Выше и сильнее / Above & beyond

ЛАКИ Если бы я заснул, это стало бы катастрофой. Страх за Зака, а также холодный ветер и дождь, проникавшие сквозь выбитые окна хижины во время грозы, не давали даже задремать. Мы лежали в объятиях друг друга, поэтому я сразу услышал, когда Зак начал всхлипывать и стонать. Готовясь разбудить его от кошмара, я смог разобрать шепот: — Теллер, проверь свою шестерку. Сразу после этих слов Зак издал резкий крик, и его руки задергались. Я быстро отпустил его и отодвинулся от его дрожащего тела, уже зная, что происходит. У Зака начался очередной приступ посттравматического стрессового расстройства. Я стоял и беспомощно наблюдал, как его тело бьется в конвульсиях, словно он отбивается от какого-то неизвестного нападавшего. Несмотря на желание вмешаться я понимал, — если он схватит меня, даже будучи раненым и ослабленным, — он может причинить мне вред. Случись такое, живым с этой горы мне не выбраться. Не говоря уже о чувстве вины, которое он будет испытывать. — Зак, — позвал я, стараясь говорить как можно спокойнее. Зака распахнул глаза и вскочил на колени. Его ладонь сжалась в кулак, словно он что-то держал в ней, но ничего не было. Взгляд мужчины дико метался по темной хижине, но невозможно было разглядеть выражение его лица. Я быстро и бесшумно достал из кармана телефон. Эта штука была бесполезна, — на такой высоте не было сети, но я специально держал его при себе, чтобы иметь доступ к свету и проверять рану Зака в течение ночи. Я нажал на иконку включения фонарика, но не стал направлять его Заку в глаза. Вместо этого посветил в свою сторону, надеясь, что он увидит меня, а не то, с чем или кем сражается. Он попытался вскочить на ноги, но те не выдержали его веса. Тогда он отполз назад, пока не уперся в стену. Он снова вытянул руку перед собой, и я мог только предположить, что он держал в руках мнимое оружие. — Зак, милый, это я, Лаки. Я говорил тихо и спокойно, несмотря на то, что сам был в ужасе. Света от фонарика телефона оказалось достаточно, чтобы увидеть, — рана Зака снова кровоточит. — Камински, проверка состояния! — крикнул он, поднимаясь на ноги. Он поднес руку ко рту. Я предположил, что он говорит в воображаемое устройство связи. — Зак, ты в безопасности. Мы оба в безопасности. Мы в хижине в Глейшере. Снова вспыхнула молния, за которой быстро последовал раскат грома. Зак схватился за голову и закрыл глаза, продолжая выкрикивать команды, большинство из которых я не понимал. После нескольких громких и продолжительных раскатов он начал бить по чему-то, что мог видеть только сам. Каждый раз, когда гром и молнии сотрясали хижину, процесс начинался заново. Все, что я мог сделать, — сохранить ровный и спокойный голос, обращаясь к Заку, но ни разу не попытался подойти к нему. Прошло несколько минут, прежде чем я, наконец, увидел хоть какую-то реакцию, и то лишь потому, что промежутки между вспышками и грохотом увеличились. Каждый раз, когда молния озаряла хижину, я начинал говорить Заку, что с ним все в порядке и что за этим последует раскат грома. Затем рассказывал о тех, кого он знал, о его брате и Озе с их маленькой уродливой собакой Бу. Я рассказывал истории о своих отцах, близнецах и дядях, — Эйдене и Эше. Важно было продолжать говорить. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Зак успокоился и лишь вздрагивал, когда в ночном небе гремел гром. На протяжении всего этого времени я старался не включать фонарик в телефоне, не желая усложнять ситуацию. И только когда скоротечно пронесшаяся гроза грохотала уже где-то вдалеке, Зак, наконец, пришел в себя. Он привалился спиной к стене позади себя и яростно задрожал. Его ладонь разжалась, как будто он бросил оружие, которое использовал во время воображаемого нападения. Я медленно подошел к нему, повторяя его имя и убеждая, что все в порядке. Только когда Зак хрипло произнес: «Лаки?», я прибавил шагу и поспешил к нему, добежав как раз в тот момент, когда у него отказала нога. Потребовались усилия, но я смог оттащить Зака на середину помещения и уложить на маленькую импровизированную постель, которую соорудил из наших курток. Поскольку он стоял у разбитого окна, его футболка промокла насквозь. Я быстро снял ее и