Я болен тобой

Злата

До дома, а точнее Диминой квартиры, мы добрались на такси. И все дорогу молчали, но то и дело кидали взволнованные взгляды друг на друга. Кажется, пришло время поговорить, без показной бравады, без привычных недоговариваний. Но с поправкой на один секрет с каждой стороны: мой — работа с наркотиками, а ему точно есть что скрывать с таким-то положением в Универсаме. Поднимаясь по ступенькам, размышляла, а не признаться ли в любви к Каннабису и поставив перед братом стопку водки, сесть напротив и выкурить самокрутку. Ну сколько он будет кричать? Минут двадцать, а потом просто выдохнется. Еще с часик будут нравоучительные речи. Зато потом мы оба будет под действием развязывающего язык препарата и разговор войдет в нужное русло. Заманчивый план, очень заманчивый, но пожалуй отложу его до того момента, когда мы не будем говорить об убитых людях. Да, так определенно будет… Я резко врезаюсь во что-то грудью и возвращаюсь в реальность, удивленно глядя сперва на руку Димы, которая меня и затормозила, а потом уже и на его напряженную спину. Хочу спросить, какого хрена, но брат вовремя оборачивается и прикладывает указательный палец к своим губам, призывая к тишине. Что его заставило затормозить и так странно себя вести? Делаю шаг в сторону от его руки, а потом быстро преодолеваю пару ступенек вверх и пока Дима не успел опомниться, замечаю дверь в его квартиру приоткрытой. Я тут же шарахаюсь назад и не почувствовав опору под левой ногой, начинаю заваливаться на спину, но благо тут брат реагирует быстрее и успевает схватить меня за ворот куртки и дернув на себя, помогает принять устойчивое положение. Замечая, как он приподнимает ногу, понимаю, что он хочет пойти и проверить, так что мигом и абсолютно молча хватаю его за руку. Мне не важно, это дело рук какой-то группировки или моего маньяка, ему просто туда нельзя. Вдруг там кто-то есть? Сидит в засаде и просто ждет?! — Злата, — шепотом обратился ко мне Дима, — иди наверх. Я понимаю зачем наверх, если в квартире кто-то есть, то он побежит вниз и на улицу, но все равно активно качаю головой из стороны в сторону. Не могу его туда пустить. Вот просто не могу. — Пойдем к дядь Вове, — шепчу я и киваю вверх, — вызовем ментов. Теперь он качает головой, но медленно, а потом разворачивает меня за плечи и подталкивает рукой в спину, дабы я поднималась. И я иду. Этот спор изначально сулил мне лишь проигрыш. Я никогда не могла переубедить брата в неправильности его действий, если это касалось меня. Уяснила я правда это лишь в двенадцать лет, когда дворовые мальчишки выхватили мой портфель и начали перекидывать его друг другу, пока я в панике между ними металась. А собирая вывалившиеся вещи со слезами на глазах и под их смешки, не заметила Диму, который тоже возвращался домой. Он уже занимался боксом на то время и выдавал хорошие результаты, так что он прекрасно понимал, что одним ударом вполне может покалечить ребенка, но все равно начал бить. А когда к нам пришли родители избитого мальчишки для разбирательств, Дима в открытую показывал свою незаинтересованность данным разговором, а потом красноречиво донес до них мысль из-за чего их сын получил по морде. Его тогда только каким-то чудом не поставили на учет в ПДН. В силу новой информации о Майе Сергеевне, понимаю, кто мог сотворить такое чудо. За своими думами не сразу понимаю, что меня зовут по имени. А потом перегибаюсь через перила и вижу злое лицо брата. Он велит мне спуститься и осмотреться в квартире. Не до конца понимая его слова, все же делаю шаги по лестнице и вскоре заходу в коридор. Вот теперь осознание бьет меня в полную силу. Ящики и шкафы открыты, различная одежда и предметы валяются на полу. — Копилку свою притащила сюда? — спрашивает Дима, а я качаю головой, все еще ошарашенно осматриваясь, — отлично, хоть деньги не спиздили. Посмотри свои вещи на всякий. Захожу в свою комнату, где такой же погром и начинаю