***
Начало чемпионата для сборной Бразилии складывается не самым лучшим образом. Мало кому нравится начинать свою историю с ничьи, пусть соперник и не является слабаком. Когда в автобусе Ярослава видит понурые серые лица, она с уверенностью может заявить, что всё понимает. Они приехали не за таким результатом. Ей хочется как-то приободрить их, сказать, что всё ещё впереди, но понимает, что это вряд ли их успокоит. Только разозлит. Когда её взгляд невольно падает на Неймара, она видит глубокую пустоту в его глазах. Она пугает её. Наверняка, он винит себя за то, что не забил ни одного мяча. Хотя он был тем, от кого этого ждали все, кому ни лень. Ей хочется подойти к нему, как когда-то. Может быть, сказать пару слов или просто молча высказать свою поддержку, но она не двигается с места. Привычно выполняет свою работу и лишь изредка не сдерживается и смотрит, разрешая обеспокоенности мелькать в зрачках. Но она по-прежнему не позволяет себе лишнего. Они не друзья и никогда ими не будут. Слишком уж разные места в иерархии мира занимают, да и его ступенька, если уж быть до конца откровенной, совершенно её не привлекает. Ярослава не любила бедность, но и роскошь напоказ не любила тоже. Она получает от тренера очередной листок с пожеланиями и выходит из автобуса, намереваясь добраться до гостиницы с помощью Лёши, обычно отвечающего за порядок в комнатах, и его машины. Лёша встречает её привычным дружеским щелбаном в плечо. Сначала Ярослава предполагала, что его приветливость распространяется на всех, пока не начала замечать, как странно на него косится почти весь рабочий персонал. Потом ей стало ясно, почему так происходит. С ними этот парень никогда не был слишком приветлив, предпочитая не разбавлять рабочие отношения дружескимм нотками. Видимо слишком беспокоился, что это обязательно повлечёт за собой халатное отношение к своим обязанностям, которое будет стоить ему головы и места на основной работе. За глаза его называли Цербером. Впрочем, он прекрасно об этом знал. Знал и почему-то гордился. — Я голодный как собака. Может в кафе? — когда девушка падает на соседнее сидение, бодро предлагает он. — Не могу, работы слишком много, — она виновато пожимает плечами и отворачивается, не замечая, как темнеет лицом её собеседник. Работы у неё и правда вагон и маленькая тележка, однако в глубине души она понимает, что просто не готова сейчас посещать с кем бы то ни было подобные места. — Если хочешь, езжай. Я доберусь на автобусе. Здесь всё равно недалеко. — Я довезу, — просто отвечает он, совершенно не меняясь в лице, будто бы чужой отказ совершенно его не задевает, и Ярослава благодарно кивает, не находя в себе сил спорить и отказываться от такого заманчивого предложения. В конце концов, если человек хочет сделать доброе дело, то кто она такая, чтобы мешать ему? — Но может быть хотя бы в Мак заедем? — В Мак можно, — соглашается она. Не решается отказывать во второй раз, потому что это было бы совсем по-свински с её стороны. В конце концов, Мак — это не кафе и не ресторан. Уже какой раз он слышит от неё отказ и что ему нужно от неё, если он по-прежнему продолжает предлагать? В голове вертится единственно верный в такой ситуации ответ, но Ярослава даже думать о таком не хочет, поэтому лишь мысленно отмахивается и вновь смотрит в окно. Настороженно ведёт плечами и внимательно осматривает парковку. Её не покидает ощущение, что за ней кто-то наблюдает. «Хотя кому здесь я вообще нужна?» — она цепляется за эту мысль, как за спасательный круг, и делает глубокий вдох. В этом городе у неё врагов точно нет. Автобус с футболистами до сих пор стоит на парковке. Они успеют приехать раньше.***
