Кость из птичьего крыла

Нарсе В Бизанте конные прогулки были у Нарсе одной из немногих радостей. Он был в этом хорош, как и многие выходцы из долинных кланов, и можно было не прятаться под покрывалом, от которого зудело все лицо: кто разглядит всадника, если конь несется во весь опор? К тому же Нарсе нравилось ухаживать за лошадьми. Он любил животных. Он потрепал по черной блестящей шее своего любимца Ксанфа, самого быстрого из коней на вилле, и сам, без помощи слуг (с которыми он все еще не знал, как себя вести), стал седлать его к утренней прогулке. Странно, но коня Юстина не было в стойле, хотя Юстин никогда не был любителем ранних пробуждений, а солнце только начало пригревать землю своими лучами. Сначала Нарсе хотел сразу взять в галоп и доскакать до ближайшей рощи, но передумал и двинулся по дорожке в глубь сада, надеясь встретить Юстина. И в самом деле, скоро он увидел белоснежную кобылу друга, но рядом с ней был незнакомый серый в яблоках конь. Юстин разговаривал с каким-то юношей. Они стояли возле нескольких безжалостно обломанных молодых персиковых деревьев. За день до этого Нарсе видел, как Юстин ругает виновников и стращает их хлыстом; увы, преступники, задумавшие построить себе из наломанных веток домик, были очень уж малы и даже не особо понимали, в чем провинились. Мальчик и девочка плакали, их родители — кто-то из слуг — испуганно клялись, что это больше не повторится, на этом все и закончилось. Похоже, Юстин и незнакомый юноша как раз обсуждали это происшествие. — …Просто детские игры, — донеслось до Нарсе. — Как минимум их стоило хорошенько выпороть, — возразил собеседник Юстина. Нарсе недоуменно сдвинул брови: мальчик был одет очень просто, но разговаривал совсем не как слуга, да и конь его не был конем бедняка. До этого Нарсе хотел подойти и поздороваться, но в этот момент что-то подсказало ему, что лучше не выдавать своего присутствия. — Боюсь, тогда их бедным родителям пришлось бы несколько дней сидеть с ними вместо того, чтобы ухаживать за садом. Что скажут люди, узнав, что в доме патрикия Аквилы слуги даже не чистят как следует имплювий? — усмехнулся Юстин, но мальчик не принял негласное предложение обратить все в шутку, резко сказав: — Ряска в имплювии не так смешна, как твоя мягкотелость. Если ты так печешься о каждом садовнике, боюсь представить, что позволяет себе твой управляющий. Кладет половину денег себе в карман? — Если и так, что с того? Денег тут хватает. Позволь мне самому разобраться с тем, как руководить делами в моем доме. — Руководить в твоем понимании — это значит пустить все на самотек? — Это значит найти честных и трудолюбивых людей и не мешать им. — Ты просто никогда сам этого не делал, вот и совершаешь ошибку! — запальчиво воскликнул мальчишка. — Нельзя править одной добротой. Эти оборванцы ее не понимают. Чем больше ты будешь им позволять, тем больше они будут вытирать об тебя ноги. Закончится тем, что они зарежут тебя, вынесут отсюда все ценное и сожгут эту виллу. — Иса Кристе, какие страсти, — небрежно сказал Юстин. Должно быть, ему, обычно вспыльчивому, стоило большого труда сохранять хладнокровие. — Бывший владелец этой виллы точно бы тебя поддержал в этом споре. Жаль, я не он. — Этот старый мерзавец Публий? — Ага. Помнишь, он вечно повторял: “Ибо в Библии сказано: не обойтись без розги, коли желаешь спасти грешную душу раба”. Мальчик неожиданно фыркнул, его суровое лицо разгладилось. — Да, точно! Однажды он даже мне сказал что-то подобное, только не про рабов, когда мне вздумалось залезть на одну из тех слив в дальнем конце сада, — они еще тут? Во всем Великом Городе нет слив лучше. — Да, столь презираемые тобой садовники привели их в порядок. Ух, я бы на твоем месте здорово струхнул… — Мне пришло в голову ответить ему: “Однако в Библии сказано и такое — кто имеет такие сливы и не делится ими с ближним, попадет в ад”. По-моему, он всерьез задумался, есть ли там такая строчка, и у меня было время сбежать. — Мальчуган захихикал. — Господи, он был такой тошнотворный, — в сердцах сказал Юстин. — Эти поучения, эти сальные шуточки, и все время с какой-нибудь новой актриской… Я все гадал, как он вообще, с таким-то брюхом, умудряется их… Э-э. Прошу прощения. Твой наряд порой заставляет забыть о приличиях. Мальчик хмыкнул. — Неплохо иногда о них забыть… Ты специально купил виллу Публия? — поинтересовался он. — Нет, это была идея Архонта. Думаю, его привлекло громкое убийство. Он любит преступления и истории про призраков. — Интересный у тебя друг. Подведение бухгалтерии в борделе, беспробудное пьянство, разнузданные вечеринки и убийства... Подходит Бизанту, да? Каков поп — такой и приход. — Он больше, чем это. Если узнать Лина ближе, то понятно, что только он и может быть Архонтом Мира Сего. Юстин произнес это с такой глубокой любовью, что у Нарсе тоже потеплело на сердце. Жаль, что сам Лин этого не слышит. — Здорово, что ты теперь живешь тут, в наших с тобой любимых местах... — сказал паренек. — А помнишь, как мы скакали наперегонки к Кипарисовому холму и дальше, к тому ущелью с бурьяном? — Только не предлагай сейчас это повторить, — засмеялся Юстин. — Последний раз это было… лет семь назад? восемь? Это все равно что устроить гонку по совершенно незнакомому маршруту. — Трусишь? — прищурился его собеседник. — Хм! Думаешь, ты выиграешь? И тут произошло нечто невероятное: мальчик качнулся ближе к Юстину — хотя они и так стояли совсем рядом — и томно протянул: — А может, я хочу тебе проиграть? Не то чтобы Нарсе до этого ни разу не видел, как его друг кого-нибудь целует, но прежде это никогда не были ни мужчины, ни мальчики. И еще ни разу у Юстина при этом не было такого робкого вида — словно он касается чего-то бесконечно хрупкого. У него даже покраснели уши. Затем он запрыгнул в седло, очень ловко для человека с искусственной рукой. На миг Нарсе забеспокоился — головоломная скачка по холмам, по малозаметным тропинкам, с ямами и осыпями камней, точно ли все будет в порядке? — но Юстин был прекрасным наездником, и отсутствие руки ему мало мешало: хорошо выезженная лошадь управляется от ноги, поводья — это просто подстраховка. Его собеседник тоже взлетел на своего серого в яблоках, весело крикнул: — Встретимся в конце ущелья! Нарсе озадаченно