Королевский кракен

КорТак славился своей разношерстным содержимым. То было место где служили и люди, и гибриды, но последнюю часть предпочитали называть просто монстрами, не изучая их природу, за исключением руководства разумеется. Странное и необычное явление к которому люди, как и всегда по своей натуре, быстро привыкли. Как и везде, часть людей разделилась на три группы: те, что всё ещё недолюбливали разномастных тварей, больше вынужденные работать с ними, нежели действительно имея на то желание; те кто относился нейтрально, просто принимая факт существования опасных созданий рядом, но не имея ничего против, пока это не несло угрозы, что в целом составляло самый больший процент; и последнее деление тех, кто относился к этому положительно, в некотором случае с восхищением. Таких было меньшинство, но таков был внутренний порядок базы, что держал равновесие и шаткий мир. Среди всех существ особое внимание уделяли хтоническим существам или тем кто был обладателем особо полезных навыков, будь то огромная физическая сила, зоркий глаз, которым можно было заменить дорогое оборудование, и другие не многочисленные трюки. И пускай самые редкие и опасные твари вызывали напряжение у большинства солдат, малый процент всё же приходил в восторг. Как правило этот же самый низкий процент с завидной частотой вызывались на работу в парах с такими монстрами, и монстры на удивление имели такой же энтузиазм. Людишки для столь возвышенных существ были интересной забавой, иногда едой, может быть игрушкой, развлечением, что обычно не заходило за рамки, оставаясь потехой для двух сторон. Если человек шёл на контакт, то тварь могла и принять интересное, но забавное предложение, закрепляя парную работу на будущее, если человечишка действительно того стоил, был достоин такой чести. Гибриды в основном своём были высокомерными засранцами, этого не отрицал никто. К тому самому малому проценту относился и Ким Хон Джин. Оператор, что так же как и другие любил заканчивать дело красиво, если была возможность проявить себя и стать на несколько секунд павлином, изощряясь в способе убийства, или как говорили другие «распускать свои перья». Но тигр всегда заканчивал дело тихо, не обронив ни единого слова, будь то когда в его руках ломался чужой шейный отдел позвонков или когда дробь проходила у ничего не подозревающей жертвы сквозь затылок, пробивая внутренний костный узор бабочки с обратной стороны черепушки, в то время когда хищник получил свою награду после очередной успешной охоты, осторожно подкрадываясь со спины. Это было той частью, что отличала его от других, довольно громких на комментарии операторов, тоже явно гордых подобными «изящными завершениями». Это было той частью, что привлекла пристальный, колко ощутимый на коже взгляд, что чувствовался даже сквозь спецодежду, бронежилет. Каждый раз вызывая у человека судорожную дрожь в спине с мурашками и холодком. И каждый раз оборачиваясь к источнику этого взгляда, рычащий от инстинкта самосохранения зверь ничего не находил. Только отдаляющуюся фигуру напарника. Его фанатизм и заинтересованность к монстрам пришли сразу, с быстрым внедрением тех в общий строй. Единые для всех правила делали службу проще, особенно учитывая разницу менталитета и восприятия. Хоранги не раз слышал о том, что гибриды, существа, были совершенно иных мыслей по поводу пристрастий, проявлений в общении, куда более антисоциальные или предпочитающие невербальную коммуникацию, прямолинейнее если дело и доходило до общения словами, почти первобытные в своём поведении создания, стоило им только чего-то захотеть и достать. Чего не желал знать оператор, так это подробностей об обратной стороне тварей, если с теми случалось подобие влюбленности или полноценной любви. В такие моменты разведчик поспешно удалялся или переводил тему, не имея ни малейшего желания слушать тему ему не интересную. Как какие-то сопли и нежности могли идти в сравнение с силовой мощью? Если любовь не делала гибридов ещё более отчаянными, грозными и сильными, а наоборот, давала лишнюю уязвимость, он только язвительно фыркал, приспуская свои тёмные очки с глаз, осуждающе глядя на тех, кто поднимает такую глупую тему. Они солдаты и взрослые люди, им не свойственно говорить о таких возвышенных чувствах, а у монстров того не должно было быть и подавно. Но тигр подавился своими же словами и мыслями, стоило познакомиться с новым силовиком. Живой таран, что представлял из себя человека гору. Нет, не человека, монстра. И при первом взгляде Ким Хон Джин подумал об опасной твари, какой-то неизвестной ему хтони из самих глубин земли, но к счастью всё оказалось проще, и гибрид был почти полностью идентичен обычному солдату, только лишь больше, крупнее и выше, в пределах нормы. Интерес заиграл новыми красками, внутренний зверь лениво валялся, но не сводил взгляда с очередной потенциально лёгкой цели, временного интереса, чтобы полакомиться вкусной плотью, общением. Лицо Кенига всегда скрыто снайперским капюшоном, поэтому выглядит он устрашающе. Ходят слухи, что без капюшона Кениг ещё страшнее. И кто такой Хоранги, чтобы верить в эти слухи? Без прямых доказательств, в которых он убедился бы только взглянув самому гиганту в лицо. Что, в целом, тот и планировал сделать, добавляя дополнительный пункт в метафорический список занятий, с первых мгновений начиная поиск чужих причуд, косяков и отличий существа от обычного человека. Но король был скрытен, а тигр не хотел спугнуть дичь раньше времени. Бывших игроков не бывает, напомнил себе кореец при знакомстве с новой персоной, думая, что должно быть его собственный голодный взгляд был почти физически ощутим на коже гиганта. Потому что Хоранги упивался деталями, потому что он не мог поверить, что это теперь его новая ступень в начальстве сверху, которой он будет упиваться, пускай, скорее всего непродолжительный период времени, и быстро потеряет интерес. Внутренний зверь, с которым человек думал, было давно покончено, лишь тихо фыркнул, не сводя пристальных глаз со своей жертвы. Тихой жертвы, огромной жертвы, пока ещё неизвестно что в себе таящей. Успокаивало лишь то, что существо принадлежало к простой группе, но вот какой, никто не уточнил, ведь это не было нужно. Физическая сила и аналитика играли главную роль, а физические особенности тела как такового в данном случае влияния не имели. Но Ким Хон Джину нужно было знать, что таится за этой вуалью, обычной тряпкой и балаклавой. Что можно было так тщательно скрывать под столькими слоями ткани? Интерес разжигался во всём теле. Тёмно карие глаза, почти чёрные, пристально глядели на ткань, казалось бы футболки с кислотными пятнами у глазниц, неосознанно делая пометку, что от головы к плечам материал становится шире, скрывая за собой что-то другое. Перья? Мех? Нет… это было нечто иное. И само строение блеклым отголоском в голове становилось лёгкой картинкой, напоминая осьминога, эластичную кожу между щупалец или зонтик. Эту мысль сметают, нет, скорее всего это был кто-то сухопутный, морские твари ещё не встречались тигру на пути. Голодный взгляд блуждал по чужим стопам, крадясь на военных тяжёлых ботинках, цепляясь за икры и бедра, обходя таз и оборудование, что было надето поверх обтягивающих прочных брюк цвета песка, выше и выше, по широкой груди, плотно сидящему бронежилету, только на секунду обращая внимание на то, что тяжёлая рука мельком теребила какие-то алые бусины браслета пальцами, тут же уходя дальше, к балаклаве с «вуалью», что закрывала всё лицо новоиспечённого полковника Кенига. И в тот момент, когда пристальный, чёрный взгляд блуждал по узорам ткани, оператор наткнулся на ответный, грозный и хмурый взгляд. Эти радужки были пронзительно ледяного, светло синего, а может и серого цвета, где даже самый слепой солдат мог бы увидеть узкий, пугающий зрачок. Тогда Ким Хон Джин судорожно выдохнул, так тихо, будто боясь, что на расстоянии почти двух метров его всё равно могли бы услышать, радуясь тому, что его больной, голодный взгляд не был виден за стёклами тёмных очков, а тело его не предало, ни на сантиметр не сдвигаясь со своего места, делая вид, будто бы человек вовсе не глазел на новое существо перед собой во все глаза. Тогда тигр подумал, не заметили ли его. Возможно ли, что у монстров действительно была какая-то чуйка или древняя интуиция, даже сказать инстинкт, и его вот так просто раскрыли? Но этот страшный, даже угрюмый взор быстро скрылся, когда гигант начал бегать глазами по рядам других операторов, своих коллег. Так, мощёная фигура уже скрывалась за углом их базы, блуждая по новой территории, когда кто-то более общительный и уверенный в себе вызвался провести экскурсию человеку горе. А кореец всё ещё витал в своих грёзах, испытывая тягу и знакомое чувство ломки. Тигр внутри метался в замкнутом пространстве, желая вонзить свои клыки скорее в чужую шкуру и забрать такой соблазнительный таран себе. И этому было мало объяснений, когда по базе бродило достаточно других сущностей, монстров, но те вызывали лишь временный, затухающий подобно спичке интерес. В первые минуты Хон Джин остановился на этой мысли. Да, вероятнее всего это просто минутный запал, и скоро это пройдет, как бывало со многими другими тварями, с которыми оператор успел побывать в работе. И обычно, всё утихало когда Хоранги узнавал их природу, способности и уровень опасности. Адреналина от чувства неизведанного больше не поступало, на том парная работа кончалась, и разведчик приходил в своё обычное состояние. Уверенная мысль так же громко треснула, когда настало время работы. Его дыхание напряжённо замерло, когда он обходил пустую комнату во вражеском здании из железа и бетона, пробираясь дальше, не веря, что ведёт за собой столь могучую фигуру, на редкость исполнительного Кенига, что следовал по пятам, готовый снести стены, солдат, не говоря уже о какой-то деревяшке на пути, в то же время вооружённый до зубов, способный дать плотный огонь из пуль, что снёс бы любого. Любопытно, подмечал Хон Джин, что этот гигант чаще всего выбирал тяжёлое оружие массового поражения, но ходил слушок, что человек гора грезил стать снайпером в прошлом, возможно и сейчас. Чуткий слух уже улавливал язвительный комментарии по этому поводу, когда Король снимал цель со снайперской винтовки, гордясь про себя, шепча на зло всем тем, кто в него не верил. Адреналин кипел, мозг выжидал, подмечая мелкие детали, просто представляя момент, когда запал к новой твари утихнет так же быстро. Ожидание, вечное ожидание, когда человеческая натура не имела столько выдержки, а тигр внутри ворчал, смирно замирая, имея явно больше усидчивости. Тяжёлая дверь становится препятствием, запертая и слишком крепкая, чтобы простой человек пробил её быстро и эффективно, когда на обычных дверях экономили, позволяя сбить тонкий слой картона без каких-либо затруднений. Мелкий кивок, чтобы лицезреть гиганта в работе, не сомневаясь, что ледяные глаза не пропустят ни одного сигнала, тут же реагируя. Взмах кувалдой, соразмерной чужим габаритам, огромной, казавшейся самой стальной смертью, что снесла замок с куском деревянной рамы. Дверь слетела с петель, Кениг доломал её окончательно, отбросив в сторону как что-то невесомое, снося всё ненужное собственной массой, без промедления вторгаясь в пространство. Тигру приходится использовать всю имевшуюся силу воли, чтобы не поддаться азарту и соблазну наблюдать дальше, облизывать глазами сильную спину. Боже, одна гигантская ладонь могла бы с лёгкостью свернуть ему шею как какому-нибудь птенцу. И Ким Хон Джин тяжело сглатывает, облизывая пересохшие губы, заставляя себя следовать и выполнять свою роль в этой игре. Комната оказывается на первый взгляд пустой, иначе бы таран уже подпалил бы свою шкуру перекрёстным огнём, как это часто бывает с новичками. Пристальный светлый взгляд следует за Хоранги, пока он и остальная группа, что держались позади и только иногда вырывались вперёд, оглядывали помещение, вытряхивая тумбы, шкафы, столы, плинтус, даже сбивая потолок из типичных офисных квадратов, за которыми тоже могло что-то таиться. Тигр чувствует, что находится под наблюдением, это отдаёт приятным ощущением огня и адреналина. Эти игры продолжались даже во время активной работы, и ему это до жути нравилось, когда только самоконтроль и остатки разума заставляли его лишний раз не рисковать, оттягивая внимание обратно к собственному автомату направленному вперёд. Какой будет смысл всего этого, если он не выживет? И хищник заботится о своём выживании, даже будучи сосредоточенным на перепроверке полупустых бумаг, мельком оглядывая текст, находя главный компьютер. Экран поломан, но большой блок внизу под столом должен быть цел. Разведчик теребит перчаткой в кармане флэшку и готовится снять небольшой ранец со спины, где в безопасности лежали лёгкий ноутбук и планшет. Тихий шорох, щелчок, этого предостаточно, чтобы и так напряжённый кореец понял глупую ловушку. Перегляд с остальной командой, что подстрахует, кивок, и не важно, что тёмные глаза смотрели только в сторону тарана, предпочитая думать о том, что этот человек гора без промедлений подсобит, и в то же время человек надеялся только на себя, когда внезапно проскальзывает рывком за стол, выпуская треть магазина в тушу неизвестного человека, что не успел среагировать. Свежий труп, что заляпал кровью тёмные очки и маску Хоранги. Но последний доволен своей работой, делая отмашку ладонью, давая понять остальным, что теперь точно всё чисто и они могут двигаться дальше. По рации слышны тихие переговоры остальных групп по общей линии. Ким Хон Джин спокойно, почти с пристрастием вытирает кровь с тёмных линз в оправе, позволяя глазам впервые за долгое время увидеть пускай и искусственный, но свет, немного щурясь. Таран занимает удобную позицию рядом с выбитой дверью, ближе к углу, всегда держа в поле своего зрения двух разведчиков и два дверных проёма на случай, если к ним кто-то решит присоединиться. Кениг замирает, действительно подобно горе и пускай кореец сосредоточен на очках и флешке с файлами, тварь успевает в значительной степени насладиться видом открытой кожи разведчика. Такая отличная от европейской, с желтоватым отливом, который находили прекрасным и хотели видеть ещё больше, разорвав маску как обёртку желанной сладости. Всего несколько секунд, заминка, прежде чем движение продолжается, файлы скачиваются, пока тигр притаился за столом, напряжённый из-за адреналина и своей чуйки. Тут было слишком тихо, словно затишье перед бурей и Ким Хон Джин не желал задерживаться тут дольше необходимого. Хищник внутри метался, подгоняя медлительного человека, явно недовольный тем, что весь процесс так затягивается. Долгие минуты ожидания, в которых каждый из трёх присутствующих успел ощутить ускорение своего пульса, пока сердце стучало где-то в шее, отдавая громкими стуками в горло, сбивая зависимый от этого чувства мозг. Хоранги уверял себя, что не рискует, когда в очередной раз поглощает глазами огромную фигуру, что прикрывает его голову под столом, в то время пока загрузка медленно подходила к концу. Кениг уверяет себя, что не получает нервозное и новое чувство, схожее с радостью, самодовольством и наслаждением, каждый раз чувствуя на себе эти переглядки, что это просто его нервозность, очередные страхи и неудобства из-за придирчивых проблем с социализацией и контактом. Оба хищника переглядывались, игнорируя тот факт, что это могло быть слишком заметно, уповая на то, что другой разведчик так же слишком сосредоточен на возможных посторонних звуках, чтобы обратить внимание на крупные игры у него за спиной, не говоря о том, что всё это можно было оправдать как внимательность к деталям и готовность защищать товарища, двигаться дальше и ожидание следующих указов. Они в это упрямо верили, а третий, самый младший среди них, вовсе не возникал, неряшливо витая в собственных мыслях, нацелившись на дверь, что была позади тарана, замыкая цепочку защиты и реакций. Так продолжалось, пока разъём флэшки не выскальзывает из блока, прячась в надёжном скрытом кармане за бронежилетом разведчика. Хоранги встаёт, всё ещё прислушиваясь к обстановке, поднимая голову в сторону полковника, что в свою очередь спокойно кивает. Эти ледяные, уставшие глаза, в которых отражался пепел и сера этого мира, плавно моргают. Действительно выглядит как обычный человек, снова думает про себя оператор. И пускай чёрные очки не позволяют их глазам встретиться в прямом контакте, от чего-то кореец знал, что его всё равно видят, эти светлые глаза всё равно искали его собственные, тёмные как сама ночь. Но человек гора никогда не держал зрительный контакт с ним достаточно долго, чтобы Ким Хон Джин мог бы разглядеть его «душу» внимательнее. И будто от напоминания, австриец отводит взгляд обратно на дверь и к другому разведчику. Не больше нескольких секунд удовольствия, и зверю в теле человека этого было мало. Так мало, что зверь задыхался в собственном голоде, злобно точа когти, подбираясь всё ближе. Тигр не знал, как сильно эти глаза впивались в его плоть и кожу каждый раз, стоило Кенигу увидеть лишь часть голого желтоватого покрова или открытый взгляд, временно беззащитный в отсутствии темных линз. Человек так же не знал, сколько раз король фантазировал, представлял у себя перед глазами, как желал разорвать эту маску на лице тигра, чтобы увидеть удивлённые или даже испуганные глаза с узким разрезом, чтобы лицезреть шрамы, что таились за тканью, чтобы вдоволь напиться этим ужасом и восхищением, которые человек излучал, а монстр желал только впитывать и жадно брать. Хоранги не знал, что на него точно так же тихо велась охота, создавая новую азартную игру, на кону в которой для человека стояла его жизнь, по крайней мере сам кореец так думал, давно приняв вызов, с каждым разом стараясь разглядеть и забрать больше, чем мог бы проглотить. Им нужно было больше. Хоранги выходит из-под стола, коротко запрашивая информацию по обстановке от остальной группы по рации, к своему удовольствию и разочарованию, узнавая, что всё действительно тихо. И на одну секунду кореец возжелал, чтобы тут начался ад, кровавое месиво, в котором они могли бы вариться, где всё ещё зависимый от пред победного чувства смертный мог бы найти удовлетворение… или умереть в попытке. И они двигаются назад тем же путём, когда вторая часть группы будет ожидать их внизу, на изготовке. Руки монстра напрягаются, нервно сжимаясь и разжимаясь, кувалда за спиной висит тяжёлым грузом, пока пальцы впиваются в металл огнестрела, сдвигаясь с места только следом за своим оператором, третий разведчик закрывал цепочку и прикрывал тыл, давая существу почти на физическом уровне трогать затылок с загривком корейца своим взором. Иногда и тигр любил играть в слепого, или с большей вероятностью, позволять собой любоваться, пока оба они только хвастались, презентуя себя. Зачищенный путь не выглядит угрожающе. Многочисленные лестницы и пролёты всё так же пусты. Тем не менее разведчик ступает осторожно, как кот, что старается не производить никакого шума на чужой территории, крадясь к выходу. Засада становится ожидаемой, в этой