Маленький принц и колючий цветок

— Есть какие-то мысли? — разрезал тишину мрачноватый голос Чана. Все остальные лишь переводили задумчивые взгляды друг на друга, так ничего и не отвечая. — Я могу сыграть Чанми! — поднял руку Хенджин и в театральном жесте откинул волосы назад. — У меня ведь подходящий типаж. — Ржущая роза? — чуть не подавившись холодным американо, с сарказмом уточнил Минхо, сидящий на полу и откинувшийся на прохладную стену студии, — слушай, этот персонаж, возможно, и должен выглядеть немного неразумным и легко поддающимся эмоциям, но не сбежавшим же из дурдома. Близилось начало июня, и даже несмотря на наличие в здании университета кондиционеров, воздух был душным и лишь быстрее окутывал усталостью и так утомленную от ежедневных съемок команду. И хотя продвигались они вполне успешно — части Сынмина отсняли быстро и без серьезных проблем, сцен с Лисом было не так много, как показалось в начале, а Чонин довольно быстро влился в процесс — все еще существовала проблема с розой. — Ты договоришься до того, что я загримирую тебя под синекожего демона с четырьмя клыками, — отшутился Хван. — Да? Ты собираешься насильно запихивать мне в рот пластмассовые клыки? Что-то мне подсказывает, что у тебя не получится сделать это незаметно. — Ну, Хенджин-хен хоть и смеется постоянно, хотя бы вписывается в картину, — вмешался и Сынмин, до сих пор одетый после досъемок одного эпизода в костюм президента и с накладными усами, — Чанбин-хен и играет не слишком хорошо, и в атмосферу не вписывается. Прости, хен, — обратился он к Со. — Эй! — завозмущался Чанбин, хотя было видно, что он на самом деле не обижается. Он и сам постоянно иронизировал над собой в этой роли, а каждый раз, когда они смотрели с ним отснятые кадры, он закрывал лицо руками, отворачивался и вообще предпочитал уйти от экрана настолько далеко, насколько это вообще возможно, чтобы даже не слышать собственный голос. — Я просто хорош в другой области! — Никто и не спорит. — Короче, вы дадите мне играть или нет? — все настаивал Хенджин. В итоге студия наполнилась гомоном, каждый стремился вставить свои пять копеек, весь этот балаган приправлялся шутками, а сами парни все сильнее отдалялись от решения проблемы. — Так, подождите, — Чан сделал останавливающий жест в воздухе, — давайте будем рассуждать спокойно и здраво. — Да что тут рассуждать? Самый хороший Чанми выйдет из Джисона! — как само собой разумеющееся вставил Минхо. — С чего вдруг я? — вылез из своего интровертного кокона младший, — мы же уже говорили об этом! — Потому что ты похож на розу! — всплеснул руками Ли. — Чем это? — Ну как тебе объяснить… выражение лица, губы… они похожи на… не знаю, лепестки и… в общем, не важно. Окончание предложения оказалось крайне сумбурным и становилось все тише и неразличимее с каждым словом. Минхо почесал затылок, смотря куда-то в пол, пока не поймал на себе заинтересованные и весьма подозрительные взгляды. — Эм, я хотел сказать, что ты, возможно, неплохо сыграешь и что действительно подходишь типажом, — с сомнением протянул Чан, пытаясь разогнать неловкость, — но такое объяснение тоже подойдет… Джисон же и вовсе весь сжался под пристальным вниманием окружающих и, будто защищаясь, проговорил: — У меня не получится. Минхо уже устал от споров в команде, от попыток придумать что-то из ничего и вечных перестановок ролей. В особенности его утомляла его недавняя привычка молоть языком какую-то ерунду, а потом тратить силы на то, чтобы заставить всех забыть о сказанном, поэтому слова его звучали немного вымученно: — Просто попробуй. Пожалуйста. Мы все поймем, если выйдет не очень — ты ведь не актер и не должен быть в этом хорош. Никто не будет предъявлять тебе претензии или смеяться. Хан слушал его молча и с явным недоверием. — Я только попробую, — предупредил он со слегка вопросительной интонацией. Все остальные старались изо всех сил, чтобы не таращиться на них в немом удивлении. Видеть, как Минхо просит вежливо и мягко, слышать, что Джисон не огрызается в ответ, а вот так спокойно соглашается, было однозначно новым опытом для парней.

