***
Ванцзи подошёл к стоящему на коленях Вэй Ину и взялся за завязки своих штанов, но Вэй Ин вдруг положил ладони на его руки и тихо произнёс: — Подожди! Я… сам. Ванцзи взглянул на него в недоумении: — Ты о чём, Вэй Ин? Я не понимаю… Вэй Ин нахмурился и глухо пробормотал, не поднимая глаз: — Что здесь непонятного?.. Я сказал, что сделаю это сам. Глаза Ванцзи широко распахнулись. Он с неверием и крайним удивлением воззрился на Вэй Ина, не поверив услышанному. Вэй Ин… желает?.. Он готов сам доставить Ванцзи удовольствие?.. Без принуждения? По собственной воле? Но… почему?.. Он никогда ранее не выказывал подобного намерения… — Вэй Ин, я правильно тебя понял — ты хочешь сделать это сам?.. — понизив голос, уточнил Ванцзи. Голос его слегка дрогнул. Вэй Ин скривился, опустив голову, и с горечью подумал о том, что ни хрена он не хочет! Кто бы в здравом уме захотел подобного?.. Да только кто его спрашивал?.. Хоть раз? Но он безмерно устал от регулярного насилия и принуждения. И решил последовать принципу: не можешь предотвратить безобразие — возглавь его! Так он хотя бы сможет контролировать процесс. Сделать его менее дискомфортным для себя. К тому же, если он возьмёт данное действие в свои руки, то это даст ему хоть какую-то иллюзию выбора и условной добровольности происходящего. Станет менее унизительным. Вэй Ину надоело быть послушной и безвольной игрушкой в чужих руках. — Я сделаю это сам, — не ответив на вопрос, повторил он уже более громким и уверенным тоном, протянул руки к завязкам белоснежных нижних одеяний Ванцзи и коротко взглянул на него. — Позволишь?.. Ванцзи задрожал от необычайного волнения и предвкушения. Сердце его бешено застучало. По венам заструился огонь. Он несколько заторможенно кивнул и сглотнул подкативший к горлу ком. Затем запрокинул голову и закрыл глаза, чтобы не сорваться в наслаждение от одного только вида Вэй Ина, добровольно удовлетворяющего его. Сцепил руки за спиной, чтобы не спугнуть его нечаянной грубостью. Вэй Ин медленно его обнажил и очень осторожно прикоснулся к нему своими мягкими губами. Ванцзи, не выдержав, громко ахнул от пронзившего его острого удовольствия. В этот раз всё ощущалось совсем иначе. Вэй Ин был ласков и нежен. Двигался неспешно и аккуратно. Наслаждение плавно накатывало тёплыми, какими-то бархатными волнами, щекоча каждую клеточку тела Ванцзи. Оно было тягучим, невесомым, словно крылья бабочки, и сладким, как мёд. Каждое движение Вэй Ина вызывало трепет во всём теле и неконтролируемую мелкую дрожь. Ванцзи не резко взлетел к пику, как обычно, а медленно к нему поднялся, будто воздушный змей, подхваченный потоком тёплого летнего ветерка. Неописуемое блаженство накрыло его с головой, омыло светом и теплом, даря всему его существу усладу и восторг. — А-а-ах! — Ванцзи еле удержался на ногах. Тело было лёгким и невесомым, словно бумажный фонарик. Эйфория всё ещё не отпускала. Постепенно угасающие отголоски пережитого удовольствия отдавались в теле приятной дрожью. Ванцзи никак не мог прийти в себя. Наконец с трудом открыл глаза и, промаргиваясь, сквозь выступившие слёзы взглянул на Вэй Ина, смотрящего на него снизу вверх вопросительно и с ожиданием. Душу Ванцзи переполняла щемящая нежность. Ему безумно захотелось поцеловать Вэй Ина и поблагодарить за подаренное ни с чем не сравнимое наслаждение. Но он не знал, благодарят ли за подобное. Это… нормально?.. Вдруг Вэй Ин его засмеёт, если он скажет ему «спасибо»? Подумает, что Ванцзи совсем уж неопытный дурачок, который даже прослезился от того, что ему просто-напросто доставили удовольствие. Ванцзи не хотел выглядеть смешным или глупым в глазах Вэй Ина. Ему было стыдно за свою неуместную, как ему казалось, сентиментальность. Поэтому он ничего не сказал. Но поцелуй всё же подарил. Правда, не такой нежный и страстный, как хотелось. Просто нагнулся, легко коснулся припухших губ Вэй Ина, ощутив на них свой собственный вкус, оделся и ушёл к себе.***
