Мой подарок это твои чувства.

Новый год - это всегда что-то то волнующее. В преддверии праздника, каждый выбирает где и как он будет его отмечать. Кто-то предпочитает большую и шумную компанию друзей, кто-то ограничивается кругом семьи, а кто-то желает получить как можно больше впечатлений в этот день. Все люди стремятся встретить этот праздник так, чтобы очарование новогодней ночи запомнилось действительно надолго. И, конечно, ОТГ-141 тоже не остались в стороне. Такое случалось крайне редко, а даже если и случалось, то все солдаты выпивали по банке пива, поздравляли друг друга и расходились. Но в этом году всё будет иначе. Капитан Прайс отправил письмо Алехандро, Рудольфо, даже Кёнигу и Хоранги с приглашением на праздник, на что мужчины незамедлительно отреагировали и уже через пару дней были на базе ОТГ-141. К ним так же подтянулись Алекс и Фара, а так же Николай с Ласвелл. Эти две недели они провели все вместе как семья. Признаться честно, в этом было что-то свое. Каждый вкладывал частичку своей души в приготовление к празднику, от чего становилось по особенному уютно даже тем, кто недолюбливал этот праздник. *** Раннее утро. Кто-то нетерпеливо тарабанит в дверь, отчего Соуп медленно открывает глаза и зевает. На электронных часах, что стояли на прикроватной тумбе, красным цветом подсвечивалось время: почти полвосьмого утра. И кому вздумалось будить его в такую рань? Особенно если учитывать что у солдат начался официальные выходные. К слову стук даже и не думал прекращаться, поэтому Джон, явно раздраженный, встает с тёплой кровати, при этом поежившись от холода, и не спеша идёт двери. Открыв ее, на пороге он увидел Гоуста. — Ам.. Доброе утро? — неуверенно сказал Джон и с недоумением оглянул лейтенанта с головы до ног. — Прайс сказал, чтобы ты прямо сейчас шел помогать Алехандро чистить дорогу от снега. Соуп поморгал и в недопонимании наклонил голову набок. Видимо, он еще не совсем отошел от сонного состояния. Гоуст еще какое-то время молча стоял у порога, а после просто развернулся и ушел, а Джон так и остался стоять на месте, почесывая затылок. Против слов капитана идти нельзя, поэтому, закрыв дверь, он развернулся на пятках и пошагал к шкафу. Шотландец решил, что не будет умываться, ведь по его мнению уборка снега не займёт много времени и после он скорее всего опять пойдет спать. Поэтому, неторопливо собравшись, Джон все же выбрался на улицу. Снега за ночь намело много, поэтому неудивительно, что теперь дороги были в совершенно ужасном состоянии. К слову, Соуп, оглянувшись вокруг, так и не нашел Алехандро, поэтому решил покурить перед тяжелой работой. Однако только Джон достал пачку сигарет с кармана, и принялся закуривать, как непонятно откуда появился мексиканец, и дернул Джона за плечо. — Амиго, ты же вкурсе что на базе запрещено курить? — Соуп от неожиданости подпрыгнул на месте и резко обернулся на звук. Да так резко, что поскользнулся на ступеньке и упал прямиком в сугроб снега. И ведь ему ещё повезло упасть в снег, а не скатиться кубарем по остальным ступеням. Алехандро, не сумев сдержать свой смех, громко расхохотался. В это время вышли Ласвелл и Прайс, что-то очень бурно обсуждая, но когда увидели Соупа в сугробе, на мгновение замерли и, не выдержав, тоже засмеялись. — Лучше бы помогли! — возмутился Джон и попытался встать самостоятельно, но только усугубил ситуацию и глубже провалился в сугроб, вызвав при этом еще больше смеха со стороны. *** Саймон вообще был не настроен праздновать Новый год. Был против и упирался. Но решительность Прайса была непоколебимой, и Гоусту пришлось просто смириться. Он так привык к сухой, серой жизни без праздников и радости, что не мог найти себе места среди этого шума. Скитался по коридорам, занимал себя любым делом не связанным с праздником, и все это лишь бы уйти подальше от суеты. Всю