смотрел им вслед, пока топот копыт не стих вдали. Затем он постарался выкинуть незнакомца из головы и вскоре уже летел по тропинке вдоль побережья, наслаждаясь утром и скоростью. Как же славно быть живым!.. Но вскоре вновь послышался топот копыт, и Нарсе поспешно накинул на лицо ненавистное покрывало. Дорожка была довольно узкой — два всадника едва разойдутся, — и он не хотел, чтобы его лицо кто-нибудь рассмотрел. Навстречу ехал тот самый мальчик! Он был без Юстина, один, лицо у него было довольно угрюмое. Поссорились? Нарсе вдруг осознал, что уже видел его прежде. На последней устроенной Лином вечеринке, как раз перед тем, как Нарсе, отчаявшись, отправился в тюрьму Бизанта вызволять пленников-арья. В те дни Нарсе был слишком поглощен собственными тревогами и почти не обратил на незнакомца внимания, подумал — это кто-то из прислуги гостей. Заметил только, что глаза у паренька — запоминающегося светло-зеленого цвета, как растущий на болотах дягиль, из корней и цветков которого делают целебный настой. А еще он тогда смотрел на Нарсе с какой-то странной напряженностью. Но мало ли кто как смотрит — может, у человека несчастье какое случилось. Теперь, поравнявшись с Нарсе, паренек бросил на него взгляд уже не просто неприветливый, а полный откровенной злобы. Если бы не это, он был бы очень симпатичным: совсем юный, круглое личико с ямочками на щеках… Странно, по манере речи Нарсе подумал бы, что парень не младше него самого. Бесформенная одежда скрывала фигуру, но он не видел ни подростковой угловатости, ни расцветающей мужской красоты… Мужской ли?.. Нарсе впервые осознал правдивость наставлений Лина насчет маскировки: не стоит пытаться быть кем-то, кем не являешься. Находились и исключения, князь Ардашир был хорош в женской одежде — но у него было две матери и старшая сестра. А тут одно никак не сходилось с другим: взрослая речь, детское лицо… простая одежда, ферганский конь… И поцелуй. И общие с Юстином воспоминания. Нарсе понял. И она поняла, что он понял, Нарсе увидел это по ее лицу. Она — Маргаритка! — пнула своего серого пяткой в бок и вихрем унеслась вдаль. — Подожди! — крикнул Нарсе. Она, конечно, не остановилась. Проблема была в следующем: Нарсе должен был ее догнать. И не только потому, что эта девушка давно его занимала. Ардашир так и сказал: — Мне нужно, чтобы ты с ней познакомился. *** Неделю назад, когда после приключений в Магистерии Нарсе, выбившись из сил как физически, так и душевно, уснул в гроте князя Ардашира, он проснулся глубокой ночью — и первое, что сделал, еще не полностью выплыв из сна в явь, это зарылся носом в постель, вдыхая едва уловимый чужой запах — такой приятный... Осознав, где он и что делает, Нарсе испуганно подскочил. Еще не рассвело, темноту спальни нарушал лишь лучик света, протянувшийся от какой-то из дальних комнат грота. Свет исходил из помещения, которое Нарсе видел всего однажды. Это была просторная комната, скорее даже небольшой зал, с полками, заставленными всевозможными колбами и горшочками. Посреди него стояли несколько столов с перегонными аппаратами и прочими сосудами из стекла, металла и керамики, а в глубине — две печи, которые окружали медные трубы, рядом располагались кузнечные меха. Также тут было несколько астрономических инструментов: квадрант, астролябия и армиллярная сфера. Нарсе назвал бы это помещение лабораторией, если бы металлы плавились в этих кузнечных мехах, а жидкости оседали в ретортах согласно обычным законам науки о природных элементах, которую народ арабийя именовал кимия , но здесь все процессы подчинялись совсем другим принципам. Каким-то абстрактным понятиям, странным законам подобия и противоположности, не имеющим ничего общего с живым миром. В предыдущий раз Нарсе побывал в этом зале, когда Ардашир сделал ему те восемь колец. Тогда, смущенный увиденным, Нарсе предпочел выбросить из головы мысль, что чтобы сделать такие устройства на основе бизантийских, надо хорошо разбираться в том, как работают те. Так же старательно он не думал и о том, что на войне арья тоже все чаще используют подобные вещи. Но заглянув вчера вечером в разум князя, Нарсе, к своему ужасу, убедился, что Ардашир интересуется магией Бизанта куда больше, чем показывает. Эта магия, совсем не похожая на магию арья, черпавших силу напрямую с Изнанки, казалась Нарсе чем-то противоестественным — или, может быть, ему не нравилось, как легко эти загадочные вычисления, странные закономерности, символы, не принадлежащие ни к одному известному ему языку, утягивают Ардашира в какой-то другой мир, должно быть, более интересный ему, чем реальный. В лаборатории (как еще называть это место, Нарсе так и не придумал) горели светильники, и одной из реторт недавно пользовались: на дне остались следы какой-то черной жидкости. Ардашир уснул прямо за столом: его кудрявая голова лежала на бумагах, под упавшим туда же пером расплылся след чернил. Нарсе заколебался: разбудить? укрыть одеялом?.. — и тут его взгляд упал на записи. Среди заметок неровным островатым почерком и множества уже когда-то увиденных им странных формул из непонятных знаков, Нарсе увидел рисунок тех самых татуировок, что были на запястьях Велизария. Воспоминания о вчерашнем резанули ножом, — и, должно быть, из-за этого ему вдруг померещилось, что запястья Ардашира обвивают те же самые знаки, и что разметавшиеся по столу волосы не сияют в свете огней золотом, а черны, как крыло ворона... Нарсе сморгнул, отгоняя наваждение. С тревогой вгляделся в лицо спящего. Сон разгладил лицо Ардашира, оно было лукавым, но невинным, совсем мальчишеским… Нарсе мысленно поклялся: он сделает все, что в его силах, чтобы это лицо никогда не стало лицом дурного человека. Один из локонов упал Ардаширу на переносицу, и он немного морщил нос во сне. Нарсе поневоле заулыбался, затем стал поправлять мешавшую прядь — ух ты, волосы такие мягкие на ощупь, легкие, совсем не как его собственные, — но ненароком задел пальцами кожу. Ресницы князя дрогнули. Он открыл глаза, потер лоб, затем подпер подбородок рукой. Расслабленная, мечтательная улыбка без обычной насмешливости показалась какой-то особенно теплой. — Как хорошо видеть тебя сразу, как просыпаюсь, Нарсе. Я бы даже решил, что это приятный сон, если бы у меня не затекла так спина. — Такое бывает, если работаешь всю ночь вместо того, чтобы спать, — сказал Нарсе укоризненно. Мысль, что князь не спал не только из-за дел, но и из-за того, что его постель занимал Нарсе, не то чтобы совсем не пришла ему в голову, но почему-то его мозг решил не сосредотачиваться на ней. Зная Ардашира, он был готов услышать в ответ что-то вроде “сон — пустая трата времени”, но тот превзошел все ожидания, признавшись: — Подростком я однажды не спал трое суток просто потому что мне стало интересно, какие будут ощущения. Нарсе не удержался от не очень уважительного “пф!”