Тысяча девятьсот восьмидесятые

      Все советские дети любят Новый год, но Вова был более чем уверен, что его младший брат в восторге от этого праздника намного больше, чем все остальные в Союзе. Марат зажигался, как бенгальский огонёк, стоило матери оторвать 30 ноября с кухонного календаря. Ближе к концу месяца всей семьёй (конечно, без Вовы, умотавшего на сборы) Суворовы шли на ёлочный базар и покупали худую ёлку почти под потолок. До самого кануна праздника она стояла на балконе, ожидая своего часа. Потом дня за три до Нового года, когда вечером взрослые приходили с работы, они всей семьёй наряжали ёлку. Вова с отцом распутывали гирлянду, в основном запутывая её ещё больше, пока Диляра не замечала это издевательство над проводами и не брала всё под своё чёткое руководство. Адидас даже удивлялся, как строгий и серьёзный отец размякал и позволял собою командовать. Звёздочку на макушку обычно вешал Марат, как самый младший и самый вдохновленный наступающим праздником. А поскольку в свои двенадцать он едва ли доставал до верхних веток, Вова поднимал брата до нужной высоты. Пока страна и мир вокруг менялись, это оставалось стабильным.       В этот раз всё пошло немного не по плану: родители задерживались на каком-то праздничном мероприятии на отцовской работе, попросив перед этим вытащить ёлку, развернуть и оставить, чтобы ветки опустились в привычное положение. Вова уже собирался вздремнуть до самого вечера, но Марат никак не отставал от него, упрашивая нарядить ёлку. Суворов-старший отнекивался усиленно, а его основным аргументом было дождаться родителей. Сидеть с младшим братом было весело, особенно когда тот пытался стянуть чего-нибудь вкусного из холодильника, а Вова, услышав скрип дверцы, предупредительно кричал ему из комнаты: «не трогай, это на Новый год!». Спустя пару часов их ожидания позвонила Диляра, предупредив, что они задерживаются ещё на какое-то время. Марат, честно подслушивающий их с Вовой разговор, крутил на пальце провод домашнего телефона и упрашивал брата спросить, можно ли им нарядить ёлку самим. — Вот ещё чего, Диляра… — Вова глянул на мелкого и подмигнул ему. — Марат ёлку хочет наряжать, может мы сами тогда? — Ох… Точно, ёлка… — женщина вздохнула на том конце провода. — Я совсем забыла! Наряжайте, конечно. Вов, я тебя только прошу, будьте аккуратнее с игрушками! Он это торжественно пообещал Диляре и положил трубку. Маратик был ужасно рад разрешению.       Ёлку поставили в железную треногу на её обычное место в столовой около стены. Комната тут же наполнилась лёгким хвойным запахом, которым хотелось дышать и дышать. Ёлочные игрушки и прочие украшательства, обернутые в мягкие тряпки, лежали в темно-коричневом кожаном чемодане. С гирляндой было сложнее, чем больше мальчики её распутывали с одной стороны, тем больше перекручиваний возникало с другой, но в итоге провода сдались и распрямились. Игрушек хватило на все более-менее крепкие ветки, а остальные аккуратно обвешивались разноцветной мишурой или «дождиком». Марат с широченной улыбкой до ушей цеплял фигурки на прищепке и вешал разноцветные шарики, пока Вова украшал верхние ветки игрушечными шишками и сосульками. Адидас отвлёкся буквально на секунду, прежде чем услышал характерный звук разбивающегося об ламинат стекла. Он тут же обернулся, увидев Марата, застывшего над серебристыми и красными осколками. Так себе праздник начинался. Вова присел на колени, перебирая всё, что осталось от, как он догадался, фигурки космонавта в красном шлеме. — Может, получится его склеить? — Марат навис сверху, разглядывая серебристые осколочки. — Не, тут даже ракетный клей не поможет… — Вова вздохнул, пересыпая крупные осколки из руки в руку. — Мама расстроится, — Марат искренне хлюпнул носом, сколько ни пытался красоваться перед старшим братом, произошедшее расстроило и его тоже. Адидас прикусил губу и тяжело вздохнул, окидывая взглядом не до конца наряженную ёлку. При