всепоглощающей тишине, где шарканье щебня и бетона под ногами отдавали эхом. И чуткие уши ловят этот звук, мельком бросая жест остановки. В моменте, всего несколько секунд, приходится делать экстренный анализ из-за неудобной позиции, открытой, где толком негде было спрятаться. Всё, лишь бы не рисковать шкурой и не идти в лоб к врагу, что с большей вероятностью прятался аккурат за поворотом. Кинуть гранату? Несущие колонны слишком близко и плита следующего этажа погребла бы их всех заживо. Так же слишком велик риск быть задетым. Световая или дымовая глушилка? Можно, но опытный мозг всё равно не желает так поступать. В случае с дымом они могли выиграть время, но оставлять хвост было плохой идеей. Лучше зачистить территорию полностью, если была такая возможность, или взять в плен, или убить, но не оставлять в живых, чтобы давать крысам бежать с корабля. Проходит не больше двух секунд, когда ситуация решается сама, с выходом чужеродного солдата из дверного проема. Этого было достаточно, чтобы Хоранги рефлекторно взял того на мушку, пробивая если не шлем, то шею и ткань ближе к груди, сбивая с ног мощной очередью, наконец выдыхая, когда тело противника падает поддаваясь инерции. На полу расползается алое пятно, знакомый адреналин бьёт в череп и по вискам, когда оператор приближается, и группа следует за ним. Дверной проем, помещение за ним, пусто. Второй проём зеркально стоит напротив первого, слепая зона к которой обернулись затылком, спиной, доверяя остальной части команды, совершенно не видя, что второй разведчик замешкался позади. Это замечают слишком поздно, когда второй вражеский солдат уже надвигается на тигра, скрытый до этого углом обзора, на удивление стремясь не просто убить цель, а захватить её, возможно для более лёгкого побега и собственного, эгоистичного выживания, когда собрат был уже убит. Хон Джин успевает только судорожно выдохнуть и моргнуть, оборачиваясь на шум. Он не успел среагировать. «씨발»[щибаль] мелькает в подсознании, переходя в панике на родной язык. Когда загребущие руки во вражеской форме тянулись в его сторону с ножом, желающие взять в захват и возможно даже ранить, для меньшего сопротивления. Тигра почти ловят в клетку из смертельного хвата. Смертоносные пальцы почти касаются шеи корейца. Голова кувалды сносит череп с плеч, сминая кости, выбивая челюсть с зубами, разрывая мягкие ткани, атакуя с такой силой, что шейные позвонки отрываются от цепочки и следуют за сплошным месивом, что когда-то было головой. Стены заляпаны кровью, туша падает с глухим звуком под ноги тигру как великое подношение, струясь алой жидкостью, пачкая сапоги. Маска Кенига в пятнах крови, часть даже попала на его веки тёмными каплями. Грязь так же задела и оператора, но на этот раз Хоранги не стал стирать кровь с очков, заворожённо замерев, глядя на суровый взгляд, которым таран окинул мёртвое тело, а после и отвлекшегося собрата по оружию. И Ким Хон Джин не мог отвести глаз от этого зрелища. На мгновение человеку показалось, что от силы чудовища на металле ручки остались вмятины, но он быстро забыл об этом, думая. Желал ли гигант сожрать этого солдата живьём? Хотел бы тот разорвать его на части руками? Насколько было легко снести голову человеку? Где была граница силы этой живой горы? И что же будет с ними дальше, под начальством этого странного, одновременного устрашающего и иногда необычно беспокойного, даже стеснительного создания? А существо не может успокоиться, в его движениях читается скованность и нервозность, а от мысли, что в считанные секунды они могли потерпеть неудачу, он приходил в ярость. Они могли потерять флэшку. Они могли потерять Хоранги. Как старший по званию, гигант нёс на своих плечах ответственность за своих подчинённых. И король убедился, что третий участник их «торжества» понял свою ошибку, увидел в достаточной мере, на что способно его начальство, и что теперь ему стоит только догадываться, какое наказание тот получит за свою опрометчивую ошибку и сколько объяснительных ему предстоит написать, чтобы не лишиться премии. Ярость поглощает провинившегося словно купол, ставя того в самое неудобное положение в жизни, позволяя ощутить молчаливое осуждение. Это занимает не больше нескольких секунду, но этого достаточно, чтобы внутренний зверь человека довольно замурлыкал, оценивая вторую сторону своей добычи. Прекрасное создание, прекрасная цель, с которой они могли бы сражаться на равных. Так думал человек. Гигантская фигура расслабляется и чуть горбится, вновь чувствуя дискомфорт, стоит заметить взгляд корейца, сразу же становясь более сконфуженным. Это почти забавно, как один только взгляд или чужое присутствие могли легко переключать этого монстра во плоти. Заминка кончается. Дальше первым идёт Кениг. «Кто-то этой ночью умрёт»,- думает про себя Хоранги. * – Не каждому дано понять ценность такого вкусного и полезного блюда, как кимчи,– Кореец с самодовольным видом расхваливал своё любимое яство, с благоговением держа в руках увесистый бокс, где очевидно находилась святая святых оператора. – Чтобы обдристаться и получить язву желудка,– Без особого запала возразил О́ни, когда пара операторов приблизилась к обеденным столам, располагаясь друг напротив друга. Японец явно не был фанатом острой еды, предпочитая более нежные, или пресные, безвкусные, как отвечал Хоранги, блюда и закуски. – Ну если только тебе. Или может быть мне стоит перечислить все полезные свойства кимчи?– Это была почти прямая угроза, по отношению к интеллектуальному и ментальному спокойствию японца, на которую последний тут же отреагировал. – Нет, нет, нет, воздержись от столь нудных речей и молча жуй свою капусту,– Это звучало для Ким Хон Джина как приятная победа, в добавок знакомый пряный запах при снятии крышки бокса в значительной мере поднимал ему настроение. Собственноручная засолка, по личному рецепту, и остальным солдатам лучше не знать, сколько сил было потрачено на то, чтобы найти обычную и повседневную для него когда-то пекинскую капусту. О́ни напротив окинул это красноватое месиво из овощей, не желая представлять, как острый перец обжигает чужой язык, а тигр только и рад такому. Злорадствуя, Хоранги с трепетом отправляет небольшую порцию острой капусты себе в рот, счастливо похрустывая ей на зло товарищу. Из дополнительной чаши рядом, уже из посуды, которую предоставляла столовая, палочки выхватили небольшую порцию риса. Только тогда тёмно карий взгляд смягчился, даже проявив некоторое одобрение. Японец довольствовался разнообразием заведомо предложенной еды в железных тазах, выбирая то, что себе по душе. И действительно, оператор выбрал довольно лёгкий овощной суп, совсем не острый, даже отдающий мягким ароматом грибов, к супу лёгкую нарезку сырых овощей без всего, и О́ни понуро скучал по битым солоноватым огурцам, которые он мог бы сделать сам, но повара оторвали бы ему руки, признав невменяемым. Дело так же завершал чай, к очередному сожалению обычный чёрный, а не зелёный, и чаша риса, который смачивали в супе, так же следуя старым традициям. Царила приятная тишина, которую разбавлял тихий стук посуды и приборов, некоторые операторы сидели компаниями, наводя небольшой шум, но тигр ощущал себя как в вакууме, наслаждаясь затишьем за их с О́ни столом. Редкая, но приятная встреча с товарищем расслабила человека, от чего он почти пропустил приход знакомого существа. Кениг занял место рядом, оставляя пространство вокруг себя, держась на некотором расстоянии от пары операторов, но и не слишком далеко. Гигант баловался пивом, явно придя сюда просто отдохнуть. Хоранги мог это сказать по тому как локти монстра с предплечьями давили на стол, позволяя грозной фигуре расслабленно горбился, перемещая массу на горизонтальную поверхность. Маска так и не была с него снята, вуаль тоже оставалась на месте, но ситуацию спасала трубочка, что уходила под тёмную ткань. Гигант посасывал своё пойло, а свободные ладони занимал планшет, Полковник что-то в очередной раз набирал, может быть перебирал данные или заполнял некоторые электронные версии бумаг, как знать. Хоранги не вникал в бумажную волокиту, по крайней мере дальше своей не забирался. – Лучше бы ты шиитаке поел, клетчатка, та же самая твоя капуста,– Напомнил о себе японец, возвращая внимание корейского оператора. – Фу, грибы эти твои, меня от них мутит. Я бы не отказался от осьминожки, та ещё вкусняшка,– При упоминании злосчастных грибов Ким Хон Джин поморщил лицо, но вспомнив почти что резиновую и грубую натуру кальмаров с осьминогами, что становилась мягче и вкуснее при обжарке с добавлением разных специй, соусов, рваная и подстёгнутая грубой полосой шрама губа растянулась в ухмылке, когда съедается очередная порция кимчи. Частично отдалённый сосед по столу слегка дёрнулся, явно заслышав слова коллеги, привлекая внимание голодного тигра, что даже боковым зрением следил за своей целью, а без тёмных очков это становилось опаснее и заметнее, от чего оператор лишний раз не двигал глазами, сосредоточившись на своей… глупой, наглой, даже экстремальной идее. Кениг же, как и подобает горе, едва двигается, постыдно стараясь скрыть своё удивление и волнение в штанах. Сущность выставила неконтролируемое вздрагивание за новый этап расслабления, считая это самым глупым способом из всех, чтобы оставаться рядом с интересующим человеком. Он мог бы просто утащить это слабое по его меркам создание в свои владения, каюту, он поправил себя, как обычно делал его вид, если то была добыча или даже пара, но это противоречило его стыдливой и скромной натуре, время от времени. И он не мог просто так уйти, уже решившись присесть тут, испытывая волнение и трепет, часто косясь на корейца, который так же принял правила их игры. Что удивило короля, так это открытое лицо. Балаклава отсутствовала, как и очки, но последние висели зацепившись за ворот футболки, поверх которой прикрывая шею вился лёгкий шарф, всё же закрывая голую шею. Кениг проклинает себя, осуждая и называет в мыслях свою натуру наглой и голодной тварью, что только от одного упоминания о любви к морепродуктам ощутил прилив адреналина и возбуждения, желая более открытой, явной борьбы, чтобы выпустить пар. И так же монстр шипит про себя, желая увидеть ещё больше. Теперь ему казалось, было бы мало даже полностью обнажённого оператора, когда открылось лицо, шрамы, тёмные глаза в которых существо желало утонуть или потопить их, разглядывая так же тёмные волосы, довольно длинные для стандартной стрижки в армии, отросшие, но торчащие в разные стороны. Он тихо выдыхает, делая ещё один глоток пива, светлое и довольно лёгкое, приятно горчило на языке, пока зубы нервно жевали трубочку, желая впиваться не в дешёвый пластик, а в желтоватую кожу. Человека гору отвлекает движение со стороны, и он видит в моменте как кореец со сверкающими от счастья глазами подсаживается ближе, скользя задницей по скамье, ленясь полноценно подняться, взмахивает левой ладонью. – Кениг! Спасибо, что прикрыл спину на миссии. Не хочешь попробовать фирменное блюдо Кореи в качестве небольшой благодарности? Сомневаюсь, что в Австрии готовят такое,– И всё внимание тигра устремляется к высокой фигуре, что незаметно подбирается, становясь чуть выше, но так же быстро реагирует, плавно наклоняясь в сторону говорящего, будто бы так лучше слышно. И не важно, что гигант предпочёл бы избежать этого экстремального для себя сближения, только упускать шанс потеряться в тёмных радужках не хотелось. – バカ[бака],– Японец оставляет последний комментарий, хлопая себя от безнадёги по лицу ладонью, загребая больше риса в рот, глядя на всю эту ситуацию с непроницаемым взглядом. О́ни не знал, что за игру вели те двое, не видел игры вообще, лишь слышал, что на миссии новичок накосячил, и это могло стоить жизни разведчика Хоранги. Японца больше забавляла и раздражала дотошность корейца в отношении святой капусты, но он не стал осуждать, имея такую же больную тягу к любимой бобовой пасте в традиционных сладостях своей родины. Льдистые глаза плавно бегают по выжидающему лицу Хоранги, что не торопил, и терпеливо ждал решения, так же оценивая реакцию малознакомого оператора О́ни. Терпение корейца было поверхностным, только внешне он мог скрывать тот раздирающий голод внутреннего зверя, что был готов кидать игральные кости, раскладывать карты и манить к себе эту смертоносную тварь. И Кениг медленно кивает, зная о блюдах Кореи слишком мало. К тому же он не смел отказываться от угощения этого маленького тигра, что столь мило смотрел на него сейчас, совершенно расслабленный, открытый, уязвимый… – Bitte[битэ], всегда рад помочь, и если ты предлагаешь, то конечно,– Существо слышало из части спора, что это вроде бы был салат? Или его подобие, по крайней мере капусту там и так видно, но никто же ещё не умирал от листа салата? Овощей? Тем более с сущностью, что могла пожирать сырую плоть и всякую дрянь без какого-либо вреда для своего здоровья. Но когда тёмные глаза тигра светятся от радости и взволнованности, хищник думает, что был бы и не против пострадать ради такого зрелища, когда ловкие пальцы хватают тёмные палочки с гранями, загребая порцию листов капусты, поддерживая снизу ладонью, ловя возможные капли и направляя ведущую ладонь в сторону гиганта. Японец был готов смеяться и саркастично спрашивать, как Ким Хон Джин хотел провернуть этот фокус, если Кениг никогда не снимал свою «вуаль» с лица, вечно ходя закрытым и с темным макияжем на видимой части лица, что делало только сложнее возможность распознать его черты. Хитрый прищур Хоранги пресекает любые язвительные фразочки О́ни, когда существо самостоятельно приподнимает ткань импровизированной маски, не открывая лица, но создавая небольшой карман, где скрылась часть палочек, а позже послышался лёгкий хруст капусты. Кореец вновь на мгновение повернулся к вредному товарищу, победоносно и гордо приподнимая нос, сразу же поворачивая голову назад, ожидая реакцию тарана, что всё ещё жевал, Хоранги надеялся, что тот смаковал вкус. Пока на самом деле монстр был атакован острыми и резкими специями, совсем не ожидая остроты, что ударила в язык, нёбо и чувствительную слизистую носа, а потом и вовсе пошло в глаза. Гигант старался сдержать слёзы и лёгкий кашель, проглатывая угощение. Пускай это и было остро, слишком остро, настоящее пекло, Хоранги смаковал эту острую гадость, довольно хрустя и наслаждаясь, что в первые секунды Кениг подумал, что возможно он не распробовал тот самый драгоценный вкус. Только об этом он задумался потом, после того как удержал влагу в глазах, в случае чего готовясь оправдаться, что это от слишком прекрасного вкуса. Существо прочищает горло, на удивление умудряясь сохранить спокойный вид, пока рот продолжал гореть, прежде чем наконец ответить. – Ist… [ист] Это, было необычно. В твоей стране любят острые специи, верно?– Монстр быстро поправляет себя с родного языка, находя нужные слова, подавляя в себе даже зачатки желания тут же запить остаточные ощущения на языке любимым пивом, пускай и не таким качественным как на родине но действительно неплохим. Он не смел показать хоть каплю неуважения к маленькому подарку тигра, что засверкал ещё ярче, а неровные бледные губы расплылись в самой широкой улыбке которую Кениг в принципе мог знать или помнить, зависая глядя на это чудо. – Да, это так, но ты считай ещё ничего не попробовал! Эта порция вышла не такой острой и насыщенной как я хотел, так что в следующий раз я сделаю ещё лучше, ещё острее!– Хон Джин победно постукивает концами палочек между собой, секундно напевая неизвестную мелодию в пару звуков, прежде чем усмехнуться, действительно находя реакцию полковника милой и даже скромной. Тигр отлично знал, что для обычных людей я тех же европейцев его выбор в еде был слишком прян и остр, и большинство людей не выдерживало, в ту же секунду срываясь к воде или молоку, чаю, другим закускам, что угодно, лишь бы потушить свой пожар на языке и горле. Внутренний зверь человека почти замурлыкал, приятно удивленный, если не сказать признающий силу воли этого монстра, что не проронил ни одной слезы. Японец поперхнулся рисом, прикрывая рот с широкой ухмылкой рукой, запивая трапезу чаем. Кениг понимает, что не против съесть целую миску ядреной, пряной, ядерной смеси капусты и салата, если увидит это счастливое лицо ещё раз. Хоранги не задумался о том, как вуаль приподнялась сама, едва ли при помощи пальцев гиганта. * Следующая миссия не шибко отличалась от остальных. Зачистка территории, обезвреживание противников, будь то убийство или захват для дальнейшего допроса. Это был пылающий ад из бетона, железа, тяжёлых тел на полу и летающих в воздухе пуль. Очередная перестрелка в здании, когда вражеская сторона явно была не готова к нападению и операторы могли видеть панику и удивление у некоторых солдат, что тут же становились тёплыми трупами, занимая ещё больше места на полу или у стен. Это то, что Хоранги любил и ненавидел. Никаких растяжек на полу, приманок и ловушек, но и мало места, чтобы развернуться и позволить своему азартному зверю распустить когти, устроить истинное мракобесие с кровопролитием пока никого вовсе не останется в живых. Иногда тигр задумывался, как себя чувствовал живой таран, гигант Кениг, если самому Хон Джину было тесно в этих стенах и коридорах, в этой бетонной коробке. Но эта мысль быстро уходила, когда очередная стена пробивалась или шла трещинами из-за тяжёлых ударов монстра, а так же моментов когда вражеских солдат размазывали о поверхности, что на бетоне со шпаклёвкой оставалось красное пятно. Существо неистово обходило территорию, раздавливая своих врагов, размозжив им рёбра, череп, сжав грудную клетку и переломив её пополам с ещё бьющимся сердцем внутри. Кореец, всё ещё будучи занятым своей частью, всё равно не мог оторваться от этого зрелища, не мог не представлять себя в лапах этого гиганта. Не мог перестать восхищаться своей целью, что с лёгкостью могла убить его. Это незабываемое чувство азарта и опасности которое он любил, особенно теперь, ведя охоту на крупного, сильного, но казалось бы замкнутого и пугливого зверя. Они отлично сочетались друг с другом на фоне остального отряда. Кореец охарактеризовал бы это как «눈치»[нунчхи]. Он знал, что в английском или немецком не было такого слова, выражения, что могло бы легко объяснить наблюдательность и чуткость, что царила между двумя операторами, когда можно было «читать» намерения по глазам и предугадывать действия соратника наперёд, прикрывая или помогая напрямую в перестрелке. Так, пока таран был занят разносом хрупкой (только для него) баррикады и блока в дверях, позади которой толпился мелкий вражеский отряд, тигр, будучи в стороне продолжал уничтожать всех неугодных, кто пытался подобраться к его существу со спины или атаковать на расстоянии. Им не нужно было оглядываться друг на друга, в редких случаях использовались стандартные жесты, и человек понимал их, следуя за тварью или наоборот, отходя подальше, а после разноса прохода врывался как дикий зверь заканчивая кровавую бойню. И увлекшись, оставляя после себя только мрачную тишину в алом спектре, его фигурой так