. — Только то, что вы были подростком, и оправдывает эту не самую разумную вещь. — Ты очень забавно ворчишь, — улыбнулся Ардашир. Нарсе улыбнулся тоже, но тут же спохватился и озабоченно сказал: — Если вы сгубите свое здоровье, я не буду за вас писать… вот это все. Хотя бы потому, что ничего в этом не понимаю. — Нарсе посмотрел на страницу с рисунком татуировки. Знаки были зарисованы очень подробно. Князь не мог взять этот рисунок из его памяти, сам Нарсе не помнил его и вполовину так хорошо… Он только сейчас осознал, что это значит. Неужели, пока он спал, Ардашир… — Вы что… снова побывали в?!.. — Нет, нет… Боюсь, в Магистерии сейчас переполох, а охрану усилили стократ. Жаль. Уверен, там полно невероятно интересных вещей. — Ардашир сказал это с явной мечтательностью. — Что интересного может быть в этом… в этом ужасном… — Ну, Велизарий был очень интригующим человеком. И великим магом, без преувеличения. — Да вы же сами назвали его подонком!.. — Но тут Нарсе, хоть и кипел от возмущения, осознал, что Ардашир ловко отвлек его от вопроса про рисунок. — И все-таки, откуда вы узнали, как выглядели те защитные знаки? — Ты жуткий упрямец. Ардашир поднял руку, ту самую, где Нарсе минуту назад примерещились те же знаки, что у Велизария, согнул запястье, повернул… И Нарсе мельком снова это увидел: те символы, как черный браслет. Ардашира будто облекал какой-то прозрачный покров. — Это схима, личина, которая, к счастью, уже почти перестала действовать. Такую можно создать благодаря симпатическим связям при соблюдении определенных условий. Велизарий был так неосторожен, что оставил на твоей одежде пару своих волос. Не самая мощная эссенция, но чтобы ненадолго позаимствовать его облик и рассмотреть этот рисунок, ее хватило. Волосы… Фу!.. Нарсе вспомнил сальную шевелюру Велизария. Магия Бизанта оказалась еще отвратительнее, чем он думал изначально. Но, наверное, возможность стать неуязвимым того стоила?.. — Вы хотите сделать для себя такую же защиту? Велизарий, кажется, упоминал, что это очень опасный ритуал, — вспомнил Нарсе. — Нет, мне неуязвимость не нужна, — сказал Ардашир с поразительной самоуверенностью для человека, которого Нарсе не раз видел серьезно раненым или измотанным до полусмерти. — Но это часть другой магии, которой, я думал, уже давно не существует. Меня интересует именно она. Вот теперь Нарсе охватил настоящий ужас: Ардашир даже не скрывал, что желает найти и другие части головоломки. Нарсе хотел хотя бы оказаться рядом, когда это случится. По правде говоря, он хотел оберегать Ардашира от всего на свете с самой их встречи… что было довольно нелепо, учитывая разницу их боевых возможностей. Вряд ли Нарсе когда-нибудь спасет князя из рук каких-нибудь ужасных злодеев, как в историях Лина — хотя это было бы так чудесно… — И где вы собираетесь ее искать? Тоже в Бизанте? И… что это за магия? — спросил он и смутился. То, что Ардашир вчера решил показать ему возможные варианты будущего, не значит, что он теперь будет делиться всем. — Очень древняя. И очень масштабная. — И, видно, очень секретная? — В точку. — Я уже спрашивал, не думали ли вы начать говорить со мной честно? Как со взрослым? — обиделся Нарсе. — Потому что скрывая от меня свои планы, вы добились только того, что я все испортил… Если я буду их знать, то хотя бы не буду мешать. А может, смогу даже чем-то помочь. Вопросы про магию Ардашир так и оставил без ответа, однако, задумчиво оглядев Нарсе, сказал: — По правде говоря, от помощи я не откажусь. Попав в Великий Город, ты поменял ход событий. Будет хорошо, если ты туда вернешься и еще какое-то время пробудешь там. Нарсе кивнул, хотя у него заныло в груди. Он ненавидел в Великом Городе каждую травинку, это место было будто тюрьма, выпивающая всю жизнь и радость. — Что от меня требуется? — Пока что просто будь и дальше с Юстином. Посмотрим, приведет ли это куда нужно. Когда речь о Бизанте, не так-то просто составить то, что ты назвал «картой будущего», пророчества Сплетателей Нитей касаются в основном арья. Я знаю конечные точки некоторых линий событий, но не сам путь к ним. Когда ты заглядывал в мои мысли, понял, кто девушка Юстина? — спросил Ардашир. — Нет… — Нарсе почувствовал себя немного глупым. — Я вообще мало что понял. Только то, что от нее многое зависит. — Отлично! Тогда узнай, кто она. Нарсе мятежно нахмурился. — Шпионить за кем-то — дурной поступок. Вы сами сказали: я должен предупредить, если вы перейдете грань. — Какая ужасно хорошая память, — рассмеялся Ардашир. — Мне надо быть осторожнее со словами. Но нет, Нарсе, думаю, пока рано так зорко следить за моим моральным обликом. Мне вовсе не нужно, чтобы ты за ней шпионил. Мне нужно, чтобы ты с ней познакомился. *** И вот теперь Нарсе мчался на своем вороном Ксанфе по тропе вдоль моря, пытаясь угнаться за загадочным всадником, то есть всадницей, и задавался вопросом, вписывается ли в определение слова “познакомиться” преследование девушки, которая явно и так его знает и вдобавок за что-то ненавидит. Увы, он отставал все больше. Серый в яблоках летел над землей, почти не касаясь слегка пожухшей, за лето выжженной солнцем травы, слушаясь даже самых незаметных движений наездницы. Но это только пока… Как бы ни был хорош ее конь, он должен был устать после предыдущей гонки, а Ксанф был совсем свеж. И всадница, видно, очень хорошо знала предел возможностей своего коня: она замедлилась и ушла с тропы, свернув влево, и стала взбираться на довольно крутой холм, поросший редкими корявыми соснами. Нарсе тоже направил Ксанфа вверх по склону. Подняться на холм для лошади — дело нехитрое, вот спуститься с другой стороны будет куда сложнее. Но Нарсе уже не сомневался, что