собирать свои немногочисленные предметы гардероба, книги да тетради и сваливаю все это на диван. Вряд ли бы вора заинтересовали школьные принадлежности или женская одежда, так что не особо тщательно выполняю просьбу брата. Правда мимолетно радуюсь тому, что когда просила Саню и Пашу собрать для меня вещи, не упомянула про плеер, вот его бы пропажу не хотелось бы обнаружить. Дело не в том, что он дорогой, я сейчас могу легко купить себе новый, но он памятный. Купленный с моей первой зарплаты. — Сука! — слышу рявканье Димы, а потом глухой удар. Вылетев в коридор, вижу трещины в двери в ванную и парня, который сжимает пальцами себе виски. — Что пропало? — я осторожно подхожу к нему и замечаю закрытые глаза. Видать пытается успокоиться. — Ничего, — отнекивается брат, но все еще не открывает глаза, — все нормально. — Дима, блять! — повышаю я голос и ударяю ладонью ему по груди, заставляя посмотреть на меня крайне удивленно, — завязывай! Мы оба понимаем, что нам надо поговорить, но как мы скажем друг другу правду, если ты по такой мелочи врешь?! Что пропало?! — Пистолет, — отвечает он, принимая правдивость моих слов, а я невольно отшатываюсь назад. — Откуда у тебя пистолет? — непонимающе тяну я. — Нашел, — хмыкает он и опускает руки от висков. — Гениальная отмазка! — моему негодованию нет предела, но я хотя бы стою на месте, а не кидаюсь на него с расспросами и кулаками, — прям верю всей душой! — Нет, правда нашел, — поджимает парень губы, а потом, наконец-то, поднимает голову и смотрит мне в глаза, — еще мелкий был. Полез на антресоль, уже не помню зачем, а там за банками и коробками волына. Думаю отцовская. Больше некому было прятать оружие у нас дома. — Заебись, — фыркаю я, складывая руки на груди, — преступные гены у нас в крови. Дим, я никогда не спрашивала, но может ты в курсе… наш… наш отец сидит или подох? — Ну писем от него я не видел, — пожимает плечами брат, — так что предпочитаю думать, что все-таки сдох. — Ладно, — киваю я, понимая, что мы хоть в одном вопросе сошлись во мнение, — закрывай дверь на щеколду, завтра разберем этот погром. Дима медленно разворачивается и шагает к входной двери, а я иду на кухню. Я не видела откуда Валера доставал водку, так что начинаю шарить по всем шкафам, но меня встречают лишь пустые полки. Как вверху, так и внизу. Открываю холодильник, но и там все еще шаром покати. Последнее предположение — морозилка. Бинго! Ледяное стекло обжигает пальцы, так что я быстро ставлю бутылку на стол и достаю рюмку. Чуть поколебавшись, хватаю и вторую. Новости о пистолете и отце я не могу встретить трезво. Раз не могу привычно накуриться, то решаюсь попробовать алкоголь. Оля не раз пила и говорила, что если контролировать количество, то голова расслабляется. Вот и проверим, что лучше расслабляет, синька от которой алкаши в сугробах помирают или мой любимый Каннабис. — Будешь пить? — удивленный голос брата заставляет обернуться к дверному проему и увидеть явное замешательство в его глазах, — даже боюсь теперь тебя слушать, при прошлом пиздеце ты отказалась от алкоголя. — Буду, — я усаживаюсь на табуретку и разливаю водку по стопкам, невольно морща нос от неприятного запаха. Мне часто приходиться использовать чистый спирт в работе, на него я так же реагирую. — Что тебе рассказал Валера? — У тебя какие-то проблемы, — он усаживается напротив меня, — ты обратилась к ментам, в связи с отсутствием хоть какого-то взрослого родственника, опер попросил Майю Сергеевну приютить тебя. Дима берет в руку стопку и приподнимает ее вверх, но не чокается, так что я просто повторяю за ним, не понимая этого действа, а потом мы одновременно выпиваем и я с грохотом ставлю посудину на стол, кривясь от привкуса и обжигающего чувства, что скользит по пищеводу. Потом открываю широко рот и пытаюсь продышаться. Пока что счет такой: Каннабис — один, водка — ноль. Дима видит мою реакцию и поднявшись на ноги, куда-то уходит, а