же восхищались из-за спины, одними лишь губами беззвучно произнося «Kätzchen»[кецхен]. И чем дольше продолжалась зачистка здания, тем больше Хоранги убеждался в своих мыслях, следуя за крупной фигурой, что была и тараном, и щитом и оружием. Когда пули проскакивают опасно близко мимо головы монстра, не попадая по плоти, но задевая капюшон, делая не то чтобы дыры, а неровный и пахнущий горелой тканью разрез, царапинка. То была действительно маленькая оплошность, мелкий разрез нитей, но глаза под тёмными линзами заметили шевеление под «вуалью», удивлённо поднимая брови и не имея возможности оторваться от этого, не понимая, что происходит. Возможно человек успел на некоторое время забыть кем на самом деле являлся король. А ткань словно набухала изнутри, так, что можно было увидеть силуэт, что извивался под ней, подобно группе крупных змей. Ужас не приходит, чему Хоранги не удивляется, наоборот, он понимает то, что он вовсе не замечает этого чувства паники и чистого страха, опасно глазея и пристально пялясь во все глаза, пока тяжёлый автомат в руках гиганта уничтожал неугодных. Тех, кто посмел показать хоть каплю его истинной личины. В льдистых глазах наверху, прятавшихся в чёрных дырах укрытия, светилась ярость и чистая злоба. Это была месть, самая горячая, которую мог видеть кореец, так и не оторвавшись от зрелища, уязвимо замерев сбоку от фигуры, где не достали бы опасные пули. И Ким Хон Джин ясно видел, как из разреза запекшейся будто от огня зажигалки тёмной ткани вылезает щупальце. Тёмное, даже сказать чёрное, или нет, отметил про себя оператор, когда плотная кожа маленького кончика становилась тёмно-бордового оттенка, высовываясь своей малой частью, ощупывая масштаб повреждения, извиваясь и удивительно мягко прикасаясь к «вуали». По сильной спине прошли мурашки, как признак восторга и восхищения, как ощущения одержимости и зависимости, с желанием узнать больше, схватить и изучить, забрать только себе, присвоить в полной мере. Вонзить клыки так глубоко, как только можно. Его культура с честью задохнулись в его же штанах. Хоранги сжал челюсти так, что желваки заиграли по углам под маской, а зубы начали зудеть от желания впиться в плоть. Тигр в теле смертного рычал смыкая клыки плотнее на пустом месте. Единственный вздох, в котором кислород ударяет в мозг резким холодом и освежает мысли забывшегося хищника. Слишком непозволительная наглость, так долго наблюдать за чем-то таким сокровенным. Оператор моргает, меньше секунды, и снова смотрит на разрез в ткани маски. Ничего нет. Нет, как и отряда противника, не первого и не последнего, но сущность славно постаралась, вымещая свою ярость на когда-то бывших людях, коих теперь так нельзя назвать. Тела, что стали решетом, истекающие кровью, сплошное месиво. Чудовище не разбирало куда целиться, пока пелена окончательно не спала. И теперь перед ними была бетонная коробка с дюжиной тел, сваленных у стены. Последний тихий щелчок, шелест металла, чека в мёртвой руке. Мстящий мертвец. Ким Хон Джин так же бы назвал короля «복덩어리»[бог-деонг-и], его удача, его такая редкая и малая фортуна, что всегда ускользала из его рук, а когти не могли зацепиться за неё, скользя, оставляя бесполезно и жалко делать всё новые и новые попытки достать своё счастье, раз за разом крошась ещё больше, пока сил не остаётся вовсе, а клыки с когтями стираются по основание. Это был его кусок удачи. Только его. Даже если он потратит на эту сущность весь свой жизненный запас удачи и позже поплатится, когда тварь позволит приблизиться к нему и сожрёт, может быть разорвёт или раздавит столь наглого человека. Хоранги хватает монстра за бронежилет со спины, ни секунды не думая, действуя по давно заученному рефлексу, пуская на резкий рывок всю свою силу, толкая себя с гигантом в противоположную сторону на пол, когда граната взрывается. Бетонные стены трещат и особо хрупкие части разлетаются мелкими осколками от общей массы. Тигр чувствует как их накрывает волна пыли и совсем мелких частиц, он так же чувствует, что чужое тело может раздавить его своими размерами и тяжестью. На пару секунд оператор подумал, что не может дышать, и что его рёбра трещат от напора. Хищник глубоко вздыхает, вылезая из-под тяжёлой туши, шаркая перчатками и ботинками по крошкам с осколками, протягивая гиганту руку, чтобы помочь подняться. Оба они покрыты белой пергой, пыль, что напоминала ощутимый физически смог, и на секунду кореец действительно подумал, что мог бы задохнуться, поднимая глаза к чужим. Его руку крепко сжимают, и человек может ощутить ту малую часть силы, что скрывалась под формой и визуально обычной кожей. Даже не обманчиво слабый, это не было сокрытие силы, это было осознание настоящей мощи. Холодные льдины смотрели на него с усмешкой-прищуром. Человек гора улыбался, осознал оператор, когда руку, по человеческим меркам не маленькую, отпускают, до этого будто бы сжав и удерживая слишком долго. Когда тигр чувствует эту же тяжесть на плече, лёгкое похлопывание. Хоранги отмахивается, грубо и с силой ударяя кулаком существо в ближайшую лопатку, отлично зная, что это едва ли будет выглядеть угрожающе. Дружелюбная усмешка не видна за его тёмными линзами и балаклавой, но это и не нужно. Льдины сверкают ещё ярче, оба оператора фыркают. Идеальный вариант для не привыкшего к тактильности и прикосновениям корейца налаживать физический контакт и иметь возможность прикоснуться к сокровенному существу. Кениг считает этот лёгкий «тычок» своим наказанием за неосторожность, находя такой жест чем-то трепетным и личным, пока пыль вокруг них расходилась призрачным и туманным фасадом, не таким милым и прекрасным, не таким романтичным как снег в лесу, в ночи, не в этой кровавой бойне. Но монстр наслаждается, так же хлопая ладонью по маске со шлемом корейца, едва ли с силой, так же дурачась. Король без промедлений согласился бы с их безмолвным пониманием. Без раздумий присвоив бы себе этого невезучего зверя, такого невезучего, что ему не позволят избежать стальной хватки. Но всё это будет позже. Миссия так к стати кончается, когда по общей связи объявляют, что цель захвачена и можно возвращаться, что грузовики будут ждать чуть дальше от их расположения, из-за чего придётся немного пройтись, но никто не стал говорить ничего против. Линия связи опутывала шею Хон Джина, наушник уходил в ухо вместе с проводом, но чёрная полоса на горле слишком сильно выделялась на зелёном фоне балаклавы. Дорога была бугристая, среди своих групп потери были минимальными. Они занимали крестовидное положение, сидя на разных сторонах сидений в их концах. Гиганту казалось, что тигр отдыхал, опирая руки на автомат, что покоился на животе, дулом глядя в потолок транспорта, а голова была откинута чуть назад. Человек обдумывал что написать в отчёте миссии, заранее рассуждая о содержании, как обычно, лишь бы отделаться как можно быстрее, закрывая глаза и уходя в дрёму, это будет долгий путь, в котором кочки и канавы будут его колыбелью и ритмом. Существо не могло отделаться от мысли, как бы это голое горло выглядело в его руках, и как бы плотно он мог бы обхватить шею хищника, прежде чем слабый человек понял ловушку. Светлые глаза не сходили с тигра до самого конца поездки, ловко ускользая как только человек начал просыпаться. Группа вываливалась из кузова ленивой кучей, – все устали, у многих ныли ноги и руки, другим нужно было в медпункт первым делом, даже если это были «лёгкие» царапины, и те тоже следовало фиксировать. Но перед развилкой коридоров каждый расходился кто куда. Медпункт, в общую комнату, где операторы с чистой совестью валились на диван и засыпали на ближайшие минимальные пять-восемь часов, некоторые шли в душ, последние в свои комнаты или сразу заполнять бумаги с отчётом. Кениг был в числе тех, кто сразу же направился под жгучие капли воды, не терпя собственную вонь. Стойкий запах пыли, земли, серы и бетона, что сливались с потом добивали его нос, а рот так и погряз в неприятном привкусе «грязной» крови, что всё же смогла смазать часть его маскировки на лице, скатившись будто слезами вниз, к челюсти и губам. Неприятное чувство дискомфорта и отвращения пронизывало его, потому существу было сложно понять этих людей, что могли позволить себе тут же свалиться с ног, благоухая ароматами с поля боя, и он закатывает холодные глаза, понимая что со временем этот запах только усилится. Но его так же радовала мысль о том, что душ будет полностью свободен, будь то по причине страха людей к нему или же из-за упадка сил, это не важно, главное, что он будет один в своей обители и сможет смыть с себя всю грязь и слизь. Единственный аромат который нравился его чувствительному носу быстро исчез, и тварь дивилась, что жертва могла нравиться даже в таком, потрёпанном и не самом свежем виде, когда даже и особенно следы пота и грязь смешанные с мускусом тела приводили животную, не человеческую натуру в восторг, желая вылизать каждую пору и железу, смакуя кожу своего маленького человечка. Может быть не совсем маленького как он думает, но чувствует и воспринимает только так, теперь, вовсе не видя их на равных, но не имея возможности отказаться от этой милой игры. Короля в некоторой степени печалило то с какой скоростью Хоранги пропал из поля зрения, и как сущ знал, тот не любил отрубаться сразу же после долгой миссии, возможно так же ненавидя липкость тела, но и в душе его не было. Он мог бы действительно пойти по следу из запаха, но только выпрямил затёкшую спину с шеей, возвышаясь в полный рост. Заранее заготовленная сумка с чистыми вещами встречает его за закрытой дверью комнаты, будучи тут же схваченной за плотную лямку и закинутая на плечо по пути к душевым. Монстр не торопился, это было обеденное время, которое никто из служащих не собирался проводить в душных кабинках. Раздевалка действительно оказалась пуста, позволяя гиганту закинуть тяжёлую сумку на одну из скамей, что якорем обозначала её хозяина плотной нашивкой с позывным. Гибрид не берёт ничего кроме свежей и постиранной маски с габаритным полотенцем, снимая с себя остатки одежды,– снаряжение было снято сразу же по прибытии на базу. Тяжёлая дверь во влажное помещение отворяется, сейчас прохладное и просто сырое, когда никто из других солдат не пользовался кипятком, от чего в помещении не было привычного пара, влажного тумана, что покрывал бы голое тело. Кожа почти стремится вздрогнуть и покрыться мурашками от холодной плитки, что впивается в стопы. Выбор падает на средние кабины. Только под защитой вертикальной заслонки гигант позволяет себе сгорбиться, полностью скрываясь за ней и снять с себя балаклаву, что служила резервной защитой после «вуали». Плотно собранные щупальца у лица наконец расправляются, медленно и плавно, наконец свисая вниз, располагаясь на ходящей ходуном груди, частично закрывая шею. Они брали своё начало у челюсти, уходя за ухо к затылку и заходя чуть на лицо, ближе к скулам, на первый взгляд хлипкие и маленькие, на самом деле достаточно сильные чтобы свернуть шею тому же человеку. Маленькие и слабые для него, может быть только внешне для остальных людей, но неизменен тот факт, что на лице увидевших это зрелище людей всегда отражался ужас, стоило им заметить рост и пульсацию отростков. Удобная возможность сжимать, как бы выжимая лишнюю кровь из неактивных щупалец, но в нужный момент без лишней мысли разгоняя кровь обратно, создавая из мягкой и нежной плоти нечто жёсткое и опасное, превращая мягкую и чувствительную часть себя, что так легко прятать в таком состоянии под маской во что-то действительно смертоносное. И глубоко в мыслях Кениг даже не замечает, как придатки начинают неосознанно с его подачи мельтешить и извиваться, закручиваясь в небольшие кольца на кончиках. Небольшая разминка никогда не повредит, особенно при имении свободного времени. Самая большая благодать, морская тварь в своей стихии, включая душ, подставляясь под падающие капли, и кажется ему плевать на температуру воды, будь та ледяная или адски горячая. Он просто наслаждался, смывая с себя тревоги и напряжение, ведь усталость толком не коснулась его. А от ощущения воды на коже животная часть разума и души приходит в первобытную радость и счастье, почти детская радость, восторг, что можно заметить лишь по лёгкой ухмылке на плотно сомкнутых губах и морщинках у закрытых глаз. Существо позволяет себе понежиться под струями воды несколько минут, прежде чем напомнить о существовании времени и сроках его наслаждения. Нужно было быстрее приводить себя в порядок и убираться, его ещё ждала работа, отчёты, разбор полётов. Потому с тяжестью на душе рука берёт мыло, массируя его и натирая на кожу лёгкий слой, мелкая пена покрывает грязное от маскировки и пота лицо, грубо давя, стараясь смыть всю чернь за один раз, даже если мозг по опыту знает, что уйдёт минимум две попытки. Жидкий гель для душа так же выдавливается в ладонь как универсальное средство, чтобы не заморачиваться с шампунями и подобными вещами. Пальцы пачкаются смесью пены и жидкой массы, массируя ими голову, лицо, тело, очищая места куда забилась грязь. Весь процесс не занимает много времени, голова не обрамлена длинными лоскутами волос, наоборот, коротко стриженные, под ноль, в некоторые моменты монстр просто кликал себя лысым или Ктулху, этот момент толком не волновал его. На месте роста волос всё равно оставалось затемнение от корней волос в коже, от чего кожа выглядела сероватой. Но тёмные брови, густые как и ресницы говорили об истинной природе существа, давая намёк на пышные пряди в прошлом или будущем, если бы король захотел бы отрастить длину. Если бы это было тактически удобно, если бы это не мешало жить, не создавало бы ненужные противные колтуны под балаклавой и тем же капюшоном, что навряд ли расчешутся, не говоря уже о душноте и жаре. Гибрид предпочёл бы холод и прохладу чем жар и пар, запертый у него под двумя слоями ткани, будто бы он замурован сам с собой. Последний обход гелем по бёдрам с талией, ногами и стопами, перед окончанием купания, как прощание с любимым местом. В мозгу припоминается ворчание вышестоящих людей, что он слишком сильно любил воду, слишком расточителен с ней, и это было правдой, ведь Кениг не мог победить свою истинную природу и тягу к влаге, к глубине и тишине, этому поглощающему холоду дна. Свежее полотенце тут же мягко прижимается к лицу и голове, убирая лишнюю влагу, позволяя скрытному существу вновь скрыться за свежим капюшоном. Мягкая и пушистая ткань широкого полотенца вытирает и остальное тело от последних влажных капель, прежде чем повязаться на широких бёдрах, прикрывая пах с задницей. Традиция людей, что считалась бы ненужной с правилом этикета не смотреть на гениталии друг друга, но монстра напрягала и от части забавляла реакция, стоило действительно показаться без смущения в раздевалке после душа, щеголяя в чём мать родила. И как бы те старались не смотреть ниже пояса, у них плохо выходило, особенно когда из-за разницы в росте это может и не выйти вовсе, тычась и маяча прямо перед глазами. Тогда король счёл это странным, забавным и чем-то необычным, возможно просто удивление существ, не обладающих таким же габаритным телом, но из приличия и собственной ненависти к вниманию, нервозности из-за этого, он взял себе новую привычку всегда помнить о полотенце. Как оказалось, не зря. В раздевалке на скамье разувался «Никто». Даже при мысли об этом прозвище существо находило неприятное послевкусие во рту, от такого непривычного прозвища, дискомфортного из-за другой национальности, даже не такое сложное как О́ни или Хоранги. Русский язык не слишком симпатизировал Австрийцу, слыша его как резкое и грубое гавканье, кто бы не утверждал, что немецкий язык такой же грубый, гигант был готов побороться и поспорить о том, насколько был прекрасен и красив его родной слог и язык. Оператор на скамье замер, переставая расшнуровывать тяжёлые сапоги, поднимая неизменные глаза под оправой тяжёлой маски. Глаза и радужки такие же серые и безжизненные как и сама персона. Такой же хищник, такой же монстр. Собрат. Но для короля это не было чем-то хорошим, приятным. Животное отвращение и напряжение априори присутствовало при наличии на территории других похожих на него тварей, хоть они и были разных видов. Заминка длилась минуту, пара ледяных, «светлых», глаз пересекаются и упираются в друг друга, прежде чем синхронно отстраниться от упрямства. Обнаружили друг друга. Человек гора проходит дальше, к своей сумке. Щупальца давно обратно сжаты под челюстью с шеей, от чего не было ни малейшего намека на его отклонения в теле, представляя собой обычного сильного человека с многочисленными шрамами и следами на коже. Русский продолжил снимать ботинки, переходя так же к штанам и верхнему комбинезону, маска так или иначе тоже останется на нём, пара неизменных правил таких скрытных тварей. Разница лишь в том, что водяной гибрид не мог сопротивляться своей натуре и рисковал, балуясь с водой, раскрывая лико и свою особенность, а русский никогда не открывал лица, скорее всего довольствуясь своими собственными методами, может быть влажными салфетками или тазиками у себя в комнате, до этого уровня информации король уже не докапывался. Оба игнорировали существование друг друга. Напряжение в пространстве угасло, не полностью, оставив своё лёгкое присутствие с тяжестью. Первый пытался быстрее обнажиться и покинуть совместное пространство, второй напротив, плавно, но с приемлемой скоростью облачался в чистую одежду, преследуя такую же цель,– уйти с общей территории, от напряжения и «неловкого» присутствия. Только всё это тянулось долго, секунды растягивались подобно слизи, когда в животе гиганта стягивался неприятный ком, узел. Очередное напоминание неприятной деформации своего разума, что даже не смотря на преклонный возраст и хорошую службу мешала и напоминала о себе время от времени, а сейчас особенно, будучи слишком близко к собрату по крови. Неприятное и чужеродное чувство, что слишком часто выигрывало у своего хозяина, имея казалось бы куда больше власти над человеческой частью, чем следовало бы допускать. Животная часть лишь усмехалась над этим, стоило взять контроль над телом и этот ком смущения и отчуждения из жгутов и эмоций растворялся и пожирался. Только обнаружить золотую середину было невозможно. А Никто казалось никого не терпел, будь то человек или такая же тварь как и он, только это не выражалось в нервозности, неловких и лишних движениях, быстрых и пристальных взглядах, чтобы убедиться, что всё нормально. Он был противоположной стороны, выбирая правило, что самая лучшая защита,– нападение, особенно если это кто-то предположительно более сильный чем ты, а в данный момент сравнивать не приходилось, всё было слишком очевидно. Агрессия полыхала в нём тёмной аурой, невидимой, но мурашки бежали по коже интуитивно, как древний инстинкт, говорящий, что лучше убирать свою задницу из этого места как можно дальше. Это пытался сделать Кёниг, отлично зная частые вспышки гнева русского. Славянин будто не ощущал этой игры с огнём, даже зная, что здоровяков лучше не драконить, пускай это и тяжело в силу их