Маленький принц и колючий цветок

Теперь, когда все восемь человек были в сборе, Ли почувствовал себя спокойнее. Еда была неприлично вредной и вкусной, напитки пились легко, а беседа выходила интересной и ненапряжной. Уже не было той неловкости, что присутствовала в прошлый раз в баре, когда все были плохо знакомы. Так, тихий ранее Сынмин оказался обладателем отменного чувства юмора, и стоило только всем успокоиться, он снова вставлял какую-то колкость, которая заставляла всех разразиться хохотом. Чонин был явно не тем бабулиным внучком, что при первой встрече, и, оказывается, постоянно опаздывал на занятия, на парах много болтал, раздражая преподавателей, и, судя по тому, что происходило сейчас, любил хорошенько выпить, при этом почти не пьянея. Джисон, сидевший за столом сначала молча, начинал понемногу привыкать к компании и после двух стаканов пива, смешанного с соджу, стал вдруг ярко и неожиданно забавно рассказывать, как мотался по всему Самволю в поисках магазина для художников. Феликс же, производивший ранее впечатление болтливого и громкого человека, среди большого количества людей оказался не таким уж разговорчивым, возможно, из-за языкового барьера, и Минхо видел, как Хенджин, склоняясь к его уху, иногда переводит ему некоторые сложные слова или объясняет шутки. Тихий вечер, что существовал в планах Хвана, оставался лишь в воображении, а ящики с алкоголем все пустели. Минхо ощущал, как горит его лицо от выпитого и как смех все легче вырывается из его груди. Это был тот этап опьянения, когда он чувствовал себя замечательно, все окружающие казались прекрасными людьми, а слова иногда озвучивались быстрее, чем он успевал их обдумать. — «Я никогда не»! — воскликнул Ли, заставляя всех окружающих уставиться на него, — давайте сыграем в «Я никогда не»! — Опять твои игры! — жалостливо протянул Чанбин. — Тебе что, прошлого раза не хватило? — усмехнулся Джисон, глядя ему в глаза. — А что, боишься? — Еще чего! Давайте играть. — Так, все, — Минхо стал разливать всем напитки, — играем! Здесь даже нет желаний, вообще легкотня! Для тех, кто не знает правил: я говорю «я никогда не делал того-то», например, не ел курочку. Если вы когда-либо ели курочку, вы должны выпить. Если вы этого никогда не делали, не пьете. Окей? — Класс, — потер руки Чонин. — Да, почему бы не сыграть, — поддержал и Чан. — Отлично. Тогда я начну, — Минхо задумался и решил не пугать друзей откровенными вопросами сразу же. — Я никогда не напивался до беспамятства. Он, Чан, Чанбин и Хенджин многозначительно переглянулись, одновременно разразились хохотом и все вместе выпили. С ними также выпили Феликс и Чонин. Старшим пришлось рассказывать о неком злосчастном вечере прошлой осенью, Чонин поделился историей о том, как будучи школьником уговорил брата дать ему попробовать соджу и от одной бутылки оказался в невменяемом состоянии, Феликс же довольно сдержанно пояснил, что они просто как-то напились с другом. Дальше очередь перешла к другому человеку, и игра стала быстро набирать обороты. Простые вопросы становились все опаснее и провокационнее, все чаще заставляли кого-то из присутствующих краснеть, а для кого-то служили отличным источником веселья. Когда очередь в который раз дошла до Минхо, голова его уже прилично кружилась, огонек азарта в нем разгорался сильнее, а слегка путаные мысли могли приобрести довольно непредсказуемый ход. Так он выпалил немного странный, понятный ему одному вопрос: — Я целовался больше одного раза в жизни. И невольно обратил взор на сидящего напротив Джисона, встретился с темно-карими глазами. — Чего? Это что еще за вопрос? — недовольствовал Сынмин, — сформулируй нормально. — Я никогда не… — предпринял попытку исправиться старший, — я никогда не целовался больше одного раза. Нет, не так! Я никогда не целовался до того, как… — Ты можешь сказать уже нормально?! — Издеваешься?! — полетело в него со всех