том, что игрушек у них хватало, пропажу именно этого космонавта родители точно заметят. Вроде бы была там какая-то давняя история с ним связана, правда сейчас Вова не мог вспомнить, что там было именно. Если бы можно было достать точно такого космонавта взамен битому, но, блин, это нереально, а в канун праздника вообще несбыточно. Вот бы был знакомый фарцовщик, который мог бы достать точно такую же ёлочную игрушку! Отец такого знал, но не хотелось Вове признаваться в их с Маратом косорукости, так что нужно было искать другой выход. Проблема была только в том, что не было никого подходящего на примете. Адидас нервно кашлянул от мысли, которая стремительно прошибла голову. Вообще-то был. Его авторитетное высочество, держатель всея Универсама, сам Кащей, судя по делам, бессмертный. Если кто и мог достать всё, что только есть в Казани, так это он. — Маратка. Смотри, как мы сейчас сделаем… — Вова сгреб в свою ладонь большие осколки, чтоб показать Кащею. — Я пойду сейчас в магазин и поспрашиваю такого же, а ты подмети осколки. И родителям не говори пока. — Не скажу, — энергично закивал Марат. — Слово пацана? — Слово пацана.              Кащея получилось застать очень удобно, пока он ещё не ушёл из качалки домой. Адидас застал мужчину, когда он надевал своё дорогое зимнее пальто. Не зря, значит, летел на всех порах. Суворов провел рукой по замерзшим и покрасневшим щекам и поправил шапку, которая вечно лезла на глаза. — Че пришёл? — Кащей с любопытством обернулся на запыхавшегося супера. — Случилось чего? — Кащей, тут такое дело, — Вова картинно спрятал руки в карманы и вздохнул. — Мы с Мараткой космонавта побили… Случайно, блин, но так жаль, мать его любила сильно. На несколько секунд мужчина замер, хлопая длинными ресницами и осознавая услышанные слова, а потом внезапно разразился смехом. Адидас почувствовал нарастающую злость, от которой пальцы сами в кулаки сжимались — какого хера он угорает, когда случилась такая жопа? — Ну, вы, блядь, даёте! — держась за живот, он попытался отдышаться от внезапного приступа смеха. — Вов, ты где нахуй космонавта нашёл? У нас тут где-то «Голубой огонёк» снимают или че? — А? — Суворов потерялся в разговоре, растерянно застыв. — Погоди… При чём тут это? Кащей вопросительно выгнул бровь на этот вопрос, в его трезвой и курчавой голове суть разговора не укладывалась. Адидас тяжело вздохнул и, запустив руку в карман куртки, что-то начал собирать в ладонь. Кащей лишь с интересом наблюдал за этим действием из-под полуопущенных ресниц, начиная теряться в собственных предположениях о том, что сейчас достанет Вова. Чего он не ожидал, так это кучки разноцветных стеклянных осколков в руке Адидаса. Кащей пригляделся и присвистнул, узнавая в них ёлочную игрушку в типичной форме космонавта. Помнится, у его семьи целый набор таких был. Вот, значит, какого космонавта они побили. Суворов сжал осколки в руках, заметно щурясь от того, что каждый своим остриём впивался в ладонь. — Куда! — нахмурился Кащей и стряхнул осколки с Вовиной ладони в пустую консервную банку, что пепельницей служила. — Порежешься ещё. А мне твои руки ещё ой как нужны! И Универсаму тоже. Адидас проследил путь битой игрушки и тяжело вздохнул, вернув взгляд на мужчину, у которого от раздумий на лбу залегли глубокие морщины. — Я подумал… Ты же всё можешь достать? — Суворов ненавидел жалость, с которой звучал, но ничего не мог поделать. Кащей тоже человек и всё поймёт! — Если б ты мог найти такую же игрушку… — Я могу всё, — философски заключил он в ответ, доставая из кармана пачку сигарет. — Но нужны деньги и время. А самое главное — моё желание. Вова промолчал, не зная, что ему и ответить. Наверняка он выглядел жалобно с этим щенячьим взглядом, которым прожигал Кащея насквозь. От предложенной сигареты Адидас отказался лёгким качанием головы, хотя голова просила дыма для отвлечения от проблемы. Вообще-то курить с Кащеем было душевно, что ли. Суворов