Make me sway

*** – Ты готов? – шепнул Тойя и улыбнулся, поправляя галстук-бабочку и чуть косясь за кулисы, на тёмную сцену, ещё не освещённую ни одним прожектором. Из зрительного зала уже слышался заинтересованный гул — люди с нетерпением дожидались, когда представление наконец начнётся. – Вроде того, – недовольно буркнул в ответ Акито и в сотый раз за полчаса провёл рукой по невыносимо лохматым волосам, пытаясь их пригладить. Он неосознанно оценил взглядом причёску Тойи — вот же везунчик. Его-то волосы с самого начала лежали идеально, аккуратно зачёсанные назад, как хозяин и желал — и хоть бы один волосок выбился. Тойя вообще весь выглядел великолепно: стройный, высокий и приглаженный, он точь-в-точь соответствовал своему образу, который так подробно и серьёзно описывал Камиширо. Ни дать ни взять — джазовый певец. Или даже какой-нибудь принц. Со вздохом отведя взгляд от Тойи, Акито опустил голову и критически оглядел самого себя. Тут дела обстояли куда хуже: и бабочка на нём сидела как-то криво, да настолько, что после долгих споров с Камиширо тот всё-таки согласился дать Акито заменить её на галстук; и костюм казался каким-то мятым, мышино-серым и неуместно широким; и ботинки жали; и ухо непривычно чесалось без пирсинга; и даже чёртовы волосы никак не хотели лежать ровно, а всё норовили вылезти неровными клочками то с одной стороны, то с другой. Акито с раздражением промахнул руками по штанинам, стряхивая с них какие-то невидимые крошки и одновременно пытаясь расправить, но его внешний вид всё равно оставлял желать лучшего. Тойя многозначительно проследил за Акито сочувствующим взглядом, а затем потянулся к нему и осторожно взял его за руку, прежде чем тот полез исправлять ещё какую-нибудь только ему одному видимую деталь: несуществующую складочку на пиджаке, чуть-чуть сдвинувшийся в сторону галстук или мило торчащую прядку волос, которые — и Тойя, и Цукаса, и вся его труппа уже тысячу раз ему об этом сказали, но Акито отказывался слушать — только шли его образу и ни капли его не портили. Тойя не знал, почему Акито был настолько критичен к своему внешнему виду именно сейчас. Впрочем, наверное, он был таким всегда — просто уличный стиль, по его мнению, давал куда больше свободы, чем джаз. И хотя Руи, подробно описавший им всю сцену и их костюмы, не раз оговаривался, что “главное — это чувство свободы”, Акито, по-видимому, слишком тесно ассоциирующий классический костюм с отцом Тойи, концертами и жестокой атмосферой музыкальной школы, просто не мог смириться с тем фактом, что для джаза вовсе не обязательно выглядеть, как дворецкий с рисунка из книжки. “Но на тебе же красиво сидит!” — спорил он с Тойей каждый раз, когда на репетиции он строго сводил брови, замечая очередное покушение Акито на свой костюм, и в сотый раз напоминал ему, что тот выглядит хорошо. До Шинономе никакими силами нельзя было донести, что и на нём тоже красиво! — он сам успешно убеждал себя, что недостаточно, и снова раздражённо вздыхал и расправлял лацканы пиджака, обворожительно улыбаясь воображаемой толпе. – Акито, – Тойя выдохнул и крепче сжал его пальцы, обращая на себя беспокойный зелёный взгляд. – Перестань. Ты хорошо выглядишь, правда. – Вы готовы? – к ним за кулису сунулась голова Руи с напряженно нахмуренными бровями и твёрдым взглядом, и Акито как-то чересчур резко выдернул ладонь из пальцев Тойи. – Через тридцать секунд ваш выход. Места помните? – Да помним, – шикнул на него Акито, нервно фыркнув. Тойя молча улыбнулся и кивнул. – Вот и отличненько, – Руи довольно осклабился и скрылся в темноте за шторой. Акито рывком провёл