Разбила остатки на две главы, всё же. Две мини будут.
Теперь следующая точно последняя :) Там и Диму погладим, и Тошу, честное пионерское!
-------------------------------------------------
Сергей ждал этого момента вот уже несколько лет. В тайне от мужа он вёл собственное расследование. Немного наврал, за это он ещё извинится. Будет долго извиняться, но знал, что злиться на него вряд ли будут. Сергей не врал, просто недоговаривал. В конце концов, учитель у него в таких делах был прекрасный.
"Аргентум" отправился в Болгарию, просил он и их, и Дмитрия Сергеевича оставить его цель и место поездки в секрете от заместителя. Майор понимал, что если узнает тот правду, то ни за что его не отпустит. Но офицер просто обязан был это сделать. Обязан был посмотреть тем людям в лицо. И пусть оба его мучителя давно умерли, а один даже стараниями его любимого, но оставались ещё двое. Он хотел посмотреть в им глаза, он вряд ли их поймёт, понять это было нельзя.
К сожалению для него, от Йозефа не удалось вытянуть практически ничего из того, где же он жил. Сергей узнал только город, где он родился, и куда потом переехал. По мизерным кусочкам в течение нескольких лет он добивался от него хоть каких-то ориентиров. Адрес ему, разумеется, в лоб не выдали. Но город, в котором Йозеф провёл юность, он изучил.
К его сожалению, всё, что мог он вытянуть из него, это примерное описание дома и окружения. Не без помощи Дмитрия Сергеевича он раздобыл информацию, проверил по реестрам выживших, коих осталось не так, чтобы много.
Мать Йозефа не удалось найти даже приблизительно.
Но Дэвид Гольденцвайг в том городе был только один. Сергей надеялся, что был это он. Надеялся, что за последние года никуда не переехал.
Немецкий Сергей усиленно учил вот уже три с половиной года. Говорил довольно свободно, учеником он был замечательным, вопреки всем ворчаниям и невериям товарища Захарова. Если было что-то нужно, Нечаев этого всегда добивался. У него и дети были такие же. Разбалованные всем Предприятием, они в своих маленьких головках уже знали, где попросить, а где пустить слезу, чтобы получить желаемое.
Мария Сергеевна запросто могла прийти на базу "Аргентума" и наделать хвостиков восемнадцати накачанным мужикам. Ходили они как-то в них весь день.
А Арсений Сергеевич знал, какими способами заставить директора Предприятия схватить его на руки, бросить все свои кабинетные дела и выйти на улицу погулять в разгар рабочего дня.
"Будь осторожна, Кать."
"Я? Это не я вру заместителю директора, я буду в порядке, Нечаев!"
Это был их последний разговор с Блесной перед тем, как они расстались с кусочком отряда, уехавшего в Болгарию. Сергей стоял на земле Германии.
Домик был красивым, c виду уютным. Небольшой, но Сергей как никто другой понимал, что для счастья не нужно было много.
Вряд ли в этом доме жил Йозеф, ведь отец его их бросил. Нечаев не знал, кого собирался сейчас встретить. Судя по рассказам мужа, отец не избивал и не глумился над ним так, как делала это мать. Но затрещины всё равно прилетали, на мальчика всё равно кричал его грубый голос. Ему было наплевать, что собственный сын бесконечно плакал и страдал. Можно было только догадываться, как за ребёнком смотрели в детстве. Наверное, к лучшему, что люди не могли помнить себя в младенчестве.
Он не стал бездумно стоять и пилить дом взглядом. Страха не было, было только нетерпение, ведь он ждал очень давно.
Поднялся по маленьким ступенькам на порожек, позвонил в дверь. Через минуту дверь приоткрылась, а на пороге показался молодой человек. Примерно его возраста, а похож он был... на его Йозефа. Сергей даже немного растерялся.
- Добрый день. Я могу Вам помочь? - на чистом немецком спросил кудрявый парень.
- Добрый день. Да... да, можете. - с акцентом отвечал русский офицер. - Ищу Дэвида Гольденцвайга.
- Это мой отец. Подождите секунду, позову.
- Спасибо.
Руки сами собой слегка задрожали, Сергей поспешил спрятать их в карманы.
- Здравствуйте, как могу быть Вам полезен?
В дверях появился мужчина. Сергей замер. Похож он был на Йозефа точно так же, особенно волосы, только начинавшие седеть. На вид ему было около шестидесяти. Карие глаза теперь с интересом и непониманием уставились на молодого человека перед собой, у которого, казалось, пропал дар речи.