серый в яблоках не покатится кубарем вниз. Он подозревал, что это лучший жеребец, что он видит в своей жизни — а он видел немало. Ксанф с недовольным храпом карабкался вверх. Шуршали летящие из-под копыт мелкие камушки. Солнце уже поднялось высоко и напекало совсем не по-осеннему. Вот, наконец, и гребень холма. Где же она? Да вот же: маленький темный силуэт, куда дальше, чем Нарсе предполагал; конь аккуратно перебирает ногами, двигаясь вниз по склону, наездница, отпустив повод, спокойно откинулась в седле, не мешая ему. Ксанф был довольно своенравным созданием и поначалу не хотел подчиняться движению ног и узде, но когда Нарсе стал шептать ему всякие ласковые вещи и гладить между ушей, тоже пополз вниз, следуя за серым в яблоках. Нарсе казалось — ужасающе медленно… Девушка уже спустилась и поскакала дальше. Может, зря он это затеял? Нет, раз уж он решился преследовать ее, надо довести дело до конца. Если он сейчас потеряет ее, линия событий может пойти совсем по другому пути, чем нужно, Нарсе опять все испортит. И хуже того — эта девушка, вероятно, так обозлена, что никогда больше не захочет видеться с Юстином, друг ему этого не простит… Нет, надо найти ее и поговорить! Странно, но она удалялась от утопавших в зелени домов, протянувшихся вдоль берега моря, вглубь материка, на запад, где пейзажи были суше и неприветливее. Она легко могла бы укрыться от преследования на любой из этих вилл: девушка явно была из аристократической семьи, наверняка здесь все ее знают. Хотя, может, поэтому и не хочет просить помощи? Вряд ли знатной барышне прилично скакать по холмам в мужском платье. Всадница скрылась за очередным пригорком, небольшим, который было проще обогнуть, чем подниматься на него. Когда Нарсе последовал за ней, за холмом ему открылась широкая выложенная камнем дорога, по которой двигались повозки и всадники. Это был не тот тракт, по которому они с Лином и Юстином ехали, чтобы попасть в Великий Город, но похожий. До самого горизонта, подернутого белой дымкой, Нарсе не видел на дороге никого похожего на девушку и ее серого жеребца — да и вряд ли она, если скрывает свою личность, будет рисковать, проезжая там, где так много людей и есть дорожные заставы… Нарсе заставил Ксанфа перейти на неспешный шаг, осматривая землю по обеим сторонам от дороги. Он быстро нашел свежие следы, ясно отпечатавшиеся на песке. Они пересекали тракт и вели в сторону, к лысоватым низким холмам в кустарнике и редких пучках травы. Он направил Ксанфа по этим следам, но заставил его идти медленно и тихо. Пусть девушка думает, что он прекратил преследование. Спустя полчаса к отпечаткам копыт присоединились небольшие, принадлежащие женщине или подростку следы эндромидов, кожаных сандалий-сапожек, которые здесь обычно надевали на охоте — по преданию, такие носила сама богиня Артемида: значит, всадница спешилась и, наверное, сейчас где-то недалеко... Нарсе натянул поводья и тоже соскочил с коня. Вскоре он услышал фырканье, а затем и увидел серого в яблоках — его привязь была обмотана вокруг куста. Нарсе привязал Ксанфа рядом. Но где же девушка? И тут Нарсе заметил кирпичную кладку. Несколько каменных стен, выступающих из глинистого склона — издалека и не заметишь. Что это вообще такое? На руины домов непохоже… Среди кустов шалфея и татарника пряталась расщелина. Нарсе даже назвал бы ее дверью, хотя высокий и крепкий мужчина не протиснулся бы в нее. За дверным проемом виднелись каменные ступени — они спускались под землю, куда-то вглубь холма, и терялись во мраке. Нарсе стал проталкиваться в проход. Красивый голубой наряд имошаг будет испорчен, но теперь, без Лина, они с Юстином уже не устраивали вечерних приемов, а слуги как-нибудь переживут грязную одежду, в крайнем случае сошьют ему новую. Его смущало лишь то, что у него не было с собой никакого фонаря. Ступени были ужасно старые, в выбоинах, а сам спуск никак не кончался. Нарсе никак не мог понять, что это за строение. Пахло подземельем: сыростью, пылью — но не нечистотами, как в тот раз, когда он лазал по подземным стокам. Наконец лестница закончилась. Какое-то время он двигался наощупь в полной темноте. Под ногами что-то плескало — должно быть, подземелье постепенно затапливало дождями. Затем впереди забрезжил свет. Он проникал сюда, под землю, через неровную расселину в потолке — видимо, порода обвалилась. Глаза Нарсе уже привыкли к темноте, и он разглядел довольно просторное круглое помещение с высоким потолком, пол был покрыт слоем воды. От помещения отходили несколько коридоров, по одному из которых он и пришел сюда, в каждом было множество погребальных ниш в стенах. Теперь Нарсе понял, что это за подземелье. Это были старинные катакомбы почитателей Исы: захоронения и места их собраний и богослужений из тех времен, когда их вера еще не распространилась на весь Бизант. Тогда они были сектой, вынужденной скрываться за городом, под землей. Нарсе уже видел кусочки подобных катакомб, когда пробирался через переходы со сточными водами. В круглом подземном зале даже сохранились остатки старой настенной росписи, хотя цвета потускнели и часть изображения стерлась от времени: женщина держала тело мертвого мужчины. Нарсе плохо знал историю Исы. Если здесь была изображена его земная мать, то она почему-то выглядела даже младше снятого с креста сына, не говоря уж о том, что не каждая из изнеженных бизантийских женщин способна поднять взрослого мужчину. Солнце было в зените, и проходящий через дыру в потолке луч света падал как раз на два скорбных лица, мертвое и живое. Он отвлекся на разглядывание фрески и слишком поздно заметил, что он в помещении не один: лишь когда к его шее прижался тонкий женский кинжал. — Зачем ты меня преследуешь? — выпалила девушка. — Я просто хотел узнать, кто ты! — А я не хотела — что тут непонятного?! — Да, но… — Нарсе беспомощно развел руками. Вряд ли стоило объяснять, что он боялся упустить нужную линию событий. — Послушай, я не желаю тебе зла! Я друг Юстина. Он точно не будет рад, если ты меня убьешь. Девушка зло сощурилась: — Ты еще смеешь упоминать его имя? — А что не так? — Что не так? Что не так?! Он бросил меня, вот что не так! Его не было семь лет! И он бросил меня ради тебя. Ради проклятого перевертыша, которому место на кресте. — Что