вмешался Юнхо. — Так, никаких непростительных заклинаний в Рождество, — парень опустил руку Ёсана и заговорщически подмигнул Сану. — Только любовь… — И голуби, — тот зычно ухнул — и в потолок полетела пробка от шампанского. Дружно прочитав молитву даже несмотря на то, что никто из собравшихся за столом не верил в бога, они принялись за праздничный ужин. Уён всё ныл, что ужин не ужин без рождественского фильма на фоне, но Кану удалось его заспорить — и в итоге сошлись на просмотре рождественского фестиваля KBS Gayo . В какой-то момент Ёсан поймал себя на мысли, что лицо устало от улыбки, а живот болел не только от обильной трапезы, но и смеха. И самым страшным было то, что ничего этого не случилось бы без Юнхо. Кан бы так и просидел весь вечер у себя комнате, заедая злость сворованными со стола тарталетками, завистливо слушал, как в гостиной веселились друзья, и выполз бы только для свершения пранков, которые приносили лишь иллюзорную радость. Сейчас же он был действительно счастлив, с тихим ужасом осознавая, насколько сильно прикипел душой к Юнхо за это время, уже совсем не понарошку, а всерьёз и по уши. Чужое признание в ресторане заставило его посмотреть на их взаимоотношения под другим углом, а их нынешняя близость… Ёсан давно не испытывал чего-то подобного. Он терпеть не мог все эти стереотипы о бабочках в животе и фейерверках чувств, но по отношению к парню и правда испытывал нечто подобное. Стоило только увидеть улыбку и почувствовать тепло и тяжесть его ладони, как сердце начинало трепетать, как чёртова птица в клетке, и когда Ёсан перестал сваливать это на тахикардию, жить стало куда проще. Вернее, с точностью до наоборот. Он, мать вашу, влюбился! В человека, которого собрался бессовестно использовать в своих корыстных целях. — Хей, что-то не так? — Чон, видимо, обладал какого-то рода сверхспособностью читать мысли. А может, Ёсан просто был слишком очевиден. — Всё в норме, — заверил тот, теребя в руках край рубашки, и прижался ближе. В изгибе чужой шеи было куда проще скрыть растерянность. Пока всё шло по плану, но это почему-то не радовало, а лишь омрачило настроение. — Просто… да неважно. Сказать правду он так и не осмелился, точно не сейчас, когда вокруг царило праздничное веселье, которое вот-вот должно было подойти к концу его стараниями. — Ой, Сан-и, я совсем забыл купить… горошек, — Уён, бросив многозначительный взгляд на сжавшегося в объятьях Юнхо друга, встал с места и потянул своего парня в сторону коридора. — Надеюсь, удастся его найти. Вы тут не скучайте, если мы вдруг задержимся. А мы наверняка задержимся. Ёсан очень сильно пожалел, что фейспалмом нельзя пробить себе лицо, потому что это было бы очень кстати: намёк друга был настолько тончайшим, что в комнате повисла мёртвая тишина, которую нарушал лишь тихий гул улицы. Когда Усаны стихийно собрались и захлопнули дверь с другой стороны, Кан запрокинул голову назад и пару раз стукнулся затылком о спинку дивана чисто для профилактики. — Вот именно поэтому я ненавижу Рождество с Уёном, — пробурчал он, отрываясь от своего увлекательного занятия и переводя внимание на Юнхо. Тот посмотрел на Ёсана взглядом, который Сан очень точно охарактеризовал фразой «глаза-сердечки», и Кан тихо сглотнул. И этого человека он сейчас должен был предать? Да для этого нужно быть просто чудовищем, не иначе. — Чем займёмся? — поинтересовался Кан в попытке отогнать самодеструктивные мысли. — Предложил бы скоротать время какой-нибудь комедией, — сказал Юнхо, обвивая рукой талию, — но учитывая твою любовь к рождественским фильмам… — Только не говори Уёну, — Ёсан наклонился к самому уху парня и перешёл на шёпот, — но я обожаю пересматривать «Гринча». Чон сделал серьёзное лицо, понимая всю ответственность возложенной на него тайны, и так же тихо ответил: — Значит, «Гринч»? Смотреть фильм с Юнхо оказалось ещё приятней, чем в одиночку. Они вместе смеялись с шуток, передразнивали персонажей, таская со стола закуски и распивая сваренный на скорую руку глинтвейн. Ёсан давно не чувствовал себя так легко и комфортно рядом с кем-то, и только то, что этому празднику суждено было скоро закончится, омрачало его душу. Телефон завибрировал где-то под боком. Бросив короткий взгляд на экран, Кан поджал губы: это был сигнал к началу действий. Он отложил гаджет на стол и прижался ближе к Юнхо, ненавязчиво перемещая ладонь на его бедро. Чон, видимо, не ждал такого поворота событий, и напрягся всем телом, стоило касаниям стать смелее. — Если ты хочешь, чтобы мы досмотрели до конца… — заметил он, отставляя пустые чашки на пол, и Ёсан воспринял это, как призыв к действию: оседлал чужие колени, схватил пульт и выключил телевизор. — Не очень-то, если честно, — отбросив пульт куда-то в складки дивана, он прижался плотнее и припал к губам Юнхо, затягивая в страстный поцелуй. Тот, не готовый к подобному напору, ответил не сразу, но, всё же включившись, устроил ладони на ягодицах Кана и подался вперёд, не оставляя между ними ни миллиметра. Ёсан плавился под чужими прикосновениями, но что есть силы старался мыслить здраво: у него был план — и он должен был его придерживаться. Он разорвал поцелуй, пытаясь восстановить дыхание, и стоило губам Юнхо коснуться его шеи, тихо простонал. Касания были почти невесомыми, и их было мало. — Мне нравятся засосы, — признался он, зарываясь пальцами в волосы Чона, притягивая ещё ближе. Тот на секунду оторвался, чтобы посмотреть Ёсану в глаза в поиске дополнительного подтверждения этих слов, и принялся терзать шею, но не хищно, а по-своему нежно и трепетно. «Крышесносно!» — крутилось в голове на повторе, и Кана вело от слегка болезненных ощущений, которые Юнхо тут же перекрывал поцелуями. Нужно было двигаться дальше. Он принялся расстёгивать пуговицы собственной рубашки, сгорая от нетерпения и немного — от страха. Чон, приметив чужие действия, вызвался помочь — и через пару секунд рубашка валялась на полу. — Что это? — воскликнул Юнхо, и Ёсан едва сдержал желание во всём признаться. — Расчесал немного. Ничего страшного. На «немного» совсем не походило: он с самозабвенностью больного художника сегодня расцарапывал себя ногтями, тёр жёсткой мочалкой и кислотным раствором. Травмированная кожа зудела до сих пор, но оно явно стоило предстоящего представления. Юнхо, однако, вовсе не был впечатлён зрелищем. Он снял Ёсана с колен, уложил спиной на диван и прошёлся пальцами по одной из царапин. — Больно? — поинтересовался парень, глядя с таким отчаянием, будто мог чувствовать чужую боль сам. — Неприятно, только и всего. Кан старался не смотреть на Юнхо, потому что это было выше его сил. Ему казалось, что тот готов был расплакаться при виде всей той привязанности и заботы, которыми сейчас Чон буквально фонтанировал. И, когда Юнхо навис над ним и принялся целовать раны, уже не смог сдержаться. К чёрту всё это! К чёрту план! К чёрту сорванный праздник! Он не сможет так поступить с Чоном! Просто не сможет! — Прости, — прошептал Ёсан и прикрыл глаза, чувствуя себя самым гадким человеком на земле. Одинокая слеза скатилась по его щеке, щипая кожу, и за ней покатились ещё и ещё. — За что? Было глупо идти на попятную, нужно было срочно повиниться и, возможно, тогда у него был бы шанс всё исправить. Ёсан сел, обняв себя за ноги и пытаясь скрыть за ними позорные царапины. — За то, что хотел использовать тебя, — слова давались с трудом, липли к языку, не желая сходить с губ, но Кан сделал над собой усилие, распахнул глаза и посмотрел прямо на Юнхо, словно так хотел доказать искренность своих слов. — Я совсем заигрался в желании испортить другим праздник, что даже не сразу