Маленький принц и колючий цветок

Маленький принц ступил на покрытую густой ровной травой землю. Землю родной планеты. Мили, километры, световые года, что он преодолел, наконец остались позади, а люди, с которыми он познакомился, странные и по-своему уникальные, глупые или чересчур умные, совсем простые или с целой вселенной, прячущейся в их сознании, теперь стали частью прошлого. Была только эта планета, все такая же тихая и одинокая, и красно-оранжевый закат, за которым так когда-то любил наблюдать принц, когда ему было грустно. Но так было не всегда. Ему невольно вспоминались моменты, когда здесь звучали оживленные диалоги и смех, бесконечные обсуждения и ругань, что так быстро их сменила. Ему вспоминались времена, когда на поверхности планеты оставалась не одна, а две пары следов. Ему вспоминался Чанми. Он скучал. Ужасно скучал по своему самому близкому верному другу, по тому, кого так сильно любил и о ком оставалось лишь жалеть, ведь чувства свои принц осознал, пожалуй, слишком поздно. Он был чересчур молод и наивен и совершенно не умел любить. А все понял и научился, когда того самого человека уже не было рядом. Осознание этого отражалось печалью в его бездонных глазах, пропитывало все его существо и отдавалось болью в груди. И хотя в этом не было смысла, принц побежал. Он обыскивал каждый клочок своей не слишком большой планеты, заглядывал под деревья и за кусты, делал круг и снова возвращался на то же место. Но Чанми, конечно, нигде не было. Он покинул его, этого следовало ожидать. Ах, если бы он только встретил мудрого лиса раньше, если бы понял все, пока не стало слишком поздно… Но он не мог позволить себе отчаиваться и тратить время на грусть. У него впереди было много работы и целая жизнь наедине с собой. Медленно он побрел по планете, вырывая по пути выросшие за время его отсутствия сорняки и очищая вулканы. — Странно, — сказал он, — меня не было так долго, а сорняков так мало, вулканы почти чистые, да и кусты выглядят ухоженными, будто кто-то… В этот же момент раздался какой-то звук, похожий на… не может быть… неужели на шаги?! Маленький принц замер, боясь развернуться и разочароваться, не увидеть там того, что так желало его хрупкое сердце. Однако это и впрямь были шаги, и они с каждой секундой становились все ближе. Принц несмело повернулся, и казалось, он увидел перед собой нечто удивительное, величайшую загадку человечества или невероятно ценное сокровище. Перед ним стоял человек. Черты его лица были нежными, как лепестки цветка, а взгляд совсем не был таким колючим, как когда-то. Он смотрел, не отрываясь, на принца, пока принц, не отрываясь, смотрел на него, на своего Чанми. Маленький принц, удивленный и не верящий в свое счастье, открыл было рот, чтобы сказать что-то своему любимому гостю, и в следующую секунду выдуманный мир с его далекими звездами, синим-синим небом, с планетами, на которых растут вредоносные баобабы и на которых закат можно наблюдать более 40 раз в сутки, растворился в темноте. Пошли титры. Минхо с хлопком закрыл ноутбук и повернулся к сидящему рядом. — Ты и правда хорошо сыграл, Хан-и, — погладив его по спине, обратился он к младшему, не особо пытаясь скрыть свое искреннее восхищение. — Никому не удалось бы сыграть Чанми так, как тебе. Может, стоило тоже пойти на актерский, а? На это Джисон лишь махнул рукой и покачал головой. — Ну уж нет, я больше такого не выдержу! — Да ладно, к окончанию съемок ты отлично справлялся и почти не нервничал. Мы все были очень удивлены. И хотя Джисон думал, что старший просто хочет его приободрить, слова эти были чистой правдой. Съемки фильма были сложными и суетными, под конец ребята почти ничего не успевали, но финальный результат получился и правда достойным. И что самое удивительное, почти невероятное — Джисон и правда сыграл розу. Поначалу это была всего лишь попытка, идея. Возможно, на него подействовал вид мечущихся в панике