жизнь, начиная с детства, его окружало насилие. А новый год ассоциировался не с чем иным, как с собственной матерью, что была поистине лучшей женщиной в его жизни. И после ее потери он зарекся не привязываться ни к кому и ни к чему, просто чтобы не страдать так от потерь близких ему людей. Но такой настрой кажется был только у Гоуста. Вот Соуп, к примеру, был безмерно рад новости о том, что этот новый год будет веселым отличие от всех предыдущих. Газ с Роучем кстати тоже. Они втроем, готовы были падать на колени и расцеловывать Прайсу ноги. К слову, они же и первые побежали в город за всеми новогодними атрибутами. А когда узнали, что приедут еще и друзья из Мексики и Урзыкстана, то привезли с города не только ящик ёлочных игрушек, но и пива. Тяжело вздохнув, Саймон вновь зачерпывает снег и скидывая его одну кучу. Его тоже позвали чистить дороги, потому что от Соупа с Алехандро, что вечно дурачатся, толку совсем нет. Всё это время он думал, что такого можно было бы сделать или сказать, чтобы отчитаться перед Прайсом и в самом начале уехать куда подальше. Из своих размышлений и внутреннего мира, его выводит звук лопаты которая уже начала скрести по асфальту. В этот момент неожиданно, сзади, подходит Прайс и кладёт руку Гоусту на плечо. — Я знаю сынок, праздники и суета - это не твоё, но ты хотя бы постарайся, ладно? — с этими словами, мужчина достал с кармана куртки пачку сигарет и одну от туда протянул Гоусту. В ответ, тот лишь поморщился от неприятных ощущений, что вызвали чужие слова и вставил лопату в снег. Через балаклаву мало, что можно было разглядеть. Лишь уставшие глаза с ноткой раздражения, что вокруг обмазаны черным углем. Но Прайс далеко не первый день работает с Саймоном, поэтому прекрасно понимает, что он сейчас чувствует. Какое то время они просто стояли посреди расчищенной дороги и каждый думал о своем. Но в конце концов, Саймон лишь слабо качает головой и, развернувшись, медленно побрёл к ступеням, что ведут к входу в здание. Стряхивая с себя снег, в голове повисла мысль, что Прайс отчасти прав - всё таки можно было бы попробовать кому-то помочь и наконец, хоть немного забыть о своем прошлом. Как там говорил психиатр: "Попробуй начать всё с чистого листа", да? Но теперь, возникла проблема - он не знал чем может помочь. Просто напросто долго не праздновав что-либо, потерялось какое-то определенное понятие об этом. Вроде знаешь, что надо, а что нет, но все равно как-то слишком сложно. Может, попробовать помочь с готовкой? Но с приходом на кухню, выражение лица лейтенанта изменилось, как и желание помочь. Кейт и Фара, достаточно громко и грубо указывали Алексу, чтобы тот делал все правильно и по рецепту, а не как вздумается. Второй жертвой кухни, стал Кайл. Бедный парень не отходил от раковины, тщательно вымывая посуду, что с каждым разом только прибавлялась. При этой картине, резко захотелось отпустить шутку про посудомойку, но всё таки Гоуст промолчал. Не хотелось получать от Ласвелл, которая никогда не ценила черный юмор лейтенанта. Вновь окунувшись в размышления, Саймон не заметил, как очутился за столом. И кажется, Кейт попросила его перемешать салат. Ничего сложного, дело лёгкое, но с этим он справится не смог. Отчасти находясь в своих мыслях, половина салата оказалась на столе, из-за чего женщины прогнали его с кухни, со словами, что ему явно стоит отдохнуть. Если с кухонной помощью не получилось, можно попробовать помочь с сервировкой стола. Зайдя в гостиную с большим квадратным столом, там оказался Родольфо, что как раз таки и занимался этим делом. Вспоминая, как мать, готовилась к этому празднику, и как она была счастлива, у Гоуста теплело на душе. Подойдя к Руди и предлагая свою помощь, тот охотно согласился. Саймон изо всех сил старался не отвлекаться, но три тарелки на одно сервировочном месте и гора