помнил несколько разов, когда они дымили в одиночестве, и вкупе с историями, которые травил авторитет, выходило это совсем хорошо. По-простому как-то. — Лан, че я тут хера важного из себя строю, ты ж всё равно не поверишь… — Кащей ухмыльнулся и тут же зажал в губах дымящуюся сигарету, наполняя лёгкие отравой. — Могу пожертвовать своими планами и поискать. Телеграфирую, если че. Это означало, что он либо пришлёт к Вове кого-нибудь из скорлупы, либо сам наберёт на домашний телефон. Адидас тут же громко выдохнул, только сейчас заметив, что затаил дыхание в ожидании слов Кащея. — Может, я с тобой? — предложил Суворов, засунув руки в карман куртки. Указательный палец что-то ощутимо кольнуло, видимо, оставшийся осколок, но Вова не поморщился даже. Он и так уже понял, что дурацкая идея была навалить стекла в карман. — Не, — лениво отказался Кащей, сжимая зубами фильтр. — Я уж как-нить сам. А ты давай домой дуй, у тебя салатики там всякие, мишура. Бросив совершенно искреннее «спасибо, Кащей», Адидас вышел из качалки на морозную улицу и направился домой. Оставалось надеяться на связи мужчины.              Кащей не объявлялся уже два дня, несмотря на то, что на календаре уже краснело 31 декабря. Сборов в предпраздничные дни у группировки не было, и на улице Суворов никак не встречал Кащея. Исправно подбегая к каждому звонку на домашний, Адидас всё надеялся услышать звонкий прокуренный голос, но этого не происходило. Тётка из Челнов, папины друзья, мамины подруги, Турбо с предложением пошакалить висящие на окнах снаружи пакеты с едой, какой-то комсомолец с поздравлениями от партии — все, кто угодно. В Кащея Вова верил при любых обстоятельствах. Правда эта вера постепенно сменялась тягостным ожиданием, а ближе к вечеру и вообще мыслью, что Кащей про это забыл.       После пробивших курантов у Адидаса из головы вылетели и разбитая игрушка, и его просьба Кащею. За праздничным столом было вообще не до этого. Родители шумно разговаривали и шутили после нескольких бокалов Советского шампанского. С телевизионного экрана с полосатыми помехами Макаревич пел о любви к макаронам, а Маратка горланил на подпевке, потому что любил никак не меньше. Вова доедал вкуснейшее оливье Диляры, чувствуя, что наелся до такого отвала, что проголодается только в июле. Когда в дверь позвонили, родители многозначительно посмотрели на старшего сына — дескать, иди открой, ты всё равно ближе к выходу сидишь. Закинув в рот ещё вилку с оливье, Адидас пошёл в коридор, чтобы открыть дверь не очень званому гостю. Скорее всего, соседка снизу собиралась чего-нибудь одолжить. Но каково же было удивление Суворова, когда вместо хрупкой старушки-труженицы тыла за открытой дверью стоял Кащей собственной персоной. В шапке меховой, надвинутой на самые глаза от колючих морозов, и запустив руки в карманы пальто своего кожаного. Смотрел ещё так серьёзно, словно милиционер. Вова на всякий случай вспомнил все свои грехи, за которые можно было получить пиздюлей от старшего, но в голову не пришло ничего настолько важного, чтоб Кащей явился в такое время. — Вов, кто там? — Это ко мне! — повернувшись в сторону столовой, где все сидели, крикнул Адидас. — Товарищ мой зашёл! По губам Кащея проскользнула лёгкая улыбка, которую он даже не пытался спрятать за серьёзным выражением лица. — Товарищ, конечно, товарищ, — ухмыльнулся он, протягивая Суворову какой-то свёрток. — С Новым годом, товарищ Суворов. — Через порог не передают, — Вова сделал шаг назад, давая мужчине зайти в квартиру, на что тот лишь прыснул. Если бы они не были ровными пацанами, это можно было бы принять за странный флирт. Брови Адидаса сами поползли наверх и сложились «домиком», когда он взял что-то небольшое и легко, что завернуто было в газету. Этим самым «чем-то» оказалась ёлочная игрушка, если быть совсем точным — красный космонавт на аккуратной прищепке. Суворов впал в настоящий ступор, переводя взгляд то на Кащея, то на