спустя пару минут появляется с пятилитровой банкой огурцов. Я внимательно слежу за тем, как он открывает железную крышку и достает один маринованный овощ за другим и начинает резать прямо на тарелке. Поставив на стол консервацию, ловит мой подозрительный взгляд. — Осталось еще от бабушки, — с горечью говорит парень, — не знаю, есть ли у них срок годности. Мне плевать, даже если он есть, я хватаю кружочек и отправляю в рот, жуя и проглатывая, успокаивая тем самым жжение в глотке. А потом удивленно приподнимаю брови, понимая, что вкус один в один как тот, что я помню еще при жизни бабушки. — Видать нет срока, — тяну я, немного улыбаясь приятным воспоминаниям о родном человеке. — Злат, — Дима повторяет за мной и тоже жует огурец, попутно разливая по новой, — Турбо в упор отказался говорить о твоих проблемах. Мы это еще обсудим, но сейчас я хочу услышать о них от тебя. — Давай, — теперь я первая поднимаю стопку и так же салютую ею, а потом залпом выпиваю и мгновенно закусываю, — помнишь я говорила о ночном звонке? — Брат кивнул и снова потянулся к бутылке. — Он пошел дальше. Убил мою одноклассницу и оставил на ее теле записку для меня. Рука у Димы от моих слов дергается и алкоголь немного разливается по скатерти, я уже хотела было вскочить за тряпкой, когда он хватает меня за запястье и удерживает на месте. А взглядом требует продолжение моих слов. Кивнув пару раз самой себе, открываю рот и просто вываливаю все, что произошло в последнее время. Я не слежу за языком, не пытаюсь контролировать свою речь хотя бы мысленно, просто двигаюсь по течению. Рассказываю про Гаврилова, про его теорию в отношении меня и этого уебка. И про страх. Иррациональный, но такой сильный. Говорю о том, как испугалась звонка в дверь в квартире Валеры и мигом схватилась за нож. И не выпускала его, пока не увидела брата. За время своего рассказа я выпила дважды: и свою рюмку и его. Дима выдал такую же реакцию, как и Паша, согласившись с тем, что очень даже хорошо, что маньяка ищут обе стороны. И вот тут я немного подвисла. Паше тридцать, брату двадцать один, но мысли у них сходятся. Неужели он мозгами настолько взрослый?! Если да, то теперь понятно, отчего он автор Универсама. Я давно поняла, что силы ему не занимать, а качественное обучение боксу лишь придало ему влияния. Но влияние нельзя заслужить грубой силой, значит сперва он показал свои мозги, может что-то крупное провернул. Или наоборот, что-то крайне тихо, но основательно. А кулаки с профессиональными ударами только возвысили его над остальными. — Я дам отбой своим по твоему делу, — вдруг говорит Дима, а я непонимающе хмурю брови, — Турбо хотел помочь, но поступил недальновидно. У него и так терки с твоим хадишевским ухажером. Если будут бегать по районам две группировки, то в конце концов они под руководством этих двоих просто бойню устроят. Причем между собой. У Сани людей больше, пусть они подошвы стирают. — Ты с ним знаком? — подобная мысль наводит на меня ужас. Ведь если ответом будет «да», то в какой-то момент автор хадишевских может кинуть незначительное слово обо мне и брат догадается о моей работе. — Нет, — после этого слова я сдерживаю облегченный выдох, прикусывая нижнюю губу, — Кащей о нем рассказывал. Он второй автор Универсама. — Знаю, — киваю я, от радости хватая стопку и опрокидываю алкоголь внутрь, — Валера говорил. — Что-то много он тебе говорит, — фыркает брат, повторяя за мной, — Злат, по поводу… Я надеюсь, что это была шутка про ЗАГС? — Я тоже надеюсь, — хмыкаю я, цепляя колечко огурца пальцами и отправляя его в рот, — Дим, мне семнадцать, Валера мне очень нравится, но какое замужество? — Почему ты дала ему шанс? — очередной серьезный вопрос, по глазам же вижу, что он не понимает и хочет правдивого ответа, — я тебя не отговариваю, Злат. Просто почему? С твоими убеждениями… Почему? — Он… — я снова закусываю губу, собираясь с мыслями и впервые правда обдумываю, отчего именно