накрыл его одеялом, прежде чем обратить внимание на рану. — Я… я сделал тебе больно? — Зак задыхался, а дрожь в его теле становилась все сильнее. Я знал причину — он отходил от адреналинового пика и, вдобавок, замерз. — Нет, — быстро ответил я. Я прислонил телефон к рюкзаку, который Зак использовал в качестве подушки, чтобы мы могли видеть лица друг друга, поскольку все еще не был на сто процентов уверен, что именно спровоцировало его посттравматическое стрессовое расстройство, но подозревал, — темное время суток имеет к этому самое непосредственное отношение. Буря окончательно не улеглась, и я не собирался рисковать. Зак замолчал после очередного моего заверения в том, что он не причинил мне вреда. Я использовал это время, чтобы промыть и очистить рану. Снова пошла кровь, но мне быстро удалось остановить ее. Даже под термоодеялом Зак все еще дрожал, поэтому я быстро разделся и забрался к нему под одеяло. Когда я притянул его к себе, он совсем не протестовал. Я предупредил, чтобы он не шевелил ногой, но он обнял меня, уткнулся носом в плечо и так и остался лежать. Я гладил его по волосам и нежно целовал в висок, пока он, наконец, не расслабился, а холод не рассеялся. Зак был таким тихим, что я подумал, может, он снова заснул, но вскоре он отстранился и перевернулся на спину. Я сразу почувствовал потерю во многих смыслах. Решив проверить его жизненные показатели, я приложил пальцы к его запястью, чтобы сосчитать пульс. Неожиданно Зак, удивив меня, переплел наши пальцы и подтянул мою руку к груди, после чего стал просто смотреть в потолок. Повернувшись, я прижался к нему и воспользовался возможностью погладить его по коже в надежде успокоить. — Это из-за бури, да? — спросил я. — Молния и гром спровоцировали приступ. — Помимо прочего, — пробормотал Зак. Я вспомнил ночь в моей комнате, когда он напал на меня. Поначалу я думал, что это произошло из-за физического контакта, но на самом деле причиной был яркий свет, который по неосторожности включил, когда потянулся через Зака. При этом с тумбочки упала книга. — Не только гроза, — сказал я, когда меня осенило. — Сочетание внезапного света и громких звуков. Зак на мгновение замолчал, а затем горько усмехнулся. — Я сплю с включенным светом в надежде, что это больше не повторится. Ну чем не герой, — проворчал он. — Думаешь, парням, которые вернулись из той дыры и боятся спать в темноте, выдают медали? — Расскажешь об этом? — спросил я. Зак тихонько вздохнул, и в то же время начал водить большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. — Я облажался, — сказал он. — Я облажался, и три хороших человека погибли. На кончике языка вертелось желание ответить, что не верю в его вину, но удалось промолчать. Я не сомневался, — если бы он уже рассказал кому-нибудь эту историю, то в ответ услышал бы типичный аргумент, — в случившемся нет его вины и он не мог знать, что произойдет. Заку не нужно было ничего подобного от меня. Ему нужно было говорить, а мне — слушать. — Расскажи мне, что произошло, — попросил я. — Нас отправили освободить журналиста, которого взяли в заложники. В новостях было много историй о том, как американских граждан захватывают и обезглавливают. Попав в телевизор, такое дерьмо не очень радует кое-кого, если ты понимаешь, о чем я. Похищенный парень был сыном сенатора. Никого не волновало, что он добровольно отправился в логово зверя в надежде стать первым журналистом, которому удастся взять интервью у тех самых террористов, с которыми мы боролись годами. Нам было приказано отправиться туда и вернуть его, чего бы это ни стоило. Как только мы приземлились на окраине города, в котором его держали, я понял, что полученные нами сведения неверны. Это было всего лишь интуитивное чувство, но в глубине души я понимал, что там подстава. Я попытался отменить миссию, но приказ подтвердили на более высоком уровне. Неважно, служишь ты в армии, флоте или еще где, — единственное, что сохраняет тебе жизнь, — это правила, и ты следуешь им до мелочей. Зак замолчал на несколько секунд, но продолжал поглаживать мою ладонь. — Нас разбили на небольшие группы для зачистки зданий, окружающих то, в котором предположительно держали похищенного. Нас должно было