запястьем по лбу, не то стирая пот, не то пытаясь таким образом пригладить чёлку. И чего он только так волнуется? Тысячу раз уже выступали почти так же. – Пошли? – Тойя снова протянул ему руку, и Акито, не раздумывая, взялся за неё. Ладонь и пальцы у Тойи были мягкими, чуть прохладными, и ни на йоту не показывали волнения своего владельца. Так Акито ещё сильнее чувствовал, насколько его собственные руки — горячие, мокрые и немного дрожат. Чёрт бы их побрал. Тойя потянул его наружу, за кулису. Света всё ещё не было, но, что хуже всего, даже вслепую им приходилось передвигаться бесшумно — чтобы никто из зрителей, начинающих понемногу хлопать, будто это поможет призвать актёров, ничего не заметил ровно до того момента, когда Руи включит нужный прожектор. В какой-то момент Тойя выпустил ладонь Акито, напоследок скользнув по ней пальцами, и сам двинулся дальше — к своему месту, расположение которых они уже успели заучить наизусть. Место Акито же было прямо здесь: он нащупал перед собой тонкую ножку микрофона, затем, выше — сам микрофон, и замер, ожидая того самого момента. *** Вообще-то Акито с самого начала знал, что это плохая идея. А когда было так, что у Цукасы относительно него, Акито, возникали хоть какие-нибудь хорошие идеи? Хуже всего, конечно, было то, что влиянию Цукасы был подвержен Тойя, первым с радостью и без задней мысли согласившийся на подобную авантюру. А Акито был слишком подвержен влиянию Тойи, и Цукаса, скорее всего, хорошо это понимал — именно поэтому отправился уговаривать Шинономе в сопровождении и при полной поддержке воодушевлённого Аояги, отказать которому Акито не сумел. – Что за глупости! – отрезал Акито, сцепив руки на груди и стараясь не смотреть на горящие восторгом глаза Тойи. – Вы что, сами справиться не можете? У вас в распоряжении целый парк работников! – Акито, мой дорогой товарищ! – Шинономе цыкнул и закатил глаза. – Дело в том, что для настоящего рождественского шоу по сценарию Руи нам нужны настоящие певцы! Это открывающая сцена! От неё зависит, погрузится зритель в МАГИЮ РОЖДЕСТВА или нет!! Поэтому крайне, КРАЙНЕ необходимо, чтобы дуэт исполняли люди с чувственными голосами!!! – не сдержавшись, Акито демонстративно уткнулся лбом в ладонь. Чувственными? Серьёзно? – И я, конечно же, сразу вспомнил про моего друга Тойю! – Тойя смущенно хохотнул в кулак. Акито тайком от Цукасы послал ему взгляд, красноречиво говорящий — ну ты и предатель. – Его голос как нельзя лучше подходит для роли Исполнителя Номер Один! А ещё у него есть партнёр, который подойдет на роль Исполнителя Номер Два, и это ты, Акито!! Поэтому ты обязательно должен согласиться!!! – Акито, – дождавшись, пока Цукаса закончит и встанет в позу, которая, по его собственному мнению, несомненно, излучала обаяние и убедительность, вмешался Тойя. – Это всего одна сцена в начале пьесы, я видел сценарий. Им нужно два мужских голоса для открывающей песни. Цукаса попросил меня выступить и позвать тебя. Это не займет много времени. – Почему вы с Камиширо сами не можете спеть? – огрызнулся Акито. Цукаса набрал в грудь воздуха, но прежде, чем он успел что-либо сказать, Тойя аккуратно отстранил его. – Потому что по сценарию Цукаса сидит в зале и слушает наше выступление, – вот как, уже “наше”? – А Руи появляется только позже. – Позвать кого-нибудь из других трупп никак?! – под просящим взглядом Тойи Акито почувствовал, что начинает сдавать позиции: внутренний стержень плавился и таял от этого взгляда, обнажая самое нутро, готовое согласиться на что угодно. Шинономе сдвинул брови: ну уж нет. Без боя не сдамся. – Они хотят, чтобы голоса