по съемочной площадке друзей, возможно, он посмотрел на Чанбина в роли Чанми и просто сжалился над остальными, а может, и правда чувствовал себя теперь более комфортно и уверенно. Как бы то ни было, он подошел к Чану и шепнул, что у него есть одна задумка. И сработала она отлично. Кто бы мог подумать, что с самого начала им всем следовало всего лишь выйти из студии, оставив только Джисона, Минхо да пару камер на штативах? И хотя первые несколько дублей все равно выходили какими-то напряжениями и скомканными, чуть позже Хан привык, а присутствие старшего, кажется, его успокаивало. Когда они были только вдвоем, когда смотрели в глаза друг друга, так легко было забыть, что все это было частью какого-то там учебного проекта. — Я все равно нервничаю, — вздохнул Джисон, крутясь туда-сюда на компьютерном кресле. — Эта линия между принцем и Чанми такая… неоднозначная. Нет, нет, — поспешил добавить он, поймав недобрый взгляд Минхо, — мне она нравится! Она отличная, но оценят ли преподы что-то такое? — Все будет нормально, — уже в который раз за последние пару дней повторял Ли. — Мои ведь оценили. И преподы Чана, и Чанбина — тоже. У третьих и четвертых курсов показ состоялся уже сегодня, что несомненно снимало довольно большую часть груза с души, но вот первые и вторые должны были представить свои проекты завтра, и это все никак не давало бедному Хану покоя. — Они сказали… хм… — старший призадумался на несколько секунд, — что мой проект им точно запомнится. — Не факт, что в хорошем смысле! — протянул Хан жалобно, и закрыл лицо руками. Тогда Минхо дернул его стул на себя, от чего тот опешил и, отняв руки от лица, уставился на оказавшегося совсем рядом хена. — Джисон-и, — мягко произнес Ли, включив свой самый убедительный, но при этом очень нежный, словно шелк, голос, — я получил девяносто два балла из ста! Для тебя, может, все это непривычно, но говорю же, наш универ любит свободу творчества и смелые решения. Если тебе и снизят оценку или осудят однокурсники, то за качество съемки, или игру, или реализацию, но точно не за едва уловимую романтическую линию между двумя мужскими персонажами. Один парень с моего курса, например, снял с друзьями фильм о дне женщины из публичного дома. Он играл хозяина, который влюбился в проститутку. Угадай, сколько баллов они получили? Девяносто! Хан, кажется, посветлел лицом, и теперь на нем даже появилось что-то вроде легкой улыбки. — А теперь забудь про фильм, — не дав младшему времени, чтобы даже поблагодарить за поддержку, Минхо чмокнул его в лоб, вскочил с места и вылетел из комнаты, напоследок, уже у самого выхода, хитро ухмыльнувшись, — у нас есть дела поважнее.

***

«Ну???» — отправил уже третье сообщение Минхо, так и не получив ответа. Вести себя так определено было ниже его достоинства, но если дело касалось Хана, собственная гордость почему-то шла на уступки гораздо легче. Он знал, что презентация проектов у курса Джисона должна была закончиться уже минут пятнадцать назад, но тот все не объявлялся, что наталкивало на не самые позитивные мысли. Неужели их фильм и правда подвергся слишком сильной критике, и его возлюбленный теперь просто не желал об этом говорить или нервничал так, что ему просто было не до телефона? Усевшись на подоконник в своей комнате, Минхо разглядывал людей где-то там внизу, подсознательно пытаясь уловить там знакомый силуэт, словно грибник, ищущий коричневую шляпку гриба среди оранжево-желтой листвы. Он закусил губу, когда на телефон пришло оповещение, заставив своей вибрацией вздрогнуть. «О, прости, что не отвечал, хен» — писал младший. «Мне опять позвонила мама и пыталась со мной поговорить». Звонки родительницы Джисона, что поступали в последнее время, уже перестали удивлять Минхо, и если что его и поражало, так это настойчивость. «Чего она хотела? Надо было просто не брать или положить трубку» — быстро напечатал Ли, невольно начиная испытывать