быть не меньше дюжины на здание, но в итоге было лишь четверо. Все внутри меня кричало, чтобы я не входил внутрь. Камински, Теллер, Мак — они следовали за мной без вопросов, потому что это была их работа. Так же, как и я должен был выполнять приказы вышестоящих. Я проигнорировал все предупреждения в своей голове и продолжил движение. У меня были десятки шансов развернуть нас и вытащить оттуда, но у меня был приказ. Зак практически выплюнул слово «приказ». Я чувствовал, как колотится его сердце под моей ладонью, поэтому положил голову ему на плечо и придвинулся поближе, надеясь, что ощущение моего тела рядом позволит ему успокоиться. — По данным разведки, журналиста удерживала лишь небольшая группа повстанцев, и у них было ограниченное количество оружия. Но это была полная чушь. У них было оборудование для глушения связи, и мы не могли вызвать подкрепление. Все, что я помню, — это то, как мы оказались перед входом в помещение — совершенно пустое, и мне захотелось просто развернуться и уйти оттуда. Но мы вошли внутрь для зачистки, как и должны были, даже несмотря на то, что связь не работала. В здании не было электричества, поэтому стояла кромешная тьма. Мы использовали приборы ночного видения. Была полнейшая тишина, а затем последовала вспышка света. Мы почти ослепли, как раз потому, что использовали приборы ночного видения. Камински и Теллеру досталось больше всех, потому что вспышка произошла между ними. Я обернулся как раз в тот момент, когда террорист проводил ножом по горлу Камински. Я отдал приказ отступать, но было уже слишком поздно. Нападавшие не использовали огнестрельное оружие, потому что не хотели поднимать тревогу среди членов нашей группы. Они зарезали и Теллера. Я не видел, что случилось с Маком, но видел его лицо… Голос Зака прервался. — Что случилось с тобой? — спросил я. Я почувствовал, как сердцебиение отдается в горле, когда представил, как Зак и его команда отбиваются от нападавших. — На меня напали сзади, но мне удалось не позволить выпотрошить и себя. Нападавший смог нанести мне несколько ножевых ранений, но не настолько серьезных, чтобы свалить меня. Я все еще боролся с последствиями вспышки света, но был достаточно подготовленным, чтобы позволить инстинктам взять верх. Мы с террористом сражались, и он проиграл. Я попытался заставить его сказать, сколько еще сообщников осталось, но он умер раньше, чем я успел это выяснить. Затем подоспели те, кто убил моих ребят, но я смог отбиться и от них. Во время схватки с последним из них мы оба упали с лестницы. Так я повредил колено. К счастью, последний террорист сломал шею. Я лежал у подножия лестницы с одним лишь ножом в качестве защиты, медленно истекая кровью. Остальные члены команды нашли меня в таком состоянии, и доставили по воздуху на базу. Камински, Теллеру и Маку повезло меньше. — И ты винишь себя в том, что с ними случилось, — сказал я, больше для того, чтобы Зак не замолчал, чем для чего-то еще. Как бы мне ни хотелось заверить его, что он ни в чем не виноват, я знал, — это только разозлит его. Он на самом деле винил себя, и только сам мог изменить это мнение. — Камински только что женился и они с женой ждали ребенка, Мак был отцом пятерых детей, а Теллер — единственной опорой для двух младших сестер после того, как они потеряли родителей в автокатастрофе годом ранее. Да, это моя гребаная вина, потому что у меня был не один шанс вытащить их оттуда. — Что случилось бы, если бы ты нарушил приказ? — спросил я. Зак пожал плечами. — Дисциплинарное взыскание. Возможно, меня бы понизили в звании, а возможно, уволили с позором. — Ты сказал, что это была подстава, — осторожно заметил я. — Если эти люди хотели сделать кровавое шоу, используя тебя и твою команду, позволили бы они вообще вам выбраться оттуда? — Зак взглянул на меня, явно озадаченный вопросом. — Если они использовали журналиста, чтобы заманить американских солдат и убить вас или взять в заложники, ты не думаешь, что у них были продуманы все пути отхода? Так что, даже если бы вы отменили зачистку, существовала ли вероятность, что это помогло бы вам спастись? Зак отвел взгляд и уставился в потолок. Его челюсть задрожала, он перестал поглаживать мою ладонь и начал нервно