были красивые. Как у настоящих певцов. Актёры всё-таки хуже справляются, – Тойя склонил голову набок, и Акито захотелось взвыть: во что же ты меня втягиваешь, Аояги?! Неожиданно Цукаса, подозрительно притихший за спиной Тойи, отпихнул того вбок и выскочил прямо перед Акито, вцепившись тому в плечи и глядя прямо в лицо безумными глазами. Акито испуганно отпрянул — но стальная хватка Тенмы удержала его на месте. – Акито!!! Я, Цукаса Тенма, умоляю тебя!!! Без Ваших с Тойей голосов наше шоу не будет таким ЧУДЕСНЫМ!!! Только ВЫ можете спеть эту песню, понимаешь!!!! – Хорошо, окей! – рявкнул Акито и попытался отпихнуть Цукасу от себя, но тут же пожалел об этом: издав радостный вопль, Тенма стиснул Акито в железных объятиях, и тому показалось, что из него разом вышибли дух. Разжав же тиски, Цукаса ещё и мощно стукнул его по плечу, и Акито болезненно ойкнул. – Спасибо, Акито! Завтра ждём вас на репетиции в парке! – Я уж понял, – фыркнул Акито, потирая плечо. Тойя за спиной Цукасы благодарно и тепло улыбался — и Акито подумал, что это всё же того стоило. – Что за песня хоть? – аккуратно поинтересовался он у Тойи, когда Цукаса унёсся куда-то по своим безумно важным делам. – “Sway”, Дин Мартин. Рождественская классика. – На английском?! – Она не сложная. Я тебе помогу. – Гх, – Акито сердито пригладил школьную форму на плечах и сцепил руки на груди. – И почему ты вечно соглашаешься на его идиотские идеи? У самого себя Акито стоило спросить то же самое. – Это правда красивая песня, – Тойя мечтательно улыбнулся, и сердце у Акито пропустило удар. – Совсем не похоже на наш стиль, но я польщён, что они хотят слышать именно нас. Мне бы хотелось спеть её именно с тобой. – Гм, – Акито хмыкнул и опустил голову, но по лицу уже разливалось и приятно покалывало знакомое тепло. – Хорошо. Впрочем, ну и ладно. Рождественская песня так рождественская песня. Театр так театр. Выступать так выступать. Ну и что, что не тот жанр — с Тойей вдвоем они справятся вообще с любым жанром. А потом были репетиции. Долгие, пусть и не очень сложные. Мучительное освоение особенно трудных английских слов под терпеливые объяснения Тойи. Подробные объяснения Руи Камиширо о том, как он желает видеть эту сцену и что им нужно делать: – Главное — это чувство свободы. Вы должны вселить в Цукасу желание совершить для своей возлюбленной настоящий поступок, сделать для неё лучший рождественский подарок. Вы даёте ему крылья, на которых он отправится за лучшим подарком для неё, напоминаете, как сильно он её любит, и как бы говорите: ты должен сделать всё, что угодно, чтобы её порадовать, – Руи внимательно смотрел в их лица, по-серьезному сдвинув брови. Тойя внимательно и многозначительно кивал. Акито скучающе разглядывал носки собственных кроссовок. – Акито, ты понял? – Да всё я понял. Что сложного-то? – Хорошо, – Камиширо ухмылялся и больше ничего не спрашивал, но затем на репетициях отрывался на Шинономе вовсю, гоняя его партии раз за разом. А Акито пел — сначала лениво, не слишком стараясь; но постепенно, всё больше наблюдая, как проникновенно Тойя прикрывает глаза и тянет вверх подбородок, как неосознанно прижимает руки к сердцу и одаривает невидимый зрительный зал томным взглядом, и сам начал проникаться всё больше, тянул ноты всё лучше, всё чаще и сам улыбался сидящим в зале зрителям самой своей обворожительной улыбкой, прежде чем осознать, что никаких зрителей, кроме Камиширо и Тойи рядом с ним, нет. Они меряли костюмы, вытрепавшие Акито немало нервов. Тренировали жесты и взгляды во время исполнения. Учили места на сцене, куда нужно встать, чтобы свет из