он, — Валера был рядом. Всегда. Каким-то невообразимым способом он оказывался рядом, когда мне была нужна помощь. Я помогла ему всего раз, а он подставлял свое плечо постоянно. И с ним я чувствую… безопасность. Да, одно его присутствие рядом дает мне чувство защищенности. — И это связывает мне руки, — раздраженно фыркает Дима, наливая по новой, но не дожидаясь меня, залпом выпивает, — пока. Решим твою проблему и посмотрим, насколько он тебе будет нужен в мирное время. — Дим, больше никаких драк с ним, — тяну я, хватаясь за бутылку, — можешь ему морду набить только в двух случаях. Он потащит меня жениться вопреки воли или разобьет сердце. Если будет второе, то я первая ему вмажу той трубой из-под твоей кровати. Ладно, все это лирика. Я рассказала, твой черед. Но! — Я приподнимаю ладонь, немного тормозя жестом ответ. — Сперва скажи, как там мама? И когда я смогу поехать к ней? — Я достал лекарства, так что стало лучше, — с его лица и тона уходит все веселье, — по поводу поехать… пока нет, Злат. Дело не в школе, не в уебке терроризирующем тебя, я просто боюсь. Врачи не знают, что с ней, а один вообще посоветовал мне не заходить из-за схожести иммунитетов. Мол могу подхватить заразу, раз я сын. Как видишь, со мной все нормально, но ты часто болела в детстве, прямо как мама и… — Я поняла, — перебила я брата, видя, как ему тяжко дается эта тема, — слушаемся врачей, хорошо. — Что ты хочешь, чтобы я рассказал? — на губах Димы враз заиграла ухмылка, — учти, я не Турбо, выбалтывать тебе все подряд не намерен. — Как ты? — спросила я, тут же наблюдая, как брат непонимающе хмурит брови, явно не ожидая подобного. Но мне было плевать на его тайны. Пока они не мешают ему жить, то пусть будут. — Валера был разбитым, когда пришел домой. А как ты? Вместо ответа, он хмуриться еще больше, хватается за бутылку и налив нам по новой, неожиданно выпивает и свою стопку, а следом и мою. Морщиться, но не закусывает, а подскакивает на ноги и подходит к окну. Достав пачку сигарет, тянет к себе ближе пепельницу и открыв форточку, подкуривает. С минуту я наблюдаю за тем, как он быстрыми и глубокими тягами успевает выкурить одну и тут же подкуривает вторую. — Не могу привыкнуть, — вдруг раздается натянутый голос брата, — каждый раз будто первый. Вовремя успеваю одернуть себя от шквала вопросов. Даже один, самый главный «А были еще случаи», не произношу. Просто молчу и сижу. Даже не двигаюсь. Пусть скажет то, что хочет, а не то, что я буду из него вытягивать. Но и он замолкает после своих слов. Приходиться уже себя мысленно уговаривать просто ждать. Ни в коем случае нельзя открывать рот. — Дерьмово это, Злат, — наконец-то, спустя пару минут Дима продолжает, но на меня не смотрит, — уже двоих похоронил, на днях вот Ералаша. Самое хуевое, что все малолетние пацаны. Будь это кто из старших… — вот тут он осекается и кидает на меня встревоженный взгляд, понимая видимо, что я на его словах моментально представила Валеру. И ведь не прогадал, правда представила. Но я лишь киваю, давая понять, что я не против любых его слов. — Знаешь, когда мне было семнадцать, разница с четырнадцатилетнем ощущалась, но не так остро, как в моем нынешнем возрасте. Первого я похоронил, когда стал старшим. Второго, когда уже занял, можно сказать — нынешнюю должность. И теперь Ералаш. Месть была и снова будет, но это скорее нужно нам, выпустить пар, наказать, надеюсь и дать понять, что нельзя допускать такого впредь. Вот только пацанов никакие наши действия не вернут. Знаешь, Злат, став автором, я стал выступать против пришива детей. Уж сколько мы с Кащеем морды друг другу били из-за этого. А потом пришлось признать его правоту. Не примем мы, так примут другие. Так я хотя бы могу приглядывать и попытаться отфильтровать в их головах уличные правила, оставив и правда нужные. Вот и приглядел, называется. Трое в земле. По тяжелому выдоху я понимаю, что он сказал все, что хотел и теперь