постукивать по ней кончиком пальца. — Я не знаю, — наконец, ответил он спустя минуту. — А ты бы умер за них, Зак? Он лишь однократно кивнул. Я не стал продолжать, потому что уже буквально видел, как вращаются колесики в его голове. Вместо этого положил голову ему на грудь и прижался изо всех сил. Прошло немало времени, прежде чем его тело расслабилось, а постукивание по моей руке прекратилось и перешло в нежную, ритмичную ласку. Мое собственное тело начало освобождаться от напряжения, впервые с момента, как проснулся от стонов Зака. Дождь бил по крыше хижины. Когда мы только добрались сюда, я надеялся найти сухие дрова, но из-за травмы Зака и непогоды времени не было. Теперь дрова стали слишком влажными, чтобы развести огонь. Термоодеяло из фольги не давало нам окончательно замерзнуть, но практически не согревало. Весь вечер я старался выглядеть храбрым из-за Зака, чтобы он не беспокоился ни о чем, кроме отдыха, но по мере того, как один час переходил в другой, а затем в третий, мои худшие опасения начали сбываться. Это было одной из причин, по которой я не спал, когда Зака начал одолевать кошмар, переросший в полноценную паническую атаку. — Зак, — прошептал я. С одной стороны, мне не хотелось будить его, но с другой — я с ужасом думал, что делать дальше. Меня много готовили к подобным событиям, но всегда с собой был определенный запас ресурсов. Мы улетели так быстро, что я буквально не успел ничего взять, кроме нескольких жизненно важных предметов. Свободная рука Зака переместилась на мою спину, и пальцы пробежались по позвоночнику. Мы оба были почти полностью обнажены, но в этом действии не было сексуального подтекста, и я не воспринимал его как таковое. Зак хотел утешить меня, и именно это он и делал. — У нас достаточно еды, чтобы продержаться несколько часов. У меня есть таблетки, чтобы очистить воду, но если пожар снова изменит направление и нам придется идти дальше на север… — Тогда мы так и поступим, — твердо сказал Зак. — Мы все решим, Лаки. Ты дал мне обещание, помнишь? — Какое обещание? — спросил я. — Когда сказал, что я хочу поиграть в героя. Я намерен требовать с тебя сдержать обещание. В голосе Зака угадывалась улыбка. Это было так неожиданно. Не отрываясь от его торса, я приподнял голову и посмотрел ему в глаза. Его взгляд был измученным и болезненным, но в нем читался некий задор. — Договорились, — сказал я. Зак не произнес никаких волшебных слов, которые автоматически исправили бы все, но осознание того, что он рядом, и мы вместе разберемся с происходящим, было именно тем, что мне было нужно. — Тег выяснит, куда мы направились, — сказал Зак. — Возможно, это займет у него какое-то время, особенно если он и команда будут проводить больше спасательных операций по мере распространения огня, но он разберется. А нам нужно просто продержаться до тех пор. Этот дождь, надеюсь, приостановит распространение огня, но, если нам придется подниматься дальше на перевал, мы придумаем, как это сделать. Мы уйдем с этой горы, Лаки. После этого напряжение в моей груди значительно ослабло, но, как назло, переместилось в другую часть тела, когда Зак продолжил ласкать мое лицо. Я посылал своему члену безмолвные предупреждения не реагировать. Это было последнее, что мне было нужно, но Зак, похоже, не замечал реакцию на свои прикосновения. Я знал, что пройдет совсем немного времени, прежде чем он почувствует результаты своих нежных ласк. — Я должен пойти проверить… — начал я, пытаясь отодвинуться от Зака, но он заставил меня замолчать, внезапно оказавшись на мне сверху. На нас обоих было нижнее белье, но мы с таким же успехом могли быть голыми, потому что я чувствовал жар его члена через тонкую ткань. Я задыхался, будто только что пробежал марафон. Зак навис надо мной, его глаза потемнели от каких-то неизвестных эмоций. Я инстинктивно положил ладони ему на бока, но это было единственным движением, которое сделал. Зак обхватил рукой мою шею. Его большой палец провел по линии челюсти, затем по щеке. Меня больше не волновало, что мою эрекцию невозможно скрыть. Все, чего я хотел, — чтобы Зак взял то, что принадлежало ему. То, что всегда принадлежало ему. И всегда будет принадлежать. Его взгляд был темным и