***
Сделав небольшой крюк до круглосуточного магазина, они взяли по стаканчику кофе и отправились бродить в такой пустой в темное время суток парк позади общежития. Вдали от крупных мегаполисов капельки звезд в черном небе были видны на удивление отчетливо, где-то рядом трещали уютно сверчки, а воздух казался особенно сладким. Они говорили обо всем: об учебе и школе, о детских воспоминаниях и выездах на природу, о каникулах, лете и праздниках. Странно, что несмотря на все неловкие моменты и недосказанности разговор этот тек естественно, а тихая атмосфера была столь комфортной, будто они знали друг друга уже несколько лет. — Давай сыграем, — предложил Джисон, когда они выбросили стаканчики от кофе и свернули, чтобы идти вдоль пруда. Минхо взглянул на него с интересом. — Ну, то есть, это не совсем игра, — добавил Хан не очень уверенно, — но просто помогает лучше друг друга узнать. Я предлагаю тебе два варианта, любых, каких угодно, а ты должен выбрать один, вот и все. — Хочешь лучше меня узнать? — шаловливые искорки заплясали в глазах старшего. — Врага надо знать в лицо, — с мрачной усмешкой прокомментировал Джисон. — Ладно. Давай. Хмыкнув, Хан какое-то время думал над вопросом и задал совершенно бесхитростный: — Карамель или шоколад? — Карамель! А ты? — Тоже, — легкий след улыбки тронул губы Джисона. — Море или горы? — Горы. — Ха, я бы тоже выбрал горы. Я ездил только в детстве, когда родители были еще вместе, и почти ничего не помню, но хотел бы снова устроить что-то вроде кемпинга. У меня хорошие воспоминания. Услышав это, Джисон тоже стал рассказывать о семейных поездках в горы, о том, какими особенными ему казались эти выезды и том, как все изменилось с тех пор. Закончив, он снова задал свой вопрос: — Выходные в компании друзей или дома с дорамой или аниме? — Пф, конечно, дома! — Серьезно? Я был уверен, ты выберешь компанию. — У тебя все время складывается обо мне ложное впечатление, — без намека на обиду заметил Минхо. — Даже интересно, какой я в твоих глазах. Джисон посмотрел на него, будто пытался прямо сейчас за несколько секунд это понять. В итоге, пожав плечами, согласился: — Иногда мне и правда думается, что ты не такой, каким мне казался. Отчего-то эта фраза, сказанная немного задумчиво, произвела интересный эффект на Ли, заставив тепло разлиться по его грудной клетке. Как будто за ней стояло нечто большее, что-то искреннее и важное для их непонятных взаимоотношений. Ему отчаянно хотелось спросить, а каким же он казался Хану раньше, что изменилось и каким он видит его сейчас. Однако Минхо просто кивнул и продолжил задавать незамысловатые вопросы. Вопросы эти были самыми простыми и общими, вопросы ни о чем, но они вдруг совершенно под новым углом давали увидеть, как мало они на самом деле знали друг о друге, о вкусах, о мелочах из жизни, о прошлом и повседневных привычках. И самое забавное было то, что процентах в восьмидесяти случаев их выбор совпадал, и когда в очередной раз Джисон сказал, что тоже любит шоколадное молоко больше бананового, Минхо в неверии уставился на него и не сдержал удивленный смех, что разнесся звонко по пустому парку. — Да ну, — он даже хлопнул младшего по плечу, — не может быть, что у нас так много схожего! Ты специально подыгрываешь? — Клянусь, я отвечаю честно! Может, это ты хитришь, чтобы втереться мне в доверие! — Да сдалось мне твое доверие! Ладно, я точно знаю, что выведет тебя на чистую воду и покажет твое истинное лицо, Хан-а! Кошки или собаки? — Собаки, естественно, — не раздумывая, ответил тот, прекрасно понимая, какая реакция последует от старшего. Как и полагалась, Ли состроил недовольную гримасу и фыркнул: — Нет, все-таки я тебя ненавижу. — Неправда, — вдруг произнес Джисон с сарказмом непривычно уверенно, останавливаясь напротив