***

Они работали над фильмом даже на выходных. Времени оставалось все меньше, и члены съемочной группы старались уместить как можно больше действий в короткий промежуток: Чан с Феликсом монтировали уже имеющиеся дубли, Хенджин все время присутствовал рядом, контролируя, чтобы атмосфера соответствовала его видению, одновременно же с этим снималась часть с принцем и Лисом, а Джисон заканчивал работу с музыкой и одновременно репетировал роль Чанми. У него особенно неплохо получалась часть в начале, где Чанми, как и роза в оригинале, капризничает, требует внимания и постоянно чем-то недовольствует. Он изображал это в своей особой манере, что поначалу казалась необычной, не такой, как задумывал режиссер, но у него выходило так естественно, будто он просто был в эти моменты собой, что единогласно было принято решение позволить ему изводить Маленького принца в своем стиле. Так шли дни, каждая свободная минута теперь была занята проектом, так что даже на основное домашнее задание часто не хватало времени, а во всем университете начинало витать охватившее студентов волнение и предвкушение. Занять студию было все сложнее, поэтому сегодня некоторым пришлось пропустить первую пару или просто пожертвовать сном, чтобы собраться с самого утра. — Так. У нас осталась всего пара сцен с Чанми, — объявил Чанбин всем присутствующим. — Первая — когда после всех ссор и недопониманий принц решает покинуть розу. Это должно выглядеть тоскливо, у зрителя должно возникнуть ощущение потери, понимаете? — он поочередно обвел глазами стоящих рядом Минхо с Джисоном, и те кивнули. — Здесь они, расставаясь, смотрят друг другу в глаза, касаются рук друг друга, затем принц отходит назад и их пальцы медленно расцепляются. Такое вот печальное безмолвное прощание. Другая сцена уже из самого конца. Мы показываем, в отличие от книги, как главный герой возвращается домой, к себе на планету. Он понял наконец, что любил Чанми все это время, что все их конфликты случались лишь из-за собственной незрелости, неумения слушать и отдавать любовь взамен. Понял, что дороже него никого не будет и что все остальные люди, с которыми он так жаждал познакомиться, его не заменят. Чанми такой один, и принц такой один. И все это нужно будет передать взглядом. Вот вы встречаетесь, просто устанавливаете этот эмоциональный зрительный контакт, мы видим все это в ваших глазах, эту химию, и на этом фильм заканчивается! Объясняя свою задумку, Чанбин выглядел невероятно вдохновленным, чего не скажешь про Хана. — Ты уверен, что правильно вести речь именно о любви? — обратится он неуверенно. — Мы же все-таки оба парни, а этот фильм еще преподам показывать. Минхо качнулся в его сторону и чуть толкнул, улыбнувшись: — Думаешь, у цветов есть пол? — У цветов нет, но у меня есть! — Да ладно, — за спиной Джисона вдруг возник Хенджин и похлопал его по спине, — комиссия любит всякие провокационные или спорные темы. Бывает, что фильм полное дерьмо, но с претензией на смелость или откровенность и только из-за этого получает высокие баллы. Как у нас в прошлом году, кхм… — Это точно, — согласился и Минхо. — всегда есть риск получить по шапке, конечно, но и у нас нет каких-то совсем уж сексуальных сцен. Просто несколько взглядов и прикосновений — пусть зритель понимает их, как хочет. — К тому же, у нас современная интерпретация, — добавил Чанбин, — а отношения принца и розы в нашем фильме — это что-то большее, чем простая дружба или избитая романтическая любовь. Это любовь гораздо более глубокая, особая связь, родство душ. — Ладно, понял я, понял, — отозвался Джисон, — давайте уже снимем что-нибудь. Обе сцены казались простыми и даже не содержали в себе слов, поэтому справиться должны были быстро. Камера была включена, Минхо с Джисоном загримированы и готовы, а в студии