ты несешь? — не выдержал Нарсе. — Он хотел быть с тобой, но не мог! Шла война! Если бы он вернулся в Бизант, его казнили бы как дезертира! — Это просто отговорка! Сейчас он захотел вернуться — и нашел способ, хотя война по-прежнему не кончилась! — Она дернула своим кинжалом, послышался треск ткани: обрывки покрывала на лице Нарсе повисли на одной стороне. Девушка, увидев перед собой арья, не выглядела ни капли удивленной: она рассматривала его лицо внимательно и с каким-то злорадством. — Смазливенький. Ну конечно, каким еще тебе быть. Она размахивала своим кинжалом в опасной близости от его глаз. Правой рукой он перехватил ее кисть, державшую кинжал, и одновременно левой надавил на локоть. Оружие выпало из ее руки и с плеском скрылось под водой. Нарсе тут же рывком бросил девушку туда же в воду и ногой отпихнул кинжал подальше, чтобы она не успела добраться до него. Она явно не владела никакими приемами рукопашной борьбы, но со слепой, безудержной яростью вцепилась ему в горло, словно пытаясь задушить, а потом.... …Он едва успел откатиться в сторону — на месте девушки оказалось что-то темное и когтистое. Оно кувыркнулось в воздухе — Нарсе успел разглядеть очертания наподобие пантеры — и снова обратилось в девушку. Пока Нарсе пытался прийти в себя на противоположной стороне зала, она нашарила под водой кинжал и угрожающе выставила его вперед. — Ты сама перевертыш! — воскликнул Нарсе. — Нет! Я не как ты! — прошипела она. Снова обратилась в черный силуэт. Нарсе никогда не видел таких двойников — словно огромная кошка; она махнула лапой, едва не задев Нарсе. К счастью, девушка не умела держать фраваши долго: как и в прошлый раз, пантера появилась всего на миг. Нарсе снова попытался воззвать к ее рассудочности: — Что ты творишь?! А если кто-нибудь заметит присутствие Изнанки? — Не заметит. Не здесь, — пренебрежительно бросила она. — Сражайся, если не трус! Ну что ж. Сражаться так сражаться. Он стянул с пальцев лишние кольца и воззвал к своему фраваши. Девушка явно дралась не на жизнь, а на смерть, но было ясно, что она совершенно не умеет этого делать ни в обличье двойника, ни в человеческом. Нарсе в основном тратил силы на то, чтобы не подпускать ее вплотную. Вот примерно так, должно быть, себя чувствовал князь Ардашир, когда сражался с ним пятнадцатилетним. Двойнику ужасно хотелось вколотить тупую девчонку в стену и раскроить ей череп, но Нарсе понимал: Юстин не простит ему даже ее расквашенного носа. Несколько раз его фраваши и странный кошкообразный двойник незнакомки схватывались в убийственном объятии, катаясь по залитому водой полу. От ударов с потолка сыпалась каменная крошка. По правде говоря, Нарсе сильно беспокоила теснота помещения. И особенно потолок. В нем и так уже зияла дыра. А если они продолжат так трясти стены… Подземный зал содрогнулся, словно при землетрясении. Где-то над их головами раздался страшный треск и звуки, напоминающие камнепад. — Берегись! — успел крикнуть он. В следующий миг потолок рухнул прямо им на головы. Когда пыль улеглась и в ушах перестало гудеть, Нарсе понял, что в момент удара его фраваши очутился над девушкой, защитив ее от падающих обломков — а через миг после этого он, потеряв концентрацию, вернулся в человеческий облик; и то, и другое было большой удачей, его даже почти не ранило, не считая нескольких ссадин на руках. Девушка тоже больше не превращалась в пантеру. Она, полулежа среди груды битых кирпичей, испуганно смотрела на Нарсе снизу вверх и была очень бледной, ее губы дрожали. Куда делся весь ее боевой настрой? Осмотрев ее, Нарсе увидел, что дело не только в шоке: один из камней рассек и придавил ее ступню, сама нога в этом месте была свернута вбок, из щиколотки сочилась, смешиваясь с заливавшей пол водой, струйка крови. Девушка издала какой-то сдавленный, тихий, очень горестный звук, хотя ее глаза цвета дягиля все еще горели гневом. Нарсе предпринял попытку примирения: — Если ты не будешь на меня кидаться, я посмотрю, что можно сделать. Пауза после этих слов была ужасно длинной, но наконец она ответила: — Идет. Нарсе снял свой головной убор, который был одновременно чалмой и покрывалом для лица; оторвал кусок, который Маргаритка изрезала кинжалом в пылу гнева, и разрезал на несколько полос. Опустился на колени. Убрал придавивший ногу девушки камень, с трудом снял с ноги, которая опухала прямо на глазах, сапожок-эндромид, стараясь не повредить лодыжку еще больше. Осторожно ощупал ее. Не перелом, просто вывих и сильный ушиб — уже хорошо. Девушка буркнула: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, а не просто не наигрался в детстве во врача. — В кого?.. А, я понял, — улыбнулся Нарсе. — Нет, я не особенно любил играть в такое. — А во что любил? В фетишиста в голубом бурнусе, облизывающего руки хозяину? — Вопрос прозвучал крайне неприветливо, но в ее голосе скользнула нотка заинтересованности. Воспользовавшись тем, что она отвлеклась, он резко дернул ее ногу, вправляя вывих; девушка коротко вскрикнула. — Это не бурнус, — пробормотал он слегка уязвленно, перевязывая щиколотку кусками голубой ткани. Потом добавил: — Прости, пожалуйста, что преследовал тебя. Я хотел лишь поговорить, правда. Она ничего не ответила. — …И насчет Юстина… Можешь не верить, но между нами ничего нет. Наверное, могло бы быть — но вышло так, что ни я, ни он никогда этого не хотели. Он — моя семья. Но та романтическая… то есть героическая… в общем, та история ветерана и бедуина, о которой сплетничают люди, — просто глупая фантазия, и даже не мы с ним это придумали. Она так поджала рот, что сразу стало понятно, что ей история не кажется ни романтической, ни героической. — Тогда все еще хуже, — сказала она сквозь зубы. — Меня он просто хочет трахать, а тебя любит по-настоящему. Вы, небось, сто раз спасали друг друга, как во всяких романах… Или, по крайней мере, один раз ты его точно спас, я это знаю. У вас есть вся эта красота и дружба, что-то подлинное. А у меня нет ничего. Потому что я женщина. Пока они сражались, шапка упала с ее головы, и теперь ее лицо обрамлял водопад локонов, рыжих, как у Юстина, но более кудрявых, светлых и ярких. Даже в той дурацкой шапке Нарсе назвал бы ее симпатичной, но теперь девушка совершенно преобразилась. Ему вдруг стало