Минхо, там, где, оказывается, они сидели в прошлый раз, прямо под отцветшей уже вишней. — Ты вечно говоришь это всем, кого на самом деле любишь. — Думаешь, я тебя люблю? — с абсолютно ровной и бесстрастной интонацией переспросил Ли, хотя слова эти почему-то дались ему настолько сложно, что внутри все задрожало, и он незаметно впился ногтями в собственные ладони. Такой поворот в разговоре привел и младшего в замешательство, а сам он, кажется, понял, что плохо взвесил свои слова, и попытался свернуть в более безопасное русло. — Лучше мне не знать ответ. Что-то мне подсказывает, что я могу услышать множество не самых лицеприятных слов. — Да уж, — Минхо склонил голову набок. На лице его виднелся намек на веселье, хотя, как и всегда, невозможно было понять, какие реальные чувства скрываются за этим фасадом, — тебе лучше не знать. Он потянул руку к стоящему рядом, и тот зажмурился, когда ладонь старшего провела едва ощутимо по его волосам. — Листочек упал, — объяснил свой жест Ли и убрал руку. Хан же не открыл глаза сразу и какое-то время кусал губы, хмурясь по известной одной ему причине. — На самом деле я не знаю… — наконец взглянув на Минхо и тут же опустив взор в землю, молвил он негромко. — Что не знаешь? — тоже понижая голос, уточнил старший, кожей чувствуя, как в воздухе растет какое-то странное напряжение, ощущая себя так, будто приближается к черте, за которой находится полная неизвестность. — Не знаю, как сам к тебе отношусь. Минхо мучило желание снова коснуться его, но он заставил себя замереть, почти не дышать, чтобы не оттолкнуть Джисона своей настойчивостью или не спугнуть своими желаниями. И тогда Хан сам сделал небольшой шажок к нему, а рука его несмело провела по щеке старшего. — И я пытаюсь понять… — говорил он словно сам себе, приближаясь, изучая лицо Минхо, будто оно было красиво вылепленной статуей в музее. Сам Минхо только и мог, что стоять в онемении, даже не шелохнувшись, да делать спокойные глубокие вдохи и медленные выдохи, чтобы утихомирить разыгравшееся сердце. Хан теперь оказался совсем близко, а его пальцы скользили от щеки к виску, вели по волосам, затем на лицо Ли легла и вторая его рука, а сам он поднял наконец на него казавшиеся еще более темными в ночи глаза и почти шепотом произнес снова: — Просто пытаюсь понять… Теперь взгляд его опустился на губы, а с языка слетел осторожный вопрос: — Можно? — Тебе можно все, что угодно, Хан-и, — не соображая, что говорит, и не думая о том, какой размазней может показаться, ответил Минхо хрипло. И тогда мягкие губы Хана коснулись его губ. Так нежно, с предельной аккуратностью. Старший, как бы ему ни хотелось притянуть его к себе, почувствовать его ближе, углубить поцелуй, продолжал стоять смирно, просто позволяя Джисону удовлетворять свое любопытство, быть неторопливым и слегка нерешительным, исследовать, продвигаться дальше и пробовать себя на вкус. Этот поцелуй был таким легким и невесомым, как крылья бабочки или дуновение теплого весеннего ветерка, таким, что Минхо ощущал себя хрустальной вазой, которую боялись разбить неосторожными действиями. Но при этом столь бережный поцелуй создавал внутри настоящий вулкан из чувств, кипящих, переполняющих настолько, что он не знал, куда от них деться, не мог убежать и просто тонул в них, понимая, что это слишком. Слишком много для него, слишком хорошо, слишком пугающе. И хотя и в его жизни, и даже у них с Джисоном случался и более интересный опыт, этот поцелуй почему-то казался первым поцелуем в его жизни, от чего внутри все трепетало нервно и приятно, а к щекам приливала кровь, и они горели еще сильнее под руками младшего. Чуть более жадно, чем прежде, Джисон скользнул своим языком по его, а одна рука его теперь легла на талию Минхо, сжалась на ней, так что дыхание у того совсем