подрываюсь с табуретки и быстро подхожу к нему, ныряя под приподнятую руку в которой он держит тлеющую сигарету и обнимаю. Легонько поглаживаю одной рукой между лопатками, а вторую держу на его шее. Официально, словами я в такие моменты не умею пользоваться. Но пытаюсь передать свою поддержку и сожаление через действия. Второй раз за вечер. Брат же обнимает меня в ответ и оставляет легкий поцелуй у меня на макушке. Внезапный звонок в дверь заставляет меня напрячься всем телом и я слишком крепко сжимаю в кулаке его свитер. — Все хорошо, Злат, — я не вижу его лица, но чувствую, как он нервно сглатывает, — Злата, все правда хорошо. Это наши Адидасы. Они посидят с тобой, пока я встречаюсь с Кащеем. — Посидят? — до меня доходит смысл его слов и я резко отстраняюсь, — мне что, пять лет?! — Будь тебе пять, было бы прекрасно, — со смешком выдает Дима, выпуская меня из объятий, — но тебе семнадцать и проблем просто дохуя. — Так оставил бы меня у Валеры! — я обиженно дуюсь и складываю руки на груди. — Я вообще-то не планировал вести на выпускной сестру с животом, — фыркает он, а я не сразу понимаю посыл. Но когда понимаю… — Да ты! Ты! Я же… Мы не… ничего такого не было! — гневно восклицаю я. — И не будет, — улыбается он, заставляя мои щеки краснеть еще больше, — твоя первая влюбленность — мой лучший друг, уж он проследит. — Если я захочу, то никакой Володя мне не помешает! — кидаю я ему в спину, а потом тушуюсь собственным словам и падаю обратно на табуретку. Медленно выдыхаю, пытаясь привести мысли в порядок. Я знаю о таком аспекте отношений между парнем и девушкой, вопреки плакатам и пропаганды власти о том, что в СССР секса нет. В основном благодаря Оле, у которой мама слишком прогрессивных взглядов и поговорила о подобном с дочкой. На всю жизнь запомнила ее потерянный взгляд в одно утро в раздевалке. Мне даже допытываться не нужно было, она обрушила эту информацию мне на голову без заминки. Я ничего толком не знаю о сексе, так что даже представить не могу, как это. Нет, я понимаю и знаю, как появляются дети, но сам процесс… Я слышала о фильмах для взрослых, о книгах. Блять, Оля мне одну такую подсунула сегодня. Но как в реальной жизни это происходит, я понятия не имела. И я точно не готова не то что узнать, а применить знания на практике. Я слышу мужские голоса в коридоре, но не могу выкинуть из головы одну простую мысль. Валера старше меня и если верить Оле, то для парней секс ничего не значит. У него он точно был. Может с бывшей девушкой, а может и с общей. Правила группировщиков огненными буквами возникают перед глазами и я просто зажмуриваюсь, отгоняя подобные мысли. Нет, если у Валеры и был подобный опыт, то по согласию. Он бы не стал принуждать. Не стал бы?! Прикрывая глаза ладонью, стараюсь абстрагироваться от подобных мыслей, когда кто-то касается моего плеча. Резко дернувшись назад, чуть не упала с табуретки и вижу перед собой лицо Вовы. Он отшатывается назад, понимая, что напугал и поджимает губы. — Злат… — тянет он мое имя, но я мотаю головой. — Где Марат? — спрашиваю я, всей душой надеясь оказаться поближе к его брату. У нас с ним нет никакого конфликта, ни физического, ни эмоционального. Мы просто едва знакомые друг другу люди. А глядя на старшего Суворова, мне становиться некомфортно от своих мыслей. Если бы в моей жизни не появился Валера, то подобные размышления могли бы коснуться его личности. А я не хочу такого. У меня перед глазами только та самая широкая улыбка Турбо. Я даже готова признать его погоняло, лишь бы оказаться в его объятиях. — Пытается найти что-то пожрать, — Адидас дергает плечом, а потом удивленно глядит на две стопки на столе, — бухаете? — Культурно выпиваем, — поправляю я его. — Короче, у вас хуй че найдешь на балконе, там черт ногу сломает, — из-за спины парня появляется его брат, ставя на стол две банки, одна с огурцами, вторая с помидорами, — но все-таки вытащил это сокровище. А холодильник… — В