сторон. — Черт! К чему эти рамки?! И вообще, я предложил эту игру и могу поменять формулировку. Если целовались больше одного раза в жизни, пейте! Это заявление вызвало всеобщий гомон и всплеск возмущений, но у Ли был особый интерес в этом вопросе, поэтому по итогу всем пришлось смириться. Минхо выпил сам и внимательно наблюдал за теми, кто пил вместе с ним: Чан, Чанбин, Хенджин, Феликс и Джисон. — Чего?! — выкрикнул он в сторону последнего, — а ну, не ври! В тот раз, в Domino, это ведь был твой первый поцелуй, не отрицай, Джисон-а! — Вообще-то, я не соврал, — спокойно и уверенно ответил тот, не разрывая зрительный контакт. Слишком уверенно, чтобы это показалось ложью. Старший сложил руки на груди и откинулся на стуле. — Хорошо. Тогда расскажи про свой первый поцелуй. — Во-первых, не хочу. Во-вторых, этот вопрос уже явно не соответствует правилам. И очередь, кстати, не твоя. Хмыкнув напоследок, он гордо вздернул подбородок и тоже сложил руки на груди. — Так и скажи, что просто все выдумал, — нарочито легкомысленно бросил Минхо. — Ладно! — взорвался вдруг младший. — Мне было пятнадцать… Старший почувствовал укол беспричинной злости, услышав эту фразу. Завидовал, что ли, что первый поцелуй Джисона произошел настолько раньше, чем у него самого? Глупо как-то. Тем временем тот без всякой интонации продолжил вещать: — Был один парень, из параллельного класса, мы хорошо общались… Ну и, короче, мой первый поцелуй был с ним. В туалете. Нас застукал какой-то мальчишка из младших классов, пожаловался учителю, учитель пожаловался родителям, родители устроили мне такое, что мало не показалось, в школе начался целый скандал, того парня вообще перевели в другую, а на меня одноклассники показывали пальцем до самого выпускного. Конец. Доволен? Все, что мог Минхо после этого монолога — глупо пялиться на сидящего напротив. Ситуация — отстой, что тут скажешь. Даже жалко его как-то, этого Джисона, несмотря ни на что. Однополые отношения и так до сих пор сложно воспринимались обществом, а тут первые чувства, первый поцелуй обернулись таким кошмаром. Это ведь на всю жизнь отпечаток, можно потом еще годами стесняться себя и бояться отношений. Самому Минхо повезло — мама совершенно спокойно приняла его, будто в этом не было ничего особенного, будто сама догадывалась уже давно. Непонятно, то ли что-то вроде солидарности вдруг проснулось в нем, то ли алкоголь делал его непростительно мягким, но ему так вдруг захотелось как-то помочь младшему, убедить, что ничего плохого он тогда не сделал. Но он все молчал, продолжая гонять по голове спутанные беспорядочные мысли. Все остальные тоже как-то притихли, очередь перешла к Хенджину, и вопросы опять стали простыми и безобидными. Они сыграли два унылых круга, прежде чем Чан снова поменял настроение за столом своим неожиданным вопросом: — У меня никогда не было секса. Все еще немного смущенные, ребята переглянулись, затем четверо старших в тишине выпили по большому глотку сомэка, а уже через секунду все с легким неверием смотрели на хрупкого веснушчатого блондина, допивающего до дна остаток жидкости в своем стакане. — Что? — не понял он смысла этих взглядов. — И когда ты успел? — оживился Чанбин. Тот казался нерешительным и заговорил не сразу. — В Австралии у людей более свободные нравы, чем здесь, все как-то проще… Я уже рассказывал, как мы впервые напились с одним другом. Так вот, мы сидели у него дома, его родителей не было, мы плохо соображали, и под алкоголем нам хотелось чего-то интересного, хотелось сделать что-нибудь безумное. И так уж вышло, что мы начали целоваться, а дальше все как-то само… — А потом, — спросил Хенджин, нарушая наступившую тишину и ковыряя в соусе ломтиком сладкой картошки, — между вами что-то было? Вы встречались? — Нет, он сказал, что все вышло случайно и что «он вообще-то не такой». Мы еще пытались сделать вид, что ничего не было, и дружить, как прежде, но