сбилось, и он не смог удержаться и схватился все же крепко за плечо Хана. Прошло еще несколько упоительных, показавшихся одновременно и бесконечно долгими и чересчур быстро пролетевшими, секунд, прежде чем Джисон отпрянул. Прислонившись ко лбу хена с закрытыми глазами, он протяжно выдохнул. — Ну? — тихим шелковым голосом спросил Ли. — Что же ты чувствуешь? Хан закусил губу и нахмурил брови, а после, отстранившись, ответил: — Хочу спать. Во взгляде его плескалась неопределенность, задумчивость и даже примесь чего-то, что напоминало тревогу, но он опустил глаза, лишая Минхо возможности читать свои эмоции. — Тогда давай возвращаться, — слабо и немного вымученно улыбнулся старший. И, как-то не подумав, на автомате протянул свою руку Джисону. Тот посмотрел на нее с долей сомнения и все же тоже протянул свою ладонь, переплетая ее с ладонью Минхо, что вот-вот наверняка вспотеет от того количества нервных клеток, которое он тратил прямо сейчас. Погруженные в неловкое молчание, они шли по безмолвной зеленой аллее, пока Ли гадал, и отчего это его мозги так легко съезжали набекрень рядом с Джисоном, а всякое подобие воли и здравого смысла его предательски покидало. Хотя стоило похвалить себя за то, что у него хватало сил сдерживать себя, когда так хотелось приобнять идущего рядом за талию, притянуть к себе и идти вот так, ощущая под боком его тепло. Но отчего-то чем больше времени проходило, тем сильнее он осторожничал с каждым жестом и прикосновением и уже не мог так просто позволить себе, к примеру, поцеловать Хана, не думая, как в первые дни знакомства, и каждый раз теперь взвешивая, какую реакцию может вызвать то или иное его действие. Они добрались до своего этажа, и Хан устало произнес: — Полагаю, мы все еще не знаем, можем ли вернуться, так что давай ляжем уже здесь, и все! Он кивнул на уже знакомый диван в зоне отдыха и, не дожидаясь ответа, плюхнулся на него с нескрываемым удовольствием. Минхо тоже присел, оперся на подлокотник и включил телевизор, чтобы хоть как-то скоротать время. Это был совсем не бодрящий ночной выпуск новостей, но переключать каналы обоим было лень, и они просто бездумно уставились в экран. Ли чувствовал, как глаза его закрываются сами собой и видел, как Хан тоже клюет носом. — Давай просто выгоним их! — проныл Джисон. — Нет, нельзя, — пробормотал старший. — Ну почему мы не можем просто зайти в свою комнату и как ни в чем не бывало лечь спать? Мы даже постучимся, так уж и быть. — А ты представь, есть человек, который тебе нравится, — Ли повернулся к нему, и их взгляды пересеклись. — Вы все делаете небольшие робкие шажочки другу другу, сближаетесь так мучительно долго и не признаетесь. Обмениваетесь едва заметными касаниями, — сонливость приглушала мысли и притупляла чувство осторожности, и Минхо провел легонько пальцем по бедру младшего, подвигаясь к нему еще чуть ближе, говоря вкрадчиво, — представь, что тебя жутко тянет к этому человеку. И у вас так мало времени, чтобы побыть наедине. И вдруг выдается парочка часов. Вы одни. Рядом никого. И все случается. Хан лишь слушал, не прерывая, наблюдая с едва заметным интересом за пальцами старшего, которые от его бедра перешли теперь к животу и повели медленно вверх. — Он целует тебя в губы, — продолжал ласково издеваться тот, оказавшись совсем уж близко, — сначала нежно, но потом все настойчивее и настойчивее. Он снимает с тебя одежду, продолжая целовать… — Фу, прекрати, — не выдержал все-таки Джисон и не постеснялся беспардонно отодвинуть Минхо от себя, — я же представляю их! — И что? Нет ничего противного в любви, Хан-а. — Ага, — отозвался Хан безразлично и, зевнув, разлегся, насколько позволяло ограниченное место, на свободной части диванчика. Минхо усмехнулся и какое-то время просто смотрел на быстро провалившегося в сон младшего. Он совершенно не заметил, как заснул и сам.***
