В тихом омуте

Когда братья вернулись к дому, улицу уже окутали сумерки – фонарей в деревне почти не было, поэтому все вокруг казалось сизым. Воздух тоже заметно похолодел, и кожа Риндо, нагретая теплым летним солнцем, невольно покрылась мурашками: Ран этого, кажется, совсем не заметил и спокойно шел в своей легкой белой рубашке. В окнах дома горел свет. Стоило братьям подойти к порогу, как из дверей тут же выбежала Эмма – кажется, она хотела обнять младшего Хайтани, но неожиданно потеряла равновесие и чуть не свалилась на землю. Если бы не моментальная реакция Риндо, вечер девушка точно закончила бы с разбитым носом – но он вовремя подхватил ее под локоть. – Мы так переживали! – смутившись, Эмма поправила подол платья и постаралась встать так, чтобы не чувствовать сверливший ее ледяной взгляд Рана. – Вас так долго не было, а на звонки ты не отвечал. Мы уже не знали, что думать. Младший Хайтани хотел объяснить, что почему-то не слышал телефона, но его брат неожиданно заговорил первым. – Странно переживать, что с Риндо может что-то случиться, когда с ним рядом я, – голос Рана звучал спокойно и чуть насмешливо, но всего на секунду Эмме все равно показалось, что она услышала угрозу. – Мы были в лесу, а там не всегда ловит связь. Не стоило поднимать такую панику. Первым желанием девушки было начать спорить – просто из упрямства и чувства собственного достоинства. К тому же, Эмма была уверена, что ее беспокойство за Риндо выглядело вполне обоснованно: это их первый день в незнакомом месте, и переживать за друга, который не выходит на связь – вполне нормально. Эмма даже была готова сказать все это вслух, но потом она столкнулась взглядом с Раном. Его безжизненные лавандовые глаза казались бездонными, словно окно в ад: в них не было ни капли эмоций, ни отблеска человечности. А за спиной старшего Хайтани раскинулась погруженная в сумерки пустая улица с очертаниями старых домов. Всегда на секунду Эмма вдруг почувствовала такой ужас, что все ее тело будто парализовало – в голове пронеслась мысль, что если она умрет здесь, то никто об этом не узнает. Тихая, жуткая, и печальная смерть… Здесь она будет обречена на забвение. – Пойдемте в дом, – кажется, Риндо даже не заметил того странного напряжения, что воцарилось между девушкой и его братом. – Нас ведь уже все заждались. – Конечно, – на лицо старшего Хайтани вернулась улыбка, и он галантно приоткрыл дверь, впуская гостей в дом. – Наверняка мама приготовила ужин. Заходя, Эмма постаралась быстрее переступить порог и оказаться в коридоре: ей очень не хотелось долго стоять спиной к Рану. Девушка старалась убедить себя, что то, что она почувствовала на улице, было всего лишь странной галлюцинацией, вызванной волнением за Риндо и днем, проведенным под палящим солнцем. В любом случае, сейчас старший Хайтани выглядит расслабленно, почти безмятежно – и Эмма решила просто не думать об увиденном. В доме было уютно и тепло. На кухне горел желтоватый свет, а госпожа Хайтани уже накрывала на стол – Риндо перекинулся короткими приветствиями с Коко и Сейшу. Харучиё его появление проигнорировал, потому что смотрел в наушниках какую-то трансляцию, забравшись с ногами на стул. Пока Эмма помогала хозяйке дома, Риндо опустился на стул рядом с Инуи и спросил: – Как ваше исследование? – Покопались в библиотеке, но ничего особенно интересного не нашли, – Сейшу в ответ вздохнул. – Думаем поговорить с местными стариками. Услышав этот короткий диалог, Ран вдруг подошел ближе и встал прямо за стулом Риндо, как бы невзначай положив ладони на плечи брата. В этом жесте не было ничего необычного, но кожа младшего Хайтани покрылась мурашками – он не понимал, как это получалось, но от любого прикосновения Рана его будто прошибало током. – Это отличная идея, – старший Хайтани кивнул Сейшу с одобрением. – Наши старики любят поболтать, а гости приезжают в деревню крайне редко. Завтра могу вас познакомить. – А эти старики хотя бы вменяемые? – скучающий до этого Коко тоже включился в беседу. – Не как тот ебнутый из магазина? Пихнув Хаджиме локтем, Инуи шикнул, кивком головы указывая на госпожу Хайтани: но та была так увлечена приготовлением ужина, что даже не обратила внимания на богатство лексики Коко. – Вы, наверное, были в лавке Нобуто, – Ран произнес это с легкой насмешкой и чуть сильнее сжал плечи брата, массируя их. – Раньше это был процветающий магазин, но владелец постарел и немного… тронулся умом. Он безобидный, просто считает, что его магазин до сих пор работает, а на деле продает всякий хлам и просроченные продукты. – А почему его не положат в больницу там какую-нибудь? – на лице Коко проступило недоумение, смешанное с облегчением: как минимум, они с Санзу забрели не к какому-то маньяку, а к обычному полоумному старику. – Его единственный сын давно умер, а других родственников у него нет, – старший Хайтани пожал плечами. – Он не вредит людям, поэтому насильно в больницу его не отправить. Вы ведь не брали ничего в его магазине? – Нет-нет, конечно, нет, мы же не дураки какие-нибудь, – Коко протараторил это так быстро, чтобы Харучиё случайно не услышал тему разговора и не выставил их обоих на посмешище. Поговорить еще не удалось: ужин был готов и подан на стол. Риндо еще раз предпринял попытку уговорить маму поесть с ними – не то чтобы ему на самом деле этого хотелось: с этой женщиной младшему Хайтани по-прежнему было некомфортно. Просто он считал, что