Вечерний обход этой ночью выпадает на неё. Уже который день методом старой-доброй спички они решают, кто сегодня ляжет позже на целый час, и в этот раз меч судьбы своим острым кончиком указывает на неё. В любой другой раз она отнеслась бы к своей обязанности не так серьёзно, но не в это время. Сейчас даже за самую несущественную промашку её, как минимум, лишат премии, — эта информация правдива, как и та, что в сутках двадцать четыре часа. В коридоре на последнем этаже мигает лампочка. Она громко зевает и тут же информирует насчёт этой проблемы Лёшу. Почти сразу же получает в ответ короткое и ёмкое «Понял. Иди спи» и довольно кивает сама себе. Теперь её дежурство хотя бы не прошло зря. Разворачивается и уже делает шаг в сторону лифта, как сбоку раздаётся лёгкий щелчок открывающейся двери. Она скорее чувствует, чем видит человека, стоящего буквально в метре от неё. «Это фиаско, братан», — эта фраза всплывает в голове как никогда кстати. — Неймар, — застывая на месте, она заторможенно поворачивает голову вбок. Почему-то ноги до этого радостно готовые бежать в свой номер, становятся совершенно неподъёмными. — Я. Зайдёшь? — он не выглядит хоть сколько-нибудь удивлённым её непривычным поведением, только смотрит прямо уставшими глазами и терпеливо ждёт ответа. «Устал, наверное. Еле на ногах стоит, — рассеянно думает она, сканируя хмурым взглядом покрасневшие глаза, тоскливо опущенные уголки губ и растрёпанные, ещё влажные светлые волосы. — Хотя кто бы на его месте не устал почти два часа круги по полю нарезать». — Время позднее, да и если увидит кто? — Мне плевать, — он равнодушно ведёт плечом, но не двигается с места. Её нервозность он будто бы не замечает, а может быть просто не видит в ночном визите нечто плохое. — Так зайдёшь? Ярослава смотрит по сторонам в надежде увидеть хотя бы одну малюсенькую тень или услышать хотя бы один единственный шорох, чтобы иметь все законные права отказаться, но коридор, как назло, оказывается совершенно мёртвым в этот вечер. Она прикрывает глаза, признавая собственное поражение. В какой момент она стала настолько слабовольной? Чувствуя, что дальше тянуть бессмысленно, Ярослава покорно роняет голову на грудь и тенью проскальзывает в приоткрытую дверь. Если ему всё равно, так почему должна переживать она? Хотя она переживать, казалось бы, обязана. Вдруг уволят? Да ещё и со скандалом. Ишь чего удумала, — своим обществом знаменитому футболисту мешать играть в футбол. Ярослава переминается с ноги на ногу, останавливаясь у самого порога, и слышит тихий щелчок закрывшегося замка. В самой комнате темно, но совсем не страшно. Приглушённый свет от ночника ненавязчиво разбавляет тяжёлую атмосферу этой довольно грустной ночи, а отражающиеся в окнах лучи огней ночного города рассеивают важность этого места и сразу напоминают чем-то её родную квартиру. — Присаживайся, — Неймар кивает на стоящее у стены кресло, а сам садится на кровать. Ярослава чуть мешкает, но послушно присаживается напротив, — на самый краешек кресла, будто бы не разрешая себе, а может быть просто боясь занять больше места, чем следует. Она слышит хриплый смешок и видит, как нервно трясутся худощавые плечи. Неймар резким движением взъерошивает влажные после душа волосы, и в этом жесте — таком искреннем и неподдельном — ей отчетливо видится чужое волнение, которое впрочем футболист и не стремится скрыть. — Волнительно, да? — она не сдерживается и легко улыбается. Почти как раньше. В моменте ей становится очень весело. У них даже мысли сходятся. — Да, — коротко отзывается Неймар и улыбается тоже, но уже, кажется, с облегчением. — Как-то не так я представлял себе этот разговор. — Ты