Опять (снова) зима

Антону за тридцать и он больше не украшает ёлку, не готовит под неё подарки, не нарезает в спешке салаты и не смотрит президентские поздравления в полночь. Единственное, что остаётся неизменным, — бокал шампанского, всего один, потому что утром опять съёмки. Не принимает звонки от друзей и родителей и не звонит им в ответ. Потому что не хочется, потому что завидно, что у них у всех — праздник, а его даже Ирка бросила, и теперь он совсем один в такой-то день. Какой «такой» Шаст перестал понимать уже лет пятнадцать назад. Нет, конечно, тот же Димка зовёт его отметить Новый год с Катей и детьми, но он не хочет, чтобы друг видел его разочарованное лицо, когда куранты пробьют полночь. Потому что Антон там — лишний. И Серёжа неизменно зовёт его в клуб позависать и как в последний раз оттянуться, но получает отказ стабильно раз в год по календарю. И однажды даже Арсений несколько лет назад осторожно зовёт его в Питер. В холодный и мокрый Питер, в котором где-то там в глубине дворов находится чужая квартира, в которой греется не только Арс, но и… Алёна. И маленькая Кьяра. И Шаст не хочет разбивать себя ещё сильнее. Поэтому он заранее покупает одну бутылку алкоголя, зная, что он её даже, возможно, и не откроет. Новый год, по мнению Антона, вообще праздник сильно переоценённый. Что в нём такого? Что праздновать? Пережитый год, наполненный новыми страхами, негативными эмоциями и больным расставанием? Кто-то невзначай говорит, что в Новый год можно начать всё с чистого листа, оставить всё плохое и травмирующее в прошлом и жить дальше. Антон не верит и задаётся вопросом, как тогда вообще жить, если всю историю за целый год надо оставить позади? На этот вопрос Дима лишь смеётся и целует свою жену в щёку, приговаривая, что забирает её в следующий год. Шастун поправляет волосы и цепляется мутным взглядом за высокую фигуру в кресле напротив. И он тоже хочет забрать его в следующий год, но этого не говорит. Потому что Арсений будет в Питере обнимать дочь и целовать жену, а потом они, счастливые, лягут спать, как только получат подарки друг от друга. А Антон лишь мысленно получает подзатыльник и странное покалывание в груди. Сегодня тридцатое декабря — день, когда предвкушающие наступающий праздник люди бегают в магазины за подарками близким и родным, тратят огромные деньжища и бегут домой строгать салаты. Нет, конечно, парни тоже обменялись подарками, но… это ведь не то. Хочется так, чтобы прямо в день Икс, а не так — за почти три дня, когда все ещё не раскидались по городам в разных концах России. Антон жуёт губу и подумывает купить билет в Воронеж, чтобы побыть с мамой, а потом передумывает из-за обилия там снега и холода, теребит серебряный браслет, подаренный ему Арсом день назад, когда они в последний раз в этом году собрались в офисе все вместе. Шастун Арсению подарил какие-то тёплые разноцветные носки и сделанную на заказ кофту оттенка хаки. Даже не запарился, хотя Попов тогда так загорелся весь, как фонарь вечером, сразу залезая в худи на размер больше собственного. Они обнялись тогда крепко, пожелали друг другу хорошо провести этот день, но, кажется, никто не заметил, как Антон стиснул зубы и нахмурился.