негативные эмоции при мысли о том, что кто-то из тех, кого Хани считал близкими, снова забивал ему голову наставлениями и портил настроение. Однако это все еще была мама Джисона, и Минхо знал, что тот, несмотря на все произошедшее, не может так просто выбросить все теплые чувства к ней по щелчку пальцев. Он заставил себя смягчиться и добавил: «Ну, если только ты и сам не хотел пообщаться». «Да нет, все нормально» — пришел почти сразу ответ и за ним следующий: «На удивление» «Она будто делает вид, что ничего не произошло и пытается общаться как ни в чем не бывало» «Не знаю, хочет ли она так меня вернуть или реально… скучает и хочет помириться? Не знаю, не уверен, что смогу когда-то вести себя с ними как раньше» «Тем более, что отец уж точно со мной никогда не заговорит. Да я этого и не хочу». Около минуты Минхо размышлял, что правильнее будет написать, а пальцы его перемещались то туда, то сюда над экраном, но в конце концов на нем отобразилось довольное короткое предложение: «Тебе нужно время». И это была правда. Он говорил это, не просто чтобы побыстрее отделаться от неприятной темы, он и правда так считал. Когда-то кто-то из родителей Джисона, возможно, действительно поймет, что общение с единственным сыном гораздо важнее карьеры и общественного мнения. Возможно, его мать стала осознавать это уже сейчас. Но и сам Джисон далеко не сразу забудет сказанные ему слова, неприязненные взгляды и поступки родителей. Если вообще забудет. Подумав, Минхо добавил: «Может быть, вы когда-то и наладите отношения, но не нужно торопить себя, Хан-и, если не готов к этому». Некоторое время в мессенджере не появлялось никаких новых сообщений, собеседник что-то печатал, стирал, снова печатал, вызывая у Минхо тревожные предположения, а потом все-таки написал: «Ты прав» «Спасибо». Прошла еще пара секунд, и вслед полетел эмодзи с поцелуйчиком, и Ли не заметил, как стал улыбаться экрану. Однако все эти переписки Минхо недолюбливал и терпел только ради своего парня, а Хан так и не ответил на основной вопрос, и к тому же, любопытство и волнение уже разъездили, так что он нажал на кнопку вызова. — Эй, почему ты переводишь тему? — тут же накинулся старший, хотя не смог звучать так возмущенно, как хотел, и голос вышел, скорее, озорным. — Я не перевожу! — в той же манере ответил Хан. — Переводишь! Я спросил тебя про показ фильма, и мы сейчас явно говорим не про него. — Серьезно… — вмешался Хенджин, собирающий вещи в свой чемодан. Каникулы начинались уже послезавтра, и они с Феликсом ни с того ни с чего решили ехать вместе в Сидней, чтобы на этот раз погостить у младшего. Они улетали через два дня, вечером после учебы. Такое резкое решение не могло не удивить друзей, и они не упустили шанса нашутиться как следует над еще одной новообразовашейся парочкой за все упущенное время. Так уж эти дурачки выражали радость. — Вы всю жизнь будете спорить?! — покачал головой Хван. — Как старая женатая парочка, честное слово. — Показ фильма… — заговорил тем временем Джисон, — а, да, показ фильма! Лучше, чем я ожидал! — Лучше, чем ты ожидал — это значит, что тебя не отчислили, и слава Богу, или что твой замечательный хен был прав и все прошло хорошо, ты получил отличный балл, а комиссия назвала фильм… подожди, какие они там слова используют? Весьма оригинально? Свежо? Смело и ново? Да, да, я угадал? Скажи, что я угадал! Даже Хенджин рядом прислушался, будто пытался на расстоянии пары метров услышать, что говорит Джисон по телефону. Хан же, если до этого и казался немного напряженным, теперь заголосил в трубку, едва не оглушив собеседника: — Хен! Ты… Как ты узнал?! Они реально сказали именно это! — хохотнув в неверии, он стал изображать вдумчивый голос одного из преподавателей: — «Знаете, это весьма свежо… Довольно смело, но действительно оригинально». Вот так. А еще! Еще они сказали, что мои саундтреки идеально подошли под атмосферу и задумку