Любовь моего брата, моя любовь

      Суёлю так понравились подарки Джисона, что он захотел надеть на себя все вещи сразу. Естественно, через пять минут ему стало жарко, так что нам пришлось срочно раздевать эту маленькую капусту. Я оставила их играть вдвоём и занялась приготовлением ужина. Когда же через час я зашла к ним, то обнаружила посреди комнаты шалаш из стульев и диванных подушек. Представляю, сколько времени мне теперь придётся это разгребать.       — Я всё уберу, — поспешил успокоить меня Хан, увидев моё «довольное» выражение лица. — Мы с Суёлем сами наведём здесь порядок, чтобы мама не волновалась, — он обернулся на сына. — Так, малыш?       — Да, — подтвердил мальчик, сидя в своём «убежище» с кучей игрушек.       В какой-то момент Джисон вдруг заметил лежащее на полке игрушечное пианино и достал его.       — Работает, — сделал вывод он, нажав на клавиши.       Хоть звук от игрушечного инструмента и был несколько искажённым, всё же я смогла различить аккорды, которые брал Хан. Это была песня «Say something». Сыграв вступление, он запел.       — Скажи что-нибудь, я опускаю руки. Я буду тем единственным, если ты этого захочешь. Я последовал бы за тобой куда угодно. Скажи что-нибудь, я сдаюсь.       Я уже и забыла, насколько прекрасен его голос. И теперь, услышав его пение вновь, я будто снова оказалась на том уроке, где впервые узнала, как восхитительно он умеет петь. Мне тоже захотелось спеть несколько строк из этой красивой песни.       — Скажи что-нибудь, я сдаюсь. Прости, что так и не смогла достучаться до тебя. Я бы последовала за тобой куда угодно. Скажи что-нибудь, я сдаюсь.       Суёль, отложив игрушки, всё это время внимательно слушал нас.       — Ты — единственная, кого я люблю. И я говорю «Прощай».       == Скажи что-нибудь, я опускаю руки. Скажи что-нибудь, я больше не буду пытаться. Скажи что-нибудь…       Последний аккорд, сыгранный на игрушечных клавишах, стих.       — Твой чудесный голос… Я заслушался, — улыбнулся Джисон, убирая детское пианино обратно на полку.       — Мне всё ещё далеко до тебя, — с улыбкой ответила я. — Ладно, вы тут поиграйте ещё немного, а я доделаю свои дела.       Я поторопилась выйти из комнаты. Я испытывала какую-то трепетную неловкость, и нахлынувшие воспоминания заставили моё сердце забиться чаще. Мне нужно было уйти, чтобы успокоиться.       Время уже подходило к девяти, Суёлю пора ложиться спать. Я вернулась в детскую, чтобы сказать мальчикам, что пришло время прощаться. Войдя, я увидела, что ребёнок спит на коленях у Джисона. Тот, слегка поглаживая его по спине, тихо напевает ему «Пришельца». Заметив меня, Хан поднёс палец к губам, жестом предупредив меня быть тише и не разбудить сына.       — Он спит? — я не поверила своим глазам. — Как тебе это удалось?       — Не знаю, он просто лежал у меня на коленях, а я пел ему песни, — шёпотом ответил Джисон, аккуратно приглаживая волосы мальчика. — Раньше я бы обиделся, если бы кто-то уснул под мою песню, а теперь мне даже приятно.       — Он не просил рассказать ему сказку? — прежде никогда не бывало, чтобы Суёль засыпал без сказки на ночь.       — Просил, — кивнул Хан. — Про квокку, который всегда улыбался, про хорька, с которым они дрались.       Я сделала знак рукой, позвав Джисона выйти из комнаты, чтобы своим шёпотом мы не разбудили ребёнка. Мы переместились на кухню.       — Ещё что-то про серую уточку, которая любила петь разные песни, — продолжил рассказывать Хан, присев на стул.       — И что же? Ты придумал сказку?       — Зачем придумывать, выложил всё, как было, — усмехнулся он, облокотившись на стол. — Как храбрый и сильный квокка отвешивал пиздюлей хорьку.       — А как битой от хорька получал, храбрый квокка решил умолчать? — рассмеялась я, садясь с другого края стола.       — Этот хорёк вообще не по-христиански тогда поступил, — смешно нахмурился Хан. — Если бы у меня в тот раз была бита, он бы выхватил сильнее.       — Время позднее… Ты торопишься? — спросила я, но не для того, чтобы намекнуть, что ему пора уходить. Напротив, мне даже хотелось, чтобы он задержался ещё немного. — Не хочешь выпить вина?       — Не откажусь, — ответил Джисон после недолгих раздумий.       Мы пили вино, сидя на кухне. Хан расспрашивал меня о том, как рос Суёль, ему не терпелось узнать обо всём, что он пропустил за эти годы. Отвечая на его вопросы, я рассказывала обо всех значимых событиях из жизни нашего сына. И тогда я впервые подумала, что, наверное, зря лишила Джисона возможности наблюдать, как растёт наш мальчик. Прав был Минхо. Наши с Ханом отношения — только наше дело, ребёнок не виноват в том, что мы не смогли идти вместе по одному пути.       — Знаешь, я иногда размышляю над тем, как бы всё сложилось, останься мы вместе, — досмотрев фотографии Суёля, которые я показывала на телефоне, вдруг сказал Джисон. — Представляю нашу семью — ты, я и наш сын. Интересно, как бы мы жили?       — Было время, когда я мечтала об этом, — с грустью улыбнулась я. — Но этого так и не случилось, так что всё, что ни делается, к лучшему.       Мы оба замолчали, каждый думая о своём.       — Ты убеждён в том, что это я всё испортила, — мне почему-то показалось, что сейчас как раз тот самый момент, чтобы прояснить это. — Но что, если я скажу тебе, что всё было подстроено? Что у меня с Хёнджином ничего не было?       Хан с сомнением покосился на меня.       — Ты же понимаешь, что теперь мне точно нет смысла врать, — не отводя взгляд, я смотрела прямо в его глаза. — Хочешь знать, как всё было на самом деле? Я ни за что не променяла бы тебя на Хёнджина. Я не предавала тебя, как тебе тогда это преподнесли.       — Ещё скажи, что фотки с крыши — это монтаж, — в его голосе отчётливо слышалось недоверие.       — Нет, я действительно была там, на этой крыше, — ответила я. — И да, мы были там вдвоём. Но знаешь, чем закончилась эта встреча? Я сказала ему, что мы больше не будем видеться. И в тот вечер я поехала к тебе.       — Зачем ты вообще тогда пошла на эту крышу? — недоверие сменилось недовольством. — И что это были за сообщения про свидание и поцелуй?       Я поведала Джисону историю про наш с Джинни договор о трёх свиданиях. Рассказала всё, как на духу, ничего не утаив. Правду, и только правду.       — Этот поцелуй был, и случился он на первом свидании, когда я ещё пыталась сбежать от своих чувств к тебе, — я зачастила так, словно боялась, что не успею закончить рассказ. Вдруг Хан не захочет слушать дальше? Другого шанса объяснить ему всё не будет. — Но потом, когда мы оба захотели быть вместе… Я уже не думала ни о ком, кроме тебя.       Хан задумчиво уставился в пустоту, не говоря ни слова.       — Та фотка с моей цепочкой, — продолжила я. — В тот день, когда вы подрались, на занятии он заставил нас снять украшения и положить ему на стол. Я просто не вспомнила о том, чтобы забрать её. Я оставила её на столе в танцевальном зале, ты слышишь? Я не была в его доме, не ночевала с ним, не забывала эту ебучую цепочку у него дома.       Ощутив, как всё внутри меня закипает от злости, обиды и чувства несправедливости при этих воспоминаниях, я замолчала. Джисон застывшим взглядом просто молча смотрел в сторону.       — И те слова, которые я говорила тебе тогда — про то, что люблю тебя — были правдой. Я никогда не испытывала того, что в те дни с тобой. Мне реально хотелось остаться с тобой вместе на всю жизнь, что отведена мне, — глаза защипало от подступивших слёз. — Я по-настоящему была счастлива только рядом с тобой…       Снова повисла тишина. Хан, наконец, взглянул на меня.       — И ответь сам — когда ты так сильно любишь человека, нужен ли тебе будет кто-то другой?       Я схватила свой бокал с вином и залпом осушила его. Это помогло мне сдержаться, чтобы не зареветь.       — Если всё так, как ты говоришь, — поникшим голосом проговорил Джисон. — То, значит, я и вправду самый конченый идиот на этом свете, — он повторил мои слова. — Это значит, что я́ виноват в том, что мы сейчас не вместе.       Вот и всё. Я выдохнула. Наконец-то я сказала всё, что хотела, что должна была сказать. Я объяснила то, что он не дал объяснить мне четыре года назад. Словно камень упал с души. Это ничего уже не изменит, но зато мне стало легче. Пусть теперь он, зная правду, живёт дальше с мыслью, что наше расставание — его вина.       — Но почему ты не рассказала мне обо всём этом раньше? — недоумевал Джисон. — Ты понимаешь, что, узнай я правду тогда, сейчас всё было бы по-другому?       — Поверь, я очень хотела объяснить всё тебе, — горько усмехнулась я. — Но ты не хотел моих объяснений. Ты решил, что кинуть меня в чёрный список и вернуться к моему брату — лучшее решение. Подумал, что корабль тонет, и съебал с него при первой же возможности. И где сейчас Лино? Разве вы до сих пор вместе? Нет. А мы могли бы сохранить нас.       Сбросив с души груз, сумев, наконец, оправдать себя, я почувствовала злость. Теперь, когда мы оба знаем, кто виноват в нашем расставании, давай, попробуй объяснить мне, почему ты так поступил.       Мы с Джисоном вышли на лоджию. Я курила уже гораздо реже, чем это было раньше, но совсем избавиться от этой привычки мне так и не удалось.       — Я тогда думал, что меня предали. Снова, — Хан, стоя напротив окна, вглядывался вдаль. — Только когда это сделал Лино, я ждал от него извинений…       — А со мной даже не захотел поговорить, — перебила я его, закуривая.       — Решил, что не стоит выслушивать оправдания, я же был уверен, что то, что мне преподнёс Хёнджин — правда, — похоже, после услышанного, Хана настигли угрызения совести, так что он даже не мог заставить себя посмотреть мне в глаза. — В общем, мне показалось, что если я первым разорву наши отношения, то мне будет не так больно.       — И как? Это сработало? — я понемногу начала успокаиваться.       Никогда не могла долго злиться на него. Выслушав его версию тех событий, я поймала себя на мысли, что его тоже можно понять. Конечно, он был не прав, что не дал мне шанса объясниться. Но я не знаю, как бы сама повела себя в такой ситуации. Возможно, что точно так же.       — Нет.       — Так почему же ты пошёл именно к Минхо? — мне всё ещё было не понятно это и я хотела получить объяснение. — Допустим, ты считал, что я смогла так поступить с тобой. Но разве он не поступил когда-то так же?       — Больше мне не к кому было идти, — вздохнул Хан, опустив голову. — Мне тогда было так плохо, я не придумал ничего лучше, чем пойти к нему. Знаешь, он для меня — тот человек, к которому я всегда могу прийти, когда в жизни всё полетело к чертям.       — Везёт тебе, что у тебя есть такой человек, — задумчиво проговорила я, выпуская дым. — У меня такого человека нет. Если в моей жизни всё пойдёт не по плану, мне не к кому идти.       — Приходи ко мне, — он, наконец, взглянул на меня. Заметив мою усмешку, он добавил. — Нет, правда. Если у тебя что-то случится, ты всегда можешь прийти ко мне. Обещаю, я больше не отвернусь от тебя.       Мы вернулись на кухню и разлили по бокалам вино.       — Надолго ли хватило вашего с Минхо перемирия? — спросила я, хоть мне и было известно, когда они расстались.       — Какое-то время мы были вместе, но потом всё же решили остаться друзьями, — Джисон потрепал свои мягкие тёмные волосы. — Не знаю, как-то так и не сложилось у нас. Но мы по-прежнему близки друг с другом.       — Я заметила, — с сарказмом отозвалась я. — Уже столько лет прошло, а он до сих пор относится к тебе лучше, чем к собственной сестре.       — Да нет, — не согласился Джисон, смеясь. — Меня он теперь тоже может послать куда подальше.       Услышав его смех, у меня внутри вдруг что-то ёкнуло. Раньше я любила, когда он смеялся. Вот и сейчас, он смеётся, а я не могу не улыбнуться из-за этого.       — Скажи, твой брат ведь знал, что Суёль — мой сын? — уже серьёзно спросил Хан. Я кивнула в ответ. — Вот же… Друг ещё называется. Знал, что это мой ребёнок, а мне сказал то же, что и ты.       — Потому что я его об этом попросила, — пояснила я. — Может, Лино и любит тебя больше, чем меня, но всё же он — мо́й брат. Так что он сказал тебе то, что я ему велела.       — Не важно, главное, что теперь я знаю, что у меня есть сын, — довольная улыбка озарила его милое лицо. — И я этому бесконечно рад.       А я рада, что мы, наконец, поговорили по душам и избавились от недопонимания между нами. Теперь мы не будем считать друг друга врагами, предавшими наши отношения.