покладистости и излишнего умиротворения, он всё же не пренебрёг бы этим правилом, получая от этого новую порцию адреналина, возможно боли, много боли, но до этого ещё нужно было дойти. Угнетающее молчание и шуршание одежды разбавляет вошедший тигр, сразу же идущий из прачки, в остатках одежды, что быстро слетают в кучу на лавочке рядом с его собственной сумкой,– более компактной и лёгкой. Кореец едва ли замечает напряжение и атмосферу в небольшом помещении, больше сосредоточенный на собственных мыслях и усталости, мечтая о сладкой дрёме, когда с душем будет покончено, а мягкая после бетонных стен кровать так и зазывает к себе. Только сняв защитные очки и полностью раздевшись, человек обратил внимание на остальных присутствующих, так же немного удивившись, сколь мало было операторов на данный момент; привыкший к толкучке и гомону, шуму и вечным разговорам и шуткам. В душе и раздевалке всегда было шумно, и какими бы взрослыми людьми не были солдаты, всё всегда заканчивалось дурачеством и шутками. На этот раз его встретила почти оглушающая тишина с мелким шуршанием и двумя существами, что лишь в момент его появления в дверях обратили на него внимание. Так он думал, и это было правдой, где-то на половину. Темные глаза оценили обстановку, подбирая своё полотенце и проходя мимо двоих сущей, мимо короля, вспоминая так же и о документах. – Отчёт на столе,– С лёгким кивком осведомляет Хон Джин и уходит за дверь душевой, где уже клубится пар. Лучше не мешать двум монстрам контактировать и устраивать свои собственные разборки, в этом человек даже не разбирался, от чего мог принять действительное за желаемое или надуманное, а то был лишний риск банальной ошибки. А ошибки как говорится приводят только к лишней бумажной волоките и объяснениям. Оператор закрыл глаза на подозрительное поведение сослуживцев. Это безопасная зона, стычки под запретом. Дверь захлопнулась с тихим щелчком. Для человека горы это произошло слишком быстро, печально быстро, от чего он не смог вдоволь насладиться чужим видом,– не столько обнажённой фигуры, сколько самой сутью, разглядеть детали шрамов и строения казалось бы обычного тела. Но животное нутро находило это чем-то отличным от остальных, не интересных смертных, желая до умопомрачения разглядывать и изучать мышцы и суставы тигра, может быть иногда даже специально играться с его рефлексами, заставляя тело незамедлительно реагировать, дёргаться. Монстр облизнулся, находя эту мысль слишком соблазнительной. Пока существо прощалось взглядом с любимым тигром, от него не сводился пристальный взгляд, не липкий и приятный, в отличие от Хоранги, а острый, колкий. Достаточно холодный, чтобы вызвать лёгкую тревогу даже у такого гиганта. И Кениг оборачивается одной головой, чтобы увидеть уже успевшего раздеться Никто. – Осьминожке стоит поторопиться, пока его лакомый кусок не сожрали другие,– Недовольно и резко бурчит русский почти себе под нос, но достаточно громко, чтобы морская тварь услышала его слова. Слишком отчётливо это было сказано, что подумалось могло порезать слух. Этих слов было достаточно, чтобы задеть в более крупном операторе неприятную жилку. Собственническую струну, которую даже он сам не всегда желал признавать и принимать, но теперь пальцы, что до этого нервно теребили ткань чистых спортивных штанов, сжались в кулак. Русский не мог этого видеть из-за угла обзора, но по таким же светлым глазам было понятно, что он насмехается, довольный чужой реакцией, даже если её с первого взгляда нельзя было заметить так просто. Австриец же метался в собственном разуме, вспоминая все те ругательства на родном языке и то, как можно было бы перевести их на английский, максимально грубо. Остановился король только на «Backpfeifengesicht» [бакпфайфенгезихт], да, определённо лицо русского напрашивалось на хороший удар, может быть даже на нечто большее чем простая встреча с кулаком. Вспышка чистого гнева разгоралась довольно медленно, но ощутимо, с прохождением каждой секунды, пока оба монстра вновь сцепились взглядами, никто не отступал, никто не желал сдавать позиции, даже учитывая, что теперь они поменялись позициями. А морская тварь была слишком резка в реакции, когда дело касалось его «сокровищ», готовый отрубать кисти тем, кто тянется к его ценностям. Пускай людей нельзя было отнести к категории вещей, пускай тигра ещё нельзя было считать чисто его собственным любимцем, жадные щупальца стремились взять себе всё что возможно в данный момент, пока сладостный час не настанет. Лицо нахмурилось, пускай видны одни только глаза, да брови, бровная дуга уже прикрывала часть глазного яблока, выглядя достаточно устрашающе и заметно, чтобы противник имел возможность отступить. Последнее невербальное предупреждение. Кениг успел полноценно облачиться в свежую одежду, полностью защищённый и свободный в движениях, не будучи скованным своей неловкостью и откровенностью тела. Никто же напротив занял уязвимую позицию, не удосужившись повязать хотя бы полотенце на бёдра, всегда такой упёртый и грубый, редко открытый или только в понятии простоты. Король счёл это очередной русской чертой, упрямый, не смутимый ничем, которому нечего стыдиться. А напряжение нарастало, гигант уже собирался сдвинуться со своего места подобно ожившей статуе, и только тогда Никто вновь заговорил. – Человечиной не интересуюсь, просто предупреждение,– Он плюётся словами, продолжая не сводить глаз с собрата по чужеродной крови. Это лишь на каплю в море сбросило напряжение, и только на мгновение громоздкий и увесистый кулак австрийца разжимается, совсем немного. По глазам и без полностью открытого лица и так можно было прочитать секундное удивление, замешательство,– брови расправились, глаза округлились. Существо уже было настроено защитить свою цель, чтобы позже иметь возможность поглотить самостоятельно. Нечто столь ценное и редкостное, вкусное в обыденном существовании имело смысл даже прятать, например в собственной тёмной яме, куда тварь с радостью утащила бы корейца, но монстр обещает себе, что сделает это позже, пока человеческая сторона стремится забыть эту мысль. Тем не менее в голове гиганта проносится «Bist du deppat?!»[бист ду депат], только тварь подавляет этот удивлённый возглас, смиряя другого оператора подозрительным и не одобряющим взглядом. Немец отлично знал, что среди собратьев за добычу, какую-либо ценность или партнёра грызлись, часто насмерть, даже если то было секундное удовольствие поглощения, отстаивая так же собственную честь и гордость, стремясь показать силу с властью. Такого рода шутки и высказывания не одобрялись, а то и вовсе воспринимались как оскорбление, потому король имел полное право вызвать глупого русского на битву. Вторая мысль была о том, что возможно собрат не знает об этих правилах? Негласных, внутренних. Но приглядевшись, он заметил в чужих глазах здравость и осознанность, этот монстр явно знал, что делает и по какому краю ходит. Обозначение предостережения было лишь отговоркой, чтобы иметь возможность избежать действительно кровопролитной битвы. Даже грозный и вспыльчивый оператор предпочитал выходить сухим из воды и желательно, чтобы его действия приносили выгоду или же убирали то «бельмо» на глазу, что мешало спокойно жить. Пока Кениг рассуждал о чужом поведении и словах, Никто не дождался его ответа, или может не ждал вообще, выдержав несколько секунд тишины и как ни в чём не бывало хмыкнул,– гигант предположил, что на чужом лице играла противная и кривая ухмылка, и славянин так же легко скрылся за дверью с клубами пара. – Долго бегаете вокруг да около, как две псины, что никак не могут повязаться из-за своей глупости,– Слова осели в пустом пространстве раздевалки неприятным осадком и некоторой обидой за грубость и резкость слов. Оставшийся один оператор обернулся на секунду. Теперь идея о том, чтобы вернуться и сторожить свою цель казалась ещё более соблазнительной, как и идея разорвать товарища по оружию в клочья за одну только мысль или намёк на присвоение чужой ценности себе. Испачкать своими грязными руками, осквернить святыню. Нет, австриец не мог позволить такому случиться, предпочтя бы подорваться на пороховой бочке с русским, чем видеть, чувствовать и обдумывать неприятность данного события или возможности. Однозначно это кровопролитие не понравилось бы начальству. Никакие драки на территории базы не одобрялись, за исключением тренировочных и официальных, где солдаты баловались и мерились силами. Это так же бы возможно огорчило бы Хоранги. Более увесистая и значимая мысль, в отличие от возможности вылететь со своей работы, службы и лишиться звания. «Это того бы стоило»,– С секунду думает сущ, слишком сильно сжимая лямку сумки, закидывая её на плечо и уходя прочь грузными шагами. Неприятный узел в желудке всё ещё не растворился. Как бы тварь внутри него не рвалась за предполагаемым конкурентом, разумная часть сознания и тела твердила о том, что Хон Джину не могла грозить опасность. Нападения и битвы запрещены. Русский мог злить, дразнить, или злиться самостоятельно и крушить всё на своём пути, но он был прямолинеен и правдив, ему не было дела ни до какого человека, тем более тигра. Никто не врал, следуя своей молчаливой натуре и слов на ветер не бросал. Так успокаивал себя король, повторяя про себя как великую и могущественную молитву на повторе «schnurzpiepegal»[шнуцпипегаль]. Таким образом он добрался обратно до своей комнаты, втискиваясь в неё с неохотой, всё ещё оставляя при себе красочные мысли того, как бы разрывалось тело русского под его пальцами, как бы кости славно и громко хрустели в его руках. Кровь бы сливалась в слив красивыми разводами и едва ли оператор мог бы что-нибудь противопоставить для собственной защиты и безопасности. Ничто не могло остановить тварь в ярости, особенно когда посягали на что-то, что принадлежало ему по праву. Ещё пока что нет. Пока что. Поправил себя Кениг, отбрасывая сумку в сторону, вещи будут постираны позже, когда он вздремнёт и полностью откажется от идеи размозжить череп одного особенно наглого оператора. Возможно. Возможно если бы тигр попросил его своим очаровательно грубым и тяжёлым голосом, человек гора остановился бы, полностью внимая словам этого маленького человека. Такой слабый и сильный одновременно, что в голове монстра едва укладывалось, как игрок дожил до этого дня, славясь опасными играми. От этой же мысли король удивился, почему человек не действовал более открыто и рискованно, продолжая держать дистанцию, возможно уважая какие-то личные границы. Нервная сторона монстра была благодарна за это, отказываясь принимать то волнение и дрожь, когда объект внимания и интереса приближался слишком близко. Гигант улёгся на кровать, проводя так некоторое время: минуту, две, пять, десять, но злость и распирающая изнутри энергия не давали полностью расслабиться и вздремнуть. Монстру хотелось двигаться, желательно в сторону душевой, а для чего именно, вырвать глотку русскому или зажать корейца у стены, вопрос был спорным. В конечном итоге Кениг поднялся с раздражённым вздохом, чтобы опуститься на пол и отсчитывая отжимания. Не самое лучшее решение сразу же после душа, но энергия и силы постепенно уходили, ещё меньше в совокупности с миссией и на тридцать пятом разе монстр поднимается, достаточно уставший, чтобы покачнуться на своих ногах. В голову вдарила кровь, а в глазах вовсе почернело на мгновение. Существо присело обратно на кровать боясь потерять сознание. Не то, чтобы это было опасно для него, нет, он бы проломил своей тушей кровать и другую мебель, едва ли пострадав, но это привело бы к лишнему шуму и вниманию, такое беспокоило его намного больше чем физические повреждения. Было бы неприятно обнаружить среди толпы зевак внимательный взгляд Хон Джина, выставив себя неуклюжим или слабым существом, будто бы только вставшим на ноги. Король обдумывал приседания, до этого считая, что сил осталось достаточно, но теперь приятная усталость наконец обволакивала мышцы. Кровать не скрипнула под гигантом, принимая натиск, когда послышалось тихое сопение. * По ту сторону баррикад Тигр успел намылить голову и смыть с лица пот с грязью, мутная вода бежала с его тела ручьями и для оператора то было долгожданным освобождением. Усталость не смылась полностью, как и песок с кожи, когда дверь в душевую снова открывается и кореец ловит себя на мимолетной мысли, что это был сущ. Точнее тигр желал, чтобы это был определенный сущ в его понимании, но судьба услышала его лишь на половину,– вошёл Никто. Ким Хон Джин тихо фыркнул, продолжая грубо массировать кожу головы, сетуя на свои ложные надежды и на свои желания, ведь зачем было возвращаться гиганту, если тот и так уже вымылся, явно собираясь уходить. Эта мысль развивалась и плыла дальше, возобновляя воспоминания с миссии, затмевая постыдные мысли о собственной глупости и унося в фантазию. Хоранги видел не так много, как ему хотелось бы, снова и снова ловя себя на мысли, что хотел бы поднять чужую «вуаль» с головы и разоблачить с поличным скрытное существо, возможно даже специально раззадорить или напугать, чтобы впасть в немилость, и пускай человек рисковал умереть от такой глупости, мысль о том как его прижимают к стене и душат тем самым секретом под слоями масок, как бы щупальца и присоски впивались бы в его кожу. Или же животная часть человека первая бы показала себя на свет, с желанием сожрать эту тварь, так же, как могли пожрать и его. Искусать эти щупальца, откусить в крайнем случае, оставив до конца дней гиганта след на память, пускай с явным риском и шансом быть раздавленным о стену как вражеские солдаты на миссиях. Это заводило. До такой степени, что оператор забыл о присутствии другого члена команды, слишком углубившись в собственные мечты, но недостаточно глубоко, чтобы не иметь возможность пойти на попятную. Чего нельзя было сказать только об усилившейся тяге, азарте по отношению к королю. Узел в животе и паху вовремя развязался под действием холодной, если не, ледяной воды. Хоранги хотел как можно скорее смыть с себя этот жар, остудить голову, остановив непрерывный поток неприемлемых мыслей. Это было резко, несуразно и не тактично по отношению к собрату по оружию. Разум простил себе только небольшие мысли о воспоминаниях, воспроизводя фрагмент ярости живого тарана и крохотного щупальца. Было ли оно крохотным из-за расстояния, а на самом деле имело бы намного больший размер? Или может быть отросток действительно был столь маленьким и чувствительным, от чего человек хотел сжать его в ладони или между пальцев? Тигр делает воду ещё холоднее, пока это не даёт по мозгу и нервам, а тело дрожать, зубы тихо застучали. Отрезвляет. Никто давно прошёл мимо, занимая соседнюю кабину. Тяжёлые шаги раздавались по мере его приближения. Цербер, так прозвали русского оператора, более яростного и не сдержанного чем настоящий пёс, хранитель врат ада, на деле являющийся оборотнем перевёртышем. И пускай псовые любили стаи, выяснение иерархии и компанию, Никто почти всегда ходил в одиночку и многих это напрягало, будто бы тот всегда рыскал, вынюхивая свою добычу, искал свежую и истекающую кровью рану. Только сейчас он преследовал более смехотворную цель помимо свежести душа, особенно когда такая прекрасная возможность подвернулась прямо перед носом. Раздраконить парочку идиотов,– растолкать их, уже достаточно насмотревшись на раздражающий спектакль перед глазами. По мнению славянина Кениг не осознавал, насколько явно он заглядывается на человека, вне зависимости от того с каким подтекстом тот хотел сожрать его, и что с таким гигантом, с его видом, никто другой из сущей спорить бы не стал, звание на службе было лишь вишенкой на креме торта. А без лишнего напряжения и стресса с внешней стороны двое операторов ползли слишком медленно, крайне раздражающе мельтеша перед глазами, даже если сначала это было потешно или интересно, теперь тварь решала эту ситуацию для спокойствия своей нервной системы и финального акта в пьесе. Если не цирке. Так же оценив человека колким взглядом, Никто мог бы предположить, что человечишка вовсе не знал о разных особенностях монстров и сущей, что находились на базе, даже о собственном любимчике. Традиции, определённые способы привлечь и проявить внимание. Но русский так же отдаёт должное человеческой глупости, что по собственному незнанию подкормил морскую тварь, поделился трапезой, предложил часть своей добычи и король принял это предложение. Может быть столь мелкий и незначительный поступок для смертного и хрупкого создания являлся чем-то незначительным, но то было нечто важное и ценное для опасной твари. Очередная усмешка остаётся под прочным материалом маски, выдавая радость от такой потехи только прищуренными глазами. Холодный взгляд вновь оценивает человека, оглядывая кожу в старых шрамах, подмечая отсутствие новых. «Кто бы сомневался»,– Проносится в мыслях с лёгким высокомерием. Морская тварь хорошо защищала своё любимое лакомство, возможно даже лучше самой экипировки с человеческими реакциями для сохранения своей жизни. Усмешка сходит с острых глаз, прищур так же сползает с израненного под маской лица, сосредоточившись на плитке под ногами и приятному подобию дождя из душа, что бил по горячей коже. Гибрид стал серьёзнее в один момент, рассуждая о том, как подстегнуть человечешку, да так, чтобы всё пошло в правильное направление. Так, чтобы это вписалось в общую ситуацию, так, чтобы это не вызвало подозрений(они всё равно будут, но это не важно), так, чтобы не случилась настоящая драка, пускай русский и хотел оставить на тигре пару царапин, запустив цепную реакцию из сплошной ярости короля, что без сомнений заметит лишний запах крови от Хоранги. Так, чтобы эти идиоты сошлись быстрее и сгинули с глаз долой. Под конец фыркнул Никто, заканчивая свою мысль. Мог ли он просто подкинуть разного рода досье и информативные сборники, почти что энциклопедии о разных сущах и их традициях, нормах, ухаживаниях, чтобы глупый человек начал улучшать свою образованность? Нет, слишком много действий, мало шансов подкинуть такое незаметно и не оставить следов, пускай и вся база подмечала химию двоих операторов, и подозреваемых было бы слишком много, опять же, слишком много действий для ленивого пса. Слова, это будут непременно слова. Русский заканчивает мытьё быстрее, не глядя на тигра даже краем глаза, выключая воду, пока Хон Джин всё ещё плескался в каплях воды. «Странные люди.» – Заботься лучше о своей твари и думай дважды, если собрался ухаживать. Неуч,– Гаркает русский выходя из кабины и двигаясь мимо фигуры по соседству, вытирая спину полотенцем, звуча высокомерно. Словно глупый человечек совершал очередную глупость, пусть и не догадываясь об этом. А так и было, почему псу было только любопытнее лицезреть такую комедию, в надежде, что всё закончится кровопролитием и грозный монстр из глубин морей и океанов выберет поглотить плоть неугодного смертного, а так же убрать проблему со своего пути. Так Цербер скрылся из виду тигра, хлопая дверью так, что это отрезвляло воспалённый порнографией мозг. Очень вовремя, но кореец не стал спешить так же прекращать