прожектора попал ровно на тебя. Тойя всё схватывал быстро; Акито требовалось больше времени, но и он, мало-помалу, почувствовал ту атмосферу, что так старательно сплетал и оттачивал Камиширо со своей труппой, и в последний день перед итоговым представлением уже со всей душой благодарно кланялся аплодирующим Тенме, Отори и Кусанаги, украдкой бросая на Тойю довольный взгляд. Песня и правда была красивая. Но не такая красивая, как Тойя, исполняющий её. Акито сто раз успел поблагодарить себя прошлого, что согласился на это. Какой бы глупой ни казалась сама идея — пожалуй, возможность вот так выступить с Тоей с такой песней стоила и тупого костюма, и воплей Тенмы, и острых комментариев Камиширо. *** Акито ничего не видел, кроме сплошной темноты перед собой и кое-где — редких вспышек выключаемых телефонов. Зато даже сквозь яростные аплодисменты зовущих зрителей великолепно слышал быстрый стук собственного сердца и собственное тяжелое дыхание, а под пальцами чувствовал холодный металл ножки микрофона. А ну успокойся, сволочь! Нечего так волноваться. Тойя был совсем рядом: Акито помнил, что стоит только сделать пару шагов в сторону и протянуть руку, и его пальцы непременно наткнутся на рукав его пиджака. Но это уже было слишком далеко. Хотелось его увидеть прямо сейчас; или, на худой конец, хотя бы почувствовать рядом его костюм и вспомнить, ради чего они здесь. Аплодисменты стихли, и неожиданно где-то наверху раздался тихий щелчок. Акито неосознанно глянув вверх — и тут же заиграла бодрая джазовая музыка, символизирующая начало песни. По залу прокатился вздох. На очередной ноте сверху неожиданно вспыхнул прожектор, заливший светом то место, где стоял Тойя. Акито рефлекторно зажмурился, а когда распахнул глаза — обомлел. Тойя — невероятно красивый, изящный, как скрипка, гладкий и стройный, просто идеальный — сжимал в руках ножку микрофона и мягко смотрел на зрительный зал из-под полуопущенных ресниц. Сердце у Акито, оглушённого музыкой и этой картиной, казалось, вовсе перестало биться. А Тойя, будто этого было недостаточно, в ту же секунду запел: ♪ When marimba rhythms start to play, Dance with me, make me sway. Like a lazy ocean hugs the shore, Hold me close, sway me more ♪ У Акито на мгновение перехватило дыхание от того, насколько нежно, чувственно и вкрадчиво звучал его голос. Он не был уверен, что когда-либо слышал такого Тойю на репетициях: там тот выкладывался на полную, но здесь всё звучало ещё волшебнее. Тойя бросил короткий взгляд в сторону Акито, и в ту же секунду и над его головой вспыхнул ослепительный свет. Вовремя спохватившись, Акито наклонился к микрофону и, постаравшись вложить в свой голос всю ту бурю нежности, что только что пронеслась у него в груди, запел: ♪ Like a flower bending in the breeze, Bend with me, sway with ease. When we dance, you have a way with me. Stay with me, sway with me ♪ Тойя неосознанно приоткрыл рот, захватывая воздух и широко раскрытыми глазами глядя на Акито. Его голос чуть дрожал, но не от неуверенности; каждое его слово сквозило такой теплотой и мягкостью, будто он прямо сейчас обеими руками прижимал его, Тойю, к себе в объятиях, кружа его в незамысловатом танце. На последних словах Акито ласково улыбнулся кому-то в зале — и Тойю от этой улыбки пробило горячей волной нежности. И где ты только всё это время её прятал? ♪ Other dancers may be on the floor… ♪ – осторожно пропел Тойя и легонько кивнул в зрительный зал, где третий прожектор уже освещал Цукасу, сидящего где-то по центру. ♪ Dear, but my eyes will see only you ♪ – Акито в половину корпуса повернулся к Тойе на этих