***

Сегодня тридцать первое декабря и Антону кажется, что он совсем опустел внутри, когда видит из окна снующие туда-сюда парочки разных возрастов; как дети, завернутые в тёплые куртки, шапки, шарфы и варежки бегают по детской площадке. И он невольно думает, что был бы не против стать отцом однажды. Они даже говорили об этом с Ирой, она ответила просто, что не сейчас. А когда тогда? Но в итоге Кузнецова в один вечер собрала свои вещички в сумку и упорхала, оставив записку, где просила не беспокоиться о ней и больше не звонить. Она, наверное, рассчитывала на то, что они больше не увидятся, но работа — сука, поэтому сводила их в самые неожиданные моменты. Между моторами в коридоре, например, когда Шаст шёл на улицу курить, а Ира только заявилась с отчётами в руках. Они лишь кивали друг другу и обходили осторожно, лишь бы не коснуться плечом чужого. Или когда Стас на «Неиграх» заставил её присутствовать, сбивая весь огонь азарта в Шасте, оставляя на его месте только горькое послевкусие. Сразу после съёмок Кузнецову забрало такси и увезло в неизвестном направлении. Выкуренная пачка за раз заставляет Антона выйти в магазинчик под домом, потому что… потому что «ну какое шампанское без сигарет, Арс?». На самом деле это было давно на его двадцать девятое день рождения, когда они, в нулину пьяные, стояли бок о бок на балконе, пошатывались из стороны в сторону, лишь бы не наебнулись только. Арсений тогда с открытым раздражением забрал двумя пальцами раскуренную палочку, оглядел её нахмуренно, а потом всё же затянулся сам, что ему, вообще-то, было несвойственно. Арсенийарсенийарсенийарсенийарсений «Арсений в Санкт-Петербурге, идиотка, блять», — думает Шастун и поднимается на лифте обратно в квартиру, грея в кармане три пачки тонкого Парламента с кнопкой. Хорошего много не бывает, да? В квартире жутко неуютно и даже не пахнет праздничной атмосферой, очевидно. Оксана как-то предложила ему поставить хотя бы маленькую ёлочку на полку, но он лишь отмахнулся, нервно дёрнув плечами, и свалил курить, где его хорошо припорошило снегом, да так, что Новый год отметил в больнице с пневмонией. «Нечего без куртки в такую погоду шляться», — сказал Серёжа и вышел из палаты, оставляя на столике пакет мандаринов. Кстати, о мандаринах. В руке уже пятый по счёту, но преддверие Нового года так и не появляется. Антон позволяет себе откупорить бутылку шампанского и влить в себя четверть сразу с горла. Сегодня почему-то грустно. До полуночи остаётся три часа, а у него из еды в холодильнике лишь старая картошка, кетчуп и пиво. Негусто, конечно, но он не жалуется. Заказывает себе банку мороженого и ждёт его за просмотром случайного фильма, понимая, как абсурдно это выглядит со стороны. Думает ещё раз и кидает в корзину гирлянду, которую планирует повесить на окно в комнате. Антон же неотчаявшийся — жизнь не заканчивается, значит, нужно менять что-то в себе, а не в людях и мире. Уставший курьер привозит ему гирлянду и мороженое, желая хорошего, блять, Нового года. Да пошли вы все нахуй. Гирлянду, оказывается, непросто закрепить на окне, поэтому он прихерачивает её маленькими кусочками чёрной изоленты, так как скотч дома не обнаруживается. Выглядит не так плохо, как Шастун думал час назад: комната заливается приятными глазу оттенками и появляется желание наделать салатов, но Антон крутит пальцем у виска и снова прикладывается губами к горлышку шампанского. До полуночи остаётся час и Антон, заглушивший четверть своего мини-бара, валится на кровать без сил, включает телевизор и не смотрит даже, потому что внезапная идея в голову приходит слишком осмысленно и предвкушающе. Антон уже берет в руки телефон, как он разрывается мелодией, заполняя комнату оглушающим звуком. Либо он просто кажется Шасту таким. Звонит мама, и Антон знает, что она будет говорить, но не может не взять трубку. — Алло. — Привет, Антошенька! Как дела, любимый? — Майя копошится по звуку на кухне, очевидно, доделывая праздничный поздний ужин. — Всё хорошо, мам. Ты не одна? — Ко мне Вика с внуком приехала вот. Я и тебя ждала, но я всё понимаю: работа, ты устал и хочешь отметить с друзьями. Ничего страшного, любимый! Главное, что у тебя всё хорошо. Извини, если отвлекаю, хотела поздравить тебя. — Что ты такое говоришь! Ты не отвлекаешь меня. Прости, что не приехал, сил сейчас просто нет на перелёты: перед Новым годом нас конкретно так покидало по съёмкам, я даже почти забыл, что он будет, — смеётся он и смотрит в потолок какое-то время. — С наступающим, мама, — на конце трубки слышится возня и чьи-то тихие разговоры. — Привет, братец, — здоровается женский голос и в нём нетрудно узнать старшую сестру. — Привет, Вика! Как там мой племянник? — весело спрашивает Антон и прикрывает глаза. Вика на том конце вздыхает. — Он жрёт красную икру столовой ложкой. Быстро же он познал прелести Нового года, да? Антон Арсению так и не звонит.

***

Антон допивает виски, допивает шампанское и падает на холодный пол прямо на кухне с зажатой в зубах сигаретой. До полуночи примерно десять минут. В светлый матовый натяжной потолок изо рта летит белый дым, а на пол — пепел с никотиновой палочки. Он редко позволяет себе курить в квартире, но сегодня же особенный день, сука. Антон ещё несколько раз вспоминает Арсения и уже не прогоняет его образ из головы, лишь вздыхает мучительно тяжело и выпускает из глаз примерно литр непролитых за этот ужасно длинный год слёз. И так продолжается до того момента, пока в дверь не стучат несколько раз настойчиво. Шастун подрывается, вытирает глаза тыльной стороной ладони и крадётся к входной двери — кто к нему мог прийти в такое время? В дверь снова стучат, но уже сильнее, и Антон распахивает дверь перед неизвестным. Но неизвестный он лишь до взгляда на него. Арсений стоит с портфелем на плече и подарочным пакетом в другой руке наперевес. — Арс? — Антон шепчет, моргает часто-часто, потому что выпил слишком много и это просто глюки сейчас, ему нужно пойти умыться холодной водой и всё придёт в норму. Точно. Арсений на пороге молча сбрасывает рюкзак, с которым он ездил, когда снимался ЧДКИ, ставит на тумбочку пакет и стоит, смотрит; ждёт не пойми чего. А Шаст не отмер до сих пор, стоит, разглядывает и не верит. — Ты что в Москве… — С Новым годом, Антон. За окном раздаётся огромная масса фейерверков в ночном небе, а к его губам резко и крепко прижимаются чужие холодные, как в замедленной съёмке. В этот Новый год он наконец-то не один.