свои купания, оставаясь ещё некоторое время под градом капель, теперь уже тёплых. Хоранги не станет врать, что ему стало некомфортно от слов русского, с его грубым и лающим акцентом, даже больше чем у немцев обычно, а по спине пробежал холодок от осознания подставления спины очередной опасной твари. Но слова впились в корку мозга, въедаясь в борозды и извилины, заставляя судорожно соображать, ведь Никто был прав. Если голодное животное в нутре человеческого тела взаправду хотело полакомиться морской сущностью, вонзиться в кожу клыками и когтями, разрывая плоть, то стоило лучше изучать свою жертву. Не только наблюдать со стороны, а обратиться к источникам информации, книги, интернет, целый источник знаний, что упрощал бы ход событий. И в то же время человек останавливал себя, размышляя. Слишком быстрое сближение и улучшение навыков с познанием могли легко спугнуть бы такого краткого и мягкого гиганта. «Слишком легко и заманчиво, как обманка.» Неестественно, чтобы другой вид внезапно начал бы понимать другой, пускай и с опорой на досье и папки из библиотек. Противоестественно, отталкивающе и непривычно, как бы Хоранги не оправдывал себя тем, что всегда мог бы с лёгким весельем объяснить живому тарану, что просто стало интересно, любопытно, захотелось понять чужую расу лучше, сделать общение для Кёнига привычнее. А что если его вид вообще не взаимодействует друг с другом? Фырканье. Внутренняя сторона ладоней упирается в холодную плитку на стене, опираясь, а спина человека горбится, подставляя полосы нервных шрамов и точечных неровностей покрываться приятным теплом воды. Даже если он и не сможет использовать всё, что узнает, по крайней мере Ким Хон Джин будет готов, сможет лучше понимать оператора и его действия, особенно неосознанные. Для начала он оценит обстановку, изучит основы, а дальше как пойдет, смотря на ситуацию и характеристики видя. О боже, тигр же даже не знал, что любят осьминоги, он просто любил их есть как любой другой кореец… * Шла неделя затишья, на протяжении которой Хоранги скрывался или в библиотеке,– в самом тёмном и пустом углу, чтобы не тащить бумажную волокиту с собой, или в своей же каморке,– изучая разного рода справочники о видах, выписывая особо интригующие моменты. Каким-то образом хитрому игроману удалось раздобыть частичное досье гиганта, пускай там было много пробелов и зачеркнутых моментов, это не важно. Бездонный взгляд поглощал информацию о скрытном и малочисленном виде. Не удивительно, что король был хорош в маскировке и некой недоверчивости, его вид в целом, как и прародитель осьминог довольно стеснительные и тихие, а с другой стороны, после привыкания они становятся милыми созданиями, что с радостью пойдут на контакт. По крайней мере так писали на форумах для любителей этих существ в лице домашних питомцев. А каким был бы король в роли маленького домашнего осьминога? Наверное он отгрыз бы тигру пару пальцев. Так он думал. Хоранги было стыдно признавать, что он полез даже в подобные сообщества с любительскими форумами за неимением хоть какой-то информации. Но ведь прародитель должен иметь весомую общую часть с потомками? Пускай это и смесь, гибрид, схожие черты, если не идентичные, должны иметься? Да ведь? Каков шанс, что у гиганта есть клюв? Зверь под кожей человека фыркает от такой глупости, наблюдая за процессом изучения. По хорошему жертву надо было прощупывать с самого начала, а не тогда, когда мозг трезвеет из-за чужого тычка, остужая адреналиновую и серотониновую реакцию. Но Хон Джин снова открывает заветную папку. У осьминогов три сердца, голубая кровь, и щупальца, которые называют руками, конечностями, что как и всё тело могут менять цвета для маскировки. Распространялось это только на кожу щупалец или человеческая часть гибрида тоже могла менять оттенки? И для привлечения партнёра… Кореец дочитывает, заканчивая мысль. Глаза ещё больше щурятся, не понимая последней строки. Сильное удивление наступает с осознанием, что видов этих морских чертей достаточно много, а действительно хорошо изученных не больше дюжины. Чем больше оператор копался в информации, тем больше задавался новыми вопросами, ведь из-за вида отличалось и поведение. У одного самка пожирала самца после спаривания, у других нет. Одни ухаживали за избранником, привлекали внимание, другие нет. И это только о самих осьминогах, про гибридов было известно ещё меньше. Пальцы трут пульсирующие от напряжения виски. Голова в бессилии падает на поверхность стола и раздаётся глухой стук. Его мозг сейчас получит перегрузку. Он хотел бы просто сожрать эти щупальца и монстра целиком, не задумываясь о традициях, правилах, ухаживаниях и привлечении внимания, но в таком случае оператор подавился бы воздухом и своей самоуверенностью, открывая свои карты слишком рано. Это стало бы настоящим оскорблением для другого существа, а такое не принято игнорировать или прощать, человека просто размажут об пол или стену. Ким станет чужим разочарованием. Пока тигр скрывался в своём логове, остальные сочли его ленивым созданием, что выбилось из сил после миссии или же ещё какая зараза(предположительно один конкретный гибрид) могла укусить такого игромана за задницу, что он безвылазно блуждал по комнате и самой долгой прогулкой для него был путь до кафетерия со столовой и в библиотеку с архивом, а потом обратно и так по кругу. Когда глаза начало колоть от напряжения, а спина не разгибалась, только тогда Хоранги решил сделать перерыв, наконец жалея своё и без того не здоровое тело. Стоило перекусить и увидеть солнце, если он сам не хотел стать бледной поганкой, подобно глубинным тварям которых изучал, возможно даже помешался. В идеале ему стоило сходить на улицу и потрогать траву, иначе совсем забудет каков реальный мир под солнцем и что такое реальность вне комнаты. Перед выходом следует небольшая разминка спины и рук, о которой человек быстро жалеет, как только поясницу простреливает иглой боли. Да, ему определённо нужен перерыв. Позднее время обеда, в самый раз, он ещё успевал. Протирая болезненно покалывающие глаза, теперь действительно вынужденно пряча их за солнечными очками, чтобы холодный свет ламп не выжег всё то, что осталось от глазных яблок. Белок глаз был красноватым, некоторые сосуды полопались, заливая склеру кровью. Балаклава осталась позади, бледной коже стоило увидеть свет. Оператор выглядел как уличный бомж, затворник, что раз в столетие выползал из своей норы и несколько близких солдат по пути в красках успели ему это рассказать, отмечая помятый внешний вид и «прозрачность» кожи. Им так и не удалось увидеть довольно внушительные тёмные круги под узко сощуренными глазами. Хоранги так же быстро распрощался с колкими высказываниями, заходя в просторный зал столовой, где ещё оставались некоторые солдаты. И только выйдя на свет и припомнив слова о внешнем виде, кореец задумался о том, когда он в последний раз мылся и не слишком ли от него свербело. Он плюнул на это так же быстро, решая, что уйдёт восвояси как только поест, и всё будет нормально. Наверное. Металлический поднос наполняется несколькими тарелками и блюдцами, сейчас тигр не мог побаловать себя родной кухней, выбирая меньшую из зол на свой вкус. Суп с лапшой, салат с капустой, яблоками и чем-то там ещё, что он даже не разглядывал, бутылку с водой и нарезанную морковь палочками. Неплохая трапеза для человека, что был зациклен, даже помешан на предмете своего интереса, не понимая ту часть, где желание потрахаться с щупальцами и гигантом размывались с глубинным интересом к самой сути существа и его личности, задаваясь множеством вопросов, о которых человек не смел бы заикнуться вслух. Сил на стояк не было, или разум пропустил этот момент мимо себя, но урчащий от голода желудок потревожил до этого спящего чувственным сном зверя внутри, вновь напоминая про другой голод. Хоранги зашагал быстрее, игнорируя все мысли и ощущения, забвенно повторяя про себя, что он поест и вернётся к изучению материала, а потом может быть поспит до вечера. Он толком не успел дойти до части ухаживания у гибридов, но предполагал, что любой шаг начинался бы с комплиментов или подарков? Так ведь?... Оператор мог бы опираться на другие виды, но риск ошибки значительно возрастал… тем более в другой среде обитания, не в глубинах морей, а в людском мире, всё значительно менялось. Большая фигура перетягивает внимание больных и уставших глаз на себя, завораживая так, что ноги на секунду замерли в ступоре и тут же поменяли курс. Хон Джин не планировал болтать и пересекаться с Кенигом в таком состоянии, с большой вероятностью неприятное и отвратительное для монстра, особенно с чувствительным носом. Разумеется иногда ребята из качалки приходили сначала поесть и потом в душ, потные и ароматные, и тигр не мог припомнить возмущения монстров на запах или ещё что, склоняясь к пониманию и солидарности к таким товарищам. Но Хоранги пах затхлостью своей берлоги, где почти безвылазно сидел днями и ночами, взъерошенный и бледный, забыв переодеть мятую футболку цвета камуфляжной зелёной формы в пятнах. Тем не менее думать об этом было поздно. Неделя была слишком большим промежутком, отрывом, за который весь прогресс мог пойти тигру под хвост. Человек не хотел облажаться, садясь напротив человека-горы. Король что-то в очередной раз мусолил из трубочки в белом пластиковом стакане с крышкой, за которой не было видно содержимого. Ким предположил, что это было очередное пиво. Запоздалое разочарование накрыло человека спустя время, когда он понял, что вновь пропустил трапезу существа, ведь его тарелки были пусты и полковник вновь просто пил, продолжая что-то набирать на своём планшете. Конечно до тех пор, пока его покой не нарушил Хоранги, слегка напугав своим присутствием, хоть и нельзя было сказать, что монстр не почувствовал его приближение заранее. Возможно ему позволили приблизиться? Или монстр просто задумался, слишком ответственно подходя к своей работе в планшете. Удивлённые глаза тут же впились в тёмные линзы очков, пальцы начали нервно гладить материал и чехол планшета в руках, что отложили в сторону. Теперь всё внимание было сосредоточено на человеке, от чего последнему стало как-то неловко и некомфортно, почти виновато за свою резкую пропажу. – Ох, давно не виделись. Как отдохнул?– Растерянность с неловким вздохом быстро прячут, мягко ухмыляясь, не смотря на очки, всё же смотря собеседнику в глаза. Монстр паниковал. Будто чувствуя ответный взгляд от тигра. В мозгу живого тарана взрывалась атомная бомба из паники, тревожных мыслей и животного обожания, когда он не мог оторвать глаз от растрёпанного человека, что выглядел так непривычно по домашнему. Хотелось утащить это зрелище к себе в каюту, чтобы только он мог любоваться и видеть это. Пальцы сильнее сжали собственное бедро под столом. Это было слишком прекрасно. Король хотел его себе. Возможно чересчур сильно и резко. Разумеется перед этим тихо спросив согласие для приличия(будто бы кто-то действительно мог бы противостоять ему, кроме моральных и эстетических принципов и соображений), а потом впасть в забвение, сжимая тушку оператора в своих руках, выкинув из головы остальные переживания с тревогой, утыкаясь носом в чужой загривок и глубоко вдыхая, пока лёгкие не начнут гореть, наполняясь запахом тела, мускуса и приятной затхлости помещения. На протяжении всей недели пока гибрид не видел товарища по команде, его мысли постепенно изводили его, можно сказать, сдвигая и так шаткую крышу ещё больше. Слова Никто вновь и вновь впивались в его голову. Что если тигра кто-то успел схватить? Что если Кениг не заметил этого и теперь Хоранги был пожран кем-то другим? Что если он был чем-то обижен? Что если молчаливый русский потом наговорил и ему тоже всякого бедлама? Но намного хуже? Что если это спугнуло такого сладкого человека? Что если это действительно существо совершило ошибку, не поняв этого и теперь был вынужден переосмысливать все свои действия за прошедший месяц, старательно вычисляя корень ошибки и пропажи. Безусловно гигант был слишком кротким и уважающим чужое пространство, чтобы потревожить человека в его же комнате, в его же заслуженные выходные, беспокоясь, что возможно он просто так долго восстанавливался после миссии. Люди были и будут такими хрупкими по сравнению с другими тварями, что приходили в себя за час или сутки, не имея с этим никаких проблем. Он сомневался в познании сил этого маленького тигра, до этого уверенный, что то был и есть сильный, тихий убийца. Он думал так до сих пор, но старался не отрицать мысли, что всем нужен отдых, и гибрид не смел его прерывать. Да, это был просто отдых, а не отвращение из-за ошибки или раскрытия личности? Был ли Кениг противен Хоранги? Было ли это причиной? Тревожный мозг снова подкидывал всё новые и новые идеи вероятной ненависти с молчанием, всячески логически правильно связывая их с реальностью, что сложно было усомниться в их правдоподобности. Это всё растворилось в никуда. Ким Хон Джин всё так же сидел перед ним, поднимая глубокую чашу с лапшой в бульоне ладонью, удерживая и пробуя его на вкус, зачерпывая небольшую порцию лапши палочками, отправляя в рот. Он всё ещё ждал ответа, всё такой же довольный и добрый тигр, пускай и с помятым, отлёжанным мехом. Так было даже лучше. – М?– Хоранги тихо мыкает жуя, вопрошая, заодно приводя собеседника в сознание, замечая, что сущ всё ещё пялится на него будто бы остекленевшим взглядом. – А… Ja…[я] Всё в порядке…,– Поспешно отводит глаза, тихо бурча себе под нос ответ, растерявшись. Это всё ещё казалось чем-то нереальным, как галлюцинация,– Людям… нужен намного больший отдых? Или ты получил травму, о которой не написал в отчёте?– Взгляд всё ещё бегал вокруг, осматривая продолжающую пустеть столовую, гигант выглядел всё более взволнованным. Гибриду казалось, что он задаёт глупый вопрос, но старался из всех сил думать, что это не так, что нормально, когда монстр не понимал физических возможностей людей, видя их действительно хрустальными. Голос был почти подделан под будничный, лишь лёгкая дрожь по настоящему выдавала нервозность вместе со спрятанными обкусанными в кровь губами. В конечном итоге за тяжестью тембра этого было не слышно, а ткань прятала любые прорехи и травмы губ. Кореец жевал, закусывая морковью, когда лицо немного удивлённо вытянулось, не ожидая таких слов. Так же было поразительно, что Кениг вообще читал отчёты, обычно подверженные пренебрежению со стороны старших по званию, собранные в стопки для вида, позже в папки, а потом и вовсе спустя года поддающиеся утилизации, фиксируемые в электронных документах. Это смущало и восхищало. Беспокойство так же было очевидным, потому оператор не мог не улыбаться, стараясь прикрыться ладонью, чтобы ненароком не подавиться обедом. – Нет-нет… То есть да, нужен, но не в таких количествах, всё в порядке, перепроверял некоторые документы,– Он заверял существо, мягко посмеиваясь, но без злобы, от чего сердце морской твари сжималось в этой приятной ловушке. Король так же никогда не признается, что чистил историю своего поиска, полного наивных и глупых запросов о традициях людей, как оказалось, нужно было быть более точным в своих вопросах, в зависимости от нации и даже регионов… – Но твоя кожа белая, как мука… так не должно быть,– Наверное. Существо не было уверено, может быть только на шестьдесят процентов из ста, что это не здоровый цвет кожи, отличный от обычного вида тигра. Его тигра, которого он слишком часто разглядывал, привыкший к другому оттенку лица и рук оператора. Пускай то были лишь жалкие небольшие открытые участки кожи. После этих слов кореец слегка сжимается, будто ему неудобно, и тварь паникует ещё больше. Он сказал что-то лишнее? Оскорбил? – Это пустяки, скоро пройдёт. Просто плохо спалось,– Хоранги отмахивается, будучи действительно приятно смущённым этими простыми словами, понимая по виду и поведению гиганта, что тот и не догадывается о комплименте, что только что произнёс. Тигр заставляет себя расслабиться и забыть об этом, поднимая взгляд обратно на полковника. Его вуаль, ткань на лице была целой, особенно там, где как помнил Хон Джин находилась прорезь после миссии. Ему тоже нужно было что-нибудь сказать или спросить. – Ты зашил свой капюшон? Помню там была дыра,– Он зачерпнул ещё лапши, заедая салатом. Теперь смутился монстр. Было неожиданно приятно и напрягающе осознавать, что человек был так же внимателен и любознателен, что в самом разгаре месива и бойни умудрялся замечать такие мелочи. Или… – Да, и есть запасные,– Он ответил кратко, пожираемый сомнениями. Видел ли что-нибудь ещё его тигр, что ему не следовало бы видеть? Может быть ему повезёт и оператор сделает вид, что всё как обычно, что он не показался ему отвратным или противным из-за своей особенности. Не то, чтобы сущ не понимал, что человек знает о том, что он монстр, одни его размеры говорят об этом, как и колоссальная сила, почти бесконечная энергия… Но ему всё равно было тревожно. До такой степени, что он хотел бы вернуться к идее с игрушкой антистрессом в своих руках, пока та просто не перестанет функционировать от силы сжатия, когда резиновые глаза пищалки вылезают из орбит и материал трещит от напряжения, в конце концов лопаясь. – М, я ещё хотел спросить, но не знаю насколько это культурно приемлемо спрашивать. По поводу…,– Вместо слов сжатая рука крутится около бледного лица, слегка покручивая указательным пальцем рядом со скулой и шеей, намекая на щупальца под маской. До короля доходит сразу, но он так же немного сконфужен, скрепляя руки между собой и немного бегая взглядом. Не самый лучший вопрос в данный момент, когда то было некоторой гранью, что легко могла скинуть гиганта в ущелье его страхов и сомнений с обрыва. – Конечно, ты можешь спросить. Если ты видел…,– Это звучит с лёгкой нотой печали и задумчивости, в то же время фокусируя взгляд на человеке. Ким был поглощён любопытством, он продолжал есть, всё такой же лёгкий по настроению как и всегда, кажется ни капли не сбитый с толку пониманием и знанием о придатках под вуалью. Наоборот, он засиял чуть ярче, кивая. – Да, когда была царапина увидел. И мне просто стало интересно. Ты… никогда их не показываешь, и, оно было довольно маленьким. Они все такие? И они меняют цвета?– Любопытный котёнок, понимающий, что кусает слишком большой кусок, пока гибрид напротив него слегка наклоняет голову в бок, разглядывая его с прищуром, но непонятным. Злился ли Кениг за такие вопросы? Было ли это презрение? Или насмешка? Хоранги был готов в любой момент заткнуться и принести сотню извинений падая в пол склоняя голову, если такого рода вопросы входили под определение некультурных для чужого вида. – Ты хочешь их увидеть?– Всё, что спрашивает гигант, так и зависая на месте. Разумная и трезвая, осознанная часть человека хотела сказать «нет», и поклониться с глубокими извинениями за такую наглость, что смертный вообще посмел спросить что-то столь наглое, пока животная, дикая и голодная часть рычала «да», желая самолично сорвать все слои защиты, чтобы увидеть, откусить что-то такое сокровенное и важное, а потом мучится в последующей предсмертной агонии, когда его поставят на место, скорее всего заткнув навсегда, просто проломив череп пальцами. Всё что может ответить кореец… – 예 [е́],– Наклоняет голову, тихо произнося себе под нос сконфуженно, неуверенно, тут же прерываясь, чтобы исправить себя. Зверь внутри метался, этот шанс он не упустит.