словах, высоко унося голос вверх на последнем слове и глядя тому в глаза со всей возможной убедительностью. Взгляд его сиял преданностью. – ♪ Only you have the magic technique… ♪ ♪ When we sway, I go weak! ♪ – Тойя простёр вперёд руку, обращаясь к кому-то в зале, и вдохновлённо прикрыл глаза; тем не менее, щекой он почувствовал, как Акито улыбается, ещё до того, как его вкрадчивый, притягательный голос протянул: ♪ I can hear the sounds of violins Long before it begins… ♪ Где-то в глубине музыки и впрямь послышались звуки виолончели. Тойя вложил в свой голос всю возможную дрожь, всё своё желание прямо сейчас обнять Акито, стоящего совсем близко, но так далеко, такого нежного, но такого недостижимого: ♪ Make me thrill as only you know how, Sway me smooth, sway me now ♪ Послышался проигрыш, и Акито наконец-то смог сделать вдох, когда они с Тойей двинулись навстречу друг другу, чтобы по сценарию обменяться микрофонами. Когда они были в тёмном промежутке на середине пути между двумя пятнами света, Тойя незаметно скользнул по его ладони пальцами — и даже так Акито успел почувствовать, как они подрагивают. В то короткое мгновение, что они успели обменяться касаниями и взглядами, Акито смог заметить, что Тойя такой же красный и так же тяжело дышит, как он сам — а ведь едва прошла половина песни. Тойя оказался у своего микрофона незадолго до конца проигрыша — и у него ещё оставалось несколько секунд, чтобы многозначительно взглянуть на Акито и чётко обозначить, кому именно предназначаются следующие его слова, прежде чем снова повернуться к зрительному залу. ♪ Other dancers may be on the floor. Dear, but my eyes will see only you… ♪ ♪ Only you have the magic technique… ♪ – немедленно подхватил Акито на тон выше, чем раньше, и Тойя позволил себе бесшумно выдохнуть в сторону от микрофона. Незаметная постороннему глазу легкая растрёпанность Акито, с которой он так отчаянно боролся, безумно шла ему сейчас — когда он вдохновенно тянул руки в сторону той неизвестной, кому изначально предназначалась эта песня. – ♪ When we sway, I go weak… ♪ Голос Акито заколебался в лёгком вибрато — Тойя мог бы поклясться, что его сердце заколотилось ровно в такт этому голосу. А Акито, не давая партнёру передышки, расплылся в улыбке и, обеими руками притянув микрофон ко рту, продолжил уже тише, едва-едва разбавляя вкрадчивость в голосе своим фирменным хрипловатым расщеплением: ♪ I can hear the sounds of violins Long before it begins… ♪ ♪ Make me thrill as only you know how... ♪ – Тойя вовремя подхватил строчку за Акито, сходя с хрипотцы на более низкий тон и позволяя себе чуть-чуть выбиться из ритма. – ♪ Sway me smooth, sway me now... ♪ Акито бросил на Тойю удивлённый взгляд — это внезапное изменение скорости неожиданно приукрасило музыку, придав голосу Тойи необходимой протяжности и томности. От вида же Тойи по-прежнему хотелось задохнуться: чуть дрожащие ресницы, глубокий, утопляющий в себе звук, вырывающийся будто прямо из его груди, и тёплая-тёплая улыбка. Голос Тойи обволакивал голову Акито, как одеяло — но вместе с тем он позволял себе вольности, которые так шли его исполнению, то чуть сбивая ритм, то неожиданно раскрывая звук так широко, что он заполнял всё пространство вокруг: ♪ When marimba rhythms start to play, Dance with me, make me sway… ♪ Акито на мгновение запнулся на слове, как только наступила его очередь — улыбка Тойи, посланная именно ему, а не кому-то из зала, выбила последние остатки воздуха из лёгких, — но тут же оправился и продолжил, протянув один лишь согласный: ♪ L-like a lazy ocean hugs the shore, Hold me close, sway me