ножей рядом - это не очень хорошо. Родольфо, заметив это, точно так же, как и Кейт с Фарой до этого, отправил Гоуста хорошо отоспаться, ведь явно видно, что он устал и переработка дала о себе знать. Райли решает, что ему действительно стоит оставить свои попытки помочь и просто пойти отдохнуть как и планировал до этого. Дорога в комнату ведет через общий зал, где он увидел как Соуп и Роуч вешали гирлянды. Они постоянно спорили друг с другом и перевешивали единственную гирлянду с места на место. Гоуст думает, что стоит последний раз попытаться предложить помощь. Среди всех увиденных за сегодня людей, он точно знал кто больше всех ждет новый год - сержант МакТавиш. Как бы странно это не звучало, Гоусту хотелось назвать его “звездой” этого праздника. Он так же горел желанием все сделать как можно ярче и лучше. Став на входе в комнату и облокотившись о косяк, Саймон смотрел как красиво мерцали гирлянды подсвечиваясь сначала одним цветом, а через мгновение другим. Атмосфера в комнате была относительно спокойной, даже если не считать недовольные вопли с кухни. Кажется, Кейт и Фара даже не думали отставать от бедных парней. Выйдя, который раз за сегодня из своих размышления, Гоуст не заметил как потихоньку начал съезжать на пол. Придя в себя, хватаясь за все что попало, он схватился за бока дверного проема и немного задел один из дождиков. Все падает эффектом домино. Сначала Саймон, потом дождик. За ним и гирлянда. Нельзя было понять кто больше всего был расстроен. В этот момент и подошёл Кайл, видно Прайс смог выкупить того из кухонного рабства. Все снова навалилось на лейтенанта. Снова эти глупые шутки, но самыми обидными были слова Джонни. — Да, мы все поняли что ты не любишь этот праздник. Но ты мог хотя не портить его для других! — кричал Соуп. Для него это праздник был правда чем-то важным, а у Саймона просто не хватало слов. Он не знал что отвечать, он просто замкнулся, что случилось с ним нечасто. Роуч отказался страдать этим снова и просто решил ничего не делать, ведь судьба так приказала. Оставшуюся часть времени Гоуст просто сидел в стороне, благо под маской было видно только злые глаза. На душе висело своеобразное чувство вины, но он просто уже не хотел усугублять что-то. *** Ближе к вечеру почти все собрались в общей комнате. Кто-то украшал ель к празднику, а кто-то, как например Рудольфо и Газ, сидели за столом в углу комнаты и просто играли в карты. Если спросить их, почему они ничем не помогают, то ответ у них будет один, о том, что они оказывают моральную поддержку. На диване развалился Роуч, просматривая разные каналы на телевизоре и изредка обсуждал их со стоящим рядом Хоранги, что держал коробку с новогодними игрушками для Кëнига который в это время украшал ель. Внезапно, Роуч вспомнил, что он когда-то покупал печенье и припрятал его до лучших времён. Сейчас бы оно отлично подошло как перекус, ведь до ужина еще как минимум часа два. Поэтому, не долго думая, он рывком поднялся с дивана и пошагал на кухню. К удивлению, там никого не оказалось и это не могло не радовать. По крайней мере, никто не будет клянчить его еду. Роуч подошел к шкафчику, что висел над мойкой и, открыв его, начал рыться там. Спустя несколько минут заветная банка с печеньем так и не была найдена. В панике, он начал искать и в других шкафчиках, что висели рядом, но там тоже ничего. Неужели кто-то все же нашел его тайник и все съел? Такое, безусловно, происходило довольно часто, ведь это как никак военная база, но Роуч точно помнит, что прятал очень хорошо, чтобы тот же Газ или Соуп не смогли найти. Однако, как только он хотел уйти ни с чем, то по счастливой случайности он поднимает голову, и видит на самом верху шкафчика свою банку, а в ней то самое печенье. На радостях, он попытался дотянуться до нее рукой, но из-за своего не очень высокого роста