так будет… правильно? Однако хозяйка дома снова принялась отнекиваться, сославшись на то, что в это время как раз показывают ее любимый сериал. Уходя, госпожа Хайтани задела бедром салфетки на столе, и те беззвучно соскользнули на пол. Женщина тут же охнула и присела на корточки, подбирая салфетки – сидящий ближе всех к этому месту Сейшу тут же вскочил, желая помочь: он поднял несколько тонких листов, которые отлетели дальше всего. Эти салфетки Инуи протянул хозяйке дома, но та почему-то не заметила этого и продолжала слепо шарить руками по полу. Со стороны это выглядело странно – не переставая улыбаться, женщина продолжала искать что-то на полу, хотя нужную вещь буквально протягивали ей под нос. На кухне повисла неловкая тишина. На секунду поведение мамы даже показалось Риндо жутким – как будто мыслями она находится не здесь, а где-то в другом времени и месте. Однако затем Ран вдруг с нажимом произнес: – Мам, ты разве не видишь? Сейшу тебе помог. – Ах… Да, точно. Женщина вытянула руку вперед, но даже это движение казалось каким-то механическим – госпожа Хайтани будто не видела Инуи и не понимала, откуда ей протянули салфетки. В конце концов, Сейшу сам отдал ей их и поспешно вернулся на свое место, стараясь не думать о том, каким неприятным было короткое прикосновение к сухим и холодным пальцам хозяйки дома. Поклонившись гостям, та снова улыбнулась и быстро покинула кухню, скрывшись в полумраке зала. Очень скоро оттуда послышалось бормотание телевизора. – У нее проблемы со здоровьем из-за сильных стрессов, – Ран произнес это буднично, как будто ничего не случилось. – Иногда она не сразу реагирует на происходящее и ведет себя заторможенно. Надеюсь, вы не испугались? Последнюю фразу старший Хайтани произнес с таким искренним переживанием, что все за столом смутились: они посчитали странным и даже жутким поведение женщины, у которой просто были проблемы со здоровьем. Хуже всех чувствовал себя Риндо – это его родная мать, но он не просто не испытывает к ней привязанности: скорее, хозяйка дома вызывает в нем необъяснимое отторжение. Неловкую паузу прервал Ран. Он разложил по тарелкам рис с аппетитным карри в густой подливе – кухня наполнилась пряным ароматом. Риндо так засмотрелся на то, как его брат ловко раскладывает еду, что даже не заметил, в какой момент и его тарелка наполнилась: казалось, что Ран даже не наклонялся в эту сторону. Рис был идеально клейким, кусочки мяса с овощами буквально таяли во рту, и младший Хайтани, не удержавшись, восторженно протянул: – Как вкусно! – Нравится? – подперев голову руками, Ран с улыбкой посмотрел на брата. – Ты любил карри в детстве, постоянно просил приготовить его для тебя. – Реально пиздато, – Харучиё тоже не постеснялся влезть в семейную идиллию. – Остренько. Остальные тоже похвалили ужин – только Коко снова с сомнением понюхал еду, но все же под строгим взглядом Сейшу начал есть, хоть на его лице и сквозила плохо скрытая брезгливость. В этот раз диалог за столом складывался гораздо лучше: гости уже чувствовали себя комфортнее, темы появлялись одна за другой. Сначала Санзу рассказывал про какие-то новые тренды из тик-тока, потом Коко долго расспрашивал Рана о здешних предприятиях и о том, на какие деньги выживает деревня – этот допрос продолжался, пока Инуи не перевел тему на местные достопримечательности. В общем диалоге Риндо предпочитал молчать. Он вообще всегда больше любил слушать, а не говорить – а слушать брата было вдвойне приятнее. Этот голос будто околдовывал младшего Хайтани, окутывал, как самое мягкое одеяло из детства, и уносил далеко. Риндо даже не всегда понимал, о чем сейчас идет речь, и просто наслаждался спокойным, чуть растягивающим слова голосом брата. А потом Коко вдруг спросил: – Это что, карты таро? И, не дожидаясь ответа, он подскочил к стеллажу, на котором стояли многочисленные книги. Колода была упакована в матовую коробку из черного картона, заметить которую среди всего мог только истинный любитель гаданий и предсказаний. Коко не относился к застенчивым и робким людям – поэтому он сразу же достал карты из упаковки и начал с любопытством изучать: даже его раскосые глаза азартно заблестели. Впрочем, Ран как будто бы и не возражал – просто наблюдал за происходящим с легкой насмешкой. – Кажется, это прабабушкины карты, – он пожал плечами, а затем, словно поддразнивая Коко, добавил. – Это какая-то особенная колода. Правда, в колдовстве у нас никто не разбирается, поэтому ее не трогали уже лет пятьдесят. – Тогда я просто обязан сделать расклад, – Хаджиме тут же вернулся на свое место за столом, сжимая карты. – Кто хочет заглянуть в свое будущее? Харучиё в ответ только расхохотался, а Сейшу тяжело вздохнул: о слабости Коко к гаданиям и в особенности к картам таро в компании все знали не понаслышке. Хаджиме даже состоял в каком-то астрологическом клубе в университете, но очень быстро покинул его, презрительно бросив, что там одни шарлатаны. Справедливости ради, его прогнозы довольно часто оказывались верными, но сейчас желающих узнать свое будущее не нашлось. Закатив глаза, Коко уже собирался убрать карты обратно, когда Эмма вдруг выпалила: – Я хочу. В глазах Сейшу отразилось явное осуждение, а Харучиё демонстративно выдохнул, показывая свой скептицизм – только Ран продолжал насмешливо улыбаться, словно происходящее его веселило. – Итак, что именно о своем будущем ты хочешь знать? – подвинувшись