more… ♪ Голос Акито взлетел вверх, будто действительно, как рассказывал Руи, раскрывал у всех зрителей крылья на спине, а потом вдруг сжался до плотного комочка чувств, собранных прямо на его языке. Тойя машинально прижал руку к груди, будто пытаясь нащупать сердечный ритм, ослепительно улыбнулся зрителям и прикрыл глаза — ровно в тот момент, когда оба прожектора погасли, а голос Акито вместе с музыкой вдруг оборвались. По залу поползло шуршание и вздохи, хорошо слышные даже со сцены, — но не прошло и трёх секунд, когда свет, заливающий их обоих, вспыхнул вновь, а Акито, распростерший руки в стороны, запел с такой силой, что Тойе показалось, что на глазах у него выступили слёзы. ♪ Like a flower bending in the breeze! Bend with me, sway with ease! ♪ В его голосе, взмывающем к потолку, было столько кричащей любви и обожания, смешанного с болью, что Тойя был готов бросить микрофон прямо сейчас и кинуться к нему, схватить за руки, притянуть к себе. И он удержался только с огромным трудом — и, пока голос Акито вновь дрожал в трогательном вибрато на последнем слове, схватил микрофон обеими руками, стараясь вложить всё это в своё пение, но начиная с преисполненной нежностью просьбы: ♪ When we dance, you have a way with me. Stay with me, sway with me… ♪ ♪ When marimbas start to play! ♪ – подхватил Акито отчаянно, снова полностью отдавая всё последнему слову строки. И эмоции Тойи всё же взяли вверх — в конце концов, контролировать их в песнях всегда куда сложнее, чем в жизни. Покосившись на Акито и убедившись, что тот слушает, он запел, сдвинув брови, как в последний раз: ♪ Hold me close, make me sway! Like an ocean hugs the shore! ♪ Кажется, в этот момент Акито понял, что Камиширо имел в виду, когда рассказывал о чувстве свободы и о желании сделать всё на свете ради кого-то, которое они должны были вселить в Цукасу. Акито не знал, что там насчёт Цукасы — но в него пение Тойи вселяло именно это чувство. Каждый раз, когда голос Тойи начинал дрожать в вибрато в конце строки или петлял в мелизматике, ему казалось, что у него и впрямь где-то за спиной сейчас раскроются крылья, а потом он сделает всё, что Тойя только может попросить — потому что иначе Акито не мог вынести такой красоты. Прижав одну руку к груди и изо всех сил стараясь сдержать эти порывы ещё всего лишь полминутки, Акито зажмурился, изо всех сил пытаясь достать голосом ту же самую колеблющуюся ноту, что била его электричеством, пронести её в дрожащих связках как можно нежнее: ♪ Hold me close, sway me more… ♪ Пока всё внимание зрительного зала было обращено на Акито, чей голос бился отчаянием и свободой, будто родник в лесу, Тойя украдкой смахнул с глаз несколько слезинок. Осталось дотерпеть всего один куплет — и можно будет окончательно сдаться, а пока нужно было вложить в этот куплет абсолютно всё, что у них двоих осталось. ♪ Like a flower bending in the breeze, Bend with me, sway with ease… ♪ Голос Тойи трепетал от переполняющей его огромной и воздушной любви; раскрытые звуки взмывали вверх мыльными пузырями и оставались где-то там же, наверху. Акито успел лишь единожды рвано выдохнуть — и, подняв одну руку вверх одновременно с Тоей, повернулся к нему вполоборота и закончил самым чувственным, самым убедительным и самым умоляющим, что у него когда-либо было: ♪ When we dance, you have a way with me. Stay with me, sway with me! ♪ Свет погас разом, и темнота проглотила лицо Тойи вместе с трепещущими на ресницах слезинками и покрасневшими щеками. Зал, наученный первым обманом, несколько секунд молчал, лишь тут и там слышались неразборчивые шепотки — а когда