ужасно жаль ее. Она так нелепо ревновала Юстина, не понимая, что ее нежное, круглое, как налитое яблоко личико с травянисто-зелеными глазами ослепительно, — да и все остальное, спрятанное под мальчишеским костюмом, наверняка тоже прекрасно; что ей нет никакой нужды притворяться кем-то другим… А ведь Юстин вернулся в Бизант, чтобы увидеть ее напоследок. Вернулся, зная, что вскоре умрет. Вернулся, чтобы отдать за нее свою жизнь, — а она была уверена, что не нужна ему. Нарсе открыл было рот, чтобы сказать ей, какая она эгоистичная дура, не видящая дальше своего носа… и закрыл. Вряд ли он вправе упоминать будущую гибель Юстина. — Ты сильно ошибаешься, — сказал он. Прозвучало довольно беспомощно. Она лишь покачала головой. Воцарилось тяжелое молчание. Нарсе покончил с перевязкой, но не торопился убирать руку с ее лодыжки. В конце концов, она и так знает, что он арья. Что он потеряет? К тому же он чувствовал себя виноватым перед ней: да, девушка повела себя глупо и агрессивно, но это он своим преследованием загнал ее в это подземелье, как лисицу в нору. Он провел ладонями вдоль кожи ее ноги, вглядываясь в потоки бегущей по телу жизненной силы. Помог им восстановиться — совсем чуть-чуть, лишь напомнил про положенное им русло. Как приятно было чувствовать, что кусочки невероятной мозаики человеческого тела становятся на свое место: волокно к волокну, сосуд к сосуду… Конечно, его сил не хватило бы, чтобы излечить порезы и ушиб полностью — даже при том, что он давно не использовал свой целительский фарн и был в хорошей форме, — но стало намного, намного лучше. Она спросила: — И что у вас, у арья, все вот так умеют? — Лечить? — Делать что-то волшебное. — Ну… У каждого есть определенная склонность. Кто-то слышит травы, кто-то чувствует жизненные нити внутри людей. Но не каждый стремится пройти по этому пути полностью. Некоторым важнее что-то другое. Забота о близком человеке, например. — А если у тебя нет никакого пути? Или он… дурной? Бывает такое? — Это значит, что ты просто не знаешь свою силу. Постепенно поймешь, если будешь ее развивать. Ее глаза опять сверкнули гневом: — Ну конечно! Очередной мужчина рассказывает мне, какая я неумеха. У нее была ужасно неприятная черта — слышать в диалоге что-то совершенно свое, а не то, что ей говорили. — Мужчина, женщина, какая разница? — сдержанно сказал Нарсе. — У тебя сильный двойник, но честно говоря, тебе есть чему поучиться. — Так научи меня. — Что?.. — Ты же зачем-то хотел со мной познакомиться. Вот. Объясни, чего, по-твоему, мне не хватает. Помоги найти это мое предназначение. Или хотя бы обучи драться, как ты. Должно быть, мир еще не слышал просьбу об ученичестве, высказанную в таком повелительном тоне. Нарсе не знал, то ли рассердиться, то ли рассмеяться. Он растерянно потер лоб. — Ну, хорошо. Давай встретимся… через неделю, например. Думаю, тебе стоит поберечь ногу и на какое-то время воздержаться от прогулок верхом. Хотя, должен признать, я никогда не видел такой наездницы, как ты, и такого коня. — Хм, — сказала она. — Ты тоже в этом неплох. — И Нарсе понял, что это самое близкое к “спасибо”, что он мог услышать от нее в этой ситуации. — Тогда через неделю, в этом же месте, в это же время. Только теперь Нарсе вспомнил, что не спросил о самом главном. — Как тебя зовут? Юстин называл тебя просто Маргариткой. — Надо же, он тебе даже это рассказал. — Она холодно усмехнулась. — Считай, что у меня нет имени. Буду Маргариткой для вас обоих. *** Слуги почему-то окрестили виллу Юстина Совиным домом, что казалось Нарсе довольно странным: сова тут была только одна. Впрочем, прилетала она довольно часто. Это, конечно, была домашняя сова князя Ардашира, Афина. С ней Нарсе отправил князю записку, отчитавшись, что познакомился с девушкой; через несколько дней сова вернулась. Нарсе снял привязанную к лапе бумажку. Он надеялся получить от Ардашира советы насчет Маргаритки — как вести себя с ней, о каких событиях будущего допустимо говорить, — но об этом в послании не было ни слова, а было написано только вот что: “Завтра в полдень у меня встреча в таверне Постума, буду рад, если ты сможешь меня сопроводить. Возьми с собой оружие, но не на виду”. Нарсе встревожился. Когда он на следующий день подъехал к нужному ресторану, тот выглядел абсолютно мирным местом. Мирным и невероятно дорогим. Поводья Ксанфа у Нарсе сразу забрал какой-то угодливый раб. У ворот таверны один за другим останавливались роскошные паланкины. Нарсе растерянно смотрел, как занавеси одного из таких паланкинов раздвигает князь Ардашир, в уже знакомом Нарсе женском костюме из светлой парчи и с лицом под вуалью, и спускается на землю, уверенно ставя ноги в сандалиях на послушно подставленные ладони рабов-носильщиков. Он выглядел в этом месте так естественно, словно обедал тут всю жизнь. Лишь благодаря предупреждению насчет оружия Нарсе заметил под его накидкой, сдвинувшейся в сторону на полсекунды, переплетение тонких ремешков с закрепленными на них метательными ножами. В Нарсе боролись тревога и радость от встречи. Он с легким озорством (но и с таким же легким осуждением) спросил: — Парча? Серьезно? Менее приметные наряды, я так понимаю, все разобрали? — Мне понравился этот. А что, разве плохо? Нарсе пожал плечами: — Вам все к лицу. Но я бы в чем угодно вас узнал. — Остается надеяться, что остальные не настолько проницательны, — усмехнулся Ардашир. Нарсе очарованно смотрел, как полупрозрачная ткань липнет к скулам и губам, очерчивая улыбку. Собеседник князя Ардашира был, должно быть, важным гостем: работники таверны мгновенно узнали его, и для них освободили целое помещение. Это был какой-то старик, с виду очень кроткий. Правда, охранники его были не так безобидны, и Нарсе внимательно следил за ними, однако же обед прошел спокойно. Ардашир и незнакомый пожилой политик говорили — как ни странно — вовсе не о войне, а о деньгах. Беседа была очень неконкретной, без прямых предложений — как будто собеседники осторожно присматривались друг к другу. Кажется, именно такие разговоры именовались светскими. — …Зависимость от колоний — это большая беда, сама страна производит все меньше и меньше… — …Чтобы деньги не утекали из страны, было бы неплохо, например, чтобы торговые дома перестали продавать предметы