игрушку. Всё-таки смог, не забыл и достал. Не отдавая себе отчёта из-за внезапно ударившей по голове радости, Вова буквально налетел на стоящего Кащея с объятиями. Словно тот не криминальный авторитет, что держит за яйца целый район, а спаситель его. Иисус Христос в третьем пришествии, блин! — Спасибо, Кащей… — тихо просопел Адидас куда-то в район незакрытой воротом шеи. — Да… Че уж там… — с длинными паузами выдал Кащей, явно ждавший менее энергичной благодарности. Он точно не мог сказать, согрелся ли, потому что зашёл в квартиру или потому что Суворов был тёплым в этом мягком свитере. По-хорошему, Кащею уже можно было и легонько оттолкнуть Вову, а ещё лучше - отчитать за этот чересчур сопливый момент, но… Делать это у него не было никакого желания. Поселившееся в районе груди тепло было отнюдь не физическим и отключало способность рационально мыслить. Адидас прижался щекой к холодной и гладкой коже пальто Кащея, и это его отрезвило. Вова, слегка покрасневший и едва заметно смущенный, первый выпутался из объятий и посмотрел на Кащея. По лицу Суворова это было незаметно, но он чувствовал то же самое. Это неловкость длилась с минуту, а потом они оба взяли себя в руки. — Узнаю, что покоцали, строго спрошу! — предупредительно погрозил Кащей, возвращая себе хоть немного строгости после позорных эмоций. — За мной должок! — Адидас крутил в руках красного космонавта, разглядывая фигурку. То ли пытаясь понять, заметят ли родители подмену, то ли просто, чтобы не глядеть на мужчину. — Это ты правильно заметил, — он усмехнулся каким-то одному ему известным мыслям. — Сочтёмся. — Погодь, — кратко бросил Вова и умчался в свою комнату. Кащей замер в дверном проходе, озадаченно нахлобучив шапку вперёд ещё больше. В квартире было явно теплее, чем на улице, но он чувствовал себя здесь чужеродно. В огромной столовой, которую Кащей чуть-чуть видел из-за угла, царило праздничное торжество: выглядывала зелёная ёлка, шумели песни из телевизора, тянуло вкусными запахами, гремели фужеры и тарелки и переговаривались домочадцы. Давно забытая атмосфера семейного праздника. Кащей даже вздохнул, привалившись к стене, и с самым скучающим выражением лица ждал Адидаса. Вова примчался так же быстро, как свалил из коридора, но уже как-то таинственно улыбаясь. — Руки вытяни! — скомандовал Суворов, словно он тут был старшим. Кащей послушно вытянул вперёд обе руки тыльной стороной вверх давно забытым и привычным жестом. В школе в такие моменты на левую обрушивались удары линейкой, когда его переучивали писать нужной рукой. От мрачных воспоминаний, пришедших как-то совсем ни к селу ни к городу, Кащей посмурнел, сдвинув пушистые брови к переносице. Вроде как Адидас не собирался его бить, но и неизвестно, что у парня в руке, заведённой за спину. Суворов свободной рукой повернул Кащеевы ладони и насыпал туда горстку голубых «Мишек косолапых». Кислая харя мгновенно изменилась до наивно-удивлённой, а внимательный взгляд поднялся на Вову. — Это тебе… Подгон в честь праздника, можно сказать, — Адидас кривовато улыбнулся произведённой реакцией. — Кошерно, — отрезюмировал Кащей, пряча добычу в карманы пальто. — В смысле, спасибо. Он и под дулом пистолета, хранящегося в сейфе с общаком, не признался бы, как его тронул этот жест. Дело было даже не в том, что Кащей сто лет не ел сладости, а в трепетном отношении Адидаса. И это стало действительно обоюдным, иначе ради абы какого супера Кащей в жизни не совершил бы столько лишних телодвижений по такому поводу. А ради Вовы стоило.       Кащей будет с улыбкой на лице жевать шоколадные конфеты, даже не подозревая, что Адидас отдал все те, которые достались ему на праздники.       Вова втихаря зацепит красного космонавта в гущу пахучей ёлки, совершенно не догадываясь, что Кащей отдал последнюю память о доме, где его больше не ждут, решив, что Адидасу нужнее.

Потому что любимому человеку нужно дарить самое дорогое, что у тебя есть.