выходило плохо, а потом я уехал в Корею. С тех пор мы не общались. Да уж. Начиная эту глупую бессмысленную игру, направленную на то, чтобы споить всех участников, никто и не подозревал, что она откроет столько личного и превратится в настоящий разговор по душам. Теперь никому не хотелось смеяться, и каждый внимательно слушал. Минхо заметил, как Хенджин стал поглаживать Феликса по спине кончиками пальцев, медленно, будто бы неосознанно пытался помочь тому справиться с неприятными воспоминаниями. — А ты? — обратился к нему младший вполголоса, — с кем это было у тебя? Хван замялся, сделал еще глоток из стакана и заговорил: — Ее звали Санхи. На первом курсе мы встречались пару месяцев, но быстро расстались. Она хотела проводить со мной буквально все время, созваниваться по несколько раз в день и носить парные футболки в универ, а это немного не мое. Мне нужно время, чтобы побыть наедине, в своих мыслях, а она обижалась. — Ой, да брось, — вмешался Чан, — это было бы твое, если бы ты и правда был влюблен в нее так же, как она в тебя. Поверь, когда влюблен, тебе хочется делать все те глупые вещи, которые так осуждал! — Нет, она мне нравилась, она ведь была хорошей и милой, просто… — Просто она не мужик! — закончил за него Минхо в своей привычной резковатой манере. — Мне нравятся не только мужчины! — повысил голос Хенджин и эмоционально всплеснул руками. — Стой, точнее, с чего ты вообще взял, что мне нравятся мужчины? — Может, с того, что ты отшиваешь всех девушек? — Никого я не отшиваю! — Хваен? Она долго за тобой бегала. — Она просто не в моем вкусе! — А Юнсу? — подлил масла в огонь Чанбин, — она красотка! — Для меня она просто нуна! Как можно воспринимать ее в романтическом плане?! И откуда ты вообще про нее знаешь? — Да ты в курсе, как она упрашивала меня вас свести?! — Ой, нет смысла спорить, — махнул рукой на Хвана Минхо, — все с тобой ясно. Тот бросил в него крышечку от бутылки и нарочито холодно ответил: — Я просто не хочу отношений с кем попало, мне нужен особенный человек. — Ладно, — как-то просто согласился Ли. — Тогда мой следующий вопрос: я никогда не был влюблен в парня. Он без колебаний выпил сам, за ним, хмыкнув, выпил и Феликс. Хенджин же стрельнул сердитым взглядом на старшего, покрутил стакан в руке, вздохнул, закатил глаза и все-таки сделал глоток. — Доволен? — Вполне, — Минхо изобразил свою самую приветливую улыбку и тут же потерял интерес к Хвану. Сейчас его расфокусированный взгляд куда сильнее тянулся к ссутулившемуся Джисону, который не притронулся к напитку и, похоже, делал вид, что увлечен разглядыванием корочки от пиццы. Ли нахмурился. — Тогда спрошу еще так: я никогда не был влюблен в девушку. На очередь в игре всем уже, очевидно, было плевать — алкоголь притуплял потребность в порядке. Без колебаний выпили Чан, Чанбин и Сынмин с Чонином. Пришлось снова пить и бедному Феликсу — ему в этой игре сегодня особенно везло. Он едва не опрокинул стакан, моргнул несколько раз и потряс головой, пытаясь прийти в себя, Хенджин же похлопал его по плечу и что-то шепнул на ухо. Джисон снова не притронулся к алкоголю. Он так и сидел, погрузившись в молчание и уже давно никак не участвуя в игре. То ли вопросы его настолько смущали, что он просто не хотел отвечать честно, то ли он и правда запутался в себе. — Хочешь сказать, ты ни в кого не был влюблен? — спросил у него Минхо, прозвучав против воли скорее участливо, чем снисходительно. — Никогда? А тот парень, про которого ты рассказывал? — Это была ошибка, — только и буркнул младший себе под нос. — Я пойду умоюсь. Слишком много выпил. В других обстоятельствах Минхо бы запричитал, что тот вообще-то меньше всех пил, но наблюдая, как этот паренек, какой-то потерянный, кажущийся сейчас таким уязвимым, поплелся к выходу из кухни, он почувствовал лишь наполняющее грудь сожаление. А еще злость. На учителей Джисона, на одноклассников, которые