Тысяча девятьсот восьмидесятые

      На дискотеке в доме культуры всегда было шумно и весело, в противовес серым и скудным весенним будням. Звонкая музыка прерывалась лишь на мелодичные медляки, ради которых круги группировок распадались до отдельных пар. По залу мелькало столько пятен ярких олимпиек и аляповатых девичьих кофточек, что спустя пару часов начинала болеть голова. Айгуль натанцевалась быстро, сказывалась общая усталость за весь день: уроки прошли тяжело, умудрилась от матери получить нравоучения, скрипка давалась с трудом. Танцы, на которые её, как обычно ,вытянул Марат, были глотком свободного воздуха среди бесконечных требований. Смена обстановки путём очередного побега за ручку с Адидасом-младшим была для Ахмеровой, так сказать, то, что доктор прописал. Выдохнувшись, Айгуль встала около стены, наблюдая за кругами под «Седую ночь». Не прошло и нескольких минут, как рядом очутился Марат в своей всесезонной красной олимпийке. — Ты чего? — спросил он, склонившись к ней, чтобы услышать ответ за громкой музыкой. — Устала просто! — громко ответила Ахмерова. Суворов кивнул, и его лицо приняло выражение крайней задумчивости. Айгуль с любопытством наблюдала затем, как он явно хотел что-то сказать. Наверное, это могли быть красивые и романтичные слова, но Марат выразился в своём стиле: — Пойдём, че покажу! Он заговорщически ей подмигнул, и Ахмеровой не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Суворов тут же взял её за руку и повёл на второй этаж Дома культуры, в самую его глубь, где обычно не было много народу. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на них никто не смотрит, Марат потянул девочку ко входу на чердак. Едва ли кто-то за громкими песнями «Миража» услышал топот кед и туфель по лестнице. Несмотря на то, что в притворной осторожности Суворов на неё шикал, Айгуль всё равно весело смеялась. Такое приключение было ей по душе. Как заправский фокусник, Марат показал пустую ладонь, сжал в кулак, и уже в следующее мгновение в руке оказался ключ. Ахмерова, будучи единственной зрительницей представления, широко улыбнулась. Замок не сразу, но всё-таки поддался ключу, и Суворов заглянул внутрь, проверяя безопасность хлипкого пола чердака. Всё-таки мало ли что тут поменялось после зимы. Пол выглядел всё ещё надёжным, хотя чердак больше не использовали ни для хранения, ни для чего-либо ещё. — Дамы вперёд! — он галантно воспроизвёл фразу, вычитанную в какой-то книге, придерживая при этом проржавевшую дверь. — Мерси! — хихикнула Айгуль. И, отвесив ему в ответ кокетливый реверанс, приняла предложение. Ахмеровой не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что Марат страхует её. Девочка не до конца понимала, что на пыльном и пустом чердаке Суворов хотел ей показать. Но Марат подошёл к окну, через которое можно было или вылезти на крышу, или вывалиться и переломать себе все кости. — Погодь тут, — попросил Суворов, прежде чем вылезти в окно. Вылезти на ту сторону ему удалось без всякого труда — помогали пацанская сноровка и бесчисленное количество подтягиваний на скрипучем турнике во дворе. Потом Марат аккуратно подал руки и помог Айгуль вылезти к нему. То, что девочка увидела перед собой, заставило её восхищённо охнуть. Небо в Казани всегда было красивым, но сегодня казалось особенным. Расцвеченное звёздами, недосягаемое и просто бесконечное — таким оно было в разгар весны. А ночной район, растянувшийся у них под ногами, уже почти заснул, лишь в редких окнах горел свет. Суворов перевёл взгляд на девочку, которая любовалась мерцающими вкраплениями звёзд на чёрном небе. Марат тонул в больших голубых глазах Ахмеровой настолько сильно и бесповоротно, что хотелось провалиться в это топкое море, от которого невозможно было оторваться. Лёгкий ветерок развевал светлые пряди, выбившиеся из-под ободка и обрамлявшие теперь по-кукольному широкое лицо. Суворов сейчас очень жалел, что в его глаза не встроена фотокамера и нельзя запечатлеть этот момент навсегда, просто моргнув посильнее. Хотя даже без такого шпионского гаджета, образ Айгуль, чистый и светлый на фоне чернильного неба, всё равно запомнился Марату на долгое — он надеялся, навсегда — время. — Красиво как… — Ахмерова и взгляда не могла отвести от неба. Суворов же, наоборот, смотрел только на девочку, словно она была красивее всех звёзд этой вселенной. И в его глазах читался настоящий, совершенно нескрываемый восторг. Как же было здорово, что Айгуль здесь нравится так же сильно, как ему самому! — Красиво, — подтвердил Марат, подразумевая совсем не звёзды. Ахмерова не боялась стоять у самого хлипкого борта, потому что рядом был Суворов, крепко прижимающий её к себе. Надёжная, нерушимая и крепкая опора, что всегда поддержит. И самое главное, Марат никогда не позволял себе ничего лишнего, как бы близко Айгуль ни оказывалась. Наслушавшись жутких баек про отношения с группировщиками, Ахмерова боялась, что за милой обходительностью того, кого кликали Адидасом-младшим, скрывалась такая же мерзкая натура. Но все её сомнения отступали перед честностью Суворова, которую он демонстрировал не только на словах, но и на деле. И Айгуль очень любила его в такие минуты. — Это всё тебе, — неожиданно выпалил Марат, обводя взглядом брызги звёзд. Предательский румянец на щеках мальчика можно было легко списать на лёгкий морозец апрельской ночи. Это место Суворов нашёл сам как-то раз, когда хотел покурить без пристального надзора старших, которые обычно делали это в туалете. Дверь сюда была открыта, а потом он просто стащил у охранника ключ и сделал в металлоремонте дубликат. Это было дорого даже для Марата, но открывавшийся отсюда вид стоил каждой копейки. Суворов сам частенько выходил сюда подышать свежим воздухом и проветрить голову, но ещё никогда и никого он сюда не приводил. Это место считал за своё тайное убежище, в котором Марат недоступен для внешнего мира. И, Суворов признавал, с появлением здесь Айгуль оно заиграло новыми красками. Будто вид стал лучше, звёзды ярче и дышать легче. — И каждая звезда? — Каждая. Казалось, что нет больше ничего. Исчезли громкая музыка и редкие гудки машин снизу. Пропали все страхи и тревоги, что ещё несколько минут назад тяготили душу. Остались где-то далеко строгие родители, сварливые учителя, пацаны, подруги. Всё, кроме этого момента, стало вдруг таким незначительным, блёклым и размытым, что не имело сейчас никакого значения. Только они вдвоём и бесконечное звёздное небо.