напряженным. Я не мог понять, о чем он думает, но не хотел отводить глаза. Хотел, чтобы Зак точно знал, что я нахожусь именно там, где должен быть. Мое тело уже изогнулось, чтобы подстроиться под него, и я ощутил разочарование, когда Зак отстранился, а затем лег рядом. — Поспи, — мягко сказал он. — Я пободрствую некоторое время, чтобы ты не беспокоился, что я причиню тебе боль. На кончике языка застряли слова — я знаю, что он никогда не причинит мне боли, но сердце не давало произнести ни звука, потому что знало другое. Зак был способен причинить мне боль, даже не желая. Он мог сокрушить меня одним словом или убить взглядом. Точно так же, как мог завладеть мной лишь поцелуем или прикосновением. Несмотря на страх того, что может произойти, если не придет помощь, я легко заснул в объятиях Зака. Я пытался настроить внутренние часы, чтобы проверить его рану, но, когда мои уставшие глаза открылись в следующий раз, он легонько тряс меня. В хижину проникал солнечный свет, и завывающий ветер утих. — Лаки, милый, просыпайся. Они здесь. Они нашли нас. — Что? — спросил я, пытаясь покрепче прижаться к телу Зака. Его кожа наконец-то стала теплой, а не прохладной. Но и не горячей. Это означало, что у него не поднялась температура. Именно этот факт заставил меня открыть глаза. Я сел и сразу же принялся осматривать рану, с облегчением вздохнув. Новой крови на повязке не было. — Слава богу, — тихо сказал я. Повернувшись, я увидел голодный взгляд Зака и сел так быстро, что одеяло соскользнуло с тела, открыв полный обзор моей наготы. Желание в глазах мужчины было не скрыть. Моя потребность в нем была настолько сильной в тот момент, что я навис над ним, оставляя выбор — полностью лечь на спину или продолжать приподниматься на локтях. Меня устраивало и то, и другое. Я осторожно опустился на колени Зака, даже не успев подумать о том, что делаю, и услышал его резкий вздох, когда моя задница коснулась твердого члена. Зак ничего не сделал, чтобы остановить меня, пока я сокращал расстояние между нашими губами. Я судорожно размышлял о том, что собираюсь сделать, а сердце бешено колотилось в груди. Но в голове не раздалось никаких предупреждающих звоночков о том, что это плохая идея или что в итоге мне снова будет больно. Нет, на этот раз все, о чем я мог думать, — как близко был вчера, чтобы никогда больше не попробовать его на вкус. И не собирался упускать эту возможность ни за что на свете. Или мне так казалось. Потому что как раз в тот момент, когда мои губы должны были коснуться губ Зака, раздался громкий голос снаружи. Это был голос Тега. И он звал нас по именам. Наконец-то пришла помощь.

***

— Я могу ходить, — твердил я Мин, когда медсестра выкатила мое кресло-каталку за двери больницы. Подруга наклонилась ко мне и заглянула прямо в лицо. — Лаки Рид, если ты встанешь с этого кресла, пока я иду за машиной, клянусь Богом, я расскажу твоим родителям, как мы перепутали бамию с травкой и пытались выкурить их плантацию. И вообще, чья это была светлая мысль — указать ее в качестве моего контактного лица в чрезвычайных ситуациях? Хорошо, что ты это сделал, иначе сейчас здесь были бы два очень злых человека, напомнил я себе. Я содрогнулся, осознав, насколько хуже могла быть ситуация. Мои родители заслуживали объяснений, но в данный момент меня хватало только на собственные проблемы. Я поднял руки, показывая, что не собираюсь никуда уходить. Мин удовлетворенно улыбнулась и пошла машиной. Как только она скрылась из виду, я послал ей мысленное извинение и поднялся с кресла. Медсестра уже ушла, так что наказывать меня было некому. Не потребовалось много времени, чтобы добраться до места назначения — второго этажа небольшой больницы, расположенной недалеко от парка. Мне нужно увидеть его хотя бы раз, и тогда я смогу уйти. Прошло меньше двенадцати часов с тех пор, как нас эвакуировали из хижины, но это были самые долгие двенадцать часов в моей жизни, потому что за все время я ни разу не видел Зака. Поскольку его травмы были более серьезными, чем мои, его взяли на борт первого спасательного вертолета. Для меня места не нашлось. В вертолете, направлявшемся в больницу, уже находилась пара других туристов. Их тоже застал врасплох