- Детей... детей у тебя сколько? - просипел Нечаев, наблюдая за его глазами.
- Что, простите? - мужчина вздёрнул бровь, поражённый таким бескультурьем.
- Детей сколько, спрашиваю? Сын твой? - кивнул вглубь квартиры.
- Сын. Только Вас это не касается.
- Любишь сына?
- До свидания.
Дверь собиралась было закрыться, но тяжёлая нога парня вклинилась в проём, мешая ей это сделать.
- Я спрашиваю. Сына любишь?
Что-то было в тоне этого мальчишки, что-то было и в его бесконечно голубых глазах. Дэвид не смог не ответить.
- Конечно люблю, это мой ребёнок. В конце-то концов, чего же Вы от меня хотите!?
Из глубины квартиры послышался младенческий плач. Сергей горько усмехнулся.
- Внук?
- Внук.
- В гости пришли к тебе?
- Пришли.
- Сколько внуку?
- Три месяца.
Было это похоже на допрос. Становилось страшно. Страшно за малыша, страшно за свою семью. В конце концов, на евреев косо поглядывали даже сейчас. А этот парень с русским акцентом не внушал никакого доверия.
- А первого сына тоже любил?
Повисла звенящая тишина. Карие глаза впились в голубые, мужчину слегка затрясло, под воротник мягкого халата забрался жар.
- У меня... у меня только один сын, о чём Вы здесь говорите!? - Гольденцвайг пытался придать себе уверенности, распрямил грудь.
- Уверен ты в этом? Знаю, что другой у тебя есть, это точно.
- Какой ещё другой!? - начинал он не шутку нервничать.
- Да вот этот.
Спокойным движением Сергей достал из кармана ветровки фотографию, лицевой стороной выставляя вперёд. На ней стоял красивый кудрявый мужчина, улыбался во все зубы. Рядом стоял Сергей, глупо целуя его в щёку, явно кривлялся, крепко обнимал одной рукой за талию. Годовалая Маша сидела у него на второй руке, испачканная шоколадом, в который впилась пальчиками. Арсений сидел в объятиях папы, всматриваясь в экран камеры. Фотографирующий Дмитрий Сергеевич что-то ему сказал, поэтому у мальчика застыло милое непонимающее выражение на лице.
У Дэвида раскрылись глаза, губы задрожали.
- Боже мой... Йозеф? - рука потянулась по инерции к фотографии, но застыла на полпути, он не знал, имел ли право её трогать.
Хмурые брови Сергея слегка расслабились, он и сам впал в лёгкий ступор, такой реакции не ожидая. Отец его мужа хотел взять ту фотографию, сейчас он не был против, чуть ближе её протянув, разрешая.
Дэвид притянул её ближе к себе, даже с какой-то любовью коснулся его лица большим пальцем.
- Живой... живой же, да?
- Живой. - кивнул.
- Проклятье...
Дэвид прикрыл второй рукой рот, на глазах наворачивались слёзы.
- А это? Дети?
- Внуки твои. - просипел Нечаев, сам теперь борясь с непонятными слезами.
- Внуки. Такие здоровенькие. И Йозеф... так хорошо выглядит. - шептал поражённый отец скорее сам себе.
- У нас третий будет.
- Третий!? У вас? Ах, да... - забегал глазами по человеку, целовавшего его сына в щёку. - А ты его..
- Муж.
- Ну конечно. Муж. Йозеф... живой. - провёл рукой по лицу, пытаясь унять эмоции. - Тебя как зовут, парень?
- Сергей. Сергей Нечаев.
- Ты. Ты зайдёшь? Чаю выпьешь?
Сергей выдохнул хриплый смешок, отвернулся куда-то в сторону. Он не знал, что чувствовал. Пришёл он сюда с совершенно другими намерениями. Чаю, говорит...
- Выпью.
Сергея завели в гостиную, усадили на диван. Девушка спряталась с младенцем в другой комнате, стеснённая незнакомцем. Её муж остался там же. И прекрасно, был это разговор лично к Дэвиду.
Сергей мешал ложкой у себя в кружке, наблюдал за маленькой воронкой.
- Я сюда пришёл не чай пить, ты знаешь? Лицо твоё кулаками хотел разукрасить.
- Немецкий у тебя хороший. - отвечал тихо мужчина, уставившись на свои тапки.