его представлял? — Не поверишь, Ромашка, но да. Девушка удивлённо округляет глаза. Поверить в то, что кто-то вроде Неймара думал о разговоре с ней, выходит слабо. Как и в то, что он будет сидеть напротив и нервничать, пытаясь начать диалог. «Какой-то сюр, иначе не скажешь», — она поджимает губы, сдерживая усмешку. Сидят тут оба в полной темноте, мнутся как подростки непонятно по какой причине и думают о том, как же так вышло. — Ромашка? — А? — она видит, что он собирается с мыслями и поэтому больше ничего не говорит. Ждёт, когда возьмёт себя в руки и скажет то, что хотел. — Скажи, мне показалось или ты меня избегаешь? «Ты удивительно наблюдателен». — Не показалось, я думаю, — честно отвечает она и сама удивляется. Откровенничать в её планы определённо не входило. Все-таки старая-добрая тактика «непонимания» гораздо проще и стабильнее. — Почему? — Не понимаю, как теперь вести себя с тобой. — Почему? — вновь повторяет он, и в его голосе ей чудится разочарование. — Что изменилось? «Я. Я изменилась», — хочется ответить ей, но она молчит. Тихо щёлкает пальцами и смотрит вниз, на дорогой ковролин под ногами. — Я не понимаю, зачем тебе всё это, Неймар. — О чём ты? — в темноте Ярослава видит, как он устало прикрывает глаза. Чувство вины обжигает подреберье. Он уже давным давно должен был спать и видеть десятый сон, но вместо этого почему-то сидит напротив и задаёт множество странных вопросов. — Зачем ты подошёл ко мне тогда? Сейчас разговариваешь со мной? Зачем? «Зачем поддерживаешь эту видимость «дружбы?» — Мне казалось, в Бразилии мы подружились. — Да брось, ты правда веришь в это? — она с усилием улыбается, хотя внутри у нее все скулит от жалости к себе. — Хочешь сказать, что запомнил меня? Мы виделись-то всего ничего! О какой дружбе вообще может идти речь? — И чего же я по-твоему тогда от тебя хочу? — поджимая губы, интересуется он. — Не знаю. Пытаюсь понять, но что-то не выходит, — она закусывает губу и снимает кепку. Почему-то всегда удобная сейчас она кажется ей неуместной. Хочется потянуть себя за волосы, распустить их, растрепать, но она лишь приглаживает топорщащиеся в разные стороны пряди и складывает руки на коленях. — Хочешь, я скажу тебе? — Не уверена. — Я все равно скажу, — он криво усмехается и поднимается на ноги. — Мне просто хочется, чтобы все было, как тогда. — Но тогда ничего не было. — Если ты называешь это «ничем», то, значит, мне просто нужно это «ничто». Меньше всего я бы хотел, чтобы ты морозилась, Ромашка, — он подходит ближе. — Не помню, чтобы я как-то обидел тебя, чтобы заслужить такое несправедливое отношение. Она уязвлённо дёргается и скрепляет руки в замок, чтобы почувствовать хоть какое-то чувство защищённости. Самым тяжёлым было осознавать, что Неймар, на самом-то деле, прав и что она действительно ведёт себя грубо для той, что четыре года назад буквально излучала позитив и дружелюбие. Даже сделала шаг навстречу первой. Вряд ли он бы тогда решился начать разговор. Скорее всего, просто развернулся бы и ушёл, и сейчас всего этого точно бы не было. Стыд тонкими иголочками пронизывает всё тело и отзывается противным гудением где-то в области висков. Ярослава разжимает побелевшие ледяные пальцы и нерешительно касается мужского запястья — крепкого и очень тёплого. — Ты прав, — поднимает виноватые глаза, натыкается на чужие — блестящие и строгие, и непроизвольно сжимает руку крепче. — Извини. Он дёргает уголком рта и перехватывает её ладонь своей. Улыбается, но этот раз гораздо мягче, своей привычной кошачьей улыбкой, от которой всё внутри тает. — С тех пор ничего не изменилось, Ромашка, — в его шёпоте слышится тоскливая обречённость. — Ничего не изменилось.***