понял, насколько больно могу сделать людям, которые мне небезразличны. Я ведь только сейчас осознал это. То, что когда ты был рядом, я даже не думал о том, как ненавижу всю эту мишуру и вычурность. Мне было так удивительно легко и комфортно эти пару недель, что я толком не понимал, было ли это понарошку или взаправду. Мне правда жаль, что играл на твоих чувствах всё это время. Я полный придурок, Юнхо, и у тебя есть право меня ненавидеть. Закончив речь, Ёсан оценивающе взглянул на Чона. Прочитать его сейчас было сложно: парень был хорош в сокрытии эмоций, когда этого желал. Хотелось поскорее получить ответ, пусть даже если бы он сводился к пожеланию катиться нахер.​ Однако Юнхо не спешил ругаться или устраивать сцену, и это несильно, но воодушевляло, как и тень улыбки, появившейся на чужом лице. — Ты, конечно, придурок, ко­торый чуть не поступил глупо, причинив боль не только другим, но и себе, —​ слушать отпо­ведь Кан хотел меньше всего, только вот он понимал, что засл­ужил, потому покорно терпел, как школьник речь директора. —​ Но то, что ты приз­нал свою вину, делает тебя рефлексирующим придурком. А это уже диагноз, совместимый с жизнью.​ Ёсан понурил голову, но это казалось достаточно обнадёживающим ответом. К тому же, Чон казался человеком отходчивым, и парень верил, что тот будет снисходителен, потому неуверенно спросил: — Так что, ты меня простишь? Юнхо покачал головой, но не так, словно это было отрицательным ответом, а как-то мягко, приблизился и обнял за плечи. — Я уже говорил, что благодаря тебе поверил в рождественское чудо, — заверил он, стирая дорожки от слёз подушечками пальцев. — А чудес без жертв не бывает. Так что, несносный мистер Гринч, я даю вам второй шанс, — парень улыбнулся, теперь уже без стеснения и открыто, и кем был Ёсан, чтобы сопротивляться его очарованию? — И сойдёмся на том, что таким вот селфхармом ты больше не занимаешься. А то надаю по жопе так, что мало не покажется. Ёсан усмехнулся, мысленно благодаря Юнхо за то, что свёл на нет остатки неловкости между ними. Та непринуждённость, с какой он мог внести мир в самый отчаянный хаос, была неиссякаемой, окрашивала в свои краски всё вокруг и заставляла поддаться ей, добровольно и навсегда. — Откуда ты знаешь, может, я такое люблю? — ответил Кан, уже не сдерживая хитрой улыбки. Он переменил позу, делая вид, что разминает затёкшие конечности, а на деле давая Юнхо воспользоваться заминкой, чтобы снова повалить себя на диван. Теперь, кажется, можно было продолжить то, на чём они остановились, без всякого стеснения, но… В замке скрипнул ключ, и коридор зазвенел голосом Уёна: — Парни, там Сан решил слепить хуй из снега. Пошли посмотрим, через сколько аджумма со второго этажа выйдет его отчитывать. Он беспардонно ворвался в гостиную — и увидел ровно то, что увидел. — Я что, насто-о-о-олько не вовремя? — хмыкнул Чон, приваливаясь туловищем к косяку и явно наслаждаясь происходящим. Ёсан мученически вздохнул, достал из-под головы подушку и передал её Юнхо. — Будь так добр, — парень усмехнулся, без труда улавливая мысль, и швырнул подушкой в Уёна. На удивление метко, надо сказать. — Ладно, я понял, — он схватился за голову, явно считая вертолётки после хедшота, и на некрепких ногах направился к выходу. — Вы бы только это, в комнату для приличия переместились. А то я потом не смогу спокойно на диване сидеть. После второй подушки, прилетевшей в затылок, до Уёна окончательно дошёл посыл, и он ушёл, ворча проклятья себе под нос. — Так что, ты говоришь, тебе там нравится? — поинтересовался Юнхо, обхватывая за талию, прижимаясь ближе, и Ёсан подался вперёд, без стеснения улыбаясь прямо в поцелуй. Было сложно это признать, но, может, теперь он больше не ненавидел Рождество. И, может, даже совсем немного, но тоже верил в рождественское чудо.