воцарилась идеальная тишина. Маленький принц держал Чанми за руку, и уже сделал шаг назад, тот самый шаг к расставанию, поднял полные тоски глаза на человека перед собой… только чтобы увидеть, как тот смотрит в пол, да и ладонь его лежит в ладони Минхо безвольной плетью. — Стоп, стоп, стоп! — громкий голос Чанбина разнесся эхом по помещению. — Джисон-а, не забывай смотреть ему в глаза, прямо в упор, понятно? И руку сжимай крепче! Ваши отношения по сценарию хоть и сложны, он все еще твой любимый человек. А ты с ним прощаешься! Нужно это все показать взглядом! — Я понял, — буркнул Хан. Когда нужно было стоять так близко, изображать этот почти интимный и полный любви зрительный контакт, Минхо и так было немного сложно опустошить голову и откинуть все личные эмоции, а тут замечания Чанбина смущали еще больше, поэтому здесь он мог понять переживания Джисона. Следующий дубль закончился тем, что они оба наконец подняли глаза друг на друга, и Ли отчего-то растерялся, забыл отпустить руку и отойти, а младший открыл рот, будто хотел что-то сказать, хотя слов в этой части и не было. Со стороны все это выглядело нелепо, и Минхо, понимая, что так завис при стольких свидетелях, ругнулся сквозь зубы. Хан же, услышав его, надулся и даже будто побледнел. — Прости, — почти неслышно произнес он, изучая пол. — Почему ты извиняешься?! — с неким возмущением удивился Минхо, — я же это не тебе. Я так… про ситуацию в целом. Я ведь и сам запорол этот дубль. — Эта ситуация происходит из-за меня, — не поднимая глаз, угрюмо процедил тот, — потому что я не могу сыграть самую простую сцену. — Но не все ведь снимается с первого дубля, Хан-и. — Я говорил про тебя, что ты плохой актер, а сам… — Джисон покачал головой и шумно выдохнул. Он переминался с ноги на ногу, кусал губы и весь вдруг показался сплетенным из нервов, от чего старший ощутил неприятный холодок где-то внутри. Минхо совсем не понимал, почему младший так заморочился, и беспокойство Хана словно передавалось воздушно-капельным путем и ему. — Ну да, ты, несомненно, бываешь препротивным, — выдавив подобие улыбки, Ли положил руку ему на плечо и чуть сжал, — но твои хены не такие дурачки, как ты, и мы не будем оскорблять тебя, если что-то не выходит с первого раза. — Да, не волнуйся, — поддержал Чанбин, — мы снимем столько дублей, сколько нужно. Давайте попробуем еще раз. Начинайте, как будете готовы. Хан посмотрел на нацеленную на него камеру, на людей, стоящих в студии и пристально за ним наблюдающих, затем перевел взгляд на обеспокоенное лицо Минхо, на руку на своем плече и снова медленно выдохнул. Это его состояние совсем не нравилось Ли, но он просто не знал, как развеять ненужные тучи над его головой. — Давай же, — нарочно поддел он, вложив в вызов немного флирта, — покажи, что ты более хороший актер, чем я. Но когда они стали проигрывать все ту же сцену, Джисон все еще выглядел так, будто был не в своей тарелке. Находился в ста километрах от своей тарелки и пятистах милях от зоны комфорта. Он, словно автомат, взялся за ладонь Минхо и, как того требовал сценарий, взглянул на него пристально, но это явно было не то, что нужно. Зрачки были расширены, брови напряжены, щека закушена изнутри. Громогласное «стоп» снова пролетело по студии. А затем они попробовали еще раз. И еще раз. Но каждая попытка была хуже предыдущей, каждый очередной провал все сильнее отпечатывался на новом дубле, а Хан все сильнее приближался к тому состоянию, что называли «лица нет». — Джисон-а, — откашлявшись, сказал Чанбин. Он пытался не повышать тон, но после стольких попыток терпение начинало его подводить, — ты должен смотреть на него с любовью! Ты его любишь, понимаешь?! — Не хочу вас торопить, но через полчаса нам нужно будет уйти, — оповестил Чан максимально обходительно. Хан и вовсе