пожар, и, хотя они спаслись, оба получили ожоги и надышались дымом. Самого меня забрали всего через час. Помощь потребовалась только в связи с растяжением колена и обезвоживанием. Никто ничего не рассказывал о Заке, пока Тег не пришел ко мне в отделение. Он объяснил, что Зак проходит множество обследований на предмет внутренних повреждений, а также ему переливают кровь и физраствор, чтобы восполнить потерю жидкости. В то время, как меня отпускали, он должен был провести ночь под наблюдением. Я несколько раз спрашивал Тега, в какой палате находится Зак, но тот отговаривался, сообщая, что Зак в каком-то другом отделении на обследовании. Я не сразу догадался, почему Тег так неопределенно говорит о местонахождении Зака. Зак не хотел меня видеть. Хотя Тег прямо не подтвердил это словесно, не нужно было быть гением, чтобы понять, что он не сказал. Казалось, я умру прямо на месте. Еще один отказ от Зака был последним, чего я ожидал, но по мере того, как тянулись часы, мозг начал играть со мной. Я был уверен, — произошло какое-то недоразумение, потому что не мог понять, как человек, который чуть не погиб, пытаясь защитить меня, мог просить своего друга, чтобы тот не позволял мне видеться с ним. За последние двадцать четыре часа мы вместе пережили больше, чем большинство людей за всю жизнь. Чтобы он снова отверг меня… Это было невозможно. Такого просто не могло быть. Именно это я твердил себе, медленно обходя больницу в поисках Зака. Учреждение было настолько крошечным, что поиски не заняли много времени. Тем более что, приближаясь к палате, я услышал голоса и Зака, и Тега. Я остановился возле открытой двери, стараясь никому не попадаться на глаза. Мне определенно не нужны были зрители, когда стал бы выяснять у Зака, почему он не хотел меня видеть. — Ну и что? Ты просто не собираешься ему звонить? Ты не собираешься объяснить родному брату, что произошло? — сказал Тег, голос звучал раздраженно. — Ему нет смысла знать. Я чувствую себя хорошо, и никаких серьезных повреждений нет. Доктор сказал, что колено придет в норму через день или два, а швы можно будет снять через пару недель. Зак говорил как-то по-другому. Не резко и ворчливо, как часто бывало, когда он раздражен. Он звучал… не так. — Ребенок спрашивал о тебе, — сообщил Тег через минуту. — Он не ребенок, — ответил Зак. Поскольку я был уверен, что они говорят обо мне, то почти улыбнулся, услышав, как Зак защищает мою самостоятельность. Пока он не спросил: — Ты сказал ему то, что я тебе велел? Словесного ответа не последовало, но, когда Зак сказал: «Хорошо», я решил, что Тег ответил кивком. — Ты когда-нибудь расскажешь мне, что происходит между тобой и ребе… Лаки? — спросил Тег. На этот раз настала очередь Зака не отвечать вслух. Это было так раздражающе, что мне захотелось ворваться в комнату и потребовать, чтобы этот мужчина поговорил со мной. — Док разрешил тебе вернуться домой завтра? Без изменений? — задал следующий вопрос Тег. — Да. — Что ж, мне все равно, что он скажет, я не хочу видеть тебя в ангаре по крайней мере неделю. Наступила долгая пауза тишины, от которой мои внутренности скрутило в болезненный узел. Зак, которого я знал, стал бы спорить с Тегом, отправь тот его в такой большой отпуск. Молчание не сулило ничего хорошего. Должно быть, Тег почувствовал то же самое, потому что сказал: — Нет. Ну же, чувак, не делай этого. — Я же говорил, что это временно, — ответил Зак. — Джонни сможет закончить тренировки и проконтролировать последние занятия. — Мне не плевать на то, что ты покинешь программу! — огрызнулся Тег. Я прислонился к стене, не слушая, как Тег набрасывается на Зака. Мне было все равно, какие у него аргументы, потому что я понимал — они ничего не изменят. В голосе Зака звучала только решимость, и сейчас он был полон решимости уйти. И в глубине души я знал, что именно так он и поступит. Не знал только, почему, когда и как снова потерял Зака. Грудь пронзила боль. Я прижал руку к сердцу, словно это могло как-то предотвратить его разрыв на миллион мелких кусочков. Я действительно думал, что в этот раз все будет по-другому… что Зак вернется со мной домой и мы вместе придумаем, как все наладить. То дурацкое видение в голове, когда я лежал