стало ясно, что это конец песни, мёртвую тишину разорвало оглушительными аплодисментами и криками, среди которых громче всех выделялся голос Тенмы, не то тоже радостно улюлюкающего, не то пытающегося играть какую-то свою роль. Акито уже не слушал — он мчался прочь со сцены, пользуясь тем, что за оглушительным гамом не слышно топота, а его ладонь сжимала взмокшую и тёплую руку Тойи. Когда они влетели в первую попавшуюся гримёрку, Акито не стал дожидаться, пока хоть кто-то из них отдышится, пока придёт в себя, сможет сказать хоть одно слово — он немедленно обхватил лицо Тойи ладонями, заглянул в глаза, где всё ещё отдалённо поблёскивали высыхающие слезинки, и с каким-то отчаянием прижался к его губам, ненарочно цепляя зубами и беззвучно вздыхая от накатившего облегчения и почти детского всепоглощающего восторга. Тойя немедленно обхватил его тело руками, крепко прижимая к себе и упираясь спиной в первую попавшуюся стену, и прикрыл глаза, точно так же, как Акито, с головой ныряя в это ослепительное чувство, охватившее их обоих разом, пока они пели. Это было несравнимо ни с какой репетицией, которых они прогнали немало. Акито на мгновение показалось, что это было почти как RAD WEEKEND — только вместо единения целой толпы весь эмоциональный удар пришёлся исключительно на них двоих. Акито с трудом оторвался от губ Тойи и, странно всхлипнув и зацепившись пальцами за бабочку, припал к его шее, оставляя на ней короткие, почти невесомые поцелуи. Тойя задрал голову, уставившись в потолок — в голове проносилось около тысячи мыслей в секунду, и некоторые из них услужливо подсказали ему, что никто из труппы не появится здесь в ближайшее время: их выходы на сцену шли подряд друг за другом. У них с Акито было достаточно времени, чтобы полностью пережить это нахлынувшее на них волной чувство в объятиях друг друга и не отвлекаться ни на что постороннее. Где-то за стеной бесновался зал, а восторженный голос Цукасы декламировал какую-то речь, но Тойе абсолютно не хотелось слушать, что там дальше по сюжету пьесы: он только скользнул ладонью к волосам Акито, так очаровательно торчащим, и прижался губами к его макушке. От этого странного чувства дрожали колени, подкашивались ноги и хотелось плакать; но ещё больше хотелось бесконечно прижимать Акито в его якобы дурацком костюме к себе, сдавливать руками рёбра, ощупывать пальцами чужое лицо и оставлять неразборчивые поцелуи где придётся, кружиться в каком-то бессмысленном подобии танца; наконец, чувствовать на своей коже его руки и губы до тех пор, пока эта переполненность не схлынет, не оставит их двоих, совершенно измученных, но абсолютно счастливых. А у Акито думать о том, чего ему хочется, не получалось: получалось только бессознательно реализовывать всё, чего Тойя только мог пожелать, совсем как он обещал себе во время песни. В конце концов, желали они исключительно одного и того же. И Акито, оставляя смазанные поцелуи где-то в уголках губ Тойи и бормоча что-то совершенно невразумительное, внутренне посмеивался над ними обоими за такую удивительную впечатлительность, оставляющую настолько уничтожающий эффект, настолько мощную волну эмоций. Надо же, джаз — и так сильно бьёт. – Может, нам стоит перейти в джаз? – беззвучно шепнул он Тойе на ухо перед тем, как прижаться губами к его скуле — первые вразумительные слова с тех пор, как они покинули сцену. Грудь Тойи дёрнулась в тихом смешке, и он едва-едва мотнул головой. – Не думаю. Я люблю стрит. Акито перекрыл его фразу собственными губами, послушно принимая такой ответ: как пожелаешь. Всё-таки дело, если подумать, было вовсе не в жанре.