Выше и сильнее / Above & beyond

ЗАК Мной двигал страх. Страх за себя, но в основном за Лаки. Я хотел наброситься на него за то, что он не воспользовался шансом убежать. Даже сейчас, пока мы медленно продвигались к тропе, ведущей вниз с горы, я понимал, что мы никак не сможем обмануть огонь. Единственную надежду на спасение давал, как ни странно, ветер, который, похоже, немного ослаб, не давая пожару обогнать нас. Но с южной стороны пламя находилось в нескольких сотнях ярдов от тропы, по которой мы должны были спуститься к озеру, где оказались бы в безопасности. Если бы не мои травмы, мы, вероятно, смогли бы добраться. Но из-за боли, пронизывающей всю ногу, и шума в голове, лучшее, на что я был способен, — это жалкое ковыляние. И даже оно зависело от Лаки, который поддерживал меня в вертикальном положении. — Лаки… — начал я, но, как не удивительно, он прервал меня. — Заткнись и шагай дальше, — прорычал он. Никогда не слышал от него такого. За последние несколько недель я видел его силу и уверенность в себе, но какая-то часть меня по-прежнему считала его ребенком, играющим во взрослые игры. Однако в мужчине рядом со мной не было ничего детского. Я ничего не помнил о произошедшем после взрыва вертолета. В одну секунду я бросился на Лаки, а в следующую обнаружил, что уже он лежит на мне. Я беспокоился, что мне не удалось защитить его своим телом, но, когда позвал его по имени и он посмотрел на меня своими прекрасными глазами, — понял, что с ним все в порядке. Все остальное не имело смысла. Потом Лаки упомянул о пожаре, отрезавшем нам путь к отступлению, и я понял, что мне никак не удастся добраться до безопасного места. Мне так хотелось, чтобы парнишка оставил меня, чтобы мог спастись сам, но, признаться, в глубине души я испытывал облегчение от того, что не придется встречать этот ужас в одиночку. Как однажды сказал Лаки, мы понимаем, что смерть всегда у наших дверей, но никто из нас не испытывает от этого особого удовольствия. — Мы не успеем, — крикнул Лаки сквозь рев огня. — Нужно двигаться на север, к перевалу. Я понимал, что он прав, но пробираться по все более непроходимой местности казалось невыполнимым. — Перевалочная хижина, — удалось мне вымолвить. Небольшое каменное строение сразу за перевалом должно было защитить нас от холода, с которым мы, скорее всего, столкнемся, поднявшись выше. Поскольку ветер дул с юга, а растительность ближе к вершине перевала становилась более редкой, у нас были шансы защититься от пламени. Лаки издал нечленораздельный звук и быстро развернул нас, направляя на север. Казалось, легкие сейчас взорвутся, но в то же время голова оставалась ясной, и я продолжал идти вперед. Каждый шаг, который делал Лаки, повторял и я. Вероятно, прошло не меньше часа, прежде чем Лаки замедлил шаг, но я потерял счет времени. Я все сильнее опирался на парнишку и ничего не мог с этим поделать. Голова кружилась, подкатывала тошнота, и я молился, чтобы не извергнуть содержимое желудка прямо на тропе. — Думаю, можно остановиться, — услышал я слова Лаки, но не мог найти сил открыть глаза. Я хотел возразить и сказать, что нам нужно двигаться дальше, чтобы успеть добраться до хижины до наступления ночи и резкого понижения температуры, но слова не шли. Когда Лаки помог мне сесть, боль в ноге вырвала меня из полудремы, в которую погрузился. — Прости, прости, — пробормотал Лаки, помогая мне прислониться спиной к дереву. Я заставил себя открыть глаза и увидел, что он с ужасом смотрит на мою ногу. — Ты теряешь слишком много крови, — прошептал он. Страх и беспомощность в его голосе, заставили меня протянуть руку. — Идем, — тихо сказал я голосом, не похожим на собственный. Мы вдохнули слишком много дыма, но, к счастью, достигли высоты, где воздух стал чище. — Нет, — ответил Лаки. — Я должен остановить кровотечение. В его тоне угадывалась паника, а пальцы зависали над