побледнел после этих слов, заходил по студии, приговаривая тихо и сбивчиво: — Я сейчас… сейчас, сейчас… я сейчас сосредоточусь, дайте мне минутку. Выглядел он, как медведь, что мечется из стороны в сторону, запертый в чересчур тесной клетке. Такая реакция явно была ненормальной для всего лишь пары неудачных дублей, даже если учесть, что они могли показаться ему слишком смущающими. Минхо непонимающе переглянулся с остальными парнями, в физиономиях которых читался немой вопрос, и лишь пожал плечами. Как раз в этот момент Джисон снова повернулся к ним и, кажется, заметил эту бессловесную беседу. Приблизившись к нему осторожно, и правда как к дикому медведю, Ли положил руку ему на плечо и собирался уже было что-то сказать, как тот отшатнулся, едва не споткнувшись. — Нет, я не могу, — на выдохе бросил он и сделал еще шаг назад, — я же говорил, что это идиотская идея! Я… я… Грудь его часто вздымалась, глаза напоминали две бездонные черные дыры, а тонкая бордовая рубашка липла к коже. — Не буду я в этом играть, — произнес он, снова пятясь, пока вовсе не выбежал из студии. В помещении серым темным облаком повисла безрадостная тишина. Все оставшиеся снова переглянулись. — Думаю, тебе стоит с ним поговорить, — наконец заключил Чан после затянувшегося молчания. — Мне?! — встрепенулся Минхо. — Почему вы считаете, что он станет слушать меня? — Да ладно, — бросил сидевший на стульчике Хенджин, — из всех нас ты лучше всех с ним общаешься. А ему сейчас, по-моему, нужна какая-то дружеская помощь, не знаю. Ли это прекрасно понимал, и каждая секунда промедления вызывала в нем новый прилив чувства вины, но в то же время он совершенно не представлял, что делать. Не умел он быть жалостливым, не умел говорить с людьми участливым голоском да поглаживать по голове. Оставалось только вздохнуть и помогать так, как умеет. — Что это сейчас было? — не без резкости поинтересовался он, выходя в коридор. Однако стоило рассмотреть как следует стоящего здесь Джисона, увидеть, как он согнулся у стены, держась за грудь, как бисеринки пота покрыли его побелевшее лицо, и становилось ясно, что все не так однозначно, как можно было предположить, и все это явно не очередная прихоть глупого мальчишки. Ничего не говоря — просто не зная, что сказать — Минхо приблизился к младшему, пытаясь не показывать, какое возмутительно сильное волнение в нем разыгралось от происходящего. — Ну что такое, Хан-а? — молвил он, сам не замечая, каким мягким стал его голос, не зная, каким встревоженным выглядит со стороны. Но Джисон так и не реагировал, лишь покачал головой, от чего казалось, словно последние силы его покинули, и Минхо побоялся даже лишний раз коснуться его. Он чувствовал себя абсолютно по-дурацки, стоя такой бесполезный посреди коридора. — Как я могу тебе помочь? — предпринял новую попытку он, ни на секунду не отрываясь от лица напротив. Хан ответил не сразу. Несколько секунд он просто дышал, как-то рвано и неровно, затем поднял всего на миг взгляд на старшего: — Просто отведи туда, где тихо. В этот момент в груди Ли словно что-то болезненно трескалось, в горле образовался ком, и, думая уже сердцем, а не любимой логикой, он приобнял аккуратно даже не противившегося Джисона, прижал к своей груди, чтобы тот не отвлекался на проходящих мимо людей, странно на них посматривающих. — Тщ-тщ-тщ, — он погладил младшего заботливо по спине, пытаясь оказать хоть какую-то помощь, чувствуя, что вот-вот и сам запаникует. — Давай дойдем до туалета. Тут всего пара метров, хорошо, Хан-и? Тот лишь кивнул, и Минхо, не отрывая руку от поясницы ссутулившегося, превратившегося в комочек сплошных нервов парня, что жался к нему, направился к двери в конце коридора. К счастью, здесь был всего один студент, который мыл руки и который, тактично сделав вид, что не замечает