так, чтобы сидеть напротив Эммы, Коко постарался придать голосу максимальную загадочность. – На что делаем расклад? – На любовь, – Эмма неловко опустила голову, бросив быстрый взгляд на Риндо, но тот как раз смотрел в другую сторону. – С одним человеком. – Опять любовь, – Харучиё изобразил рвотный позыв. – Можете заниматься этой банальщиной в другом месте? – Каком другом? – Коко тут же огрызнулся, защищая скорее не девушку, а свое хобби. – Там, где нет меня. – Так может, ты тогда и свалишь отсюда нахуй? Перепалка закончилась тем, что Харучиё передразнил друга, но уходить не стал, а просто отошел к окну, старательно делая вид, что кусты и деревья интересуют его гораздо больше происходящего на кухне. Коко в это время с загадочным видом произвел несколько манипуляций с картами. Его демонстративная загадочность и серьезность сидящей напротив Эммы рассмешили Риндо, и он с трудом сумел сдержать улыбку – Сейшу и Ран тоже с любопытством наблюдали за происходящим. Младший Хайтани даже не понял, в какой момент атмосфера из шуточной сменилась на напряженную – словно по кухне пробежал ветерок. Сначала Коко протянул Эмме колоду, чтобы она сдвинула карты, а потом несколько раз моргнул свет: и хоть Ран спокойно заметил, что перебои с электричеством здесь частое явление, каждому стало не по себе. А затем Коко разложил на столе три карты и поочередно перевернул их. На каждой был изображен один и тот же иероглиф. Смерть. Прежде, чем хоть кто-то успел среагировать, Хаджиме поспешно сгреб со стола карты, бормоча, что такого просто не могло произойти. Эмма еще несколько секунд сидела, широко раскрыв глаза, а затем взвизгнула и рывком поднялась со стула, с гневом глядя на колоду карт. – Это еще что такое? – казалось, что девушка сейчас растерзает Коко на клочья. – Как это вышло? – Я не знаю, – неудавшийся таролог был так растерян, что даже не пытался оправдываться. – Это какая-то ошибка. Так не может быть. – Может, карты бракованные? – Харучиё уже забыл, что происходящее его не интересует, и вернулся к столу, перебирая колоду. – Да нет, вроде нормальные. Посмотри? Коко тоже начал проверять карту за картой, но все они изображали разные арканы – только три «смерти» лежали в стороне. Пауза затянулась, Эмма мерила кухню нервными шагами и никак не реагировала на попытки Риндо и Сейшу ее успокоить: Ран, откинувшись на спинку стула, наблюдал за происходящим молча. – Послушай, это точно ошибка, – в конце концов, самому Коко пришлось встать перед девушкой. – Везде случаются ошибки. Давай просто забудем об этом и сделаем еще один расклад, без этих карт. В стороне Харучиё прошептал Риндо на ухо, что так не делается, но младший Хайтани шикнул и тоже предложил Эмме попробовать еще раз – чтобы загладить эффект от первой неудачной попытки. Сначала девушка отказывалась, но после просьбы Риндо, замявшись, все-таки согласилась и вернулась за стол. Коко перебрал колоду прямо перед ней, чтобы та сама убедилась, что карты «смерть» там нет. Далее ритуал снова повторился. Только в этот раз все прошло спокойно – лампа над столом горела без перебоев, не было никакой напряженной тишины. Поэтому визг Эммы, когда выбранные карты оказались перевернуты, стал максимально неожиданным. Перед ней снова лежали три «смерти». – Да не может такого быть! – Коко схватил первую карту и принялся вертеть ее, пытаясь найти подвох. – Здесь что-то не так! – Ты специально это сделал! Вы с Харучиё просто хотели поиздеваться! – в этот раз Эмма не удержалась и сорвалась на крик. – А я здесь вообще, блять, причем?! – возмущенный Санзу тоже повысил голос. – Ты же сама хотела погадать на свою любовь ебаную. Как будто и без гадания ответ не очевиден. – Что ты сказал? – девушка нависла над Харучиё так, как будто сейчас задушит его голыми руками. – Я разве спрашивала твое мнение? – С твоими картами что-то не так, – поддавшись общей панике, Коко тоже нервно обратился к Рану. – Ты ведь знал об этом, да? Почему ты не сказал? – Я ведь говорил, это карты бабушки, – даже среди криков и споров старший Хайтани оставался невозмутимым, ситуация его явно забавляла. – Их никто не трогал уже много лет. Откуда мне что-то знать? – Ты врешь, – сощурившись, Хаджиме посмотрел на хозяина дома. – Ты даже не удивился, когда выпала смерть. – Коко, как ты себя ведешь? – на этот раз в спор включился уже Инуи: одернув своего парня, он встал рядом с ним. – Ты же в гостях. Прекрати обвинять Рана в своем косяке. – Да почему ты никогда не можешь быть на моей стороне?! – кажется, неудача с картами убила последние нервные клетки Коко. – Почему не можешь хоть в чем-то меня поддержать? – В чем тебя поддерживать? – Сейшу тоже легко заводился. – В том, что ты обвиняешь человека без причины? Или в том, что ты сидишь на наркоте с Харучиё? – Да почему, блять, Харучиё вечно крайний? Что я вам всем сделал? – Харучиё опустил свою чашку на стол с громким стуком и пулей вылетел с кухни, бросив через плечо. – Заебали. Очень скоро кухня опустела – за столом остались сидеть лишь двое братьев. Риндо даже не понял, в какой момент все успели перессориться: словно этот скандал мирового масштаба произошел за сотую долю секунды – поэтому младший Хайтани только растерянно смотрел на брошенные на столе карты. Зато Ран не выглядел хоть немного удивленным: он вообще никак не изменился в лице. Уголки его губ по-прежнему были чуть приподняты, а на дне лавандовых глаз плескались озорные искорки – словно старший Хайтани только что увидел что-то очень смешное. Какое-то время братья просто сидели в тишине. Сложно было подобрать слова после случившегося – любая тема казалась неуместной. Наверху хлопнуло сразу несколько дверей: видимо, перессорившись, все разошлись по своим комнатам, поэтому на совместное провождение вечера можно было не надеяться. Именно тогда Ран и произнес: – Не хочешь прогуляться? – М? – Риндо до сих пор не отошел от этого потока ругани, а потому не сразу понял суть вопроса. – Прогуляться? – Можем немножко пройтись, чтобы развеяться и отойти от этого…всего, – Ран качнул головой, и на его лицо упала светлая прядь волос. – Если не хочешь, давай останемся тут. – Нет, я с удовольствием! – младший Хайтани был рад любой возможности уйти из дома, где, кажется, даже воздух потяжелел от напряжения. – Можем хоть сейчас пойти, я готов. – Пойдем. Ран первым направился в сторону коридора, но удивленно замер, когда понял, что брат схватил его за руку, удерживая на месте. Обернувшись, старший приподнял бровь, и Риндо тут же растерялся, понимая, что позвать Рана можно было и словами – но захотелось почему-то именно так, через прикосновение. – Там же наверняка похолодало, – чтобы сгладить неловкость, младший спрятал руки в карманах толстовки, а затем кивнул на легкую рубашку Рана. – Ты замерзнешь в этом. Переоденься. – Забей, – Ран в ответ только рассмеялся. – Я привык. Риндо не очень понял, к чему его брат привык, но все равно возразил: – Когда мы возвращались, уже было довольно холодно. Ты можешь заболеть. – Перестань волноваться обо мне, – голос старшего Хайтани по-прежнему звучал шутливо, но в его глазах появилось странное выражение. – Считай, что мне просто лень переодеваться. Пошли скорее. – Если тебе лень, то пусть будет так. Не дав брату ответить, Риндо стянул с себя теплую толстовку и, накинув ее на плечи брата, сам остался в одной футболке, после чего выбежал из кухни, направляясь наверх – через несколько минут он вернулся в теплом бомбере, который взял в своей комнате. Ран стоял на том же месте, где и был, и растерянно сжимал чужую кофту, чтобы она не сползла с плеч. На его лице застыло удивленное, почти ошарашенное выражение, и младший Хайтани тоже замялся, подумав, что перегнул палку. Но отступать обратно было бы нелепо, поэтому Риндо только произнес: – Если не хочешь заботиться о себе, то я позабочусь о тебе сам. – А ты совсем не изменился, – наконец, на губы Рана снова вернулась улыбка. Вдвоем братья вышли из дома: на улице совсем стемнело и на самом деле сильно похолодало – воздух был ночным, свежим. Деревня опустела и выглядела совсем иначе, чем днем. Хоть здесь и не было фонарей, крупные звезды на небе сияли настолько ярко, что предметы вокруг различались довольно хорошо – к тому же, в некоторых домах до сих пор горел свет. – Здесь такие яркие звезды, – Риндо запрокинул голову, с восхищением глядя на небо. – В городе их почти не видно. – Ага. Кажется, Ран даже не заметил, с чем согласился, потому что смотрел только на брата. Старший Хайтани по-прежнему выглядел чуть рассеянным и сжимал чужую рубашку так сильно, как будто ее могли отобрать: хоть Риндо и был ниже, в плечах он оказался шире, поэтому вещь висела на Ране довольно свободно. Восхищенный Риндо казался таким искренним, светлым – словно даже темнота ночи вокруг него рассеивалась. И старший Хайтани невольно не мог отвести от брата взгляда: поэтому, когда тот обернулся, то невольно смутился, запустив пальцы в волосы. – Наверное, это так странно, да? – Риндо неловко улыбнулся. – В городе нет такой природы, и я как будто выпал из реальности от всего вокруг. Даже не думал, что звездное небо – это настолько красиво. – В мире есть много всего красивого, – Ран тоже вышел из своего транса и улыбнулся в ответ. – Просто иногда нужно время, чтобы это разглядеть. Куда пойдем? Услышав этот вопрос, младший Хайтани задумался. Интуитивно он уже знал ответ, хотя и сам еще не был готов его озвучить – но уже второй день он не мог выбросить из головы мысли о здешнем озере. Озеро Тихое… Как будто даже в этом названии есть что-то манящее и таинственное одновременно. Риндо вспоминал уходящую вдаль ровно водную гладь, песчаный берег и разросшиеся деревья вокруг: ночью все это должно выглядеть еще более пугающее – в темноте едва слышно плещется вода, а на поверхности отражаются звезды. Это звучало абсурдно, но озеро будто звало Риндо, и он был уверен, что там сможет разгадать свое прошлое. – Мы можем… пойти на озеро? – голос младшего Хайтани звучал тише обычного. Вопреки ожиданиям, Ран не стал мучить брата расспросами, и только коротко произнес: – Уверен? Риндо кивнул. Вдвоем по протоптанным дорожкам они направились к спуску к озеру – хоть где-то в домах и горел свет, в деревне стояла мертвая, почти звенящая тишина: лишь изредка где-то в лесу кричали птицы или в кустах стрекотали насекомые. Ран шел легко, почти беспечно, и младший Хайтани снова невольно задумался, каким красивым был его брат – особенно сейчас, когда в свете почти круглой луны его волосы переливаются серебристым, а кожа такая бледная. Красота Рана была похожа на красоту этого места: такая же естественная, утонченная и неповторимая. В какой-то момент они проходили мимо заброшенного дома с провалившейся крышей и окнами, покрытыми пылью. Старший Хайтани неожиданно остановился здесь и, не говоря ни слова, подошел к одному из окон – Риндо