Ванцзи никак не мог заснуть. Он лежал в кровати, переваривая то, что произошло недавно. Что это значило? И значило ли? Вэй Ин его захотел? Или… что? Вэй Ин был таким нежным, ласковым, умелым. Последнее определение Ванцзи не понравилось. Он нахмурился. Ревность вновь разлилась по сердцу кислотой. Снова пришли все эти мысли, которые он старательно от себя гнал, но которые постоянно возвращались, вызывая крайне неприятные, мучительные чувства. Кого и скольких Вэй Ин ласкал так же, как сегодня его, Ванцзи? Думал ли он в момент их сегодняшней близости о нём или представлял себе кого-то другого? Хотел ли его хотя бы немного? Все эти вопросы не давали Ванцзи покоя, по десятому кругу вращаясь в голове. Ванцзи страстно желал знать на них ответы. И в то же время боялся их услышать. Он лежал с открытыми глазами, глядя в белый потолок, и воображал, как Вэй Ин опускается на колени перед кем-то другим. Как нежно прикасается к другому человеку, даря ему те же ласки и неземное блаженство, что подарил сегодня Ванцзи. А потом… Потом тот, другой, ласкает Вэй Ина. Целует, сжимает в своих объятиях, берёт страстно и нетерпеливо. И Вэй Ин не против. Он готов отдаться. Делает это с желанием и охотой. Дрожит от возбуждения и стонет, откровенно наслаждаясь происходящим, принимая в себя другого мужчину. С упоением отвечает на поцелуи. Двигается порывисто и пылко. Порождённые фантазией чувственные картины вызывали у Ванцзи почти физическую боль и одновременно будоражили и доставляли какое-то болезненное, извращённое удовольствие. Ревность пожирала его изнутри. Он не первый, кого Вэй Ин ласкает. Не первый, к кому прикасается. Не первый, кому дарит наслаждение. Не первый… Но он станет последним! Больше никто не дотронется до Вэй Ина! Ванцзи этого не позволит! Вэй Ин его, хочет он этого или нет! Теперь он принадлежит только Ванцзи. И так будет отныне и впредь! Вэй Ин забудет всех, с кем был до этого! Ванцзи сделает так, чтобы он забыл. Он накрутил себя до крайности всеми этими мыслями и фантазиями. Кровь вскипела. Ванцзи резко поднялся, вновь находясь во власти жгучей ревности, гнева, обиды и с новой силой вспыхнувшего желания. Он прошёл за ширму и резко выдернул крепко спящего Вэй Ина из-под одеяла. Ещё до конца не проснувшийся, ничего не понимающий и сильно перепуганный Вэй Ин лишь смотрел на него широко открытыми глазами, беспомощно открывая и закрывая рот, будто рыба, выброшенная на берег. Он словно хотел что-то сказать, но так и не произнёс ни одного слова. Заметив во взгляде Вэй Ина панический страх и, кажется, отвращение, Ванцзи впал в неистовство. Ему безумно, до боли хотелось, чтобы Вэй Ин смотрел на него иначе. Он хотел видеть в его глазах желание и страсть, а не это вот… что видел сейчас. Ванцзи был груб. Чрезвычайно. Он «любил» Вэй Ина исступлённо, жёстко, почти остервенело. Вэй Ин ЕГО! Только его! Он мстил ему за нелюбовь и неприятие его, Ванцзи, в качестве желанного партнёра. За то, что Вэй Ин его не хочет. За то, что Ванцзи у него не первый и не единственный. За то, что Вэй Ин принадлежал когда-то другим. За то, что даже сейчас, в это самое мгновение, во время их близости Вэй Ин может думать и мечтать о ком-то другом. И Ванцзи ничего не может с этим сделать. Он не властен над его мыслями и желаниями. Как не властен над его