и что я, оказывается, сделал даже лишнюю работу, прописав музыкальные темы для каждого персонажа. Мне добавили за это дополнительные баллы и еще парочку за то, что я выступил в роли актера, хотя не должен был. Ты можешь в это поверить?! Слушая его, все более бодрого и слегка запыхавшегося от жары на улице, Минхо с легкостью представлял, как он идет размашистым шагом по кампусу, как улыбается своей невероятно милой улыбкой, держа телефон у уха, щурится от яркого летнего солнца. Представлял и чувствовал, как все внутри теплеет. — Конечно, — молвил Минхо негромко, вырисовывая на окне пальцем какие-то невидимые узоры, — конечно, я могу в это поверить. Он ни на минуту, ни на секунду не сомневался в Хане. — Иу, твой голос такой сладкий, что у меня прямо сейчас начнется диабет, — буркнул Хенджин, пряча смешливую улыбку, и Ли тут же выпустил вторую сторону своей личности и кинул в соседа ластик со стола, оставив колкость без ответа. — После вчерашнего… тот выезд, ну, то есть… поездка… — пытался сформулировать фразу Хан. — Это называется «свидание», — беззлобно хмыкнул Минхо, но младший не спешил смущаться. «Дела поважнее», о которых вчера упомянул Минхо и правда оказались ничем иным, как свиданием, причем весьма спонтанным. Он ведь видел, как Хан переживал, как не находил себе места, и просто не мог сидеть на месте. Короткая пробежка до магазина, вызов такси (ужасно дорогого, кстати, но ради Джисона было не жалко), а затем еще минут сорок езды под шквал вопросов от Хана, и вот они были на месте. Пляж. Что при жизни в Сеуле, что при жизни в Самволе возможность увидеть море выдавалась редко и всегда ассоциировалась с хорошими воспоминаниями и детскими семейными поездками. С чем-то приятным. И теперь мягкие и не жгучие лучи заходящего солнца, легкий шум волн и теплый бриз создавали какое-то очень милое сердцу ощущение, а восторг так и застывшего на месте Хана, его округленные глаза-бусинки и то, как он хлопал, удивляясь, старшего по плечу, давали понять, что этот долгий путь точно был проделан не зря. А потом были один плед на двоих, пустынный берег и тихий вечер, ничего, кроме звуков природы и их голосов. Здесь не было сдачи проектов, фильмов, оценок, преподавателей. Лишь они одни, вино из пластиковых стаканчиков, еще не потерявшая хрусткость выпечка, выбранные наспех фрукты, спокойная гладь моря и уходящее в темно-синий небо. Они лежали рядом, болтали обо всем подряд, переплетали пальцы, а потом смотрели на звезды. Как два влюбленных подростка из наивных романчиков, под действием алкоголя они говорили друг другу какую-то романтическую ерунду, и, пожалуй, если бы Минхо сейчас решил вспомнить, какие именно слова вылетали из его рта, он бы сейчас точно покраснел. — Да, свидание, — на удивление просто согласился Джисон, видимо, тоже погрузившись во вчерашний вечер. — Спасибо тебе за него, хен. Знаешь, я ведь думал, что всю ночь буду ворочаться и волноваться перед сдачей, но заснул, как убитый! — Ага, еще бы! Ты так распробовал вкус вина, что вырубился прямо в такси, так что тебе стоит благодарить вино, а не меня. Ох, если твои родители узнают, что помимо прочего я тебя еще и спаиваю, они подключат знакомства и добьются моего тюремного заключения. — Помимо «прочего»? Называй вещи своими именами, ты самым наглым образом меня развращаешь. — И хотя Джисон играл недовольство, это совсем не напоминало недовольство настоящее, которым была пропитана вся его речь всего четыре месяца назад, а голос был лишен прежней резкости и пассивной агрессии. Было в нем теперь что-то умиротворенное и спокойное, тихая уверенность сменила отчаянное желание спорить и доказывать, и отчего-то это казалось Минхо ужасно привлекательным. — Спаиваешь и развращаешь. Но я не против. Ты и правда всегда знаешь, как мне помочь, хен. Ты, а не вино, за это я тебя и люблю. Закончил он это предложение так невозмутимо, будто только что не сказал ничего