не успел даже удивиться, а брат уже отошел в сторону, демонстрируя ему выведенную на пыли пальцем надпись. R+R=♡ Отчего-то эта детская выходка, которая совсем не вязалась с утонченным, изящным образом старшего Хайтани, вызвала в сердце Риндо прилив тепла: еще никогда в той части жизни, которую он помнил, он не чувствовал себя так уютно и хорошо. Не удержавшись, Риндо рассмеялся, и Ран тоже улыбнулся, хитро глядя на него. В этом лукавом взгляде тоже было что-то детское – так смотрит нашкодивший ребенок, который знает, что его любят и не будут ругать. Ночью пространство как будто искажалось – Риндо был уверен, что после той заброшки они прошли совсем немного, но простенькие дома и протоптанные дороги вдруг сменились лесом. Значит, совсем скоро они выйдут к озеру. Из-за высоких деревьев и густых кустарников здесь видимость стала гораздо хуже, и за несколько минут младший Хайтани успел три раза споткнуться, чуть не разбив нос. Тогда брат взял его за руку – пальцы Рана были прохладными и как будто невесомыми. К своему удивлению Риндо осознал, что идти сразу стало гораздо легче: будто теперь он наперед знал, где по земле ползет толстый корень дерева, а где путь идет под наклоном. Озеро Тихое появилось перед братьями неожиданно. Ночь окутала гладкую поверхность воды мраком, а в ней отражалась многочисленная россыпь звезд – над озером царила тишина, лишь шелест листвы и мягкое плесканье волн нарушали это спокойствие. Почему-то сейчас мост, который соединял два берега, показался Риндо гораздо длиннее, чем днем: словно на другом его конце уже начинался другой мир. Вода была совсем близко, но младший Хайтани не чувствовал страха. Братья подошли к самой кромке воды, и Риндо был готов к тому, что его вот-вот накроет паника, что еще мгновение, и его начнет колотить, а легкие сожмутся, не пропуская кислород. Но ничего не происходило. А затем Ран вдруг резко сократил расстояние между ними – из-за разницы в росте Риндо увидел только острый подбородок и выступающие ключицы: через мгновение прохладные губы коснулись его лба. Это прикосновение длилось всего несколько секунд, но младший Хайтани ощутил, как одиночество ночи сменилось хрупким единством с бескрайним озером, словно он стал маленькой частицей этого огромной глади. Это странное видение прошло сразу же, как только Ран отстранился. – Прости, – старший виновато улыбнулся, чуть склонив голову набок. – В детстве я часто целовал тебя в лоб, и почему-то именно сейчас захотелось повторить. Наверное, не стоило делать это без предупреждения, да? – Я… Нет… То есть, да… В смысле… Все в порядке, – Риндо выпалил все эти слова на одном дыхании, сам не понимая, почему не может составить просто предложение. – Ты такой необычный. Последнюю фразу младший Хайтани произнес против своей воли – она слетела с языка быстрее, чем он успел подумать. Брови Рана вопросительно приподнялись, а его лавандовые глаза снова заискрились насмешкой: в свете луны они переливались особенно красиво. – В тебе как будто есть что-то… детское? – Риндо никак не мог подобрать точное определение для своих мыслей и чувств. – Я не имею в виду, что ты ведешь себя, как ребенок. Просто иногда ты бываешь… таким искренним, непосредственным. Я еще не встречал таких взрослых. Чем больше младший говорил, тем насмешливее становилась улыбка Рана. Сам он подошел к кромке воды, и холодный ветер с озера трепал его длинные волосы – какое-то время Ран молчал, а затем обернулся к брату и неожиданно серьезно сказал: – Дети еще не знают обо всех сложностях, которые готовит им жизнь, поэтому их мысли чище и ярче. Они могут мечтать по-настоящему, видеть истинную красоту этого мира, их голова еще не засорена мусором взрослой жизни. Взрослые ограничены своими проблемами, как рыбы в аквариуме, а дети… как будто плавают в открытом океане. – Удивительно, что ты сумел сохранить эти черты, – то, как легко Ран может провести параллель между взрослыми и детьми, удивила Риндо. – Впрочем, я вообще не помню себя ребенком, так что не мне об этом говорить. – Застрять в детстве – тоже не всегда хорошо, – возможно, всему виной была тишина вокруг, но в голосе старшего Хайтани будто проскользнули нотки грусти. – Жизнь должна продолжаться, а не стоять на месте. Впрочем, хватит об этом. Хочешь, расскажу еще что-нибудь о нашем детстве? Эта смена темы обрадовала Риндо – в абстрактных рассуждениях его брата сквозило что-то тоскливое. Медленно прогуливаясь вдоль берега, они говорили о прошлом: вернее, говорил по большей части Ран, а Риндо только удивлялся и задавал вопросы, пытаясь представлять маленького себя. Просто идти вот так рядом с братом было спокойно и хорошо, словно не существует никакого внешнего мира с его проблемами. «Словно вернуться в детство» – эта мысль проскользнула в голове младшего Хайтани неожиданно. Впрочем, даже разговоры по душам не отменяли того, что с озера дул холодный ветер, и очень скоро Риндо начал трястись даже в теплом бомбере: в это же время он понял, что его глаза слипаются. Удивившись, младший Хайтани достал телефон из кармана джинсов – полночь. Риндо был уверен, что провел с братом от силы час, и сейчас должно быть не позднее десяти: но время играло с ним по своим правилам. – Давай возвращаться, уже поздно, – Ран легко догадался, о чем думает младший. – Я и не заметил, как пролетело время. По пути домой братья не переставали разговаривать – Риндо казалось, что он не сможет