сердцем и душой, которые не принадлежат Ванцзи. И никогда принадлежать не будут. Это вызывало бессильную ярость. Ему отчаянно хотелось обладать полным, абсолютным контролем над Вэй Ином — над его телом, мыслями, чувствами, желаниями. Но Вэй Ин, даже будучи в его руках, словно ускользал от него куда-то в себя, в свой внутренний мир, доступ в который Ванцзи был закрыт. Он не мог туда пробиться, как бы сильно этого ни хотел. Это было за пределами его возможностей. И Ванцзи двигался ещё яростнее, ещё безудержнее. Ему хотелось пометить всего Вэй Ина собой, своим запахом и вкусом. Хотелось выбить из его головы воспоминания обо всех тех, других… Будь то женщины или мужчины. Хотелось, чтобы в жизни Вэй Ина остался лишь он, он один. Хотелось впитаться в поры Вэй Ина, проникнуть под его кожу, течь по его венам вместо крови. Чтобы он даже не смел думать о ком-то другом! И не мог. Только о нём, о Ванцзи. Накатившая разрядка не доставила удовольствия, оставив в душе и теле Ванцзи лишь чувство опустошения и едкой горечи. Обострившаяся чувствительность вызывала болезненные ощущения. Даже прикосновение мягкого тонкого шёлка нижних одеяний заставило его зашипеть — было неприятно. Не глядя на Вэй Ина, он стремительным шагом покинул его половину комнаты и пошёл к себе. Чувство вины настигло его на полпути, обрушившись ушатом ледяной воды. Что он творит?.. Зачем он это делает?.. Разве Вэй Ин виноват в том, что не любит его? Что не хочет? Разве он что-то обещал Ванцзи? Вэй Ин вовсе не обязан был хранить свою непорочность лишь из-за чувств Ванцзи. Чувств, о которых он к тому же не имеет ни малейшего понятия! Потому что Ванцзи — трусливое убожество — так и не набрался за столько лет смелости, чтобы признаться, как делают все нормальные люди. Когда это было ещё возможно. Теперь в признаниях нет никакого смысла. Теперь они неуместны. После всего, что между ними было. После того, что Ванцзи сделал. После того, как по-скотски себя вёл, эти признания прозвучат насмешкой и издевательством. Вэй Ин ему не поверит. И правильно сделает. Любовь так не проявляют. Любящие люди не ведут себя подобным образом. И с любимыми так не поступают. Ванцзи теперь уже и сам не уверен, действительно ли в его сердце живёт любовь, а не что-то иное — нечто более низкое, жадное, грязное. Или это Ванцзи настолько порочный и безумный, что и любовь его такова — извращённая, нездоровая, разрушительная. Таким был его отец?.. Поэтому угасла его мать?.. Ввнцзи столько лет мечтал о любви Вэй Ина, но сделал всё, чтобы вызвать у него лишь ненависть. И обратной дороги нет. Теперь уже ничего не исправить. Ванцзи разрушил всё, что мог. Разорвал даже те дружеские узы, что их связывали. Обесценил все свои благородные порывы и поступки, которые были совершены ранее. Вэй Ин его никогда не простит. Не посмотрит лукавым и нежным взглядом. Не улыбнётся. Не станет дразнить и подшучивать. Не рассмеётся тепло и заразительно. И им обоим придётся с этим жить. Вэй Ину — терпеть столь ненавистные ему прикосновения. Ванцзи — мучиться чувством вины и ежедневно видеть боль, отвращение и брезгливость в любимых глазах. Ванцзи понимал, что просить прощения бесполезно, но всё же вернулся за ширму. Вэй Ин лежал на постели, свернувшись калачиком и повернувшись лицом к стене. Ванцзи опустился на колени рядом с кроватью и произнёс тихо и виновато: — Вэй Ин, извини меня… За несдержанность. Мне не следовало быть столь грубым с тобой. Он осторожно дотронулся до плеча Вэй Ина и легонько утешающе погладил. Вэй Ин вздрогнул, но не повернулся и ничего не ответил. Ванцзи немного подождал, однако поняв, что ответа не получит, поднялся и ушёл.***