попытка была провальной. Не придумав ничего лучше, Роуч начинает залезать на столешницу, что стояла рядом с мойкой, цепляясь одной рукой за край шкафчика. Он со всех сил тянет руку к банке, как неожиданно, слышит шуршание тапочек из коридора. Неужели кто-то решил зайти на кухню? К сожалению, догадки бедного Роуча подтвердились, как только в дверном проеме кухни появился Гоуст. Увидев сержанта в такой нелепой позе, он застыл на месте в полном недоумении. — Какого хрена? — шипит Райли сквозь зубы и берет швабру, что стояла в углу, рядом с ним. Роуч не на шутку начинает паниковать и пытается сказать, что это не то что он подумал, но кажется, лейтенант не в настроении выслушивать объяснения. Он начинает тыкать в сержанта шваброй, прогоняя с кухни. — А я говорил, что Таракан в отряде - плохая затея, — буркнул Гоуст себе под нос, когда Роуч пулей вылетел с кухни. *** Комната была заполнена людьми. Было очень комфортно, но казалось чего-то не хватает. Алекс стоял на входе в общую комнату и думал о том, что чего-то правда нет, а может кого-то? Глаза бегали по комнате, разглядывая все эти пестрые украшения, счастливые лица, кроме Роуча и вечно недовольного Гоуста. Облокотившись на стену, он погрузился в свои мысли. Это будет уже пятый год как он работает на Урзыкстан. За все это время он правда сблизился с Фарой. Ему было с ней хорошо, все их разговоры, хождение бок о бок грели его душу. За этими мыслями ему приходит осознание, что кого не хватает. Среди остальных нет Фары. Эта мысль резко приводит мужчину в чувства. Снова проверив комнату на наличие девушки, он отправился блуждать по коридорам в ее поисках. Они казались такими пустыми, холодными и одинокими. Все казалось каким-то темным и нереальным по сравнению с комнатой где всё было украшено к празднику. Накинув пальто и шарф, мужчина начал бродить по территории базы. Под ногами хрустел снег, изо рта шёл пар. Обойдя почти круг, он обратил внимание на сугробы снега которые утром убирали с дороги. Там была она. Стояла и курила. Она смотрела на небо, тяжело вздыхая, делая затяжку за затяжкой. В руках до сих пор была зажигалка. Задумавшись, что она делает на улице одна, он направился к ней. Погруженная в свои мысли, Фара не сразу заметила своего товарища. Вздрогнув, она поняла что бояться нечего. Карие глаза поблескивали под лунным светом, Её щеки и нос покрылись румянцем из-за холода. Приподнимая голову вверх, она протягивает ему сигару, спрашивая: — Будешь? — вместо ответа он просто взял сигарету и ждал, пока она подожжет ее. Прикрыв одной и начав поджигать другой рукой, она снова смотрела на него снизу вверх. В ее глазах отражался огонь от зажигалки, но он видел в них что-то теплое, приятное. Хотелось смотреть в них вечно, просто утонуть. Слова были не нужны. Зажав сигарету в зубах, Фара застегнула его пальто и замотала шарф. Сделав затяжку, взялась за его руку и облокотилась на него. Они смотрели на небо, мерцающие звезды, но в голове у Алекса было лишь одно - неозвученные чувства. С тяжелым вздохом он решает прервать молчание. — Чего ты не со всеми? Что-то не так? — Не знаю, давно не праздновала так. Просто не привычно, — отвечала она, стараясь не смотреть ему в глаза. В его ушах ее голос уже отбивался эхом, а слова заводили в тупик. Ее голос был своеобразной музыкой. — А ты чего вышел? — поинтересовалась она, уже посмотрев ему в глаза, столь несчастным взглядом. Он же просто был в ступоре, Фара словно загипнотизировала его. — Алекс! — уже крикнула она в попытке достучаться до мужчины. — А! Я? Я просто заметил что тебя нет, а все есть.... — уже оправдываясь говорил он, неся при этом полную чепуху. — Мгм, так вот в чем дело, — они смотрели друг другу в глаза. Целую минуту между ними было неловкое молчание, оба ждали, что кто-то что-то скажет. — Фара.. Правда, что луна сегодня красивая? — с