Сквозь время до тебя.

Зима была уже на самом кончике носа, начиная подмораживать. В этом году морозы наступили раньше предначертанного, а всё, как говорят старухи, из-за немилости духов, которых юные охотники прогневали. Яка невидаль. Не выносили они дичи из лесов больше, чем в прошлогодние осени, да рыбы из рек не ловилось хлеще, чем ранее. Каминари совершенно не верил в злые языки и клевету этих женщин. Небось сами разгневали духов и Богов, чеша своими языками без костей. Взмахнув головой и стараясь пригладить привычный беспорядок на голове, пропустив какого-то озорного мальчишку впереди себя, блондин двинулся вперёд по улице, стараясь пропускать зычные склоки мимо. Пусть чешут, злые, да не поможет им это ни согреться в студёную ночь, да не принесёт запасов в дом, а он — постарался на славу, даже родной дед похвалил его. — Каминари! Каминари! — На всю улицу кричала девушка, придерживая полы платья, приближаясь к охотнику. — Уже вернулся! — Здравствуй, Хитоми. — Поздоровался охотник, вынужденно остановившись. — Я так рада! — Большие голубые глаза взирали с неподдельным восхищением и интересом на молодого юношу, держащего в руках мешок. — И вновь ты с добычей. Не многие могут похвастать тем же. — Без. — Перекрывая фонтан лепечущей девушки, отрезал блондин. — Лишь зерно для курей. Тебе следует найти своего брата и расхваливать его, Хитоми. — Грубо бросив, двинулся дальше, обходя стороной замершую девицу. Юный охотник, на своей памяти, никогда не страдал от хворей, неимением силы, даров леса, но вот от излишнего внимания девиц — всегда. И дед, особенно в последние свои годы, ухмыляясь потирал злорадно руки, приговаривая, что не за горами и к ним в дом начнутся сваты. Каминари было плохо лишь от одной мысли об этом. Не сказать, что все девушки деревни были плохи. Нет. Скорее не лежала душа блондина хоть к одной из них. Кто-то пытался привлечь его взгляд своими сладкими речами, кто-то телом, глазами, яркими одеждами, хвалебами, но всё было не тем. Не цепляли они ни взгляда, ни души. Юношу тянуло в лес, раз за разом, уходя всё дальше в рощи, не всегда ради добычи, а чтобы насладиться тишиной и той необъяснимой гармонией. — Уже вернулся? — На пороге стоял дед, цепким взглядом разглядывая юношу. — Скоро ты воротился, не ожидал. — Не было причин задерживаться. — Сбросив мешок на землю и смахнув пот со лба, выпрямился охотник, с доброй усмешкой смотря на старшего. — Или я чему-то помешал? — Как не было? — Белёсые брови старика взлетели, а рот раскрылся в неверии. — А как же Хитоми-тян? Разве вы не встретились в дороге? — Дед. — Скрипнул зубами, сдерживаясь, дабы не наговорить лишнего. — Не мила она мне, прекращай. — Тебя послушать, так никто тебе не мил. Уж интересно, что за девушка должна быть, что привлечёт твоё внимание. Каминари и самому был интересен ответ на этот вопрос. И в один из последних охотничьих дней он её нашёл. Таких дев он не видывал даже на картинках. Она не шла, плыла по снегу, тихо напевая себе под нос. И голос был её столь завораживающ и мелодичен, что даже сердце, дабы не перебить волшебную трель, казалось, остановилось. Каминари смотрел во все глаза, боясь шелохнуться и моргнуть, чтобы не прогнать чудесное видение. Девушка, чьи волосы напоминали пшеницу и лучи солнца, видимо почувствовав его присутствие, остановилась и обернулась на него. — Далеко же ты забрался в этот раз. Не боишься заблудиться? — Со смешком произнесла, протягивая ветвь с красными ягодами. — Вреда и обиды я лесу не приносил, чтобы он играл со мной в злые игры. — Подойдя ближе, Каминари забрал ветвь, не смея отвести взгляд от карих глаз. — Верно говоришь. Но тропу ты выбрал не людскую. Звериную. — Не переставая улыбаться, обошла юношу по кругу, в конце взлохматив его волосы. — Разве не хватило тебе тех даров, что ты уже