- Учитель замечательный. - Нечаев стрельнул в него глазами.
- Да... не сомневаюсь. Он умный с рождения был.
- Тебе-то откуда знать. Подсовывать ребёнку книжки ещё не значит чему-то его научить.
- Да, ты прав.
Нечаев его не понимал. Он думал, что мужчина будет оправдываться, что будет пытаться всё объяснить. Но он сидел в своём кресле, не желая расставаться с фотографией, на которую постоянно смотрел. Сергей сделал глоток. Так хотелось притянуть своего Йозефа в объятия.
- Я его пытался найти тогда... Когда восемнадцать ему исполнилось, я в тот дом вернулся, где с матерью они жили.
- Не ушёл бы, то и искать бы не пришлось.
- Ты снова прав, Сергей.
- Как вообще можно оставить собственного ребёнка? Как можно оставить его с тварью, и за человека его не считавшей? Ты же знал, как она к нему относилась. - рычал Сергей, начиная злиться.
У него не укладывалось это в голове. Да у него и в мыслях никогда не возникало такого ужаса, что он бросает своих маленьких кудряшек. Бросает своего Йозефа. Они втроем смотрели на него с таким доверием и любовью, что обливалось кровью сердце.
- Я не прав был.
- Не прав? Как-то это слишком просто, не считаешь? За всё, что ты и она заставили его пройти... простым "не прав" не отделаться. Может быть, не свали ты из дома, ему бы не пришлось скитаться по Берлину и жить в грязном углу для крыс. Может быть, научи ты его разбираться в людях, он бы понял, с кем заводить дружбу, а от кого стоит держаться подальше. Может быть, не оставь ты собственного ребёнка, как две капли воды похожего на тебя, ему не пришлось в Аушвиц ехать и смотреть на все те ужасы!
- В Аушвиц!? - из горла Дэвида вырвался действительно хрип ужаса.
- Именно туда. У него и номер есть.
- Нет... нет, не может быть! Он же... он же омега... плюс еврей. Что с ним сделали, Сергей!?
- Что, страшно? А знаешь, как ему страшно было?
На его лице бы написан неподдельный страх. Сергей совсем такого не ожидал, снова успокаиваясь.
- Много чего. Он не был пленником физическим, был он пленником моральным. Врачом он там работал. Пытался. Детей спасал от извергов, пытался кормить своей же едой людей, сидевших в бараках. Может, ты бы его не бросил, остался с ним рядом, то помог бы скрыться, сбежать. Может, будь у него люди, которые бы о нём заботились, ему бы не пришлось всё это испытывать. Такие моральные травмы никогда не вылечить, Дэвид.
- Врачом... ну конечно же. Я знаю, Сергей. Знаю, что моя вина. - спрятал рот в ладони, по лицу катились слёзы.
- Так почему... почему же ты бросил родного сына!?
- Любил её. Софи. - просипел немец. - Любил и ненавидел. Не мог смотреть на того мальчика. Когда родился Йозеф, к нему появились такие же чувства. Думал, что из-за него она не хочет со мной быть. Омега, еврей... она не могла его терпеть, а я был так ослеплён... Сергей. Мне нет прощения, я знаю. Должен был забрать его с собой, увезти прочь, спрятать, подарить жизнь.
- Люблю, когда в прошлом рассуждают. Сделанного или несделанного не воротишь.
- Ты мне расскажешь? Хоть чуть-чуть... через что он прошёл?
Сергей замер. Разглядел мужчину в кресле, немного задумался. Но рассказал. Немного про университет, про концлагерь, про лабораторию. Даже про Предприятие. Рассказал и про них двоих, про детей.
- Спасибо... Сергей. Ты его... любишь сильно, правда? - под конец его часового рассказа просипел Гольденцвайг, шмыгая носом.
- Бесконечно люблю. Я за него сверну горы и убью любого. И люблю его не только я один.
- Верю... - Дэвид как-то нежно улыбнулся. - Сергей.
- Да?
- Ты мне позволишь как-нибудь... с ним увидеться?
Голубые глаза широко раскрылись, он даже на мгновение забыл как разговаривать.
- Это не мне решать, я не его хозяин. Йозеф в состоянии сам принять решение. Я ему сообщу. Только зачем тебе это? Мучить его я не позволю.
- Хочу... хочу извиниться. За всё. Ничего не исправить, всё понимаю. Но хочу, чтобы мальчик знал, что мне бесконечно жаль и что...