неким страхом промолвил он. — Не такие красивые, как твои глаза, — вдохнула она вставая на носочки, пытаясь приблизится к нему. Немного наклонившись, мужчина обнимает Фару. Приподняв девушку на свой уровень, они сблизились. Лоб ко лбу. Фара взяла его за затылок и притянула ближе к себе, усы Алекса немного щекотали. Вот он - долгожданный поцелуй. Алекс показал всё, что держал внутри, всё, что чувствовал к ней. Теплый, нежный, ничего лишнего, лишь искренность. Парой минут ранее, Прайс послал Газа на поиски этих двух. Сказать что он был недоволен - ничего не сказать, ходил и бормотал себе под нос о том, что не хочет морозится на улице. Нельзя было сказать, что сержант был ошеломлен такой картиной, он просто стоял в стороне и не вмешивался. — Вы закончили?! — крикнул Газ в попытке привлечь к себе внимание. Испугавшись то ли резкого крика, то ли того, что их увидели, Алекс чуть не потерял равновесие и не упал в ближайший сугроб. — Кайл! — всё, что смогла ответить девушка метко бросая в него снежок. *** Настала новогодняя ночь. Стрелки на часах доходят до одиннадцати вечера. Еще час до праздника. Большинство собралось в комнате с большим столом, расставляя разные приготовленные заранее вкусности. Все смеются, переркидываются шуточками и обсуждают, какие подарки хотели бы получить. Лишь Саймона с Джоном не было в общей комнате со всеми. Гоуст гордо отсиживался у себя в комнате, оттачивая свои любимые ножи. После слов, что сказал Соуп в его адрес, настроение и желание праздновать хоть что-то улетучилось. Впрочем, Саймон просто старался не обращать внимание на внезапно нахлынувшую ни то ярость от чужих слов, ни то разочарования от самого себя. Ему не привыкать проводить подобные праздники в полном одиночестве. Отложив первый наточенный нож в сторону, Гоуст принялся за второй. Однако, неожиданно, его занятие прерывает скрип собственной двери, а от туда знакомый голос с шотландским акцентом: — Гоуст? — Саймон не стал оборачиваться в сторону двери и лишь уронил тяжелый вздох, последний раз проведя острием ножа об камень. — Стучаться не учили, сержант МакТавиш? — Извини, Эл-ти, просто.. — не дожидаясь разрешения на то, чтобы войти, Джон шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. — Я хотел с тобой поговорить. Саймон в недоумении хмуриться и поворачивается боком к Соупу так, чтобы тот мог видеть его профиль. — И что же это за такой важный разговор у тебя, что ты оставил празднование? — Я хотел извиниться. Извиниться за то, что сказал ранее, это просто вырвалось, — он медленно сделал несколько шагов ближе. В конце концов, Гоуст поворачивается в сторону Джона, и окончательно откладывает свое занятие. — Извиниться? За что? За то, что кто-то испортил тебе праздник? — взгляд лейтенанта был осуждающий, но за ним скрывалась детская обида. — Решил язвить? Это дейсвительно вырвалось случайно, но если ты не хочешь разобраться с этим, тогда ладно. Я оставлю бурбон здесь, — с этими словами МакТавиш окинул взглядом комнату, в поисках места для бутылки, и уже намеривался поставить ее на стол, но его остановила чья то рука в перчатке. — Ты даже бурбон принес, Джонни… — теперь его неожиданно начала мучать совесть, от понимания того, что все это время он вел себя, как стервозная девочка. — Так ты.. Все же хочешь поговорить? — Джон вздрогнул от неожиданно касания и медленно перевел взгляд полный надежд на Гоуста. После положительного кивка, он сел на табурет около Саймона. Внутри все перевернулось. Сознание начало мешаться с чувствами, а руки предательски тряслись. Они молчали долго. В комнате не было ни одного постороннего звука, не считая тихого тиканья часов на стене. Гоуст молчал потому что банально не знал, с чего начать. Стоит ли ему извиниться за свое навязчивое поведение, или подождать когда начнет Джон? Он всегда старался развить в себе