унёс? — Я в лес хожу не только ради дичи. — На проказу с волосами даже не обиделся. Блондинка рассмеялась и в мгновение оказалась на расстоянии нескольких шагов от него, из рукава кимоно достав флейту и став на ней играть. Музыка полилась по всей поляне, чаруя, заставляя остаться и послушать. Так день за днём пролетало время. Охотник, не смотря на грянувшие морозы, старался каждый день выбираться в лес, чтобы встретиться с таинственной девой, а та, вопреки опасениям, встречала его с налитыми ягодами, смехом и новой мелодией. Иногда и сам приносил что-то из дому: вяленое мясо, брагу, однажды принёс с собой гармонь. — Зачем же взял её, если игры на ней не знаешь? — Вопрошала, рассматривая чудо человеческое. — Пускай игре я не обучен, но внимание твоё она всё же привлекла. — И снова смех был ему ответом и озорной танец по снегу босыми стопами. Зима медленно уходила, на опушке появлялись первые явления весны. Неподалёку от их места встречи журчал ручей. И всё бы было хорошо, если бы дед вновь не начал свою старую песнь. — Он желает тебе добра. — Присев рядом, омывая в ручье руки, произнесла златовласая. — Я знаю, но, — вздыхая, перебросил камень из руки в руку, — но что делать, если сердце моё уже выбрало другую? Разве не подло жить с одной, а любить иную? Девушка, грустно улыбнувшись, отряхнула руки и притронулась ладонью до щеки юноши: — Такова жизнь, мой юный Каминари. На следующий день охотник не застал её. Как и на последующий. И через неделю. Сердце ныло и скучало, а родной дедушка и вовсе потерял любой покой в переживаниях. Юноша тускнел на глазах, пропадая в лесу от восходов до закатов и, казалось, сам лес, тоскуя вместе с ним, не позволял животине нарушать его сердечные страдания. Волки, завидев Каминари в один из дней, протяжно выли, будто выказывая понимание. И он хотел так же, как они, выть от этой боли. Дева оставила его и более не возвращалась. — Я принял решение. — Наотрез ответил дед. — Ты женишься этой осенью и точка. Мне больно смотреть за тем, что делаешь ты сам с собой, а в женских руках ты вновь обретёшь себя! Дальше он уже не слушал. Выбежал из дому и отправился в лес, туда, где его когда-то ждали. Туда, где она играла ему песни. Туда, где осталось его сердце. Лес ветвями цеплял за одежды, стараясь остановить, не допустить, задержать, но было тщетно. Вбежав на поляну, он рухнул на колени. Более он не мог, да и не хотел, сдерживать себя. Слёзы полились из глаз несдержанным потоком, капая на колени и примятую траву. Сердце было вдребезги разбито. Без девы ему не был мил весь этот мир. — Если я прогневал духов и Богов, то подскажи, как загладить мне вину? Что сделать, чтобы вновь её увидеть? — Каминари поднял серый взор к кронам деревьев, надеясь на ответ. — Молю, я готов стать рабом твоим и защитником. — Но ответом был лишь тихий шелест листьев. Он и сам не заметил, как его сморил сон. Духи, как и прежде, смилостивившись, подарили ему сновидения с его болью и спасением. Дева танцевала в его снах, а в её золотистых волосах, казалось, играли рыжие языки пламени, и было это столь завораживающе, что он не желал просыпаться. Но из сна его вырвало аккуратное прикосновение к голове. Каминари, уже было обрадовавшись, резко открыл глаза и поднял голову, мечтая увидеть деву и расспросить её, но напротив него стояла лишь рыжая лисица. — Уже и солнце село? — Огляделся, подмечая вышедшие звёзды и полумесяц. — Это сколько же времени прошло? Со стороны послышался громкий фырк и лисица, махнув хвостом, медленным шагом подошла к охотнику. — Спасибо, что разбудила, но в благодарность у меня с собой ничего нет. — Каминари даже демонстративно похлопал себя по жилету и штанам. Лисица лишь подошла ближе и подставила голову на манер собакам. Охотнику ничего не осталось делать, как выполнить столь разительный для