раной, которая выглядела довольно серьезной. Удивительно, но она почти не болела. Я предположил, — вероятно, из-за того, что мне было холодно. Не очень хороший знак. Но у меня защемило в груди от того, что Лаки был так расстроен. — Лаки, — вздохнул я. Он поднял на меня глаза и замер, затем что-то изменилось в его взгляде, он переместился и сел рядом со мной. Я обнял его, он прильнул ко мне и крепко обнял в ответ. Наступила долгая тишина, но, когда я поцеловал его в макушку и прошептал: — Все хорошо, милый, — он издал приглушенный всхлип. За ним последовал еще один и еще. Я почувствовал, как горячие слезы пропитали футболку. — Я думал, что тебя больше нет, — сказал Лаки, впиваясь пальцами в мой бок. — Думал, что потерял тебя. — Никогда, — ответил я, не задумываясь, и провел пальцами по его шее. Было неприятно, что на такое крошечное действие уходит столько сил. — Надо двигаться дальше, — удалось сказать, несмотря на то, что меня клонило в сон. — Вот, — услышал я слова Лаки, а затем к моим губам прижалось что-то прохладное и влажное. Понятия не имел, откуда у парня взялась бутылка с водой, но мне было все равно. Я сделал несколько больших глотков в надежде, что жидкость облегчит жжение в горле. Едва удалось удержаться, чтобы не выпить все содержимое. Я открыл глаза и протянул бутылку Лаки. — Теперь ты, — сказал я. Лаки покачал головой и сказал: — Я в порядке. — Пей, — настаивал я. — Пожалуйста, — добавил в надежде, что не придется спорить с Лаки по поводу питья. Не сомневался, что он пытается сберечь воду и ради этого готов рисковать собой. Наши глаза встретились, он медленно сделал маленький глоток воды, а затем вернул бутылку в рюкзак, который я только сейчас заметил. — Радио? — с надеждой спросил я. Лаки опустил глаза и покачал головой. — Я потерял его. — Он сделал паузу, а потом добавил: — Мне так жаль, Зак, я уронил его. Если бы просто положил его в рюкзак, а не держал в руках… Мне удалось протянуть руку и взять его за подбородок. Я крепко держал его, говоря: — Мы живы благодаря тебе, Лаки. Я не отпускал его пока, он все же не посмотрел мне в глаза, и даже тогда держался за него дольше, чем следовало. Его лицо было покрыто царапинами и грязью, вероятно, от того, что я опрокинул его на землю и навалился сверху. Я потянулся, чтобы потрогать один из крупных порезов, но Лаки перехватил мою руку и сжал в своей. — Они не болят, — мягко сказал он. Меня не должно было удивлять, что он знал, на чем я сосредоточился. Мы зависли еще на мгновение, а потом Лаки поднялся на ноги. Я обратил внимание, что он старался не слишком нагружать одну ногу. Он наклонился, чтобы помочь мне встать. Боль вернулась сразу же, как только оказался в вертикальном положении, закружилась голова и я был вынужден буквально повиснуть на парне. — Я держу тебя, — сказал Лаки, обхватив меня своими сильными руками. Я мог бы простоять так несколько часов, но понимал, что, хотя мы и обогнали огонь, теперь придется беспокоиться о другом аспекте матушки-природы. Непогода. Снова завывал ветер, а мы с Лаки были одеты не по погоде. Я не знал, какие припасы были у парня в рюкзаке, но понимал, что те весьма ограничены. Никто из нас не планировал ничего подобного. Хижина, по крайней мере, даст возможность укрыться от ветра. Температура на этой высоте, несомненно, опустится ниже нуля еще до рассвета, и нужно будет придумать способ не замерзнуть до смерти, пока за нами кто-нибудь придет. Помня об этом, я заставил себя перенести большую часть веса с Лаки, чтобы мы могли продолжить путь на перевал. Подъем шел медленно, и мне пришлось сделать несколько передышек, но как только спустилась темнота, показалось небольшое каменное строение, и я ощутил облегчение впервые с тех пор, как почувствовал запах дыма. Лаки издал возглас в надежде привлечь внимание других туристов, которые могли использовать хижину для ночлега, но ответа