– Да,– Палочки в руках непроизвольно дрожат и скромно сталкиваются с едва уловимым звоном. Тёмные линзы устремлены к «вуали». Сейчас, без тактического обмундирования и шлема, можно было увидеть, что на макушке головы ткань была сшита неровным швом. – Gut, [гут]– Темные глаза вновь опускаются к глазницам вырезанным в ткани. Кениг ухмылялся, его веки щурились, создавая гусиные лапки на коже от веселья. Хоранги не мог позволить себе пропустить ни единого движения, так и замерев. Сейчас было плевать на боль в глазах, когда он старался не моргать, глядя на то как ткань приподнимают по двум сторонам пальцами, всё же немного скрываясь от лишних неугодных взглядов, которых вовсе не было,– столовая была пуста, а пара созданий сидела в самом дальнем углу и при всём желании с такого ракурса не было видно ничего, лишь спину короля, что закрывал собой тигра. Это было подобно чудесной смерти, волнительно. Кажется человек даже забывал дышать, когда и балаклава под капюшоном сползла вверх, показывая наконец запасные «руки». Хон Джин и не заметил, как отложил палочки, будучи заворожённым, придвигаясь чуть ближе, опираясь предплечьями о стол. Тогда крохотные щупы показались из-под тени укрытия, совсем маленькие на первый вид, и тигр нахмурился, приоткрывая глаза в удивлении. Уставший мозг не знал, как на такое реагировать, прогружая эмоции, пока что находясь в ступоре. А тонкие и ловкие отростки всё больше показывались на свет, протягиваясь вперёд, наконец вбирая в себя больше оживляющей крови, увеличиваясь, но совсем немного. Кениг всё ещё не хотел пугать оператора, этого маленького тигра, что продолжал сидеть в этих поганых солнечных очках, так сильно мешающих видеть весь спектр эмоций на бледном лице. Внешняя оболочка щупалец была тёмно-красной, бордовой, и только внутренняя часть, где находились присоски была ближе к бежевому или белому, казавшейся куда нежнее. И тигр хотел проверить свою теорию, нерешительно протягивая ладонь к одному из придатков, что казалось и сам искал контакта, извиваясь в воздухе, создавая из себя милую завитушку. Взгляд за очками бегал от придатка к глазам напротив, неуверенный в дозволении на свою наглость, всё равно мягко касаясь самого кончика щупальца, вздрагивая от осознания, что оно было прохладным и довольно мягким, легко помещаясь на его пальце, когда его хозяин намеренно перекрывал ток крови, оставляя «руки» довольно крохотными даже для него самого, на самом деле заливаясь румянцем. Хоранги не считал количество щупалец, забыв об остальных на корню, поглаживая мягкую плоть, пока его фаланги пальца медленно обвивали спиралью. Человека переполняли волнение и возможно совсем немного первобытного страха от новизны и неизвестного ощущения, когда маленькие присоски всё же прикреплялись к коже, но это было не больно, просто необычно. Монстр не мог оторваться от этого зрелища, разглядывая удивлённую улыбку тигра, почти детскую, полную радости и находя приятным тот контраст тепла и прохлады при контакте. Но эти очки… негодование в теле только кипело, с борьбой со своей противоположной стороной. Кениг знал, что у него всего восемь щупалец, как и у любого другого осьминога или такого же гибрида, только пока что свободно выпущенных было трое. Он не смог подавить лёгкую усмешку, когда человек вовсе не замечал его присутствия, уставший и рассеянный, что хотелось ещё больше захватить его себе, утащить в комфортную полутьму. И он так же не мог противостоять желанию покрасоваться, вспоминая другой вопрос про изменение цвета. Обычно он предпочитал маскировать их в цвет ткани, на всякий случай, или ходил с естественным бордовым окрасом, но сейчас… сейчас он красовался, стал павлином, привлекая ещё больше внимания желанной персоны, когда тот щуп, что обвивал тёплую фалангу почернел и покрылся белыми тонкими полосами, что двигались к концу и начинались снова, создавая бесконечный поток. Хоранги едва ощутимо вздрогнул, но гибрид ощутил это. Два остальных отростка нагло пользуются чужой наивностью и интересом, обвивая ножку дужки рядом с шарниром и началом единой тёмной оправы линз с двух сторон, плавно стягивая украшение с бледного лица пока жертва не пришла в себя. Опять же, голова монстра слегка наклонена, с прищуром, что так и говорил «разве так будет не лучше видно?». Но светлые глаза расширяются как только осматривают полную картину, и бездонные радужки смотрят на него в ответ. – Ох, kleiner Tiger…, [кляйне тига]– Опечаленно тянет шёпотом король, опуская тёмные очки на стол так, чтобы протянувшаяся за ними рука не достала их. Холодный взгляд стал сочувствующим, пристально изучая тёмные пятна синяков под глазами, замечая даже мелкие красные сосуды на белке, узкий разрез глаз не был для него препятствием вовсе. Хоранги в очередной раз становится неудобно, даже стыдно за своё состояние, как будто он вынуждает другого оператора беспокоиться за него, как об каком-нибудь маленьком и несамостоятельном ребёнке. Неприемлемый вид перед старшим по званию и таким же оператором как и он сам. Трудоголик кореец, что даже не знал, что способен на такое и не заметил подобной черты в себе, выставил всё на показ, теперь же сетуя на подобную уязвимость, не желая видеть жалости в свою сторону. Щуп не отпускает палец, а человек не убирает руку, но свободная ладонь мельтешит, спеша размять переносицу и скрыть следы поисковой работы и воспалённых от напряжения глаз, на самом деле пытаясь пережить так стыд со смущением. Ему показалось, или в тоне полковника действительно было сочувствие? Жалость? Нервная жестикуляция не прекратилась, желая оправдаться.– Бумаг и досье, бессонницы из-за был занят, потому что не мог спать, тогда обед закончится когда спать уложусь…,– От волнения речь его потеряла всякую связь и логику, перестраивая предложение на родной лад, забыв про правильное построение слов, мешая кашу из звуков, а потом так же быстро затыкаясь с осознанием бурды, что только что вышла у него с языка. Ладонь накрывает его глаза, пряча от ещё большего позора и неловкого румянца. Не смел взрослый мужчина так глупо краснеть, но… он проиграл битву сам с собой. А тигр внутри лежал на животе, так же прикрывая морду мощной лапой от досады. Монстр казалось смутился, успев точно так же растеряться из-за слов оператора напротив, что теперь скрывал свои уставшие глаза. Небольшая досада переполняла гибрида, плохая нотка в характере ворчала, что это даже не он виноват в том, что человек не спал несколько суток, а какие-то бумажки. Любопытный взгляд так же мягчает, беззвучно пуская усмешку одними глазами, рассматривая Хоранги, чья ладонь теперь полностью обхватывала маленький щуп. Новая позорная мысль заставляет напрячься, нога под столом нервно дёргается от внутренних переживаний. Он был готов предложить глупость, странное предложение вырванное из контекста и не имеющее логику, кроме как дать достаточно явный намёк, но он так же был готов ручаться за свои слова, и если тигр действительно согласится, Кениг позаботится, чтобы человек спал без задних ног, фигурально, конечно же. – Ты можешь спать у меня, если это поможет в твоей ситуации,– Это было предложение с изнанкой, на самом деле не такое чистое в своих намерениях, наоборот,– грязное, что видно по яркому блеску в светлых глазах. Часть гибрида хотела, чтобы человек мог прочесть его желания, увидеть в его глазах, как король представлял себе свою жертву растянутую на кровати, пока он не убедится, что у тигра не осталось сил на какие-либо движения и слова о работе, пока они не станут липкими, когда тигр сорвёт свой голос от стонов и криков, или хотя бы охрипнет, когда вся хрупкая человеческая кожа будет в следах зубов или лёгких синяках от присосок, что будут так отлично дополнять его узорами. Сущ постарается, чтобы человек действительно охрип от удовольствия, и постарается выжать из него всё. Голод нарастал с узлом в животе с лёгким возбуждением. Щупальца, что приняли свою обычную расцветку вновь начали пульсировать белыми полосами на чёрном фоне, иногда покрываясь пятнами, красуясь, хвастаясь. Часть животной натуры подтверждала свои желания и планы на этого человека. Им просто повезло, что рядом никого не было. Да никто бы и не рискнул к ним приблизиться. – Ты сейчас… павлинишься передо мной?– Без солнцезащитных очков правда было лучше видно, как на самом деле контрастировала их кожа, и как белые пятна с полосами выделялись на чёрном фоне. Хон Джин только пережил волну рассеянного смущения и только открыв глаза, пораженный, не ожидая подобное предложение от столь закрытого и скрытного создания, пытался сложить два и два. Хоранги не чувствовал между ними напряжения, даже если другие скажут, что оно было, тут он слеп как котёнок, и потому не хотел принимать желаемое за действительное, решая перепроверить догадки. Зубы вновь начали зудеть. – Jein, [яйн]– Кениг не мог просто так открыто сказать, что да, он красуется, играет павлина и всех тех многочисленных тропических птиц, чтобы завлечь что-то такое хрупкое и наивное в свои щупальца. Но монстр так же не мог скрывать того желания, что в нём всё это время лишь нарастало, образуя неприятную выпуклость в брюках, даже сильнее чем когда он наслаждался кровопролитием, ломая вражеским солдатам конечности и черепа. Это было что-то на грани между желанием убить, поглотить и выебать, а может быть и всё вместе. Кореец на мгновение нахмурился, отводя взгляд в стол, рассуждать на такие темы он сейчас не мог, слишком рассеянный и невнимательный, но пристальный взгляд жёг его кожу с нутром, что мурашки бежали по спине. – О!..,– Короткий звук, что вырывается сам, когда он понимает, кончики ушей слегка коптит от собственной глупости. И удивлённый взгляд снова переводится на крупную фигуру, на капюшон, что всё ещё был на чужом лице, и щупальца, что давно уползли обратно в тень, словно их никогда и не было. Отголоском реальности происходящего стал щуп, всё ещё обхватывающий палец, совсем мягко, тоже желающий уйти обратно под ткань. В противоречие этим тихим и мягким движениям, холодные глаза, что почти прорезали кожу, сквозили голодом и возбуждением. Король не мог сказать, что хотел разложить этого человека прямо здесь и сейчас, устроить на своё усмотрение сеанс размножения, пока Хоранги не придёт в ужас с осознанием сколько часов гибриды могли непрерывно спариваться и неистово трахаться, не вылезая из комнат сутками, а то и неделями, изучая своего партнёра. Его предложение было слишком явным. Полковник медленно кивает, очки вновь лежат рядом с подносом тигра, где лапша уже успела остыть, щупальца и след простыл. А громоздкая фигура поднимается, унося с собой пустой поднос и возбуждение, слишком явное и открытое в паху, выпирающее на показ. Он хотел, чтобы Хоранги чётко это видел, даже когда позже, после волна возбуждения и адреналина от неожиданной встречи сойдёт, он будет умирать от стыда и собственного позора, осознавая, что раздевал сальным взглядом другого оператора в общественном месте, пускай то и было пустым. * Разумеется животная часть человека отлично видела и даже пялилась на выпирающую часть на штанах великана, пуская голодные слюни, так же поспешно натягивая очки обратно на глаза, ещё некоторое время любуясь мощными бедрами и задницей, пока австриец отдалялся. Тигр слепо до последнего не замечал в какую ловушку его позвали, всё ещё претендуя на звание ведущего и главного, слишком самоуверенный в своих силах, не смотря на лёгкий румянец. Он не мог отрицать, что так же завёлся. Мысленно проклиная себя извращенцем не менее пяти раз, понимая, что возбудился только от одного вида друга по команде и нескольких щупалец, когда дальше за него всё додумывала фантазия, давая себе свободу в этом, до такой степени, что человек действительно мог кончить в штаны не тронув себя. Хоранги молился, чтобы чуткий нос монстра не засек запах его возбуждения на таком расстоянии или вообще забыл об этом казусе. Но Кениг безусловно заметил. Без сомнений, он примет предложение. Ухаживание. Если будет нужно, то вовсе исполнит брачный танец, коль это позволит ему привлечь к себе ещё больше внимания здоровяка, а то и вовсе сорваться. Прошли сутки прежде чем кореец оказался перед заветной дверью с однозначной табличкой, для пущего зловещего эффекта рядом со званием полковника не хватало вырезать корону, прямо на поверхности картонной двери, неровную, острую и кривую, пугающую, как сам её владелец. Теперь была глубокая ночь, давно прозвучал отбой и никто не показывался из своих комнат. И только крупный силуэт тигра тёмной фигурой перекрывал коридор и дверной проход. Он не решался постучать, будто ожидая какого-то чуда, словно одних мыслей было бы достаточно и дверь откроется, стоит ему действительно сильно пожелать этого. Разумеется перед этим Хон Джин выспался, усердно отдрочив, сворачиваясь в клубок на своей кровати, стоило ему вернуться после обеда в свою комнату, и только потом забвенно отрубиться. Глаза наконец не болели, очков не было,– в кромешной тьме ночи те только мешались, но лёгкие тёмные синяки под глазами всё же остались, пускай и стали бледнее. Он был готов, физически, приведя себя в порядок, не голодный, не сонный, свежий после недавнего душа. Но не сознанием. Что если он ошибся и это просто была шутка и его мозг сам всё надумал? В последний раз Хоранги так нервничал, когда не был уверен, стоит ему сбросить карты и взять новые или же нужно было открыть их. Сейчас была похожая ситуация. Стоило ли стучать? Или просто втихую вернуться в свою комнату и забыть об этой идее? Но сущ сам предложил это. Костяшки гулко касаются поверхности двери, страшно разбудить остальных, и не важно, что те находились на достаточно ощутимом расстоянии. Вот оно, преимущество высокого звания. Стук кроткий, но сильный, такой же быстрый и тут же затухающий, пока человек замирает в ожидании. «Какой дурак не будет спать в это время?»,– думал про себя Хон Джин, понимая, что он. Тишина затягивается, второй раз оператор стучать не собирался, и так считая данный рывок невероятно стыдным и глупым. Медленный выдох. В глубине души радостный, что никто не открыл, и в то же время волнительный и опечаленный. Две стороны вновь враждовали, сталкиваясь в желаниях и сопротивлении. Ноги ощущались частью пола, словно кореец стал монолитом, постаментом, вбитым в землю, и длинный стержень тянется глубоко вниз до самого ядра земли. Первый шаг в сторону даётся невероятно тяжело, но нужно было идти назад. Делать вид, будто бы он не собирался провести напротив двери всю ночь, если понадобится, в ложной надежде на это самое «чудо». По ту сторону не слышно шагов, но замок двери, будто бы он вообще нужен был такому опасному существу для какой-то защиты, щёлкает, так громко, что тигр вздрагивает, замирая. Мурашки бегут по спине. Оператор совсем забыл, что осьминоги дети ночи, и так же легко забыл как тихо мог передвигаться король, если желал того. Дверь мучительно долго отворяется, без жуткого скрипа, что мог бы отрезвить глупого человека, что желал ворваться в это царство. Кениг как всегда возвышается над ним, повисая в дверной раме, опираясь на боковую часть стены, наклоняясь. Хоранги кажется, что это палач разглядывает его, чтобы примериться, как сильно надо бить, чтобы голова отлетела с лёгким гулом. Но он не мог видеть, что светлые и холодные глаза впиваются в его лицо, разглядывая балаклаву,– очередную помеху для любования. Отсутствие света не мешало гибриду отчетливо видеть человека перед собой, и пускай тигр не мог так же ясно видеть его, скорее всего разглядывая сейчас действительно бесформенное тёмное пятно с тряпкой палача, король мог позволить себе изучить эти глаза, всё ещё бездонные в ночи, куда более рассеянные, что не могут уловить ни крупицу света, чтобы что-то увидеть во тьме. Оператор с некоторой надеждой смотрел в эту бездну, зная, что по другую сторону кто-то действительно стоял, и что это не была очередная фантазия его воображения. – Дороги назад не будет, Kitty, [кити] – Предостережение. Последнее для глупого человека, чтобы убедиться, что он точно знает куда и к кому идёт. И пускай нарочито человеческая смелость хлестала из его тела, что-то клубилось внутри. Действительно ли этот маленький тигрёнок хотел поймать королевское бесхребетное создание, поглотить его? Слишком большой кусок, но тварь благосклонно позволит ему попробовать. – Да,– Бросает тигр, так спокойно, будто бы это не он чувствовал себя взволнованным школьником перед первой встречей с одноклассницей на танцах или свидании. К удивлению оператора этого оказывается достаточно, чтобы крупная фигура сдвинулась с места, открывая ему путь. Животное внутри человека зашевелилось, образуя трепет в груди с животом, стягиваясь в клубок из адреналина. Пора было действовать, он так долго ждал этого момента и сейчас делал шаг в пропасть, захлопывая дверь ногой, когда замок щёлкает без его помощи. Они стоят друг напротив друга, ещё несколько моментов, прежде чем король достаточно громко фыркает, давая отмашку. А тигр бросается вперёд на монстра, прыгая достаточно высоко, чтобы зацепиться за его шею, грудь, стараясь сбить на пол и подмять под себя, хватаясь за капюшон, оттягивая его назад. Он желал, чтобы это была кожа, а не жалкая ткань, хотел впиваться ногтями в эпидермис, оставлять полосы и вдавливать пальцы до самых мышц. Только его так же легко ловят, сжимая бедро до синяков и обхватывая ладонью рёбра, поддерживая эту систему, а не отталкивая, как думал Ким. Человеку повезло, что его не раздавили, когда настала очередь гибрида, прижавшего их к стене, заставляя спину Хоранги жалобно хрустнуть пару раз, прежде чем монстр прекратил давить на него, запирая в клетке между собой и поверхностью стены. Король явно игрался. А тигр чувствовал, что его предплечья обхватывают прохладным и влажным, живая плоть щупалец. Заведомо не равные условия, от чего Хон Джин так же будет жульничать, беспардонно вздёргивая ткань на лице гибрида, не находя балаклавы, сразу же впиваясь зубами в его рот, создавая не поцелуй, а смесь укусов и сухих потрескавшихся губ, когда их зубы неприятно сталкивались с лёгким стуком. Щупальца сжимали его запястья, когда ладони обхватывали скулы монстра. Он всё равно не мог бы разглядеть чужие черты лица. Потому тигр не жалел гибрида, облизываясь и не сбавляя напора, пока собственные лёгкие не начали гореть от нехватки воздуха, а губы припухли, в то же время в тыл человека грубо втирали твердую часть паха, скользя от разреза задницы до промежности. Хоранги казалось, что он неплохо справляется, сожалея лишь о том, что действительно не сможет увидеть эмоции на другом лице. Ему пришлось поменять своё мнение и напрячься, когда лёгкие смогли сделать только один короткий вздох перед ответным выпадом, прежде чем его заткнули снова, вторя чужим движениям, но делая это