сделали из его ориентации повод для насмешек, на родителей, заставивших прятать и стыдиться себя настоящего. На глупого наябедничавшего мальчика, в конце концов. Неужели никто из них не осознавал последствий своих поступков? Ни один человек не сказал ему простого «с тобой все нормально» или «не переживай, не произошло ничего страшного»? «Это все алкоголь» — убеждал себя Минхо, вставая со своего места. «Это не более, чем солидарность» — мысленно говорил он, пока выходил из кухни. «Я просто представил себя на его месте, это лишь обычная человеческая жалость и желание помочь» — продолжал думать он, ожидая, отчего-то нервничая, пока Хан выйдет из уборной. А когда Джисон все-таки открыл дверь, столкнувшись нос к носу со старшим, сердце у того подскочило. Несмело и аккуратно он взял Хана за запястье и, ничего не говоря, потянул не понимающего парня за собой, в их темную тихую комнату. Свет включать не стал, и лишь заглядывающие в окна фонари придавали пространству очертания. — Что ты делаешь? — не мог не удивиться младший такому поведению. Его широко открытые глаза чуть поблескивали в полумраке. — Джисон-а, — произнес Минхо, кладя руки ему на плечи, не зная, как объяснить, что они здесь делают, — я просто хотел сказать… А что он, собственно, собирался говорить? «Молодец, что поцеловался три года назад с каким-то чуваком, так держать. А теперь иди спать»? Мысли в голове перемешивались, комната расплывалась перед глазами, но как-то он смог собраться. — Мне просто показалось, что та твоя история с поцелуем была тебе не очень приятна. — Было бы странно, если бы я получил от произошедшего какое-то удовольствие, — все еще с приличной долей недоверия и непонимания отвечал Хан. — Почему нет? — прозвучал шепот Минхо, пока сам он не отрывал взгляда от человека перед собой. — Сам как думаешь? Позор на всю школу и осуждение родственников на целую жизнь вперед! Хотя остатки грубости по-прежнему слышались в его словах, этот диалог сильно отличался от всех предыдущих. Может, дело было в темноте и таком непривычно шелковом теплом голосе Минхо, а может, все выпитое таким образом давало о себе знать, но они стояли так близко друг к другу, а Джисон даже не пытался отстраниться и спокойно отвечал на вопросы. — И теперь ты думаешь, что то, что ты делал, было неправильно? Лишь на миг младший встретился взглядом с Ли и тут же опустил голову. — Естественно, это было неправильно. Он наверняка не ожидал, что уже в следующую секунду чьи-то пальцы возьмут его за подбородок, заставляя смотреть на их владельца, затем переместятся на щеку и останутся там, задевая и поглаживая горячую кожу шеи. Хан опешил от такого развития событий, все возможные слова где-то потерялись, и все, что ему оставалось, это смотреть в эти гипнотизирующие глаза Минхо, красивыми искорками отражающими тусклый свет. — Но разве тебе не понравилось в тот раз? — вкрадчиво, тягуче, словно речь его была сладким янтарным медом, говорил старший, — когда я поцеловал тебя? Даже в темноте видно было, как Джисон сглотнул. — Нет, — едва слышно вымолвил он. В темноте прозвучал тихий смешок. Волнение и трепет Минхо под воздействием алкоголя и этой странной атмосферы перерастали во что-то вроде азарта, страх превращался в интерес, в желание раскусить стоящего напротив. — Никто здесь не будет ругать или осуждать тебя за правду, Хан-и. Хочешь, я скажу первый? Мне понравилось. Ты бываешь невыносимым и раздражающим, но целоваться с тобой было ужасно приятно. Закончив предложение, он ощутил внутреннюю дрожь, понимая, что совершенно не чувствует той уверенности, которую пытался изобразить. Но он все еще желал помочь, все еще хотел доказать тому, с кем обошлись несправедливо, что нет ничего плохого или постыдного в поцелуях. — Вот видишь, — еще тише, чем прежде, произнес Ли, делая крошечный шажок вперед, оказываясь так близко к Хану, что можно было увидеть, как подрагивают его