такого. А Минхо тем временем так и замер у окна с телефоном в руке с отчего-то запаниковавшим сердцем и беззвучно хлопающим, как у рыбы, ртом. — Э… Что? — только и смог выдавить он жалкое подобие нормального предложения. В трубке повисла тишина — Джисон, наверное, и сам только сейчас сообразил, что сказал. — Ты… что? — переспросил зачем-то Ли. — Я… — одно слово так и повисло в воздухе, отчего вся эта ситуация вдруг показалась особенно нелепой, — я… — Я тоже тебя люблю, — поспешил выпалить вдруг Минхо, не думая, не успев подготовиться морально. Он просто понял, что должен сказать это, пока они не свели все к шутке или пока Хан не стал смущаться и пытаться увильнуть от ответа. Словно в трансе, Минхо уставился бездумно на пыль на окне, слушая звуки улицы, доносящиеся из телефона, и собственное сердцебиение. — Я тоже, — после некоторой паузы, почти шепотом проговорил Хан. — Тебя. Кхм. Я тоже тебя люблю. На этот раз это уже была не случайно оброненная фраза, звучали слова так искренне и очень серьезно, немного робко и неловко, и от это становились еще более настоящими. Минхо уж никак не мог убрать с лица растекшуюся приторно сладким сиропом улыбку, и просто молчал в трубку, пытаясь настроиться на то, чтобы не разговаривать сейчас как умственно отсталый. Он собрал все остатки своей невозмутимости, все малюсенькие льдинки, что почти забытые остались где-то очень далеко в его душе, призвал на помощь свое актерское мастерство и воскликнул почти натурально: — И как ты мог сказать это вот так вот, случайно по телефону?! Теперь тащи сюда свой красивый зад и скажи то же самое лично, глядя мне в глаза! — Я говорил, что ты раздражаешь?! Ли отчетливо представлял, как парень закатил глаза, но по интонации понял, что тот расслабился и теперь наверняка тоже улыбается. — Ой, Хан-и, роль цветка с шипами осталась в прошлом, так что можешь перестать изображать из себя недотрогу и колючку. — Я не изображаю! Все, я кладу трубку. — Клади, — ответил Минхо все так же неконтролируемо сладко. — Кладу. — Клади. — Кладу. — Мать моя женщина, я пожалуюсь коменданту! — крикнул Хенджин, чтобы даже собеседник в телефоне услышал. — Скажу, что вы подвергаете меня психологическим пыткам! Так, лучше мне уйти до того момента, как вы окажетесь в этой комнате вдвоем… Пробурчав это, он прикрыл не до конца собранный чемодан и пошел к выходу из комнаты. — Кто бы говорил! — откликнулся старший, выглядя при этом, как нашкодивший кот. — Иди, иди, уверен, твой «Ликси» залечит все твои душевные раны. Хван лишь гордо хмыкнул в ответ и удалился. Хотя он, конечно, оказался прав в том, что ему лучше уйти до прихода Джисона, потому что стоило тому оказаться в комнате, они с Минхо начали спорить о целесообразности признаний в любви по телефону, и спор этот все время прерывался смехом, подлой щекоткой в качестве аргумента и бессовестным флиртом от одной из сторон. Они все еще не замолкали, когда вместе обедали, уже и забыв, в чем вообще была суть спора, потом, когда смотрели фильм, продолжали подкалывать, цеплять и с нескрываемым удовольствием доставать друг друга. Минхо, угрожая щипками щекам Хана, требовал, чтобы тот повторил сказанное по телефону, Хан же нагло пинался и смеялся над старшим, убеждая, что у того были просто какие-то перебои связи и что ему послышалось, и вообще, пусть Минхо сам говорит это, если так нужно. И как бы оба ни притворялись, что противятся, те самые слова звучали еще не раз за этот вечер. Сокровенные, произнесенные шепотом, невыносимо нежные, они звучали из уст Минхо, когда он на секунду отрывался от губ Джисона, звучали искренне и совершенно обезоруживающе от Джисона, когда Минхо, крепко обняв его за талию, склонился над ним на кровати и смотрел прямо в глубину его темно-карих глаз. Звучали, немного утомленные и хриплые, от обоих, когда чуть позже они лежали обнаженные рядом и голова Хана покоилась на груди Минхо. «Я тебя люблю».