холод безразличие к посторонним, ведь считал, чем ближе подпускаешь людей, тем хуже они сделают тебе в будущем. Он держал планку человека с высоким статусом и это помогало ему скрыть реальные причины недоверия и агрессии в сторону людей. Но Соуп всегда будто смотрел сквозь выстроенные стены. Смотрел сквозь лед в его глазах и душе. Окунувшись в свои мысли, Гоуст не заметил как Джон нарыл два стакана у него в комнате и уже открыл бутылку, разливая содержимое. — Быстро ты, — усмехнулся Райли, но пить не спешил. Он просто держал стакан в руке и наслаждался запахом. Он навевал воспоминания о том, как только начинал свой путь солдата. То как сидел с сослуживцами в одной казарме и просто пил дешевый виски, чтобы расслабиться после тяжёлого дня. Не сразу, но всё же получалось привести себя в чувство и отложить глупую обиду в сторону. Комната вновь погрузилась в тишину. Теперь каждый медленно потягивал из своего стакана бурбон. Им никогда не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Все читалось по лицу, особенно у МакТавиша. Райли всегда замечал тонкие перемены в его настроении. Когда Джон зол, он начинает хмурится и лицо приобретает красноватый оттенок от злости, а вот когда радуется, наоборот, он весь будто сверкает, и иногда даже кажется, что и без того ярко-голубые глаза, становятся еще ярче. Но вот Саймона выдавали лишь глаза. Хотя и не всегда. Ведь они были такими черными, такими.. холодными. А то, как Гоуст мог заставить человека заткнуться одним лишь взглядом, поражало Джона еще больше. И сколько он не пытался научить его делать так же, в ответ лишь получал такой же холодный и безразличный взгляд. Бурбон лился, время шло. Уже пол двенадцатого. Пока Гоуст сидел на кровати, чуть сгорбившись над столом, его гость слегка расслабленно развалился на табурете. У прикроватной тумбы стояла уже почти пустая бутылка и кажется, никому больше не хотелось выпивать. Джон окинул Райли взглядом и заметил, что тот как то растерянно выглядит. В голове в этот момент было как на зло пусто, поэтому не придумав ничего лучше, он просто встал и без всякого предупреждения обнял мужчину. Гоуст же не сразу понял что произошло, поэтому просто похлопал сержанта по спине, будто так и нужно, а потом и вовсе начал поглаживать. Но как только до его пропитого мозга дошло, что сделал Джон, то было уже поздно. Соуп же, воспользовавшись этим, уселся к лейтенанту на колени и крепче обнял, кладя чужую голову себе на плечо. В груди Райли все сжалось от такого жеста. Кажется, вот чего ему так не хватало — прикосновений и ласки. И как бы он не старался хоронить эти чувства в той богом забытой яме в округе Мексики, они все равно всплыли. Но уже не хотелось что-либо менять. Не хотелось думать о чем то. Желание просто так и остаться. Чувствовать чужое тепло, и то, что он действительно кому-то нужен. — Джонни, — тихо начал Саймон, уткнувшись носом где то между шеей и плечом. — Знаешь, я никогда не думал что скажу это, но ты мне очень дорог. От таких откровений у самого Джона перехватило дыхание, и кажется, что он даже не дышал в этот момент. — Я.. Я знаю, Саймон, я знаю, — голос казался таким неуверенным и в тоже время с безграничной детской радостью. И как раз сейчас, как никогда подходит момент для его признания, что он вынашивал чуть ли не все года их своеобразной дружбы. Да, можно сказать, что Джон влюбился в Гоуста ещё при самой первой их встрече. Он и сам не знает, что нашел в этой ледышке такого, чего нет в других, но точно знал, что он особенный. Как и знал то, что он добьётся его доверия во что бы то ему не стало. После своих слов, Джон аккуратно взял товарища за голову. Обе руки легли тому щеки, прислоняясь лоб ко лбу. Тяжело вздыхая, он собирал в себе всю решительность, что только имеет. Гоуст же, в это время смотрел на него как заворожённый. Такое чувство, что