ресницы, слышать, как он затаил дыхание, — я сказал это, и в этом нет ничего ужасного. А потом вдруг коротко, но нежно, чтобы снова не спугнуть, чмокнул застывшего на месте Джисона в губы. — Ничего страшного, ведь так? Минхо отстранился лишь на пару сантиметров, чтобы увидеть реакцию младшего, так и стоящего неподвижно со сжатыми в кулаки руками, с закрытыми до сих пор глазами. На лице его отражалась внутренняя борьба и какой-то сложный мыслительный процесс, и тогда старший снова сократил расстояние между ними. Губы его легли на губы Джисона, одна рука поднялась с его плеча и невесомо опустилась на талию, не осмеливаясь даже коснуться ее как следует. На целых несколько секунд они так и застыли в таком положении, и, лишь удостоверившись, что Хан не противится, он плотнее обхватил его губы своими, чуть приоткрывая их, заскальзывая внутрь сначала лишь кончиком языка. А когда его язык коснулся чужого, кровь вдруг зашумела в висках, и стало так волнительно и душно, что руки задрожали, и пришлось крепче вцепиться в плечо и талию Джисона. Когда же Минхо почувствовал, что на его поцелуй отвечают, пусть пока робко и немного боязливо, земля и вовсе ушла из-под ног. Он совершенно перестал соображать логически и усилил напор, с каждым мгновением затягивая младшего все глубже в настоящий, сладкий поцелуй, от которого приятный жар разливался по всему телу. Как-то на автомате он чуть толкнул парня к стене возле двери, и вскоре чужие руки сжались на его футболке в области груди, пока его собственные ладони, теперь уже обе, сомкнулись на тонкой талии Хана. Боже, эта талия… Ощущать ее было в разы лучше, чем смотреть на нее со стороны, и сам ее обладатель прямо сейчас, без своего привычного ворчания, без брони из грубости и пренебрежения ко всему окружающему, такой нежный, такой податливый в его объятиях, казался нереально сексуальным, таким, что у уравновешенного вдумчивого Минхо буквально крышу сносило от происходящего. — Разве это плохо? — тяжело дыша, проговорил он, глядя пылающим жадным взглядом на Джисона. — Да, — слабо отозвался тот, хотя сам смотрел на старшего точно так же и по-прежнему сжимал его футболку. — Почему? — Потому что ты парень и потому… — в этот момент на его шею опустились чужие влажные губы, оставляя чувственный долгий поцелуй, —… потому что ты меня раздражаешь. — Почему я тебя раздражаю? — донесся до слуха Хана приглушенный вопрос. Он бы никогда не признал этого, но сам, зажмурив глаза, невольно поднял голову, предоставляя Минхо больше пространства для действий. — Потому что ты… — начал он кое-как, но сбился, когда кожу его чуть выше, около мочки уха, прикусили, — а-а-х, блять… Потому что делаешь такие вещи. У самого Минхо к тому моменту в голове не было ни одной мысли. Это стройное тело в его руках, эта проклятая талия, звуки, что издавал Джисон, все это кружило голову похлеще самого лучшего джина. Он хотел просто чуть-чуть помочь соседу с его неверно навязанными убеждениями, а в итоге сам потерял контроль, и вот уже его зубы ласково кусали нежную мочку. — Здесь нет твоих родителей и учителей, Хан-и. Ты можешь делать что угодно и жить, как хочешь, слышишь? — прошептал Ли, собрав в кучу остатки разума. Ответ был коротким: — Бесишь меня! И, сказав это, Джисон притянул старшего к себе, снова целуя в губы, прижимаясь к нему всем телом. Непонятно, сколько бы продолжалась эта «дружеская помощь», если бы в коридоре не загорелся свет и не послышался голос Хенджина. Конечно, ребята понятия не имели, что тут происходило, и уже их потеряли. Минхо с Ханом отпрянули друг от друга, впрочем, не очень резко. На какое-то время их широко открытые глаза встретились, казалось, спрашивая безмолвно, не было ли все случившееся плодом воображения. — Считай это уроком от своего заботливого хена, — наконец изобразил свою привычную нагловато-флиртующую ухмылку старший, — в поцелуях нет ничего плохого. И вышел из комнаты.