наговориться со старшим, даже если им дадут тысячу лет. Не было той неловкости, когда ты знаешь человека совсем мало и просто не можешь придумать тему для разговора, а потому вы напряженно молчите. С Раном будто можно говорить о чем угодно: он все понимал, знал обо всем на свете и смотрел с такой теплотой… В доме было темно и тихо. Кажется, после ссоры на кухне все разошлись по комнатам и легли спать – только на втором этаже из комнаты Харучиё доносились приглушенные голоса: это был Коко и сам хозяин комнаты. Сначала Риндо хотел заглянуть к ним, но потом передумал. Лучше поговорить с утра, на свежую голову – да и спать хочется слишком сильно. У порога своей комнаты младший Хайтани остановился и замялся: этот день был таким долгим, но Риндо вдруг почувствовал себя бесконечно счастливым – так, что даже голова немного закружилась. И все благодаря человеку рядом. – Спасибо, – младший Хайтани обернулся, глядя на брата в полумраке. – За сегодня и особенно за вечер. – Спокойной ночи, мой милый Риндо, – Ран в ответ мягко улыбнулся. – Спи крепко. *** – Почему он так себя ведет? – Коко затянулся косяком и трагично выдохнул дым под потолок. – Почему он не пытается меня понять? Пробурчав в ответ что-то неразборчивое, Харучиё отобрал у друга косяк и забрался на свою кровать – шел уже второй час ночи, и Санзу порядком устал слушать жалобы Коко на свою вторую половинку: мягко говоря. – Слушай, ну если тебе так не нравится, то найди другого, – Харучиё блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь привкусом травы в глотке. – Чего ныть, а потом терпеть, я не понимаю всей этой поеботы… – Потому что я люблю его! – Хаджиме изрядно приложился к уже почти пустой бутылке вина и страдальчески растянулся на кровати друга. – Но я ведь не могу вечно быть для него хорошим? Вздохнув, Санзу проигнорировал очередной риторический вопрос друга: он был пьян, ему хотелось веселиться, а в точке ниже поясницы уже покалывал азарт поиска приключений – слушать причитания Коко всю ночь в планы Харучиё не входило. – Слушай, – идея пришла в поплывшее от вина сознание Санзу внезапно. – А пошли на местное кладбище? Хочу провести трансляцию. – Ебанутый что ли? – Коко рывком сел и, сощурившись, посмотрел на парня. – Пожалуйста, скажи, что ты сейчас шутишь. Шутишь же? – Вообще нет, – фыркнув, Харучиё поднялся с кровати и натянул розовую толстовку поверх белой рубашки, после чего сменил шорты на узкие джинсы с дыркой на коленке. – Чё сидеть тут всю ночь, как деды? – Ну конечно, на кладбище же ахуеть как весело, – не переставая возмущаться, Хаджиме еще раз приложился к бутылке. – Кто вообще пойдет туда в здравом уме? Только подростки из малобюджетного ужастика. – Вот именно, представь, сколько зрителей соберет трансляция с деревенского кладбища ночью! – обдолбанные глаза Санзу горели азартом. – Чего ты боишься? Призраков? – Да хотя бы того психованного из магазина, – воспоминания о дневных приключениях заставили Коко поежится. – Черт знает, сколько еще неадекватов тут живет. А потом нас с тобой в тру-краймах показывать будут. – Ну хоть так прославимся. Харучиё попробовал поуговаривать друга еще немного, но уже скорее для галочки: было очевидно, что этой ночью Коко точно не собирается покидать пределы этой комнаты с травой и вином. Впрочем, Санзу это не остановило – его явно не смущала перспектива гулять по кладбищу одному. Сунув в карманы толстовки еще один косяк и телефон, Харучиё направился к двери, остановившись только на пороге, когда его окликнул Коко. – Когда про твою смерть будут снимать сюжет, я выступлю очевидцем, – Хаджиме пьяно отсалютовал другу. – Вот увидишь, ты сдохнешь раньше меня, – Санзу бросил эту фразу в шутку, не придавая словам смысла. Сразу после этого он выскользнул за дверь и погрузился в темноту коридора – она была такой плотной и ощутимой, будто касалась кожи. В доме было совсем тихо. Примерно пару часов назад Харучиё слышал, как хлопнула дверь в комнате Риндо, но после этого тишину не нарушало ничего, кроме их с Коко пьяного смеха – видимо, остальные давно спали. Покачиваясь – все-таки выпитая бутылка вина и раскуренный на двоих косяк сделали свое дело – Харучиё начал спускаться вниз. Идея пойти на кладбище казалась ему все более гениальной. Уже на первом этаже Санзу намеревался сразу пройти к выходу из дома, но замер, неожиданно почувствовав на себе пристальный взгляд. Здесь было не так темно, потому что из гостиной долетали синеватые блики от телевизора – странно, что он работал без звука. Прищурившись, Харучиё разглядел темную тень в углу коридора – с трудом он все-таки узнал в ней хозяйку дома. Ссутулившись, госпожа Хайтани смотрела на него в упор, не шевелясь. В полумраке хорошо виднелись только ее глаза, и Харучиё, совсем не ожидавший такой встречи, молчал, ожидая, что женщина заговорит первой. – Мы вас разбудили, да? – язык пьяно заплетался, и Санзу надеялся, что с такого расстояния не чувствуется, как от него несет травой. – Это… Ну мы там ничего такого не делали. Хозяйка дома продолжала молча смотреть на парня из своего угла, даже не моргая. Харучиё вся эта ситуация начала раздражать, потому что он хотел поскорее свалить из дома и начать трансляцию, а эта женщина просто стоит и прожигает его взглядом в темноте. – Слушайте, ну вы это… простите… Мы больше не будем и все такое… – Санзу начал бочком двигаться к входной двери. – Вы спите-спите, я ухожу, а Коко один не