нем ты не найдешь даже того, что откопал на балконе, — фыркает Дима, заходя на кухню и смотрит исключительно на лучшего друга, — Вов, глаз с нее не спускать. На звонки, что телефонные, что дверные, отвечаешь только ты. — Это понятно, — кивает Адидас, — а че у вас с квартирой-то случилось? — Пошли, — брат кивает себе за спину, но прежде чем уйти, смотрит на меня в упор, — Злата, я постараюсь быстро. — А потом на его лице появляется гаденькая такая ухмылка, а я тут же напрягаюсь, готовая услышать очередную подколку. — И Турбо не звонить, не звать, помни про живот. — Да ты! — я снова повторяюсь, задыхаясь от возмущения, — ты! Иди нахер, вот что! С тихим смехом Дима и правда исчезает за поворотом, но даже прислушиваясь, я не слышу того, что он там может говорить Володе. Уж надеюсь не то, что если появиться Валера на пороге, то его надо спустить с лестницы. И тут же издаю тихий смешок своим мыслям. А я ведь именно это и хотела сделать с парнем, когда узнала о том, что он представляет меня своей девушкой кому ни попадя. В том случае это был Федя. И как же все круто изменилось за какие-то дни. Даже не месяцы, а именно, что дни. Наверное, если мой маньяк попадется Валере, тот сперва ему морду разобьет, а потом цветочками осыпет в благодарность, что я из-за него вообще парня к себе подпустила. А уж так близко… и так взаимно. — Ну, Маратик, — появление Вовы было таким неожиданным, что я поняла, что опять ушла в свои мысли, — наливай. Адидас-младший с непониманием уставился на брата, который стоял сейчас к нему спиной и рылся в шкафчике с посудой. А потом Володя с триумфом показал нам свою находку и с грохотом поставил третью стопку на стол. Потом снова вернулся на исходную и я краем глаза наблюдала за тем, как он нарезает еще два огурца все на туже тарелку. — Всем троим наливать? — уточнил Марат, когда его брат уселся за стол, а увидев его кивок, с удивлением, но принялся выполнять просьбу. — Тебе там Дима нашептал меня споить что ли? — я перевожу взгляд от своей стопки на парня и обратно. — Порекомендовал, — с улыбкой поправляет меня Адидас-старший и так же, как недавно мой брат, приподнимает стопку в воздухе и не чокаясь выпивает. — Марат, ну хоть ты… — тяну я крайне обиженно и протягиваю руку с рюмкой в его сторону, и наконец-то хоть кто-то со мной чокается. Мы выпили, обновили, потом снова таже схема. В какой-то момент Вова стал рассказывать истории из своей службы, а я слушала чуть ли не с открытым ртом, подпирая голову ладонью. Пару кругов я пропустила, так что теперь мы с Маратом были в одной кондиции, а вот Вова будто и не пил вовсе, слишком уж трезво и логично строил предложения. В какой-то момент, после очередной стопки, я поняла слова Оли о правильном количестве выпитого и откланявшись, пошла в ванную, оставив братьев допивать. Быстрое принятие душа не спасло меня от разомлевшего состояния от горячей воды и я просто скинула свои вещи на пол, а потом завалилась на диван. К удивлению, сна не было ни в одном глазу. Может я выпила недостаточно для банального «отрубиться», зато видимо этой дозы хватило для храбрости. Достав из портфеля книгу, что дала мне подруга, включила настенное бра и потушила верхний свет. Забравшись под одеяло, открыла первую страницу и принялась за чтение. Первые главы я пролистывала, бегло и наискосок читая что-то там о знакомстве, о приеме в замке, бале. А в какой-то момент мой мозг затормозил и я вчиталась. «Лорд обнял девушку со спины, прокладывая дорожку невесомых поцелуев по ее шее. Одна его рука опустилась с жесткого корсета к тонкой ткани юбки и стала поглаживать бедро Оливии. Вторую он переместил выше, едва касаясь подушечками пальцев ее ключицы. Леди задержала дыхание от подобным прикосновений, сосредоточив все внимание на тактильных ощущениях. Юбка медленно, но верно приподнималась с одной стороны, пока мужская ладонь не притронулась в оголенной шелковистой коже на ее ноге. Палец