не последовало. Когда мы добрались до каменного здания, там было темно и холодно. Оказавшись внутри, Лаки помог мне сесть и принялся суетиться вокруг меня. Через несколько минут на меня было наброшено термоодеяло, и он дал мне еще воды. Я наблюдал, как он быстро перемещается по помещению в поисках каких-либо припасов, которые могли оставить предыдущие туристы, и услышал стон разочарования, когда он ничего не нашел, но боль и усталость слишком поглотили меня. Я попытался подняться на ноги, чтобы помочь Лаки определиться с дальнейшими действиями, но не успел. Он оказался рядом, удерживая меня на месте. — Не двигайся, Зак. У тебя все еще идет кровь, и я не хочу, чтобы стало хуже. — Могу помочь, — это было все, что я смог вымолвить, удивляясь, почему не могу составить законченное предложение. — Я справлюсь. Поверь мне, ладно? — сказал Лаки. Наши взгляды встретились, и я быстро кивнул. Я действительно доверял ему и сказал бы об этом, если бы нашел в себе силы. Он опустил меня на землю, подложив под голову что-то мягкое, но я не знал, что именно. Перемещаясь по хижине, Лаки бесцельно проговаривал, что делает и что с нами все будет в порядке. Я подозревал, — его слова были направлены на то, чтобы успокоить нас обоих. Захотелось обнять его и пообещать, что все будет хорошо, но я слишком устал, чтобы сделать хотя бы это. Я пытался держать глаза открытыми, но веки не слушались. Меня разбудило нежное касание руки. — Зак, мне нужно промыть и перевязать твою рану. Прости, но это, наверное, будет больно. Бедняга Лаки выглядел таким расстроенным, но я не мог его успокоить. Мне приходилось переживать гораздо худшее, чем то, что должно было произойти. Я кивнул и позволил ему перевернуть меня, чтобы он мог получить лучший доступ к моей ноге. — Мне нужно снять с тебя штаны, — сказал Лаки. Я улыбнулся его нерешительности. — Давай, — ответил я. Не будь процесс таким болезненным, с удовольствием заставил бы Лаки раздеть меня. Оставалось только сжать челюсти, когда он снял жгут и прижал бинт. Он быстро и эффективно очистил и перевязал рану, но я видел беспокойство в его глазах. Невозможно было не заметить дрожь в его пальцах, когда он закреплял повязку на бедре. Я коснулся его ладони в надежде придать уверенности, в которой он так нуждался. Он замолчал и уставился на наши руки. По его щекам катились беззвучные слезы. — Лаки, — тихо сказал я. Он поднял на меня глаза. — Я не могу остановить это. Кровотечение стало медленнее, но оно не останавливается. Я не знаю, как заставить его остановиться. Его забота обо мне была душераздирающей, и я всем своим существом желал избавить его от боли. Очередное доказательство — несмотря на то, как ужасно обошелся с ним после нашей ночи, я по-прежнему был ему небезразличен. Сколько бы раз я ни повторял, что не стою его, это ничего не меняло. — Иди сюда, малыш, — прошептал я, откидывая одеяло, чтобы он мог прилечь рядом. — Нет, мне нужно развести костер, и посмотреть, смогу ли найти какую-нибудь еду, потому что у меня есть только один протеиновый батончик, и у нас почти не осталось воды… — Лаки, иди сюда, — сказал я на этот раз более твердо. Настойчивость в моем голосе заставила Лаки замереть на месте. Он с тоской посмотрел на меня, и я впервые увидел на его лице облегчение. На этот раз он не стал спорить, а забрался ко мне под одеяло. Устраиваясь рядом, он старался не задеть мою ногу, а затем лег на спину, избегая смотреть мне в глаза. Несмотря на усталость, мне все же удалось притянуть его к себе и обнять. Это движение, похоже, подействовало. Он уткнулся носом в мою шею и прижался так, словно я был единственным, что удерживало его на плаву в бурной реке. Его тело было холодным по сравнению с моим, но одеяло и мое собственное тепло сделали свое дело, и вскоре сильная дрожь, охватившая маленького Лаки, ослабла. Я поддался изнеможению и, наконец, закрыл глаза.