Инсталляции

Мадока бросила школьную сумку на бордюр и, выскочив на дорогу, пустилась в пляс. Аои, подобрав сумку и недоброжелательно цыкнув, сложила руки на груди и спросила: — А тебе не страшно, что какая-нибудь проезжающая машина собьёт тебя? Или ты напрашиваешься? По правде говоря, машины в их небольшом городке проезжали нечасто, но это не значит, что следовало терять бдительность. — Если я умру, то только от счастья! — расхохоталась Мадока, продолжая кружиться. — Было бы чему радоваться… — закатила глаза подруга. — Нет, ну ты видела, а?! — Мадока, как вихрь, подлетела к Аои и стала трясти ее за плечи. — Итсуми-кун подмигнул мне! — Ну, вообще-то, — вырвалась из настойчивой хватки Аои, — мимо пробегала собака. Может, он ей подмигнул, а не тебе. Мадока приуныла, но в следующую секунду хорошее настроение вернулось к ней. Щеки ее разрумянились, она восторженно возвела руки к небу. — Ах, если завидуешь, так и скажи! — Повторюсь: было бы чему радоваться… — Аои устало вздохнула и грубо передала грязную сумку Мадоке. — Ты такая неряха. — Что есть, того не отнять, — не стала отпираться Мадока. Наверное, первое и последнее, за что ее любили друзья — это честность и неумение врать. Она была наивной, но такой искренней, что не могла не вселять веру в человечество своим нескончаемым оптимизмом. Обняв подругу за руку и повиснув на ней, Мадока лукаво улыбнулась. — Аои, а я ведь никогда не слышала, чтобы ты рассматривала кого-нибудь в романтическом плане… Мне кажется, ты о мальчиках совсем не думаешь. Неужели тебе не хочется встречаться? И даже… ну… заняться этим? — Два пальчика заменяют мальчика, — невозмутимо ответила Аои. Мадока вскрикнула от неожиданности и отстранилась. — Фу! Какие гадости! — Что — гадости? — Аои склонилась к лицу подруги и ехидно поддела ее подбородок длинным ногтем, заставив взглянуть на себя. — Удовлетворять себя без помощи посторонних? А мечтать о таком бабнике, как Итсуми — это ли не гадость? Двойные стандарты, крошка. Мадока скривилась. — Ты не понимаешь, это другое! Аои отпустила Мадоку и сдавленно рассмеялась в кулак. — Ты не перестаешь меня удивлять… — Удивляться ещё более полезно, чем удивлять! — пыхтя от злости, выпалила Мадока. — Авось жизнь не будет казаться скучной! Плечи Аои поникли. Она помрачнела и даже отвернулась, рассматривая вывески на витринах. Поняв свою ошибку, Мадока закусила губу и прижала сумку к груди, имитируя поддерживающие объятия. Аои принимала антидепрессанты, но об этом никто, кроме родителей и ее лучшей подруги, не знал. Если это вскроется, то сверстники начнут издеваться, а учителя — относиться к ней с настороженностью. Аои действительно… не любила жизнь. Настолько, что в средней школе приняла попытку самоубийства, которая не увенчалась успехом, но оставила шрамы. Мадока не умела вовремя прикусить язык. Ее болтливость не знала границ, но она искренне раскаивалась. Перегородив путь Аои, она низко поклонилась. — Я сглупила. Пожалуйста, прости меня! И накажи, если хочешь. Я понимаю, что заслужила это. Слезы задрожали на ресницах Мадоки. Она вся превратилась в оголённый нерв. Пока сверху не послышались тщательно сдерживаемые смешки, она и не думала поднять голову. Поняв, что раскрыта, Аои прохрипела сквозь смех: — Ох, прости… ха-ха-ха… ты такая милая. Все в порядке, Мадока, поднимись. Нужно быть настоящим идиотом, чтобы держать зло на такого ребенка, как ты. Мадока неестественно выпрямилась. — Вообще-то я тебя старше! — Но не умнее, — веско заметила Аои. Мадока фыркнула. — Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось. В этом мире безопаснее быть дураком, чем умником. От всяких сложных мыслей пухнет мозг. Аои согнулась пополам и чуть не лопнула от смеха. Зато Мадока, уперев руки в бока, холодно наблюдала за представлением и так же искренне, как и держала речь, не понимала, что забавного она сказала? Ведь дураки не вникают в суть — это же правда! А когда не вникаешь в суть, то меньше загоняешься. — Закончила? — подчеркнуто формально осведомилась Мадока. — Если да, то я попрошу тебя разогнуться, госпожа, а то спина заболит. Но этот тон вызвал лишь новый взрыв смеха. Редкие прохожие оборачивались на них. — Госпожа… ха-ха-ха… у нас что, ролевые игры? — Аои оперлась о фонарный столб одной рукой, а второй зажала рот, словно ее вот-вот стошнит. — Я щас описаюсь. Мадока вымученно простонала и, бросив измученную пыльную сумку на асфальт, уселась сверху, не заботясь о том, как приподнялся подол ее юбки. Она совсем не ценила вещи, которые имела. — Да лучше бы описалась, чем продолжала хохотать, честное слово. Хватит позорить меня перед людьми. — Перед какими людьми? — Аои, наконец, разогнулась и утерла слезинки. — Тут перекати-поле. Раньше хоть иностранцы приезжали, а сейчас… — Это тебе бабушка рассказывала? — с улыбкой уточнила Мадока. Бабушка Аои была переводчицей и знала несколько иностранных языков. Мадока ни разу ее не видела. Даже на фотографиях. — Да, — от гордости Аои даже просияла. Бабушка воспитала ее. Каждый раз, когда речь заходила о ней, у нее поднималось настроение. — Она же у меня кладезь историй. — Когда-нибудь ты познакомишь меня с ней. — Если она поправится, Мадока, обязательно. Мадока встала, отряхнулась и, поправив соскальзывающую с плеча лямку, взглянула на подругу решительно, по-боевому. — Насчёт компенсации… — Ох, я уже про это забыла, — отмахнулась Аои и зевнула, подчеркивая этим незамысловатым жестом свою полную незаинтересованность. — Но я хочу сделать тебе приятно, — надулась Мадока. — Кхм, — Аои кашлянула в кулак, — как двусмысленно звучит. — Это звучит двусмысленно только для извращенки вроде тебя. У тебя же, кажется, нет Паганини? — Был, просто я его одалживала Сое-сан, а он его потерял. Парням доверия нет. — Ну, в любом случае, сейчас у тебя нет диска. Предлагаю зайти в магазин кассет и… — Черт побери, ты серьезно? — Аои, до этого задумчиво накручивающая прядь светлых волос на палец, подпрыгнула на месте. Если разговор касался музыки, то он воодушевлял даже ее. — Это очень мило, если так. — Рада угодить, госпожа, — Мадока придержала дверь, пропуская подругу. — Прошу. Аои сделала книксен на европейский манер и прошла внутрь, восторженно озираясь по сторонам, на полки, снизу доверху заполненные многочисленными кассетами. Если не это рай на земле, то что?