глубже, впиваясь, облизывая и проникая внутрь. Движения становятся грубыми, Кениг заставляет оператора на руках раздвинуть бёдра шире, протискиваясь между ними и выбивая стон, когда два паха встречаются и гибрид не настолько мил, чтобы двигаться с мягкой нежностью, предпочитая давить бёдрами в чужое возбуждение пока маленькое тельце не начинает дёргаться на грани боли, а пальцы на крупной шее не начинают впиваться, царапая неровными линиями. Игра продолжается до тех пор, пока ладонь на шее существа не делает несколько ощутимых похлопываний, когда Ким думает, что умрёт от этих губ и возможно слишком длинного языка. Тигр не хотел бы так быстро и позорно кончать в штаны от перевозбуждения с лёгкой болью, проклиная свои мазохистские наклонности. От него отсасываются, он чувствует, что его губы полностью влажные и ощутимо ноют от воздействия. Глубокие вздохи наполняют тихую комнату, заставляя корейца думать, что для монстра то были пустяки, и он совершенно не замечает в какой момент его уже вдавливают в кровать. Спина жалостливо напоминает о себе парой болезненных уколов, прежде чем человек может переключиться на нависшую над ним опасность. Матрац под ними не скрипит, сохраняя эту маленькую игривую борьбу в тайне от остальных операторов, и не важно, что человеческий мозг забыл, как крепко могли спать военные, и ничто, будь то выстрелы сотни обойм или танка, не могли разбудить их. Разве что крики сослуживцев в манере начальства, что что-то требует от них. Но в эту ночь морская чернь жаждала выбить из уязвимого хищника лишь пыхтение и крики с всхлипами, желая насладиться скулением, когда для корейца наступит последняя грань. Хоранги даже не удерживают, будто просто насмехаясь над его неуклюжими попытками встать на ведущую роль, достать до главенства. Так и было. Он пытался подмять живой таран под себя, поменять их местами вновь используя собственный вес, но этого было мало, когда только одной ладонью его могли и снова оттолкнули на кровать. Одеяло скомкалось где-то под ногами. Дикая часть пыхтела. Казалось он ничего не сделал, это не было полноценной дракой или потасовкой, но Хоранги начинал выдыхаться, не уверенный способен ли он снова придумать какой-либо приём. Зад снова подпирает чужой член под боксерами, сущ не мог справиться с этим желанием упираться и тереться в твёрдую плоть, пока его маленький котёнок продолжает играть и мягко кусаться, получая от этого лёгкое удовольствие. Тяжёлое пыхтение внизу отрезвляет больной мозг короля, что всё ещё нависал над оператором, даже не давя на него ладонями, боясь, что его собственный вес мог бы сломать человеку пару костей. Светлые глаза разглядывали эту картину, как тигр вытирал свой слюнявый и влажный от поцелуев рот, как его дезориентированные глаза бегают в полной тьме, не имея возможности приспособиться, чтобы видеть хотя бы очертания, полу снятая балаклава, что скомкалась гармошкой на шее. Слишком аппетитное зрелище для такого монстра. – Если ты наигрался, то начнём,– Тяжело шепчет гибрид, переворачивая Хоранги на живот, придавливая его меж лопаток, вынуждая прогнуть спину и выпятить свою аппетитную задницу. Существо облизывается, снова и снова втираясь меж чужих ягодиц, почти забвенно повторяя цикл, покрывая спину оператора своей всепоглощающей фигурой, наклоняясь, заставляя дрожать. Загривок тигра облизывают, слюна кажется леденящей и человек вздрагивает пока с него грубо сдёргивают балаклаву растрепав уже имеющийся хаос из волос. Хоранги нравится эта ситуация слишком сильно, заводит так, что он не замечает, как с него стягивают шорты с бельём, оставляя задницу открытой, пока крупная ладонь не опускается на неё со звонким шлепком. Человек что-то мяукает, неразборчиво и сжёвано от неожиданности и удивления. Язык короля, как и щупальца, что теперь всей своей тяжестью обхватывали грудь и спину Хон Джина, оставляя колкие следы от присосок, впиваясь ими в кожу, не позволяя отстраниться от себя, были прохладными, но ладонь и пальцы, что теперь сжимали, гладили плоть на бедрах и ягодицах горела теплом, почти обжигая человека таким контрастом. Поглаживания нежные и мягкие, ласкающие оператора как истинного домашнего любимца, позволяя прийти в себя и отдышаться. Больше звонких шлепков не было, пальцы только изредка сжимались на плоти – Кениг находил приятным то упругое сжатие на мышцах и жире, словно осознавая, что это живое создание самолично пришло к нему в руки и теперь он имел право его прощупать и облапать, двигая ладонью и по талии с ребрами, изучая, заползая под футболку, ловя дрожь тела человека, когда прикосновения становились совсем призрачными, что было щекотно. Последнюю вещь так же безжалостно стягивают и откидывают подальше. Человек под монстром ёрзает. Щупальца, что до того были обманчиво маленькими и короткими теперь полностью налились кровью, становясь значительно крупнее, длиннее и тяжелее. Они обхватывали грудь Хоранги поперёк, как и живот, стягивая кожу присосками, задевая и опутывая не чувствительные соски(«пока что» отмечает про себя Кёниг), пока руки человека сжимали простыни, вовсе не скованные, свободные, разве что мягко обвитые спиралью в локтях с запястьями, и будто этого было мало король вжимал шею тигра в постель второй ладонью, с лёгкостью окружая бо́льшую часть хрупкой шейки. Очеловеченная часть монстра могла бы воспротивиться такой жестокости по отношению к другу по оружию, партнёру, если бы увидел хоть каплю боли или злости, но тигру это нравилось, он покрывался тёмным румянцем, его щёки гладили и обводили щупы, чувствуя приятный жар от горящих скул. Последним подтверждением стал стояк, что капал смазкой, и который король сжал вместе с яйцами, проверяя устойчивость позиции, в последствие видя, что человек едва мог дёрнуться в таком положении, хоть и попытался, зажмурив глаза, что не могли принести тут пользы, явно не ожидая такого крепкого прикосновения. Рука разжалась, чувствуя пульсацию члена, несколько раз накачав ствол, отслеживая приятную дрожь в спине оператора, прежде чем оставить член в покое и продолжить то, что было запланировано. Горячие пальцы вновь скользят к копчику, меж двух половин ягодиц, нагло раздвигая их. Тигр мгновение испуганно выдыхает, не зная, стоит ли останавливать и объяснять физиологию людей в этом месте, но влажный холод, что стекает сверху из заготовленного бутыля останавливает его. Хоранги прикусывает язык в трепете, ожидание было волнительным. Фаланги гибрида растирают смазку, прежде чем раздвинуть отверстие и проникать указательным пальцем по вторую фалангу. Хоранги ёрзает ногами, переставляя колени, непривычное ощущение не такое плохое, больше навевая неприятные воспоминания с осмотра уролога и проктолога. Но так было до тех пор пока монстр не начал полноценную разминку, растягивая обод и проникая вторым пальцем, выдавливая из человека тихое мычание. Лёгкий дискомфорт, уже необычно, пальцы гибрида были заметно больше чем у корейца и непосредственно внутри казалось, что человек легко переполнится ими. – Gut gemacht, [гут гемахт] вот так, ещё немного,– Низкий голос нежно шепчет оператору на ухо, зарываясь носом в его макушку, вдыхая свежий аромат шампуня и сетуя, совсем немного, что теперь запах мускуса и пота едва ли ощущался. Но существо продолжает хвалить человека, даря мягкий поцелуй в затылок, продвигая пальцы глубже до самых костяшек, медленно разводя их, толком не двигая по вертикали. Но Тигр под ним кажется слишком тихим, пускай и глубоко дышащим, монстр хотел от зверя звуков. Пальцы в глубине мягких тканей сгибаются, прощупывая плоть и обводя простату, с хитрой ухмылкой наваливаясь на Хон Джина сильнее, придавливая, в ту же секунду начиная жать на ком нервов. – М-м-м!– Тигр мычит, взбрыкиваясь от неожиданности, когда резкая искра удовольствия контрастирует с лёгкой болью, ноги мечутся под весом гибрида, что не позволяет своей жертве избежать этого давления, пока стопы и колени скользят по постельному белью, полностью скидывая одеяло на пол. Поясницу Хоранги трясёт, а член напрягается, но ему некуда бежать и негде прятаться. Рука в отчаянье тянется назад с недовольным бурчанием, чтобы остановить насилие над его чувствительной зоной, но щупальца, что до этого мягко обрамляли и не препятствовали стянули кожу с мышцами, заводя конечность за спину, заламывая безболезненно. Хон Джин под монстром пыхтит, протестуя новому положению и фиксации, но проглатывает слова, нарочито замолкая со сжатыми зубами, с уловимым скулежом, стоит остановившимся пальцам снова и снова обводить круги в мягких тканях нервируя чувствительную плоть. Сущ ещё несколько секунд изводит хищника пограничным ощущением и отступает, выскальзывая из горячего нутра на одну фалангу, чтобы продолжить ненавязчивую растяжку, вновь даря бесконечные поцелуи в загривок, изредка облизывая кожу на которой начала появляться испарина. И только пальцы отступают, то бедра с тазом безвольно опускаются ниже, будто в бессилии, когда Хоранги тяжело пыхтит. Это было резко, это было неожиданно, и на удивление приятно, он не мог с этим спорить. Часть сознания отторгала резкость и сильный нажим в такой чувствительный орган, когда это действительно почти вызывало боль, но вторая – голодная часть, хотела больше, находя в этом раздражении нервов странное удовольствие, размывающее границы для человека, подобно тому как гигант над ним умудрялся совмещать нежные поцелуи в загривок с похвалой, когда кореец всё легче принимал пальцы в себя, и жёсткий захват заламывающий его руку вместе с давлением оказываемым на плечи с верхней частью позвоночника, не оставляя ни малейшего шанса подняться. Временная передышка, чтобы осознать, что на тигра пялятся видя его с не самой презентабельной стороны, имея возможность не только потрогать, но и увидеть весь «срам», нарушая все границы бедного хищника, который теперь не смог бы отказаться от этого процесса. Его задницу всё ещё растягивали, частью бедра он всё так же чувствовал чужое возбуждение, в тех же самых боксёрах, но достаточно влажное и горячее, чтобы можно было обжечься. Воспалённое сознание только со временем приходит в себя, принимая во внимание нагое и уязвимое положение. Открытый полностью, когда щупальца также покрывают обилие его шрамов на спине, руках, оглаживая, присасываясь, затмевая старую рубцовую ткань, оставляя после себя новый узор из полукруглых синяков и красных пятен, едва не доходя до болезненной степени прижимки, от чего Хоранги был благодарен, всё ещё испытывая благоговейный трепет с лёгким страхом, не столь сильным как раньше, но повисшим в воздухе над ним. Три пальца наполняли его, не спеша, больше не трогая приятное место, как на зло игнорируя его или проскальзывая совсем мельком, вызывая призрачное подрагивание в ногах, что даже не успевало начаться, когда пальцы уже ушли, а дополнительной стимуляции так и не следовало. Тигр сдерживал недовольные, чисто голодные порывы с желанием получить больше. Очередной кусок, что намного больше того, что он мог бы проглотить. Нет, король хотел, чтобы этот тигр мило помяукал для него, он так же постарается откормить это хрупкое и изящное создание, чтобы человек сам вновь и вновь приходил к нему, а Кениг брал бы, из раза в раз доказывая всем и вся, что этот оператор занят. Всё ещё упёрто думая, что следов присосок и синяков от крупных ладоней будет недостаточно, как и звонких неожиданных стонов и задыханий, на которые как думал кореец он сам не был способен, будучи обладателем тяжёлого голоса. Но монстру слишком сильно нравился этот контраст, момент в который грубый и низкий бас с акцентом становился бессвязным месивом, то поднимаясь, то опускаясь в интонациях. Казалось сам человек не меньше удивлялся своему голосу, просто не имея возможности предсказать следующий выпад гибрида, нападающего так быстро и неожиданно, когда Ким успевал только выдохнуть и вновь расслабиться. А затем снова и снова его давили, простату таранили, превращая хищника в хнычущее месиво, позволяя прочувствовать пульсирующее, такое насыщенное болезненное удовольствие, давясь всхлипами и обрывками фраз, до тех пор пока это опять не проходило. Так раз за разом тварь коротала их время потраченное на растяжку, старательно следя за тем, чтобы маленькому котёнку не становилось скучно, как приятный бонус так же подпитывая собственное удовольствие, заводясь с каждым разом всё сильнее. Он был готов расплавиться вот так, рядом с этим беспомощным в его руках и щупах созданием, уже покрасневшим от ощущений, запыхавшимся и разогретым только для него. – Так хорошо справляешься,– Гибрид будто бы издевается над тигром, вздрагивающим и ловящим искры в глазах при каждом движении глубже, когда пальцы сгибались крючком, дразнились на стыке с болью. Король просто не мог не наслаждаться этими резкими движениями и кряхтением, скулежом, когда всю силу движения поглощало его тело и сила, прибивающая Хоранги к кровати. Позже он будет любоваться и возводить в святыню синяки, что останутся после их встречи, обоготворяя маленького хищника, но пока что… – Слишком много…,– Жалостливо звучит Хон Джин, сжимая ладонями ткань простыни и щупальца, что так вовремя вползали меж пальцев, оборачивая всю руку, погашая силу хватки оператора, не позволяя впиваться ногтям в мягкую часть ладони. И очередное судорожное движение ногами, коленями, бесконечное ёрзанье и тихие вздохи, пока по телу пробегает ток, особенно сковывая стопы, заставляя подворачивать пальцы и жевать собственные губы, до тех пор, пока щупальца не пресекают и это. – Мне остановиться?– Звучит логичный вопрос, и великан действительно замедляется, пальцы дразняще обводят край входа, едва ли проникая внутрь, наворачивая круги щекоча чувствительную кожу, до тех пор пока человек не решится. Возможно, если бы Хоранги действительно отказался бы от этой затеи, монстр в самом деле остановился бы, возможно просто перенёс эту идею на потом, и довольствовался бы сочными и твёрдыми бёдрами оператора, между которых идеально смотрелся бы его налитый кровью член. – Н-нет,– Едва слышно за спрятанным в простыни лицом, горящим от стыда и напряжения, возбуждения, что так прекрасно смотрелось на желтоватой коже. Живот ходит ходуном, напрягаясь и расслабляясь, создавая идеальные и соблазнительные очертания мышц, в которые твари хотелось вонзить зубы, но грубоватые губы дарят только новые поцелуи в основание шеи, едва-едва прикусывая кожу, побуждая выйти из укрытия ткани. – Громче, я не слышу тебя, Süß [зюс],– Король напевает на красное ухо, ласково заправляя слишком короткие пряди за ухо, будто бы они мешали тигру слышать речь существа. Он всё ещё дразнился, проникая в тёплое нутро растянутой задницы одним пальцем, больше играясь, издеваясь, отлично услышав всё с первого раза, но считая своим долгом выбить из другого мужчины явное выражение своих желаний. – 아니요…[аньо] Продолжай,– Голос совсем незаметно дрожит из-за длинного вздоха, что так же резко прерывается, стоит пальцу нырнуть к знакомому бугру. Тварь определённо издевалась над ним, достаточно растянув, но всё ещё желая видеть чужие мучения от удовольствия, пока член Кима уже начинал болезненно пульсировать, перевозбуждаясь без прямого физического контакт, но столь сильного внутреннего воздействия, что это было слишком странно для оператора. – Süßer Tiger, [зюсер тига] позволь мне позаботиться об остальном, м?– Шёпот переполняет ушную раковину, принимая сторону суккуба соблазнителя, в то время когда щупальца помогают своему хозяину дразниться больше, опуская одно из щупалец к трущемуся о постель члену. Упомянутый хищник тихо стонет на выдохе, удивляясь своей чувствительности, стоит щупу обвить его головку и оттянуть крайнюю плоть вниз. Хоранги не знал, чего он хотел больше, умереть от этой ситуации, или наконец кончить в диком ритме под этим монстром, во всех смыслах этого слова, ведь пальцы так и остались снаружи, играясь с сжимающимся входом. Только оператор не отвечает на вопрошания гибрида, предпочтя ответить тем же, играя так же грязно, умудряясь придвинуться бёдрами к чужому стояку, вызывая не менее стоящую реакцию, от которой кореец был готов кончить едва ли тронутым. Простого напирания и натирания через ткань белья было достаточно, чтобы услышать тяжёлый грохот в груди морской твари, с вибрацией выдыхающей в тёмные колкие волосы воздух, щекоча загривок и нервные окончания. С секунду хищник жалел о содеянном, но так же быстро развеял эту мысль, выставляя остальные козыри, когда зубы начали вновь зудеть, человек не стал себя сдерживать, снова и снова впиваясь ими в щупальца. Он игрался и жевал их так, будто это действительно была игрушка жевалка, чтобы прорезавшиеся зубы не были столь сильной проблемой. Ожидалось, что это вызовет бурную реакцию, но Кениг только вбился стояком в бёдра оператора, так и замирая, мелко дрожа, сжимая тело человека всё сильнее, на мгновение страшась кончить, так и не проникнув в него. Это не проходит, тигр не разжимает зубы, только больше вылизывая, увеличивая нажим и наслаждаясь собой. Положение Хоранги было не завидным, в плотном хвате щупалец и сильных рук, грозящих проломить ему хребет с шеей, но это слишком сильно заводило его, пока придаток на члене так же сжимался плотнее. Тигр был всё ближе и ближе, мелко двигая тазом, находясь на грани, готовый кончить. – А-ах, не так быстро,– Голос в затылок звучит сыро и хрипло, так ужасно дразняще. А человек не сдерживает жалобного стона, когда яйца и основание члена крепко перетягивают, мешая сперме выйти и получить полноценный оргазм. Обиженный плач глушат придатки, утешающе оглаживая скулу и зарываясь в волосы. – Мы ещё не закончили, да?– Корни волос обхватывают приподнимая голову, поворачивая тигра лицом к лицу с гибридом. Целомудренный поцелуй в лоб в качестве приободрения, и пуская тигр не мог видеть в темноте чёткий силуэт монстра, он самим нутром чувствовал, что на его губах играет самодовольная ухмылка, возможно этот нерешительный гигант даже кокетничал, забавлялся с человеком, но последнему было не до этого. Меж ягодиц обжигает, когда крупный член трётся о плоть, легко скользя мимо входа, просто примеряясь, даже не целясь, чтобы подразнить оператора. Кениг никогда не забудет удивлённые глаза Хоранги, когда до него доходит, что разгоряченный стержень не так мал, как он думал, и намного горячее, влажнее, чем следовало. Головка цепляется за края входа, пачкая кожу и так пропитанную смазкой предэякулятом, добавляя ещё больше влаги. Ещё больше лубриканта выливается сверху. Таран прижимается бёдрами к тигру, плотно упираясь, позволяя себе ещё немного полюбоваться бездонными глазами, бегающими в темноте, что так и не смогли зацепиться хоть за малейшую светлую деталь, видя сплошными очертаниями. Прекрасное зрелище. Щупальца обвивают шею человека плотнее, ощупывая кадык и связующие с плечами мышцы, но так мягко, постоянно двигаясь, наслаждаясь контактом с чужой кожей. Ещё один сильный толчок бёдрами, стержень члена снова скользит меж ягодиц от основания до головки. Оба не замечают как на некоторое время заваливаются на бок, а тигр продолжает вертеться, находясь в мире прикосновений и влажных звуков, не желая мириться с уязвимым слепым положением. – Можно?