С этой ночи Вэй Ин больше ни разу не обратился к нему по имени. А Ванцзи отпустил себя окончательно. Он решил, что не будет больше давать обещаний, которые не в силах исполнить. Он более не властен над своими чувствами, эмоциями и желаниями — ни над любовью, ни над ревностью, ни над похотью. А раз так, то не будет и пытаться с этим справиться. Наверно, это недостойно заклинателя — идти на поводу у своих слабостей и не противостоять им. Но Ванцзи было уже всё равно. Он уже и так не считал себя достойным заклинателем. Да и достойным человеком тоже не считал. Пропасть отчуждённости между ним и Вэй Ином с каждым прожитым днём становилась всё шире и глубже. Вэй Ин стал образцовым слугой, а Ванцзи — истинным господином. И каждый из них прятал за этой маской бушевавшую в глубине души бурю противоречивых и болезненных эмоций. Адепты ордена вновь стали обращаться к Ванцзи подчёркнуто уважительно, при каждом удобном случае всячески выражая своё почтение и восхищение. Однажды он случайно услышал разговор, в котором они с искренним восторгом восхваляли беспримерное мужество, добродетельность и силу Ханьгуан-цзюня, сумевшего подчинить и укротить самого Повелителя мёртвых. Ванцзи стало мерзко до тошноты. От самого себя. Дядя за одним из их общих чаепитий сдержанно его похвалил и выразил одобрение его воспитательским навыкам. Ванцзи дядю поблагодарил, а про себя цинично подумал о том, что если бы он узнал, какие воспитательные методы Ванцзи использует по отношению к Вэй Ину, непременно получил бы искажение ци. Но какими бы эти методы ни были, работали они превосходно. Вэй Ин не нарушал правил, был послушен, приказы выполнял, не перечил и не задавал вопросов. И смотрел на Ванцзи пустым безжизненным взглядом, лишённым каких-либо эмоций. Лишь иногда, когда Ванцзи невзначай задевал его без предупреждения, подходил или наклонялся слишком близко, то в глазах Вэй Ина появлялся проблеск страха. Ванцзи это озадачивало. Он недоумевал — Вэй Ин его боится? Но… Почему?.. Ванцзи ни разу не поднял на него руку. Он и голос-то повышал довольно редко. С того единственного раза ни разу не применил к нему духовную силу и не причинил боли. Как мог, заботился о нём. Водил гулять не реже одного раза в неделю. Почти каждый день баловал чем-нибудь вкусным. Дарил подарки. Почему Вэй Ин его боится?.. Ванцзи не применял к Вэй Ину никаких наказаний, если не считать их близости. Но разве это такое уж страшное наказание? Тем более Вэй Ин, вроде как, уже привык. Да, Ванцзи порой срывался и бывал грубым и жёстким. Особенно в те дни, когда Вэй Ин висел в его руках, словно тряпичная кукла, не реагируя вообще ни на что. И явно делал это намеренно, выражая свой протест единственным доступным ему способом. Подобное поведение вызывало у Ванцзи злость. Ему нравилась покорность, а не полная безучастность. Хотелось чувствовать живого человека, а не безвольную марионетку. Тогда он грубостью пытался вывести Вэй Ина на эмоции. Хоть какие-нибудь. Пусть это был бы гнев, ненависть, отвращение — что угодно, только не эта вялость и отрешённость. Иногда Ванцзи это удавалось. Вэй Ин взбрыкивал, отбивался и отказывался подчиняться. Становился яростным и пылким. И ломать его сопротивление, укрощая его и подминая под себя, было особым видом чувственного удовольствия. И Ванцзи это нравилось до дрожи. Подобные собственные эмоции порой ужасали его. Ванцзи не узнавал самого себя. Что с ним случилось? Почему он стал таким? Он был холодным и нелюдимым, но никогда не был жестоким и злым. Теперь же временами чувствовал себя так, словно он одержим всеми демонами диюя. В