на Заке и ждал, пока дым и пламя заберут нас, казалось вполне осуществимым. А потом мы лежали в объятиях друг друга в хижине, и я думал, мы преодолели все, что нас разделяло. Но ничего не изменилось. Во всяком случае, не для Зака. Спотыкаясь, я отошел от палаты, не обращая внимания на вопрос медсестры, все ли со мной в порядке. Казалось, пространство вокруг потемнело, и в ушах стоял только шум, похожий на звук пожара, который пытался лишить меня жизни менее суток назад. Только почувствовав чьи-то руки на плечах и услышав звук своего имени, я вышел из оцепенения. — Зак? — спросил я в глупой надежде, что мужчина каким-то образом заметил меня, решил догнать и объяснить, — все это было большим недоразумением, он никуда не уйдет, и мы будем вместе навсегда. Но ответила Мин. Она несколько раз спросила, все ли со мной в порядке, и я, должно быть, ответил «да», потому что вскоре после этого она уже вела меня к своей машине и везла обратно в номер мотеля, который Лия сняла для нас. Обе девушки получали некое извращенное удовольствие от материнской заботы, поэтому, когда мы добрались до комнаты, Мин уложила меня на одну из кроватей и долго лежала рядом, бормоча обещания, что все будет хорошо. Я не сказал ей, что знал, — этого не будет, потому что Зак снова уезжает. Так же, как ушел два года назад. Я оправился от этого, но с огромным трудом, и не представлял, как смогу справиться с потерей во второй раз. К счастью, сон крепко держал меня в своих объятиях еще целые сутки. Но когда Мин осторожно разбудила меня и настояла на том, чтобы я поел, — все, что я чувствовал, — тупую, не отступающую боль. Даже просто находиться рядом с лучшей подругой было невыносимо больно. Когда я сказал ей, что готов вернуться свое жилище, не удивился, что она категорически против. Но в конце концов она сдалась и согласилась. Как бы мне ни хотелось отказаться от предложения подвезти меня, я понимал, что Мин взбесится, если скажу, что не против идти пешком с больным коленом. На самом деле боль значительно уменьшилась, и, хотя все еще чувствовалась, это не могло сравниться с той агонией, которую я испытывал внутри. Как только Мин высадила меня, я зашел в домик, чтобы сложить свои скудные пожитки в единственный рюкзак, который взял с собой. Я знал, что бежать домой — трусливый поступок, но мне было все равно. Для меня больше ничего не имело значения. Каким-то образом моя мечта о ПСО превратилась в нечто совершенно иное. В нечто, включающее в себя Зака. Теперь, когда он уезжал, я не знал, как жить дальше, а все, что знал, — мне нужно уехать туда, где смогу снова стать собой. Мои отцы были бы безмерно рады видеть меня дома, хотя даже не представляли, через что мне пришлось пройти и где я был. Пришло время во всем признаться, но еще больше мне нужно было просто увидеть их. Уснуть в своей постели. Погладить Медведя и надеяться, что возвращение в Хэйвен как-то придаст мне сил. Может, это и было по-детски — бежать домой зализывать раны, но мне было все равно. Я просто хотел, чтобы боль внутри ослабла, позволив мне наконец дышать. В доме было пусто, поэтому никто не видел моего ухода. Я отправлю Тегу сообщение, как только окажусь в пути. У меня не хватало духу попрощаться с подругами, потому что чувствовал, что в какой-то мере подвел их, не став тем счастливым парнем, каким должен был быть. Я выехал на шоссе, но чем дальше машина удалялась от бунгало и ангара, тем сильнее болела грудь. Дорога вела на Калиспелл и Хелену, но вскоре я обнаружил, что еду совсем не в том направлении. Мой разум словно работал на автопилоте. Я, конечно, знал, куда должен ехать, но не понимал, почему продолжаю мучить себя, и просто двигался в противоположную сторону от дома. Не успел я прийти в себя, как остановился на краю поляны и уставился на знакомый пикап, припаркованный перед маленьким, тщательно ухоженным домиком. Багажник был открыт, но пуст, не считая небольшой картонной коробки. Я вышел из машины и стал смотреть на коробку, словно в ней был ключ к разгадке происходящего. Не знаю, сколько времени так простоял, но звук открывающейся двери домика заставил сердце подскочить к горлу. Я затаил дыхание, глядя, как Зак направляется к пикапу и забрасывает в салон