вошедших, покинул помещение. Оказавшись наконец в тишине, Джисон тут же осел на пол у стены, подтянул к себе колени и закрыл лицо руками. Какое-то время Минхо ничего не делал, ничего не говорил, просто давая тому отдышаться. — Хочешь, чтобы я ушел? — решился спросить он. Хан поднял голову, подумал, ответил короткое: — Нет. Тогда Минхо тоже сел и просто молча находился рядом, лишь продолжая озабоченно следить за младшим. Дыхание у Джисона как раз чуть-чуть выровнялось, но все равно оставалось слишком тяжелым, будто он прилагал усилия, чтобы его контролировать. Действуя, скорее, инстинктивно, Ли закинул руку ему на плечо, затем стал поглаживать по волосам, путаясь пальцами в темных прядях, слегка проходясь ногтями по коже головы. — Расскажи, что с тобой, — хотя пазл и так сложился у него в голове, спросил он, просто чтобы отвлечь, вытянуть Хана из той темноты, в которую он погрузился. Джисон запрокинул голову, подставляясь под нежные пальцы старшего, и закрыл глаза, прежде чем заговорить совсем негромким надтреснутым голосом, так, будто слова не хотели быть озвученными: — Паническая атака. Иногда в окружении людей я начинаю нервничать слишком сильно, и такое случается. А тут камера, все смотрят так пристально, ждут от тебя чего-то… Ответом ему стало лишь успокаивающее поглаживание по спине. В голове Минхо роились мысли. Теперь он понимал. Понимал причину, по которой Джисон не пошел на ту самую вечеринку для первокурсников в начале учебного года, причину, по которой не хотел играть роль в фильме, да и его замкнутость, а порой и резкость в общении становилась более объяснимой. Знакомство с новыми людьми наверняка давалось ему очень непросто… И хотя Ли не знал кого-нибудь, кто был бы похож на Хана, что-то ему подсказывало, что если ты сумел сблизиться с таким человеком, тебе крупно повезло. И сейчас он осознавал — не в глубине души — а уже ясно и отчетливо, что действительно готов пойти на многое, чтобы не предать это пока такое слабое доверие. — Как я могу тебе помочь? — уточнил он как-то глухо. Боже, пожалуй, никогда еще он не чувствовал себя настолько неуверенным в себе. Но к счастью, желание Джисона было выполнимым. — Я хочу в комнату. — Да… — слегка потерянно кивнул Минхо, встал с пола, оценил состояние соседа и снова кивнул, — да, я сейчас! И вынесся из туалета. Быстро преодолев коридор, он вернулся в студию, которую наполняли звуки не очень оживленного разговора и, не обращая внимания на взгляды и вопросы друзей, взял оставленные вещи Хана и свои и снова поспешил к выходу. — Мы в общагу, — только кинул он напоследок, оставляя присутствующих без всяких объяснений. Оказавшись снова в туалете, он облегченно выдохнул, как будто за минуту Джисон мог куда-то испариться. — Давай, Хан-а, вставай, — приказал он, стоя с комом их повседневной одежды в руках и с рюкзаком и сумкой на плече. Тот молча послушался и поднялся на ноги, а Минхо, напоминая и правда старшего брата или просто очень дисциплинированного последовательного человека, опустил сумку и рюкзак на пол, вытянул из кипы вещей свою толстовку — она была с капюшоном — и сказал строго: — подними руки. — Хен, ну это уже слишком, — отпирался Джисон, даже найдя в себе силы фыркнуть. — Давай, давай! Не волнуйся, никто не видит, и твоя репутация самостоятельной и непоколебимой личности не пострадает. — Раздражаешь, — прошипел младший, но руки вверх поднял. Минхо надел на него толстовку, чувствуя, как от этих небольших язвительных замечаний Хана невидимый узел в груди ослабевает. Справившись с задачей и обозвав пару раз руки Джисона дурацкими и корявыми, он оглядел результат. Хан Джисон в его одежде оказался зрелищем, затронувшим какие-то особые струны в душе Ли, и уголок его губы невольно дрогнул. Он шагнул к Хану, потянул к нему руки и наконец