На следующий день ничего принципиально нового не происходит. Только на этот раз Ярослава выглядит чуть более расслабленной, чем обычно, а Неймар чуть более довольным, чем обычно. В столовой они ограничиваются едва заметными кивками, но даже их хватило бы, чтобы тот, кто хотя бы на чуточку был осведомлён об истинных отношениях этих двоих, удивился, насколько ощутимо треснул лёд всего за один вечер. Ярослава улыбается одними глазами, когда провожает гибкую спину на тренировочное поле, а обладатель гибкой спины, чувствуя этот взгляд, стискивает зубы, стремясь скрыть собственное довольство. Вчера она задерживается в чужом номере гораздо дольше, чем планировала, и поэтому сегодня её глаза слипаются от усугубившегося недосыпа, но, тем не менее, она довольна. Знает, что потом обязательно пожалеет, но всё равно довольна. Потому что половина ночи, проведённая за разговором, греет душу не меньше, чем осознание скорой встречи с друзьями. Хотя, возможно, её душа считала Неймара чем-то не менее важным, чем Ирину или Нинель. С точки зрения логичности Ярослава обязательно поспорила бы, потому что невозможно привязаться к человеку за столь короткий срок. Такого не бывает в обычной жизни. Но она не хочет. Потому что в этом случае точно солгала бы. В первую очередь самой себе. Однако что может быть глупее и неосмотрительнее любви с первого взгляда? Только влюблённость во всемирно известного футболиста, может? Но ведь она не влюблена. Ей просто тепло рядом с ним. И сердце, сначала замирающее, затем бьющееся с утроенной силой, и улыбка не сходящая с губ, — всё это не признаки влюблённости. Это всего лишь симпатия. Да, именно так. Всего лишь симпатия. Но разве она не была самой отъявленной лгуньей, когда дело доходило до неё самой?***
Вечерняя столовая выглядит непривычно одинокой. Кроме редко снующих мимо кухонных работников Ярославу почти ничего не отвлекает. Она полностью погружается в собственный отчёт, который нужно сдать начальству уже через день, пусть и чувствует, что организм её уже на грани. За последние несколько суток она проспала около десяти часов, выпила около литра самого крепкого кофе и сгрызла два пакета семечек в надежде отогнать сон. И всё это из-за чужих отчётов, за которые ей кстати заплатят. Всё же порой она была слишком мягкой. И правильно говорила Нинель, что в какой-то момент она просто загнется из-за своего неумения отказывать. «Нельзя быть такой безотказной, Ромаш. Такими должны быть остальные по отношению к тебе, но не ты, — любила снисходительно повторять она, высокомерно поглядывая на „слабаков“, коими считала практически всех, кроме Иры, Ярославы и себя любимой, разумеется». Но разве она настолько безотказная? Её работа не является бесплатной, её никто не заставлял, взяться за посторонние отчёты было только выбором. И поэтому она не имела права ныть. Ей нужны были деньги, а эти деньги не были слишком уж сложными. Просто так получилось, что сейчас они ей доставались путем вреда собственному здоровью. С другой стороны, большая часть ее заработка когда-то также доставалась ей именно этим путем. Наверное, это у неё просто судьба такая... Она слышит, как вновь скрипит стул напротив, но на этот раз не поднимает головы, продолжая с силой бить по стёртым наполовину клавишам старенького ноутбука, доставшегося ей ещё от старшего брата. Собственно, поэтому ей и нужны деньги. На свою личную технику. Даже на вежливое покашливание она почти не реагирует. Предпочитает по-детски делать вид, что сейчас она слишком занята и что её посетителю стоит попросить о помощи кого-то другого. В этом отеле сейчас никто и никому не отказывает. За это попросту увольняют.