шумный, ну может там в подушку поплачет… Так и не получив ответа, Харучиё натянул свои кеды и выскользнул на улицу – только тут он с наслаждением вдохнул холодный воздух и потянулся. О встрече с хозяйкой дома Санзу сразу же забыл и уверенно двинулся к кладбищу – днем Ран не показывал это место, но махнул рукой в сторону, где оно располагалось. Впрочем, в своей топографической гениальности Харучиё даже не сомневался. Вокруг было темно, свет не горел ни в одном доме, и Санзу громко выругался, когда споткнулся о какой-то камень и чуть не убился: тогда же он догадался включить фонарик на телефоне. В это же время он решил начать трансляцию. К счастью, связь была хорошая, и Харучиё без проблем вышел в сеть – вытянув вперед руку с телефоном, он снимал, как идет вперед по пустым дорожкам. Из-за темноты и бьющей в лицо вспышки Санзу казался особенно бледным. – Ну значит, ситуация интересная, раскурил косяк и иду на местное кладбище снимать для вас обзор… Бля, а меня не блокнут за упоминание наркоты? – задумавшись, Харучиё какое-то время шел молча, а потом пожал плечами. – Да хотя похуй. В общем, иду на деревенское кладбище, как вам идейка? Ожидания Санзу оправдались. Буквально через минуту после начала трансляцию начала смотреть уже тысяча человек: комментарии и сердечки летели друг за другом, и Харучиё пытался одновременно и читать все, что ему пишут, и следить за дорогой. – Да-да, всем привет, – пьяный Санзу даже умудрялся отвечать на комментарии. – Почему так темно? Ну… фонарей тут нет, все спать легли. А вы чего хотели от деревни? Страшно ли мне? Да чего боятся, тут живет три с половиной человека, маньяков нет. Призраки? Я сам страшнее призраков. Харучиё уже сошел с основной дороги в лес, дома остались позади, а потому шагать стало сложнее – теперь он уже не мог отвечать на каждый комментарий, да и их стало слишком много. Когда Санзу в очередной раз бросил взгляд на экран, его взгляд зацепился за комментарий. Run: ты умрешь. – Ну конечно, я же иду на старое кладбище ночью, – Харучиё весело рассмеялся. – Что еще со мной может произойти, конечно, я умру. Идти было неудобно, ветки кустарников цеплялись за одежду, а деревья в некоторых местах росли так густо, что приходилось буквально протискиваться – но Харучиё все это не смущало, и он продолжал бодро шагать вперед, пьяно болтая обо всем подряд. – Что бы вам прикольного рассказать… – Санзу задумался, вспоминая все, что произошло сегодня за день. – Короче знакомая попросила Коко, вы должны его помнить, погадать ей на любовь, а по итогу какая-то хуйня вышла, и все поругались. Вот вы что по этому поводу думаете? Лично мне кажется, что все это хуйня полная, как можно гадать на любовь, это же не наука какая-нибудь, чтобы тебе ответы на все вопросы дали? О, помните, как у Твайс поется? Лав айнт э сайнс, донт нид ноу лайсенс В лесу было настолько тихо, что пение Харучиё эхом прокатилось между деревьями – чуть в стороне потревоженная стая птиц взлетела в ночное небо. Довольный своим исполнением, Санзу снова принялся читать комментарии. Зрители увеличивались, все сейчас активно обсуждали историю про любовь и гадание, а потому среди многочисленных комментариев один особенно привлек внимание Харучиё – потому что он его уже видел. Run: ты умрешь. В голове Санзу уже сам собой сформировался язвительный ответ, но внезапно среди деревьев показалась ржавая изгородь и первые надгробия – он наконец-то дошел до местного кладбища. Переключив камеру с фронтальной на заднюю, Харучиё медленно двинулся вперед. – Посмотрите, какие старые могилы, – Санзу снимал со вспышкой, поэтому старые надгробные камни с почти стершимися иероглифами выхватывал из темноты луч яркого света. – Какой здесь год, вы видите? Это что, тысяча девятьсот восьмой? На кладбище сохранилось подобие выложенной плиткой дорожки – и хоть она заросла травой, идти все равно было довольно удобно. Переводя камеру с могилы на могилу, Харучиё зачитывал зрителям имена и даты смерти людей, которые нашли здесь последний покой: большинство из них умерли настолько давно, что вряд ли о них вообще кто-то помнил – поэтому надгробия выглядели совсем старыми и заброшенными. Подумав, что снял достаточно, Харучиё снова переключил камеру на себя: – Ну что, как вам обстановка? Жутко? Мда, то еще местечко… Может, поищем самую свежую могилу? Что думаете? Эфир на самом деле оказался популярным, число зрителей приблизилось к десяти тысячам, комментарии сыпались один за другим, но даже в этом потоке Санзу все равно различит очередное: Run: ты умрешь Больше игнорировать это Харучиё не мог. – Слушай, чел, – ткнув пальцем в экран, Санзу насмешливо закатил глаза. – Чё ты заладил одно и то же, уже заебал. Скажи хотя бы подробности какие-то, время там или место… А то умрешь и умрешь… – Ты утонешь в озере. Точное время не скажу, но довольно скоро. Меньше всего Харучиё ожидал услышать рядом с собой еще чей-то голос. От неожиданности он вскрикнул, выронил телефон, а в следующую секунду растянулся на земле – к счастью, трава смягчила падение. Со своего места Санзу увидел, что совсем рядом с ним, на одном из надгробий, сидит тот самый мальчик со светлыми косичками, которого он уже видел раньше: болтая ногами, мини версия Рана с интересом наблюдала за лежащим Харучиё. – Ну и шутки у тебя, – потирая ушибленные ягодицы, Санзу поднялся и нащупал телефон в траве. – Что?! Отключился? Забыв о Ране, Харучиё принялся включать