сделал то, что собирался — накинул капюшон на его глаза. Не давая шанса поспорить или побубнить, он переплел его ладонь со своей и чуть сжал. — Все нормально? Пойдем? Ответом стал нерешительный кивок, и прежде чем выйти, Минхо снова поправил капюшон, заранее пряча младшего от мира, оттягивая момент, когда тому снова придется с ним столкнуться. Стоило им покинуть небольшое и такое тихо помещение и оказаться среди студентов, к их удаче, не столь многочисленных, Ли буквально кожей ощутил, как Джисон мгновенно напрягся, как прижался к нему, хватаясь за спасительную руку, а голову действительно спрятал в капюшон, смотря только в пол, а не на пялящихся людей. В такой своеобразной связке они добрались до своей комнаты, и Минхо усадил Джисона на свою кровать. — Может, тебе какое успокоительное выпить? — незаметно для себя кусая губы, предложил старший. Хан отрицательно покачал головой. Ли постоял так перед ним, переминаясь с ноги на ногу, и все-таки снова спросил: — Тогда, может, чай? Хан сидел насупленный, готовый ответить еще одним отказом, но все же буркнул: — Я хочу какао. — Мне кажется, ты начинаешь пользоваться своим положением, — расплылся в ехидной улыбочке Ли. — И вообще, никакого тебе какао! Еще поднимется давление, а мне потом тебя снова в чувство приводить! Лучше возьму у Феликса какой-нибудь успокаивающий чай. — Да не надо со мной так возиться, — запротестовал Джисон, возмущенно растягивая слова, — я не маленький! — Так. Ты будешь чай или нет? — Буду, — потупил взор младший. Цыкнув в показном недовольстве, Минхо ушел на кухню. Вернувшись в комнату с одной чашкой зеленого чая и одной чего-то болотно-травяного, он уселся рядом с Джисоном. В глухой тишине слышно было лишь их прихлебывание. — Часто с тобой такое бывает? — поинтересовался Минхо, рассматривая плавающий в чашке листик. — В школе случалось чаще. Во время всяких ответов, особенно когда кто-то начинал прикалываться, я просто места себе не находил, — не слишком охотно поделился младший, но продолжил: — как ни странно, здесь давно такого не бывало. В последний раз это произошло в первый учебный день, когда препод заставил всех по очереди представиться и рассказать о себе интересный факт. Ненавижу это. — В первый учебный день? Я и не знал. Хан на эти слова пожал плечами, не подозревая, что запустил в Минхо целый мыслительный процесс. Он ведь тогда и не знал, через что проходит его вредный новый сосед, да еще и в одиночестве, и просто продолжал его ненавидеть да саркастично шутить с другими парнями, что у того с таким характером точно нет друзей. Да уж, сейчас это совсем не казалось веселым. — О-о-х, ты наверняка теперь будешь надо мной издеваться из-за этого и припоминать сегодняшний день до конца обучения, да?! — вымученно проныл младший, отставив чашку на пол и откидываясь на кровати с самым несчастным выражением лица, которое он поспешил закрыть ладонями. Минхо повернулся к нему. — Эй, опять думаешь, что я какой-то урод?! — Честно, я уже и не знаю, что о тебе думать. Говорю же, ты тот еще цундере. Один черт знает, что там в твоей чудаковатой голове на самом деле. — Ну а что я могу тебе сказать? — старший тоже лег на покрывало и уставился перед собой в верхнюю койку. — Здесь я должен поведать какую-нибудь душещипательную историю о том, как кто-нибудь отверг мои чувства и я решил их не показывать, или как какой-нибудь злодей с планеты Плохих сюжетов похитил всю мою семью, ожесточив тем самым мое сердце и лишив мимишности навсегда? Пф, ну уж нет. Я просто такой, какой есть. И моя мама такая же. Может, я в нее, если тебе нужно какое-то объяснение моего характера. — Хочешь сказать, твоя мама тоже цундере? — усмехнулся Хан. — Да не задумывался я об этом. Мама и мама, мне ее поведение никогда не казалось каким-то не таким. Наоборот, это