роскоши за границу… — …Очень нужно производить внутри страны больше предметов массового спроса… Но чтобы такое производство не было убыточным, население должно стать хоть немного богаче... Иногда в беседе упоминались какие-то “зеленые” и “голубые”, венеты и прасины. Нарсе когда-то краем уха слышал эти названия от Юстина, но всегда думал, что это что-то про ипподром и гонки колесниц. Но нет, похоже, это снова было про деньги. Деньги, налоги, хозяйственные реформы. Эти венеты и прасины, оказывается, не просто организовывали гонки и гладиаторские бои, но и успели обзавестись политическими интересами и классовыми противоречиями — словом, страдали всякой ерундой. Если бы не возможность попробовать пару новых для него блюд, Нарсе бы умер со скуки. (Хотя откусывать еду, аккуратно отодвигая ото рта краешек закрывающего лицо покрывала, было тем еще испытанием. Еще ему был не особо по душе соус из рыбьих потрохов, он назывался гарум: в Бизанте почти все готовили с ним. Им пропахла вся таверна). Его заинтересовал лишь самый конец разговора. Губы пожилого политика, когда он смотрел на Нарсе и князя, иногда искривляла какая-то странная усмешка, скорее полная боли, чем веселья. В какой-то момент он отвернулся, спрятав лицо; Нарсе был готов поклясться, что увидел в его глазах слезы. — Простите, — сказал старик. — Я вспомнил внучку. — И добавил странным тоном, словно в его словах был некий скрытый, важный смысл: — Лучше бы ее напоминал кое-кто другой... Хоть чем-то. Но, видно, от осины не родятся апельсины. Нарсе понятия не имел, о ком он говорит, но Ардашир, видимо, понял, потому что ласково тронул старика за плечо и довольно прохладно, в контраст к сочувственному жесту, сказал: — Если бы мне в юности так говорили, у меня не возникло бы даже искры желания кем-то стать. Зачем, если во мне разочаровались заранее? — Не учите ученого. Я ничего подобного ей не говорю. — Но вы смотрите на нее каждый день с вот этими мыслями, и она отлично это видит. Пожалуйста, дайте ей еще немного времени. Старик устало коснулся седого виска. — Я и так долго ждал. Не знаю, что у вас за планы на нее, но она просто бездарная, трусливая, эгоистичная девчонка, которая думает, что все ей должны. Но хорошо, я подожду еще. Когда они распрощались с собеседником, у Ардашира был утомленный вид даже через вуаль. Они подошли к стойлу таверны, и Нарсе стал отвязывать коня. — Вы вызовете паланкин? Или… — Он представил, как сажает Ардашира на Ксанфа. — Если мне нужно еще куда-то вас сопроводить, я бы мог, ну… Вы умеете ездить верхом? — Я умею не падать, не более того, — ответил Ардашир с иронией. — Не смейся, но я немного боюсь лошадей, у них такие зубы… И кажется, здешние женщины не ездят верхом. Подозреваю, это считается неприличным. Нарсе осознал, что и правда не видел в Бизанте на лошади ни одной женщины — кроме девушки Юстина, а такой особе если что втемяшилось в голову, то попробуй запрети… — …Может, когда-нибудь потом, когда я буду в мужском наряде, — закончил Ардашир. — Да? Правда? На самом деле лошади очень добрые, я мог бы вас научить… — Нарсе осекся и робко взглянул на Ардашира. Это не слишком дерзко? Но тот весело ответил: — С радостью. А сейчас можем просто пройтись, если хочешь. Они пошли рядом по улице. Нарсе вел Ксанфа в поводу. — Вы правда что-то понимаете во всех этих налогах? — В основном просто хорошо притворяюсь, — ответил Ардашир явно более беззаботно, чем ощущал себя на самом деле. От Нарсе не укрылось, как он поправлял оружие под одеждой и нервно оглядывался по сторонам. Князь перешел на язык Сугда: — Геларе разобралась бы куда лучше, но я не могу ей так рисковать. До этого они говорили на эллинском, но Ардашир, видимо, не хотел, чтобы разговор подслушали посторонние, место было довольно людное. Смогут ли они когда-нибудь ходить по этим улицам, разговаривая на своем языке, в собственной одежде?.. — А кто это был? — спросил Нарсе тоже на сугдийском. — Патрокл. Великий логофет Бизанта. — Патрокл! — ужаснулся Нарсе. — Это же он управляет той тюрьмой… И за казни отвечает тоже он… — Ты же не думаешь, что человек с такой властью своими руками приколачивает людей к крестам? Да, его ведомство занимается судами, но сам он не сказать чтобы плохой человек. По крайней мере, он желает провести страну срединным путем без радикальных мер типа революции или тирании церкви. Неплохой и неглупый… Только, увы, уже очень немолодой и разбитый смертью внучки… — Но он ведь не видел ваше лицо? Не знает, кто вы? — Наоборот, я практически уверен, что он знает. Мы обменялись парой писем еще до предложения императрицы Валерии о мире. Если ты знаком с чьим-то образом мыслей и манерой выражаться, никакая маскировка тебя не обманет... Нарсе остановился и молча уставился на Ардашира. Тот, игнорируя его возмущение, безмятежно добавил: — …Эти закрытые лица у женщин Бизанта — такая первосортная находка для любого шпиона, что я бы назвал это мухлежом. Искренне надеюсь, кто-то додумается отменить эту моду. Вот тогда станет по-настоящему интересно, придется хорошенько пораскинуть мозгами. Нарсе нахмурился сильнее, на случай, если до этого степень его неодобрения была написана на его лице недостаточно ясно. К сожалению, из-под вуали в ответ донеслось лишь насмешливое: — Ох, эта гневная складка между бровей... Мне сразу захотелось извиниться за то, что я вообще встал сегодня с постели. Конечно, Нарсе понимал, что его дразнят, и отлично знал озорной блеск в глазах Ардашира, сопровождающий каждое подобное замечание, хоть и не видел его сейчас за вуалью — но это было совсем, совсем не смешно. Его сердце сжимал страх, страх не за себя, но от этого еще более невыносимый. — Геларе, значит, вы рисковать не хотите, а собой — можно? — не выдержал он. — Зачем вы сказали взять оружие? Зачем вообще… это все? Зачем вмешиваться в дела чужой страны? Ардашир посерьезнел. — Ну, смотри. Противоречия между членами Совета очень остры, но до недавнего времени между ними был негласный договор улаживать их мирно. А потом ты убил Велизария. Точнее, кто-то, никто ведь ничего не знает точно, убил Велизария и тем самым открыто заявил, что является угрозой для остальных, вот как это выглядит для других членов Совета. — А, — пробормотал Нарсе. И наконец осмелился задать давно