если он сейчас что-то предпримет, то все рухнет и это откажется лишь сном, что подкинул ему мозг. Джон приподнял чужую балаклаву до кончика носа, и провел большим пальцем по пухлым губам. — Саймон... Ты наверное не поверишь, но я люблю тебя, — Райли опешил, и даже не знал, что сразу ответить. Сердце рухнуло в пятки и он даже забыл как дышать. — Ты... Что? — его светлые брови, которых не было видно под балаклавой, поползли к переносице. Нет, он не был зол, просто это признание... Казалось таким поверхностным и лживым. Райли доверял Джону. Доверял свою спину, ведь знал что тот никогда не воткнет в нее нож, но... Готов ли он доверить напарнику свое ледяное сердце? — Я люблю тебя, — повторил МакТавиш и уголки его губ растянулись в лёгкой улыбке.— С самой первой встречи, ты то, что постоянно крутилось у меня в голове. Я не мог ни дня провести, чтобы не думать о том, как ты себя чувствуешь или где ты сейчас. Такое признание было еще более неожиданным для лейтенанта, чем те простые слова о любви. Но незнание куда себя деть и что сделать никуда не делось, поэтому, Гоуст решил заявить прямо. — Что ты хочешь услышать от меня? — Джон не обиделся и не отстранился когда услышал этот вопрос. Он прекрасно понимал, что Райли действительно сбит с толку. — Это взаимно? — ответ не последовал. Но через пару мгновений, Гоуст отстранился и отвернулся. Не полностью, но так чтобы Джон не видел его лица. Шотландец вскинул брови не понимая, что происходит. И хотел он было начать возмущаться, как заметил, что Саймон... Снимает балаклаву? — Постой-постой! Я не... — МакТавиш пытается остановить лейтетната, ведь знал как он дорожил своей анонимностью, но было уже поздно. Райли повернулся к сержанту уже без балаклавы. Он был таким, каким его и представлял Джон. Бледная кожа и светлые волосы. К удивлению никаких больших или ужасных шрамов, если не считать тот, что рассекал губу. Россыпь еле заметных веснушек на щеках. И все это Гоуст прятал за маской. — Да, — неожиданно сказал Саймон, глядя на шотландца абсолютно спокойно, будто они разговаривают о работе. — Что? — Джон так засмотрелся на чужие черты лица, что уже и не помнит, как всего пару минут назад задавал вопрос. — Это взаимно, - наступила пауза. Такое ощущение, что даже часы престали тикать. Джон уставился на Райли с удивлением на лице. Ему не послышалось? От счастья сержант набросился на Гоуста, крепко целуя. Он не мог передать словами все то, что испытывал, поэтому решил передать поцелуем. Хоть и Саймон сначала растерялся, но быстро вошёл во вкус, и с таким же энтузиазмом выцеловывал чужие губы. За окном неожиданно послышались хлопки и парни наконец отлипли друг от друга, но только чтобы посмотреть в окно. Там были салюты. Красный, зелёный, голубой.. Темное небо было не узнать. Оно подсвечивалось огнями разных цветов. Очевидно наступил Новый Год. — С новым годом, Саймон, — неожиданно сказал Джон над ухом и протянул небольшую синюю коробочку с бантиком, что только что вытянул с кармана. Райли отвлекся от салютов и посмотрел на коробку в чужих руках. — Это мне? — неуверенно произнес лейтенант и принял небольшой подарок. — А кому ещё? Открывай! — Джон уже по-хозяйнически развалился на небольшой кровати рядом с Гоустом и стал наблюдать. А лейтенант в это время стал открывать крышку маленькой коробочки, чтобы посмотреть содержимое. Там лежала цепочка, а на ней жетон с надписью: «Джон "Соуп" МакТавиш» и его идентификационный номер. — Чтобы ты всегда помнил обо мне. Даже если я умру, — Райли крепко сжал жетон в руке и приложил к себе, там где предпожительно находится сердце. Он будет дорожить этим подарком всю оставшуюся жизнь. — Спасибо. Это много значит для меня. Но... Мне нечего подарить тебе взамен, я не... — не успел Саймон договорить, как шотландец его перебил. — Твой подарок это ты и твои чувства.