Кто-то трепал Минхо по голове. Он разлепил сонные глаза, не понимая, где он находится, какое сейчас время суток и кто и что делает с его волосами. Он дернул головой, чтобы это выяснить, и увидел над с собой донельзя довольного Хенджина. Судя по полотенцу на плече и пакетику с ванными принадлежностями, он собирался в душ, но не проснувшись до конца, Ли не мог взять в толк, какого черта он его тревожит. — Не хочу, конечно, портить столь романтическую атмосферу, но на вас все смотрят. Минхо поморгал и сосредоточил наконец взгляд на мире вокруг. За окном было светло, он по-прежнему лежал на узком диване в зоне отдыха, на груди его вполне уютно посапывал Джисон, закинув даже на него ногу, а рука самого Минхо покоилась на его спине. В каких-то метрах от них по коридору шли направляющиеся в душевую студенты или ранние пташки, которые предпочитали забежать в кафе или библиотеку перед первой парой. Естественно, как минимум половина из них косилась в сторону странной парочки, что по какой-то неведомой причине решила провести ночь в общей зоне. Выругавшись, Ли попытался встать, но сначала нужно было сбросить с себя Хана, что было не так просто, поэтому он просто сдался и обреченно откинул голову на небольшую подушку. — Если я спрошу, что тут произошло, какова вероятность, что ты ответишь честно? — поинтересовался Хенджин и сжал губы, чтобы сдержать смех. — О, конечно, я расскажу тебе, что произошло! — с неожиданным энтузиазмом откликнулся Минхо. — Мы хотели вернуться в комнату, где, я напомню, мы живем, но один из наших соседей вздумал устроить романтический вечер, представляешь? И мы, как очень хорошие друзья, которых нужно ценить, решили ему не мешать, чтобы он достиг в конце концов каких-то успехов в своей жалкой личной жизни! Улыбка на несколько мгновений сошла с лица младшего, сменяясь сначала удивлением, затем смущением, но потом снова возвращаясь, на этот раз скромная и смущенная. Он задергал своим пакетом, глядя куда угодно, но не на собеседника. — О чем ты говоришь? Вы могли просто зайти. Мы не делали ничего такого… — Да ну? — Ну да! — Тогда, — агрессивно зашептал Ли, чтобы не разбудить Джисона, — какого хрена вы не делали ничего «такого»? Мы специально ушли, а между вами ничего не было?! Хван вздохнул, кажется, сдаваясь и принимая тот факт, что нет дальше смысла скрывать все от друга. — Ну, мы поцеловались. — Что? Один поцелуй, и все? — в вопросе звучало неприкрытое недоверие. Хенджин помялся немного, прежде чем сказал сдержанно: — Может, не один. Парочку раз или… больше. А ты, — озорная веселость вернулась в его голос, когда он присел на корточки рядом с диваном, — ничего не хочешь рассказать? Минхо удалось переспросить максимально искренне: — Нет. Что, например? — Хен… — послал снисходительный взгляд младший. — Нет, ну а что? — воскликнул тот. Все-таки Хенджин был для него довольно близким другом, и рано или поздно нужно будет поделиться с ним происходящим. — Между нами… ну… Я сам не знаю, что между нами. — Он тебе нравится? — перевел глаза Хван на так и не проснувшегося, только ворочающегося от посторонних шумов Джисона. Минхо проследил за направлением его взгляда. Прошелся по лицу, такому сейчас умиротворенному, по чуть надутым губам, что выражали недовольство чем-то из царства его снов или все теми же звуками из реальности. Посмотрел на ладошку, что лежала на его груди так естественно и комфортно, на свою руку, что до сих пор обнимала этот теплый комочек рядом. Он провел кончиками пальцев по его спине вдоль позвоночника, рассредоточено поглаживая его. Закрыл глаза, втянул через нос воздух и медленно выдохнул. Открыл глаза. — Кажется, да, — в голосе его можно было услышать поражение. — Кажется, он мне нравится.