мучивший его вопрос: — А что случилось с Магистерием? Все эти исследования, которыми занимался Велизарий и его ученые… Я не знаю, это вообще нормально — существование такого… ну, фактически еретического заведения прямо посреди Великого Города? Это обычное дело для логофесии разведки? В любом случае его теперь возглавил кто-то новый… — Это должен был быть Лин, — сказал Ардашир немного рассеянно. — Что?.. — Лин. Магистерий ведь занимался буквально тем, что должен делать Архонт Мира Сего: магическая оборона своей страны. В Магистерии он обрел бы средства защититься от влияния церкви, и он любит науку. Он должен был занять место Велизария. В том варианте будущего, на который я надеялся. В самом деле, представить Лина в Магистерии, среди этих книг, античных статуй и магических печатей, — повзрослевшего, занимающегося наукой и политикой, — оказалось до странного просто, но почему-то эта картина очень опечалила Нарсе. Он не знал, где истинное место Лина, но был уверен: не там. — Но этого не случилось, — осторожно сказал он, — и что будет теперь? — Сейчас весь арсенал Магистерия — у церкви. — А, — опять только и сказал Нарсе. Что это значит, он осознал без объяснений: все стало гораздо хуже, чем когда магическим оружием владел Велизарий, который был себе на уме. Церковь в Бизанте и так была великой силой, а теперь стала несокрушимой. — Теперь ты понимаешь? — сказал Ардашир очень серьезно. — Настал переломный момент — и не только для войны с нами, которая может закончиться насовсем, а может вспыхнуть с новой силой, но для всего Бизанта. Грядут большие перемены. Члены Совета определяются с политикой и ищут союзников. Опять же, Велизарий, собираясь устроить свою революцию, полагался не только на тех пленников-арья. Он собирал людей вокруг себя. Это целая организация, и она все еще опасна, хоть он сам и мертв. Если такая революция действительно случится, и Бизант ослабнет, нас ждет война с арабийя, потому что Бизант — единственное, что защищает от них нас и остальной мир к востоку. — Ну… Да, и правда. — Надеюсь, ты получил ответ на вопрос, зачем вмешиваться в дела чужой страны. — А та большая и древняя магия, о которой вы говорили… — Мне бы хотелось, чтобы к ней никогда не пришлось прибегнуть. Нарсе стало совсем тревожно. — Вы можете хотя бы пообещать мне, — сказал он, — что не сунетесь ни в тюрьму, ни в Магистерий? На чужом языке это прозвучало как-то суровее, чем Нарсе задумывал. Впрочем, оно и к лучшему. — Послушай, я ведь не знаю всего, и хотя иногда могу предсказать, как повернутся события, но… — Вам не удастся меня отвлечь. Пожалуйста. Просто скажите это. — И что мне за это будет? — лукаво спросил Ардашир. — Я… не знаю, я… Я прочту ту книгу, которую вы мне постоянно подсовываете. — «Искусство войны»? Ну нет, это неравноценный обмен. — Нет, другую, про которую вы твердите, что это очень романтичная и очень глубокая история. — Хорошо, — сказал Ардашир с абсолютно нечитаемой интонацией, — по доброй воле я не окажусь ни в тюрьме, ни в Магистерии, обещаю. Доволен? Теперь ты должен прочитать «Дафниса и Хлою». Это в самом деле невероятно глубокая история. — Я прочитаю, — сказал Нарсе серьезно. Улицу перед ними перегораживала огромная лужа из гнилых овощей и конского навоза. Ардашир замешкался перед лужей. Было ясно, что белый парчовый подол этого путешествия не переживет. — Что вы там говорили про шанс пораскинуть мозгами? — сказал Нарсе почти совсем не ехидно. — Или придумывать способы пересечь лужу не так увлекательно, как шпионские авантюры? Вуаль качнулась в явной досаде. — Пасовать перед кашей из грязи, когда можешь перенести себя в любое место в мире — ну и позор… — Ну, раз на коня вы садиться не хотите… Я мог бы перенести милую госпожу, если она позволит, — вырвалось у Нарсе. Так мог бы пошутить Лин. Нет, Лин бы пошутил остроумнее, хотя и злее. Но надо же с чего-то начинать. — А тебе легко будет меня поднять? — спросил Ардашир с любопытством. Нарсе без слов подхватил его на руки и в несколько шагов пересек препятствие. Тело, которое на несколько мгновений прижалось к нему, при всем своем изяществе совершенно точно не было женским: тяжелое, как ртуть — одни переплетения сухих мышц. Впрочем, Нарсе и так давно это знал. Он знал об этом теле сотни вещей, даже не задумываясь о них… Сердце почему-то забилось сильнее, хотя Нарсе не смог бы объяснить, что вызвало такую реакцию. — Как хорошо, когда рядом есть настоящий мужчина, — весело сказал Ардашир, оказавшись на земле. Нарсе засмеялся. Какое-то удивительное, редкое для него чувство поднялось в нем, легкое и беззаботное, искрящееся весельем. Он забыл про все тревоги и опасности. Откуда-то без всякой майнью и даже не видя лица под вуалью, он знал, что человек рядом, которого он продолжал держать за руку, испытывает сейчас то же самое чувство, и это было лучше всего на свете. — Глядите, фруктовые прилавки, — сказал он. — Город, где продают хурму, не может быть безнадежно ужасен. Они подошли к одному из прилавков. — Когда мы с тобой покупаем хурму в Мараканде, она обычно гораздо мягче, — сказал князь Ардашир, потрогав один из плодов. — Да, эта немного незрелая. Но я видел, как раб Юстина положил такую хурму в холодный подвал, а на следующий день достал ее, и она, когда отмерзла, дозрела и стала очень вкусной. — Нарсе быстро глянул на Ардашира: наверное, ему мало радости слушать про фрукты… Нарсе не считал себя таким уж тупым, и все-таки иногда жалел, что не может сказать ни о книгах, ни о политике, ни о магии ничего свежего и интересного. Не ляпнуть совсем уж глупость — уже удача... Конечно, под вуалью он ничего не видел. Но поза Ардашира выражала приязнь, он переплел их пальцы, это ощущалось хорошо и правильно. Нарсе несмело сжал его руку чуть крепче. — Правда дозрела? — с интересом сказал Ардашир. — Тогда, конечно, надо взять немного хурмы. И инжира. Нарсе воодушевился: — А вы знаете, как появляются плоды инжира? — Нет. А что, как-то по-особенному? Про растения ты точно знаешь больше меня. — Это немного гадко, — сказал Нарсе таинственно. — Я не брезгливый. — После этого вы не будете любить инжир так, как сейчас. — Да хватит уже! Нарочно заинтриговал, а теперь молчишь? — Ну, в общем, инжир — это одновременно место оргии, родильный дом и кладбище...