телефон. Ему повезло, и надкушенное яблоко загорелось на экране – однако батарея была разряжена: и это показалось Санзу странным. Неужели это произошло из-за удара? – Ну и ладно, так даже интереснее… Пусть гадают, что со мной произошло на этом кладбище, – расстраиваться долго Харучиё не умел в принципе, а потому наконец-то переключился на мальчика. – А ты что один по ночам шляешься? – Гуляю, – Ран пожал узкими плечами и спрыгнул с могилы. – Тебе можно, а мне нельзя? Телефон разрядился, делать все равно было нечего, поэтому Санзу продолжил свой путь вдоль могил уже со своим новым знакомым – в свете луны Ран выглядел болезненно бледным, почти белым. На секунду в голове Харучиё даже промелькнула мысль, что что-то здесь должно быть не так: но наркотический туман быстро заполнил создание, и Санзу переключился на другое. – Почему почти все могилы такие заброшенные? Хотя и умерли вроде недавно… – они шли уже по середине кладбища, даты на надгробиях были свежими, однако ни цветов, ни какого-либо присутствия человека здесь не наблюдалось, поэтому Харучиё задался вопросом. – У них что, нет родственников? – Думаю, они просто были плохими людьми, – Ран посмотрел на своего спутника слишком серьезным для тринадцатилетнего подростка взглядом. – Поэтому страдают и после смерти. Санзу задумался над словами мальчика – если верить этой логике, то деревня состояла сплошь из плохих людей: потому что за все время здесь букеты встретились лишь на нескольких могилах. Очень скоро Харучиё заметил еще одну странность. Все чаще на надгробных камнях стала появляться одна и та же дата – слишком большое количество людей умерли в один и тот же год: причем могилы становились все более простыми, словно сделанными наспех. Нахмурившись, Харучиё попытался думать, но после бутылки вина и раскуренного косяка это получалось с большим трудом. Однако ему все же удалось заметить кое-что еще: на кладбище не было ни одной свежей могилы. – У вас тут что… – Санзу подсчитал даты на пальцах. – Уже семь лет никто не умирает? Как такое возможно? – Не знаю, может, просто люди стали здоровее? – Ран оглянулся на своего спутника и спокойно улыбнулся. – Это же хорошо, да? И все-таки, что-то в этом мальчике было предельно жутким – эта худоба, две светлые косички, накинутая на узкие плечи толстовка. Он как будто бы был здесь, рядом, и вместе с тем ощущался каким-то нереальным: а еще от него исходил могильный холод – но это Харучиё списал на то, что ночью температура опустилась еще сильнее. Его мысли были заняты тем, как спросить у этого Рана, откуда он вообще здесь взялся, когда они вдвоем дошли до конца кладбища. И здесь Санзу увидел четыре ровных ямы в ряд – очевидно, места для захоронения. – А это еще для… Обернувшись к Рану, Харучиё начал задавать вопрос, но договорить просто не успел. Две бледные ладони толкнули его, и Харучиё полетел на дно могилы. *** Вздрогнув, Эмма резко открыла глаза. Она не помнила, что ей снилось, но на душе почему-то было так тоскливо, что хотелось заплакать от отчаяния. В комнате было темно, через задернуты шторы пробивался лунный свет, и девушка зажмурилась, пытаясь прийти в себя – и бешеное сердцебиение постепенно успокаивалось. Эмма надеялась снова заснуть и проспать до утра, но тут ее слух различил тонкий детский голос. Кажется, кто-то пел прямо под ее окном. Луна светит ярко И озеро ждет, Пока господин наш тебя заберет. Костры полыхают, Деревья шумят, Наденем сегодня мы лучший наряд. Все тело Эммы будто парализовало – ее сковал панический, животный ужас. В словах песенки не было ничего пугающего, скорее она напоминала обычные детские стишки, но этот едва слышный голос напугал девушку так сильно, что она не могла даже вдохнуть. Сжавшись под одеялом, Эмма дрожала, ожидая продолжения, но ничего не происходило. Девушка не знала, сколько времени прошло, прежде чем она все-таки решилась выбраться из кровати – в комнате все было спокойно. Понимая, что уже не уснет, если не проверит, Эмма на цыпочках подкралась к окну и осторожно выглянула из-за штор. На площадке перед домом никого не было. Не успела девушка с облегчением выдохнуть, сославшись на кошмарный сон, как то самое ощущение ужаса вернулось вновь – на этот раз Эмма почти физически чувствовала его затылком. Медленно обернувшись, она посмотрела на дверь. Девушка знала, что та не заперта: зачем запираться, когда засыпаешь в одном доме со своими хорошими друзьями? Так Эмма думала вечером, однако сейчас ее буквально затрясло от мысли, что дверь открыта: это страшная ошибка. Задержав дыхание от напряжения, девушка начала двигаться к двери, стараясь не издавать ни шороха – ноги подгибались, руки дрожали, и Эмма боялась, что просто не успеет. Она почти чувствовала, что кто-то идет к ней с обратной стороны. Когда пальцы девушки коснулись замка и беззвучно повернули его в сторону, она выдохнула от напряжения и сползла на пол – в этот же момент кто-то начал медленно крутить ручку. Сидя на полу, Эмма смотрела, как кто-то пытается войти к ней в комнату, и зажимала рот руками, чтобы не закричать – а дверная ручка все крутилась из стороны в сторону. В ужасе девушка начала отползать назад. Она и сама не поняла, как умудрилась добраться до кровати и с головой накрыться одеялом, сжимаясь в комок. Последним, что запомнила Эмма, был детский голосок, который напевал прямо у нее над ухом: Луна светит ярко И озеро ждет, Пока господин наш тебя заберет.