– Король шепчет корейцу на ухо, снова легко пугая неожиданными словами, а сам монстр и рад удивить своей уверенной разговорчивостью, до тех пор пока они находятся на его территории, он был готов посвящать стихи и баллады для милого тигра в его руках, осыпать комплиментами и не важно насколько они приличные. Более медленное потирание. Хон Джин податлив в его руках, но в то же время скован, едва ли двигаясь, словно вовсе не кот, а собака на руках, не такая гибкая и ловкая в чужом мире. Тигр хотел плевать на это. Он хотел кончить, его пах всё ещё стягивали, кажется даже ещё сильнее, когда он был в самом преддверии оргазма и теперь это отошло на задний план. Так просто он не кончит. Кровь отлила к голове с пониманием, что тварь отлично его видит, потому медленный кивок служит разрешением, согласием. Этот вариант не устраивает. – Вслух, Katze, [катце] – Гибрид настаивает, превращаясь в неподвижный монолит, так и замерев. Оператору казалось, что он отчётливо ощущает чужую пульсацию у задницы. – Да,– Всё же говорит Хоранги, не узнавая своего сиплого голоса. Концы щупалец обводят его губы и скулы, довольные ответом. Он не успевает обработать это головой. Это единственное, что останавливало монстра от истинной природы, возвращая им старое положение, ладонь мельком оглаживает затылок с загривком маленького человека прежде чем опуститься к его заднице, нагло разводя половины снова, плотнее устраивая головку у входа. Колени плотно вжимаются в матрас, ладони приподнимают сильную поясницу с тазом выше, на свой уровень. Он протискивается внутрь, держа одну из рук на основании живота тигра, следя за тем, чтобы глупое и маленькое создание в его руках продолжало дышать, натягивая его всё дальше и дальше на себя, мысленно хваля за каждый взятый сантиметр, восхваляя это прекрасное тело, оглаживая неровные, волнистые шрамы на спине с плечами, наслаждаясь каждым жалобным стоном, когда человек делился с ним звуками. Зрачки во тьме опасно блестят, слишком широкие и глубокие, их глазное дно отличное от человеческого выдает тварь, разглядывающую стонущее создание перед ним. – Ты отлично справился,– Член заходит в тёплое, такое узкое нутро, влажное, залитое смазкой совсем недавно до этого, яростно сжимая в этой темноте член, что Кениг не сдерживает свой низкий стон, дёргая бёдрами на встречу машинально пару раз, входя до лобка, делая контакт ещё плотнее. Хоранги отвечает тихим выдохом, привыкая к растяжению и габаритам внутри себя. Не смотря на хладнокровность короля, его член был огненным, фигурально обжигая стенки внутри корейца. Ему казалось, что его внутренности зудят, и в то же время он не мог не дрожать от перенапряжения бёдер и таза, ловя проходящие сквозь мышцы и связки искры от давления такого колосса на бедный ком простаты. Щупальца всё так же не давали кончить, лишь малость расслабляясь, ужасно дразня мелкими поглаживаниями. – Двигайся, 젠장, [ценцанг] – Тихо, но резко подаёт голос тигр в своей грубой манере, подобно той, что он использовал при загрузке и выгрузке из транспорта, стоит кому-либо усомниться в его боевом настрое, от чего казалось, что земля дрожала под его ногами. Голос грубый и низкий, не сходится с тем как тяжело он пыхтел и кряхтел, чувствуя себя почти на грани от растяжения, но казалось, что ещё немного и его простату раздавят. Он пытается елозить, двинуть бёдрами под тяжёлым весом, но король придавливает его только сильнее, усиливая ту часть силы с которой позволял себе лежать на человеке, выискивая жалобный стон. – Повтори это по английски, Tigerjunges,[тигаюнен]– Хоранги слишком реалистично кажется, что монстр почти рычит эти слова, добивая человека очередными немецкими фразами, что режут слух грубым произношением, и в то же время заводят, от чего бледное тело под натиском великана горит ещё больше, и весь король словно один большой вулкан, разогретый и готовый покрыть бедного смертного своей лавой, ведь он был так груб со своим божеством. Назло член легко выскальзывает из липкого входа до головки и врезается обратно с такой силой, что выбивает воздух из лёгких вместе со скулежом, что позже тигр будет отрицать, пока сейчас разводил ноги шире, закидывая их на чужие икры под коленную чашечку, всё ещё лёжа на животе. Монстр позади него тяжело пыхтел, но вовсе не от усталости и перенапряжения как оператор на кровати, а от разгона, который тот начал брать, вновь и вновь обводя неровное и угловатое тело пальцами, ладонями, натирая кожу, больно хватая за бока с талией, оставляя после себя вмятины, иногда синяки, но ещё больше гибрид хотел царапать и кусать эту прекрасную жертву, его чудесную цель. И никогда не отпускать, даже если бы Хоранги захотел бы отказаться от этого прямо сейчас, с каждым ударом по простате всё больше и громче выдыхая стоны, в которых постепенно чаще слышалась хрипотца. Разумеется Хон Джин не мог позволить себе такую роскошь как разговоры, когда гора живых мышц буквально вбивала его в постель, и в более менее нормальном положении его держали чужие руки с щупальцами, обвивая везде, служа опорой для такого хрупкого и слабого человека. Он мог бы догадаться как позже король молча будет над ним подшучивать. Глупый хищник прогибался в пояснице, мышцы каждый раз напрягались принимая в себя уже достаточно скользкий член, что продолжал больно таранить клуб нервов. Тигр забирал все свои самоуверенные слова и надежды, погребённый в мучительном удовольствии, расширяя свои границы мазохизма ещё больше, даже если его границы не разрывали, даже если это было в пределах его нормы. Дыхание сбивалось, кожа покрывалась холодным потом, а глаза прикрывались. Он был готов возносить молитвы богу, не зная, нравится ли ему это мучение, или он хотел закончить его, при очередной пульсации члена. Присоски касались эрекции, гоняя кровь, оглаживая пунцовую головку, смазывая предэякулят. Хоранги болезненно стонет и сжимается, ловя новые покусывания в область загривка и шеи, пускай чужие зубы не оставляли следов, но с каждым разом это становилось всё интенсивнее. Морская тварь метила его, мучила по своему, делясь такого рода удовольствием, когда вылизывал многочисленные нервные полосы на спине, вёл прохладным языком по хребту, а присоски оставляли следы на чувствительной плоти с лёгким усилием отрываясь, пользуясь вакуумом, чтобы выбивать из смертного новый скулёж. Койка, что до этого справлялась с нагрузкой теперь сдавала позиции – появлялся лёгкий скрип при каждом новом толчке, перебивая хриплый голос Хоранги, когда он не мог перебороть свои чувства. Это только больше раззадоривало существо, что физически чувствовало как напрягалась задница оператора под ним, с большим усилием обхватывая плоть внутри, с сопротивлением выпуская из себя. Каждый раз это всё больше придавало скорости и сил, король пользовался этим, не стесняясь распускать язык у самого уха корейца, отмечая, что стоны и сжатие становятся всё больше. – Ох Kleiner Tiger,[кляйне тига] как тебе мысль, что твои хриплые стоны услышат все вокруг? Deine schöne Stimme,[Дине шёнэ стимэ]– Он прерывисто шепчет, всё не сбавляя ритма, хотя движения становятся полностью хаотичными, ещё сильнее, воркуя по особенному грязно и где-то даже неловко, но всё так же уверенно, прикусывая переход шеи к плечу тигра, резко замедляясь, делая движения более сосредоточенными и глубокими, заставляя плоть под его пахом изгибаться. Влажные шлепки становятся тише, но трение всё ещё присутствует. Хоранги хочется скулить и кричать от отчаянья, когда он снова доходит до опасной грани, а выпирающий член внутри него настырно трётся о бугор простаты. – Кёниг…– Влажные волосы стягивают на макушке щупальца, приподнимая голову, слыша эти чудесные слова на выдохе. Даже в забвении секса король прислушивался к тихим словам, заводясь сильнее, желая слышать больше, он хотел, чтобы человек кричал его «имя». – Ja, meine Liebe?[я майне либе]– Вместо этого так же мягко, воркующе как любовный голубок спрашивает он, с новым укусом нежно целуя образующиеся синяки. Будто не он доводил человека до отчаянья, будто бы не он вбивал меньшего оператора в постель, находя эти милые звуки такими привлекательными, словно то была трель любви и обожания, что он не хотел прекращать, уже сам находясь на краю, когда член пульсировал. – Кёниг… Ха… 제발…,[цебай]– Ким канючил, готовый ронять слёзы от перевозбуждения, вздрагивающий от ярких искр в мышцах, теле и мозгу, при каждом движении, скольжении, мелком прикосновении, пока гибрид держал его на условных иголках, явно мучая нервную систему и чувствительные окончания нервов тигра. Едва ли Хоранги мог внятно связать мысль, бесконечно уязвимый в таком положении, давно сжимающий одной рукой щупальца, что всё ещё стягивали основание его члена, с каждым разом всё сильнее, стоило ему захотеть потереться чувствительной эрекцией о постель. – Всё ещё не понимаю тебя, Sonne,[соннэ]– Тварь издевалась, так и замерев в чужом узком жаре, изучая реакцию человека, отлично понимая это бессвязное состояние граничащее с отчаяньем, когда хочется быстрее кончить. Он обещает себе поиграться с ним ещё совсем немного и пощадить, он должен быть добрым со своим маленьким другом. Он правда даёт себе слово, что не будет переходить эту прелестную грань. Но желание увидеть чужие слёзы воевало с трезвым разумом монстра, взывая к человечности, что сейчас спала глубоко внутри. Так уж и быть, король проглатывает это зверское желание, мягко фыркая в договоре с собой. – 마치다…[ма́чида́] Кёниг, 제발…,[цебай] – Блестящая, напряжённая от пота шея тигра вытягивается, как будто это может помочь ему звучать громче чем жалкими всхлипами и перебитыми фразами, когда он старается увидеть хотя бы очертание гибрида позади себя. Его мозг плавился всё больше, затмевая языковую разницу, путая слова, а тело перегревалось всё больше. Хоранги делает ещё одну отчаянную попытку, думая, что король не услышал его, желая исправиться, едва осознавая на каком из двух языков он пытался донести мысль,– Пожалуйста… 왕…,[ванг]– Очередные мольбы прерывают. Сущ отлично слышал каждый шорох, каждый писк и шепот из уст оператора, ещё больше опьянённый отчаяньем в этом низком хриплом голосе под ним, что в одно мгновение ему становится страшно сорвать данное слово и играть до последнего с этим милым человеком. Но мораль монстра сильнее, ему проще не знать и не гадать какие чудесные слова и мольбы выдавливал из себя тигр на родном языке, в ту же секунду влажный от слюны рот прикрывает щуп, останавливая прекрасную трель. – Всё, всё,– Шепчет снисходительно, прижимаясь плотнее горячей грудью к прохладной спине человека, вновь обращая своё внимание на плечи оператора прежде чем опереться подбородком на левое из них, заглядывая в лицо тигру, в его глаза, что возможно всё же чуточку, но видят очертания монстра,– Продержись совсем немножко ради меня, Süß,[зюс] хорошо?– Бездонные глаза несколько раз взмахивают ресницами, обескураженный человек не понимал пространство вокруг себя, в темноте, удивлённый присутствием чужого голоса так близко и далеко одновременно. То было подобно прекрасной галлюцинации, на которую Ким не успевает ответить ведь гигант внутри него приходит в движение вновь, планомерно вбиваясь. Хон Джин не может не сжаться, забывший о толстом члене внутри себя, щупы плотнее обвивают элегантную шею, Кёниг никуда не отдаляется от шрамированного плеча, продолжая нависать и шептать пакости, то переходя на родной немецкий, то возвращаясь к английскому. – Ja,[я] продолжай так сжиматься и скоро всё кончится, Kätzchen,[кацен]– Шлепки о кожу возобновились, ощущения продолжали обостряться, кожа становилась чувствительной к посторонним раздражителям, кореец проклинал эту тьму, что заставляет его быть таким. Оба тяжело пыхтят, щупальца не лезут в рот, но гладят, бесконечно гладят и ласкают кожу, Хоранги честно надеется, что следов от присосок на лице не останется. Будто на зло хватка на шее становится плотнее, мягкая часть щупалец присосалась, а человек упивался знакомой гранью с болью при лишнем движении, пока щупы сами не отпускали свою прелесть. Тигр так же прислушивался к тяжёлому дыханию над собой, то как грузно Кениг дышал, продолжая подобно штопору вколачиваться внутрь приятных стенок, предполагая, что позади об него так же бились чужие яйца. Всё это меркло на фоне зудящего члена и зубов. Человек совсем забыл как кусался, не осознав мысли, что за такое его могли убить или как минимум оторвать язык, выбить передние зубы, но вместо этого хозяину щупалец было будто всё равно, может быть даже приятно. Уставший тигр едва двигал бёдрами навстречу монстру под его увесистыми движениями, каждый раз сбиваемый толчками с соприкосновением бёдер, выгибая спину с поясницей всё больше. Несомненно за это его поощряли, хвалили, ещё больше дразнили, возобновляя движения придатков на пульсирующем члене Кима, чем вызывали только больше дрожи. Толчки становились всё хаотичнее, громоздкая фигура наседала всё сильнее и Хоранги не замечал хватку на собственных запястьях, что становилась только сильнее по мере приближения оргазма морской твари. Давление на основание члена постепенно спадало, но так и не уходя окончательно, простата выбивала искры из глаз при каждом точном попадании головки члена короля, что теперь бился совсем медленно. Только теперь щедрость твари на удовольствие сказывалась на операторе под ним, ведь было честью довести до ярких пятен перед глазами сначала свою «пассию», из уважения и глубинного обожания, натирая чувствительный ствол щупами. Великие и шершавые от грубых мозолей руки не смели касаться такой мягкой и хрупкой части человека, предпочтя действовать щупальцами, что верно и нежно изводили, тигр ерзал и скулил, бёдра дрожали. – Давай, кончи для меня, Katze,[каце]– Насмешливый, в то же время приторно нежный баритон короля добивает «котёнка» в его руках, что сжимается, впиваясь пальцами в постельное белье, кончая с хриплым стоном. Гибриду даже не нужно делать лишних движений, чтобы так же кончить в горячую узость, не так много, как бы хотелось, чтобы окрасить изнутри этого человека в белое. Хоранги хочется думать, что он познал вершину удовольствия, сперма стекала с его члена пачкая ткань под ним, он всё ещё пульсировал, а щупальца по прежнему сжимали плоть вокруг основания члена и яиц, не позволяя возбуждению спасть, когда оператор впал в подозрения чего-то неладного. Его переворачивают, всего потного, влажного и красного от румянца, когда человек-гора с лёгкостью меняет их положение, оказываясь под тигром, умещая его у себя на теле спина к животу, оказываясь распростертым на таком же липком монстре. Черную макушку откидывают назад на сильную ключицу под затылком, Кёниг всё ещё мягко пыхтел, выскользая из его задницы. Жестокая и грубая тварь становится на миг милейшим созданием, нежа оператора в собственных руках, расцеловывая румяные скулы, нос, губы и лоб, везде где только мог дотянуться, шепча что-то непонятное для слуха Хоранги. И он мог бы поверить, что всё подошло к концу, но щупальца на секунду стягиваются сильнее на стержне члена, слишком чувствительного после оргазма и такой пытки. Крупная ладонь опасно тянется к нему, сжимая, слишком грубая на ощупь для возбужденных нервов. Ладонь и пальцы Хон Джина слишком беспомощные и слабые против монстра, что уверенно продолжал надрачивать и перевозбуждать человека, без усилий сдерживая его порывы выбраться из тесных объятий. Одной руки было достаточно, чтобы удержать это закалённое миссиями тело. – Нет, нет, Кёниг!– Ким извивается, дёргаясь, пыхтя, готовый разорваться от колкого удовольствия, это было слишком для человека, что-то новое и незнакомое, подходящее под категорию «опасно». Тигр хнычет всё больше с каждым движением пальцев по стержню, что дразнят уздечку с уретрой, натирая парой пальцев головку, доводя этим оператора до исступления. Короткие ногти царапают предплечье гибрида, бёдра с икрами напрягаются. – Продолжай,– Гигант мурчит, не останавливая многочисленные поцелуи в висок и лоб плачущего создания у себя на руках, приходя от этого зрелища во внутренний восторг, пожилая остаточное возбуждение, даже если его член не мог бы встать так быстро, но он хотел помучить хищника, в последний раз. Пары резких движений по скользкому члену достаточно для отчаянного писка корейца, неистовой дрожи в его ногах и голосе, а так же второго экстаза подряд, когда прозрачная, слишком быстро сформированная сперма пачкает его живот. Человек впадает в бессилие. Это был рай, это был ад, его личная нега, когда щупальца наконец отстают от члена, позволяя крови вернуться обратно в тело убирая следы эрекции. Он буквально развалился на короле, не способный думать ни о чём другом, как о собственной усталости. Кёниг только рад этому, вновь смещая их, обнимая куда нежнее, и Ким понимает, что ему вовсе не нужно одеяло, чтобы согреться, когда гибрид за ним сплошная живая печь. – Не… Не делай так больше,– Выдыхает Хоранги через некоторое время, пока они беспечно валялись, переводя дыхание и восстанавливая силы. Существо тут же напряглось, не смотря на казалось бы расслабленный вид, так же быстро подтянулся, готовый сразу же встать в строй, если понадобится,– Тебе не понравилось?– Звучащее в голосе переживание больно бьёт по совести оператора, а так же по его стыду. Страх того, что монстр провалился, сделал действительно неприятно, особенно больно, начал медленно прокрадываться в коротко стриженную голову. Хорошо, что человек не мог видеть этих светлых, расширенных от испуга глаз, так и замеревших в ожидании ответа. Через секунды мучительного молчание оператор всё же отвечает. – Понравилось. Очень…,– Что было стыдно признавать. Тёмные глаза уводят в сторону, закрываясь в лёгкой дрёме, стараясь не думать о том как быстро щёки краснеют снова, и о том как самодовольно и нагло звучит усмешка австрийца прямо за его спиной, прежде чем загривка снова не касаются любящие губы. Страх так же быстро спадает. Громоздкие, приятно тяжёлые и любящие руки стягивают грудь сильнее, притягивая ещё плотнее, ластясь вовсе не как страшное живое оружие. Щупы успокаиваются, возвращаясь в привычное положение вокруг шеи хозяина, даже если сам гигант хотел бы обвить их вокруг облюбованного тигра. * Тёмные густые брови хмурятся, закладывая злобные складки меж ними, скулы с кончиками ушей начинают медленно гореть, а сам человек закипать. Хоранги стоял перед зеркалом, весь помятый, облюбленный, развороченный. На голове было птичье гнездо, по всему телу шли длинные полосы из полумесяцев или полноценных кругов, создавая однозначный узор из синяков после щупалец. Своеобразные засосы. На боках с бёдрами оставались слабые вмятины от крупных ладоней. Шея сияла больше всего, из ярких, тёмных оттенков заката и космоса, со следами зубов, пятен, и таких же полумесяцев кругов. На животе прилипла застывшая сперма, неприятно стягивая кожу, напоминая об ошибке завалиться сразу же спать. Лицо кривится в негодовании сильнее. Любящие руки снова обхватывают его со спины поперёк живота, крупная грудь позади греет спину, а мягкая усмешка раздувает спутанные пряди.