Лорда вырисовывал незамысловатые узоры на ее бедре, а потом повел им дальше, к внутренней стороне. Пока Оливия была сосредоточена на нижней части тела, пропустила момент, когда шнурки на ее корсете стали мягче, зато ощутила, как рука знатного мужчины скользнула ей в лиф, а пальцы требовательно сжали сосок на правой груди, немного оттягивая, а потом палец описал ореол. Девушка с придыханием простонала, рефлекторно выгибаясь в пояснице и придвигаясь ближе к паху Лорда. Мужчина припал губами к ее шее, целуя более несдержанно, но пальцами стал более бережно касаться соска, заставляя Оливию издавать стон за стоном. Девушка отклонилась назад, прижимаясь спиной к груди Лорда и откинула голову ему на плечо, предоставляя полный доступ к ее шее. И пока она наслаждалась поцелуями вдоль взбухшей вены и ее плеча, не сразу обратила внимание на то, что рука на ее внутренней стороне бедра оттянула ткань нижнего белья. Громкий стон Оливии наполнил комнату, когда она почувствовала мягкое касание к самой ее чувствительной точке.» Я резко захлопнула книгу и непроизвольно сжала бедра. Низ живота отчего-то ныл и тянул, я чувствовала, что низ моих трусов подозрительно влажный, но до месячных еще далеко. В мягком желтом свете бра замечаю, как у меня сквозь ткань футболки выпирают соски. Не знаю, чем я руководствовалась, но тяну одну руку в груди и провожу пальцами по нему, моментально ощущая еще более тянущее чувство внизу живота. Но оно вдруг стало приятным, настолько приятным, что я дотрагиваюсь второй рукой до соска левой груди. Тяжелый выход срывается с губ. Вспоминая отрывок из книги, запускаю одну руку под футболку и теперь касаюсь кожей кожу. Действия из романа решаю применить, как руководство к действиям и захватив двумя пальцами сосок, немного оттягиваю его. Томное покалывание тут же наполняет мое тело. Вторая рука скользит по ребрам, животу, а потом заходит за край резинки трусов. Я не знаю, что автор имел ввиду под самой чувствительной точкой, но все равно веду пальцы дальше, чувствуя непонятную влагу и слизь. Мы изучали анатомию человека, но явно не в качестве сексуальности, а именно это слово приходит мне на ум, когда я собираю тягучие выделения пальцем и веду им вверх, размазывая их по всей поверхности, не доходя до лобка. И в какой-то момент что-то задеваю подушечкой, отчего резко вскрикиваю и моментально закусываю край одеяла. Острое чувство удовольствия начинает расползаться по телу, но быстро проходит. И я решаюсь повторить свои касания именно в этой точке. Теперь уже намеренно накрываю пальцем то место, которое заставило меня подать голос и легонько нажимаю. Повторный вскрик тонет в одеяле, зато удовольствие возвращается. Я не помню всех научных названий, но все же понимаю, что это место и есть той точкой наслаждения о которой говорилось в книге. Надавливаю сильнее, но вместо наслаждения чувствую неприятное покалывание. Снижаю интенсивность давления и просто медленно поглаживаю. И с каждым круговым движением понимаю, что у меня сбивается дыхание, стоны вырываются помимо воли. Выпитый алкоголь тоже влияет будь здоров. В какой-то момент я представляю, что это не моя рука доводит меня до таких новых и неизведанных чувств, а рука Валеры. Отпускаю полет мысли, и вот будто чувствую его губы на моей шее, опаляющее дыхание на щеке, его вкус на моем языке. Движения пальцев ускоряется, дышать почти невозможно от волны немеющих пальцев ног, что переходит на икры. Грудь вздымается, будто я пять километров пробежала. А перед закрытыми глазами представляю Валеру, неосознанно, конечно, но сейчас я вижу не его широкую улыбку, а ухмылку. Будто ему нравится то, что происходит, настолько же сильно, как и мне. Еще пара движений пальцами, моими или его, не могу сейчас разобрать, и глубокий стон вырывается из моего рта. Я запрокидываю голову на бильце дивана и не могу справиться с искрами перед глазами. Слишком ярко, слишком глубоко. Просто слишком.