ордене Гусу Лань с почтением относились к статусу и строго соблюдали субординацию. Однако всех адептов сызмальства учили тому, что каждый человек ценен вне зависимости от своего положения. Учили скромности и уважению ко всем людям. И хотя многие считали Ванцзи горделивым и высокомерным из-за его стеснительного и недружелюбного характера, на самом деле он таким не был. Он никогда не кичился своим положением Второго Наследника одного из Великих и именитых орденов. Он был скромен в своих желаниях и вёл довольно аскетичный образ жизни. Ванцзи никогда не думал, что будет получать столь порочное удовольствие от власти над другим человеком. Впрочем, ему нравилась власть над одним конкретным человеком. Лишь над ним. Вэй Ин с самого начала привлёк его внимание своим независимым, бунтарским нравом. Он поразил Ванцзи своей непохожестью на всех, кого он знал. Вэй Ин легко нарушал правила, ничуть не боясь наказаний. И вызвал у Ванцзи неподдельный интерес. Затем к интересу добавилось восхищение его силой и смелостью. Потом и другими достоинствами, которых у Вэй Ина было немало. А во время войны он стал чрезвычайно сильным и очень опасным. И от этого ещё более притягательным. Единственное, что было доступно Ванцзи в течение многих лет — любоваться Вэй Ином издалека, с тоской понимая, что он недосягаем для него, словно далёкая яркая звезда на ночном небосводе. Но волею судьбы случилось так, что звезда эта сорвалась с небес и упала ему в руки. Теперь Вэй Ин принадлежал Ванцзи и находился в полном и абсолютном его подчинении. И Ванцзи этой властью упивался. Его пьянила мысль о том, что строптивый и дерзкий Вэй Ин, который не покорялся никогда и никому, покорился ему. И позволяет ему всё, что Ванцзи может позволить себе сам. С того дня, когда Вэй Ин произнёс слова «я сам» и добровольно доставил Ванцзи удовольствие, в их взаимодействии помимо «наказаний» появились ещё и «благодарности». Теперь Ванцзи не только «наказывал» Вэй Ина за различные проступки, но и требовал от него «благодарности» за свои добрые жесты и знаки внимания. Вэй Ин принял правила их странной нездоровой игры и никогда ему в этом не отказывал. Кажется, их обоих подобный вид близости устраивал больше, и Вэй Ин в данной ситуации предпочитал быть ведущим, а не ведомым. Ванцзи же был просто без ума от этих «благодарностей». Он делал всё, чтобы Вэй Ин «благодарил» его как можно чаще — при любой возможности выгуливал в Гусу, а иногда и в Цайи; задаривал подарками; практически каждый день летал в город за едой, которую любил Вэй Ин. Лишь бы получить от него свою толику ласки. Вэй Ин в такие моменты их близости был пронзительно нежным и чувственным. По его лицу разливался румянец. Дыхание становилось частым и прерывистым. А в его потемневших глазах Ванцзи порой чудилось… желание?.. Иногда Вэй Ин бросал на Ванцзи такие странные взгляды из-под длинных тёмных ресниц, что у того вскипала кровь, а в груди занимался пожар. Происходящее дарило иллюзию взаимности. Было так легко представить, что всё происходит по любви и обоюдной страсти. Что Вэй Ин его желает и ласкает без принуждения. Ванцзи с упоением погружался в этот хрупкий самообман. Сердце его пылало, а душа трепетала от счастья. Но всё заканчивалось. Мираж разбивался на хрустальные осколки. Счастливая грёза превращалась в безрадостную реальность. А Ванцзи после этих полных восторга и ликования мгновений всё чаще раненым зверем глухо выл в подушку, кусая костяшки пальцев от осознания, что любви не суждено случиться никогда. И бездна, с каждым днём разраставшаяся в его душе, кажется, уже готова была поглотить его целиком и полностью.