***

Мадока не только купила Аои «Каприс №24» Паганини, но и проводила ее до дома. В комнате бабушки, как всегда, было зашторено. Войдя в старый традиционный дом, Аои сняла сандалии, положила их на этажерку и, ступая тихо, почти крадучись, чтобы не потревожить сон бабушки, прошла на кухню и залпом осушила стакан воды. Апрельский денёк выдался на редкость жарким, и Аои не терпелось переодеться — она вся вспотела. — Аои… — позвала бабушка с верхнего этажа. Аои, у которой был на редкость чуткий слух, напряглась. Бабушка редко ее звала. Что, если боли усилились? Аои в спешке взяла аптечку и поспешила на второй этаж. Напоила бабушку, прикованную к постели, водой, обтерла ее потный лоб тряпкой, проветрила комнату. Впрочем, ветер дул теплый, поэтому он не слишком помог освежить помещение. — У тебя милая подруга, — прохрипела бабушка, не раскрывая глаз. — Мне нравится ее голос. Почему не приведёшь ее познакомиться со мной? Я ведь не настолько больна. — Не хочу, — Аои упрямо сжала губы. — Стыдишься меня, да? — Бабушка, — Аои села на колени и взяла сухую ладонь бабушки в свою, — я тебя очень люблю. — Знаю, — осведомленно ухмыльнулась пожилая женщина. — Но ведь это не мешает тебя стыдиться меня. Старуха, думаешь ты, совсем спятила. Наговорит лишнее… все испортит… Аои сморщилась. Она не могла отрицать здравый смысл в словах бабушки. — Пожалуйста, не говори так. — Почему нет, если это правда? — Потому что меня это ранит. — Вы же с ней как инь и янь, — как ни в чем не бывало продолжила старушка. — Она ничего не понимает, но все говорит, а ты понимаешь все и не говоришь ничего… Поэтому так не любишь, когда разоблачают твои чувства. — Тебе нужно поспать, — Аои настойчиво пожала бабушкину руку. — Ну-ну, усыпляй старуху, пока можешь. Придет ведь день, когда засну беспробудным сном. Пожалеешь… Сердце заколотилось как бешеное. Бабушка в молодости гадала. Иногда у нее случались, так называемые, пророчества и вещие сны. Рациональный ум Аои не позволял ей верить в эти бредни. Она не хотела, чтобы бабушка начала «предсказывать» и Мадоке. Ведь Мадока — она же другая. Суеверная, наивная. Нечего ей забивать голову всякой чепухой. Годы, конечно, не отняли у бабушки проницательность. Она все понимала. — Конечно, пожалею. Но, надеюсь, когда ты меня покинешь, ты сделаешь это не добровольно. — Все зависит от твоего поведения. Хочешь, расскажу историю знакомства с твоим дедушкой? — Ну, расскажи, — не разжимая пальцы, снисходительно ответила Аои. Эту историю она слышала уже сотни раз. Но бабушка расстроится, если не расскажет в тысячу первый. — Это было в мае 1940 года… Бабушка не кончила сказ. Она уснула. Сняв компресс и поцеловав ее в лоб, Аои на цыпочках вышла из комнаты. Как и всегда, история бабушки была наполнена мистикой. Аои трясло. Она была убеждена, что бабушка выдумывала. Она ведь уверяла, что видела Аматерасу и ёкаев. И это было страшно. Несколько лет назад мама Аои скончалась в психбольнице, а папа работал в Токио и присылал деньги каждый месяц. Аои, наконец, приняла прохладный душ и в одном полотенце прошла в свою комнату. Взглянула в зеркало в пол. Длинные шрамы на ее запястьях не должен видеть никто. Поэтому она носила рубашки с рукавами даже в жаркую погоду. Намазав тело кремом, она выдвинула верхний ящик комода и тупо, словно привороженная, уставилась на материнский пистолет. Уж лучше умереть, чем сойти с ума. Если безумие передается по наследству, то при первом подозрении на шизофрению Аои вышибет себе мозги.