остальные чересчур любят все эти ненужные взаимодействия и нежности, — скривился Ли. — Да, она достаточно сильный человек. За все время я видел ее плачущей всего один раз — когда она узнала, что отец ей изменяет, и заставила его уйти. На следующий день по ней уже невозможно было понять, что она расстроена. Она приготовила завтрак, отвела меня в школу, болтала со мной о чем-то, как и всегда, пошла на работу. Такое поведение и стойкость казались мне нормальными. Ну и, конечно, у нас как-то не принято было разбрасываться всякими обнимашками и поцелуйчиками в щеку. На последнем предложении Минхо снова поморщил нос. Он ощущал на себе заинтересованный взгляд лежащего рядом, но пытался сохранять спокойствие и делать вид, что этот взгляд вместе с той близостью, в которой они находились, его нисколько не волновал. — Так вот откуда ноги растут, — постепенно веселел Джисон, а в глазах его зажигался озорной блеск. — Но если честно, мне кажется, ты изменился с тех пор, как мы познакомились. — Ты тоже. Уже не такой невыносимо противный, как раньше, — ответил старший и решился наконец повернуть голову в сторону собеседника. Лица их оказались на совсем небольшом расстоянии, а голоса отчего-то звучали все приглушеннее. — А ты все еще противный! Но все же мимишности не лишился. Широкая, прекрасная улыбка Джисона, его тихий смех ударили Минхо в самое сердце, и он потерял бдительность настолько, что пропустил момент, когда его щелкнули по носу. От такой наглой дерзости Ли аж дара речи лишился и так и застыл. — Ах ты ж… Так, беру свои слова назад! — пришел он в себя и приподнялся на локтях, — ты все еще противный и надоедливый! Говоришь, я мимишный? Я?! Я тебе покажу мимишности, Хан Джисон! И накинулся на младшего с насильственными и крайне недружелюбными попытками притянуть Джисона в свои цепкие объятия. Тот принялся отбиваться, махать руками и кричать, иногда срываясь на заразительный смех. — Наш цундере захотел теплых обнимашек? — поддел он. — Сказал кексик с вареньем и гвоздями, — парировал Минхо, перехватывая крепко его талию и с кряхтением притягивая парня к себе. Нос его оказался у шеи Джисона, и он зашептал у самого уха приторно, с нотками коварства: — что ж, позволь тогда больше не притворяться и показать, каким я могу быть милым. Последнее слово из его уст прозвучало как нечто непристойное и максимально далекое от своего истинного смысла, а рука, что двинулась чуть ниже по животу Хана, только усиливала это впечатление. Сам же Джисон все причитал и колотил ногами, пока оба не выбились из сил. В итоге они так и лежали, Минхо обнимал его со спины, дыша теплом в открытую шею, а Джисон, которому потребовалось некоторое время, чтобы смириться со своим положением, в конце концов расслабился, а его ладонь вскоре легла на запястье Минхо. Они не пошли на предстоящие пары, просто валяясь на кровати и негромко о чем-то переговариваясь или кидаясь друг в друга привычными шутками. На душе у старшего впервые за сегодняшнее утро было так безоблачно. Все тревоги и страхи, которыми так крепко сковал его испуг за Джисона, теперь медленно испарялись. Стоило лишь снова вспомнить об этом, как его тут же одолевало желание наклониться к этой такой близкой шее и оставить на ней долгий-долгий поцелуй. Казалось, тогда даже след от всех негативных эмоций сразу сотрется. Но вместо этого Ли зажмурил глаза и покачал головой, радуясь, что младший не видит сейчас его полное переживаний лицо. Похоже, пора признаться хотя бы самому себе. Лежа сейчас рядом с Джисоном, Минхо понимал, что и правда готов сделать что угодно, идти на какие угодно неразумные шаги, чтобы снова наблюдать его улыбку, слышать этот глупый смешливый тон и просто видеть его счастливым. Что это, если не самая настоящая, такая пугающая, но уже неотвратимая влюбленность?