дикого животного каприз. А рыжей была только в радость мужская ласка. — Я приду сюда завтра и принесу тебе чего-нибудь. Дождёшься? — Удивительно, но на свои слова он получил уверенный кивок мордой от лисицы и, пока тот не начал верить в своё сумасшествие, животное вильнуло хвостом и скрылось в ближайших кустах. Как ни странно, но охотник, приходя, заставал новую подругу на поляне. Она ждала его под тем же самым древом, что и дева когда-то. Внутренне он этому усмехался, но боль разрыва уже не была столь горькой, после появления хвостатой. Она сидела с ним, иногда навострив уши от его рассказов, водила тропками по лесу, помогала на охоте, однажды даже принесла ветвь ягод. — Не знаю за что ты так добра ко мне, но, наверное, без тебя, я бы уже сгинул. Не в первый раз он благодарил, а её реакция всегда была одной и той же: громкий фырк и сиплый скрипучий смех. Каминари даже верил, что шедшая рядом с ним — не простое животное, настоящий дух, что ниспослал ему лес. А осень медленно приближалась, ощутимо затягивая на шее охотника удавку. Он многое успел поведать своей рыжей спутнице, но никак не мог рассказать о грядущей свадьбе, ведь, как только он вступит в законные супруги, то всем их прогулкам придёт конец. Каминари, даже без любви, будет обязан хранить и оберегать свою новую семью. Девушка, что выбрал ему дед, была красавицей и рукодельницей, многие юноши мечтали о её руке и благословении. Вот только сердце его всё так же принадлежало деве. Лисица, заметив посмурневший вид охотника, прохладным носом тыркнулась в ладонь, вырывая из неприятных мыслей. — Скоро мне придётся покинуть тебя, подруга. — С тоскливой улыбкой взъерошил холку и прикрыл глаза. Тяжело сковывать свои сердце и душу на замки, но другого выхода он уже не видел. Дева не вернётся. Да и не сбежать уже ему. — Быть может пойдёшь со мной? К людям. Кормить тебя буду хорошо, даже в доме поселю. Лисица, фыркнув, развернулась и ударила хвостом юношу по лицу, отбегая на пару метров. Такое решение ей было явно не по нраву, да и Каминари не мог её судить. Её дом — лес, его место — среди людей. В день торжества его сердце было не на месте. Что-то не давало ему покоя, нашептывая, что быть беде. А потому, не слушая гневные речи деда и осторожный шёпот молодой невесты, покинул дом и отправился к лесу. Шаг, затем ещё, не замечая переключившись на бег, ворвался на хорошо известную тропку, куда, в этот раз, деревья, будто расступившись, пропускали без запинок. На поляне, которую Каминари изучил вдоль и поперёк, в луже собственной крови лежала Она. Тяжело дышала, прижимая рану на животе, морщилась и шипела под нос, отбивая по земле большим рыжим хвостом. Лисица оказалась его девой, или дева оказалась лисицей. Но это волновало его сейчас меньше всего. — Прошу! Не покидай меня! Не снова! — Упал пред ней на колени, разрывая рубаху на лоскуты, стараясь перевязать рану. — Глупый. Глупый Каминари. — Улыбаясь и роняя слёзы, хватала его за руки златовласая. — Зачем же ты пришёл? Мог начать жить как человек. Зачем обрекаешь себя вновь на муки и страдания? Не выдержал. Сорвался вновь. Поделился всем, что так терзало юношеское сердце. Рассказал о своей любви, о том, как жаждет остаться с ней и провести с лисицей даже вечность, а она слушала, улыбаясь и плача от счастья. Охотника с девушкой-лисой нашли через несколько дней — на тела привели собаки. Дева погибла от потери крови, у Каминари нашли следы на губах от ядовитых ягод. Юная невеста плакала навзрыд, она, как и дед охотника, не знали о его любви. В деревне решили похоронить их в одной могиле — под тем самым древом, под которым их нашли. И спустя года, в каждом доме, детям стали ведать сказку о необычной любви между непревзойденном охотником, что полюбился лесу, и прекрасной девушкой-лисице, что мечтала жить среди людей.