большую сумку. Подумав, что он сразу уедет, я зашагал к домику в надежде на хоть какое-то, пусть и странное, завершение нашей истории. Но видеть Зака было сущей пыткой. Он выглядел идеально. Помимо легкой хромоты на ногу, он казался абсолютно здоровым в джинсах и светло-зеленой рубашке с закатанными рукавами, открывающими его сильные предплечья. Зак захлопнул пикап, но вместо того, чтобы обойти его и сесть в салон, вернулся в домик. Я приказал себе развернуться и забраться обратно в машину, но конечности отказывались двигаться. Они вдруг показались мне слишком тяжелыми для собственного тела. Я не сомневался, что это тот самый момент. Момент, когда Зак действительно уезжает. Опоздай я на пять минут, упустил бы его. Я опять приказал себе повернуться, чтобы самому выбрать путь к отступлению, но тело снова перестало быть подвластным мне. Все, что я мог делать, — тупо смотреть на входную дверь домика. Я хотел пойти к Заку, но также пытался защитить свое сердце, хотя в глубине души понимал, что для этого уже слишком поздно. Я был влюблен в Зака с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать лет. Если я наивно думал, что с годами моя любовь к нему хоть немного ослабла, то с момента, как он вернулся в мою жизнь, снова и снова убеждался, что ошибаюсь. Я любил Зака по-прежнему, а это означало, что не мог стать тем, кто уйдет. Мне нужно было, чтобы это сделал он. Нужно было, чтобы он вышел из домика, увидел меня, а потом сел в пикап и уехал, не оглядываясь. Если бы он поступил иначе, то просто позволил бы той маленькой искорке надежды внутри меня продолжать гореть. А мне нужно было, чтобы эта надежда умерла. Мне нужно было научиться любить Зака на расстоянии, и для этого требовалась его помощь. Я заставлял себя ждать, но чем дольше оставалась закрытой входная дверь, тем быстрее таяла моя решимость. Слезы разочарования застилали глаза. Все, что мне оставалось, — повернуться и уйти. Я мог бы сбежать домой и зализать раны, как в восемнадцать лет, а потом найти способ жить дальше, оставив Зака в далеком прошлом. Может быть, в конце концов, я встречу хорошего парня, который не будет настаивать на том, чтобы держать наши отношения в секрете, и будет считать, что я достоин большего, чем просто бессмысленное свидание. И когда мы с Заком снова встретимся на каком-нибудь семейном празднике, в моей груди больше не будет бесконечной боли. Я должен просто повернуться и уйти… Мои ноги налились свинцом, когда пытался заставить себя повернуться и отойти от домика, но не успел сделать и шага, как воздух словно покинул легкие, и я с трудом мог даже просто стоять на ногах. Я хотел облегчения. Я хотел безопасности. Действительно хотел. Но больше я хотел Зака. Мне уже было все равно — на пять минут, пять часов или пять лет, я просто хотел его. Я повернулся лицом к домику, но на этот раз меня не удерживали никакие свинцовые гири. Шаг вперед, потом еще один и еще. Вероятность того, что Зак откажет мне, была высока, но это не нарушило мой темп. Я не бежал к двери, как и не останавливался. Не гнев, не разочарование и даже не надежда заставляли меня идти вперед. Я снова был на той горе, прижавшись всем телом к Заку, и ждал, когда огонь заберет нас. Был там, где должен быть. Поднимаясь по ступенькам крыльца, я по мере сил готовился к реакции Зака, какой бы она ни была. Я уже собирался сжать ладонь в кулак, чтобы постучать в дверь, как только дойду до нее, но это оказалось лишним. Как только ноги коснулись площадки крыльца, дверь домика открылась, и Зак оказался там. Прямо там. Я ожидал увидеть удивление, или шок, или гнев, или… что-то еще. Но Зак просто стоял в дверях и смотрел на меня. Еще пару недель назад такой взгляд заставил бы меня бежать, но я даже не замедлил шаг, пока не оказался перед мужчиной. Нас разделяло всего полтора-два фута. Выражение его лица было нечитаемым, но все — от напряжения тела до твердо сжатой челюсти — предупреждало меня, что нужно бежать… хвататься за этот последний шанс спастись. Но я не двигался. Даже не думал об этом. Только когда сильная рука потянулась, чтобы схватить меня за плечо… только тогда я двинулся. В сумрак его жилища и, наконец, в жар его объятий. Туда, где мне и следовало быть.