Дэвид замолчал, Нечаев с тревогой ждал продолжения.
- И что?
- Что люблю его... всегда любил. Только пытался это в себе убить.
- "Мальчику" в следующем месяце тридцать девять будет. - офицер стискивал зубы, пытаясь унять слёзы.
- Знаю.
- Вот и приготовь хороший подарок, Гольденцвайг. - Нечаев поднялся с дивана.
- Сергей, ты позволишь мне... фотографию оставить?
- Оставлю, если скажешь мне, где живёт эта тварь.
- Почему же ты думаешь, что я знаю?
- Между вами слишком многое было. Она и тебе же нанесла душевные раны, правда? Человек - он такой. Любит себя мучить, боится сжигать мосты, как будто надеется, что может вернуться обратно. Вернуться туда, где над ним издевались. Следишь же за ней до сих пор, да?
Тот слегка кивнул, вновь оглаживая сына и внуков на фотографии. Поднялся тоже, дошёл до маленького столика, где что-то быстро начеркал на клочке бумажки. Отдал мужу своего сына.
- Спасибо, Сергей.
- За что?
- Что... что любишь его. Тебе мои благодарности не сдались, но... просто спасибо. Я счастлив знать, что у него есть родной человек.
- Есть. И не один.
Нечаев принял пальцами бумагу, где был обозначен чей-то адрес. Его следующее место назначения. Из комнаты снова послышался детский плач.
- Как сына зовут?
- Франц.
- А внука?
По щеке мужчины покатилась слеза. Он как-то трогательно взглянул молодому человеку в глаза, с маленькой смущённой теплотой.
- Йозеф.
Сергей отвернулся, сморгнул чувства, подбиравшиеся к уголкам глаз, поспешил на выход.
- Как думаешь... - просипел Гольденцвайг на пороге. -... как думаешь, он меня когда-нибудь простит?
- Не знаю. Чтобы прощать, нужно для начала обижаться. Мой Йозеф... он такой.
"Мой Йозеф" совсем не больно кольнуло чем-то хорошим у отца в груди, он улыбнулся. Дэвид был бесконечно счастлив, что у сына, которого он посмел бросить, был теперь такой человек, как Сергей. Может быть, когда-нибудь они оба смогут его простить. Может быть, он сможет назвать их обоих "сын".
Слышал он от Сергея и про Дмитрия Сеченова, про Харитона Захарова тоже. Был он им бесконечно благодарен. Их не связывали ни с Йозефом, ни с Сергеем никакие кровные узы, они не обязаны были за ними присматривать, но делали это лучше, чем любой другой отец для родных детей. Они были им отцами вместо него самого. Сам-то он давно всё пропустил. То Предприятие звучало как один большой дом, как семья. Дэвид был счастлив, что у Йозефа теперь было всё действительно хорошо. Пусть так и остаётся.
Он найдёт ему приличный подарок, купит внукам игрушки. Купит отдельную для ещё неродившегося малыша. На будущее. Вдруг Йозеф разрешит видеться с собой и с ними?
Дэвид улыбнулся в статную спину уверенного и сильного молодого человека. Взглянул на фотографию, которую так и не выпустил с рук. Прикрыл дверь.
***
Добрался до Берлина. Конечно же она была здесь, а где ещё. Ведь и чума не взяла. С одной стороны жаль, а с другой Нечаев мог теперь её увидеть. Лишь бы за чуму не сделать дело.
Жила она на окраине, в довольно дорогом на вид доме. Как и у дома Дэвида, ждать у моря погоды не стал. Собирались тучи, под дождём мокнуть совсем не хотелось. Перемахнул через двухметровые прутья забора, как будто могли они остановить такого агента.
Долбить в двери не стал, хоть и очень хотелось. Галантно постучался, стал ждать.
- Кто там?
- Ищу гражданку Софи! - фамилии её он не знал, наверняка давно поменяла, а может и замуж вышла.
- Что Вам нужно?
- Поговорить с Вами хотел.
- О чём?
- Ребёнок Ваш в опасности. - сказал наобум, не знал, были ли у неё дети.
Но дверь широко распахнулась, на пороге стояла хрупкая женщина с морщинками у глаз. Красивая даже в своём достаточно большом возрасте, было ей столько же, как и Дэвиду. Блондинка с бесконечно голубыми глазами. Сергей попал в их плен, его пошатнуло. Будто был он сам тем маленьким малышом, над которым издевался этот монстр.
- Что с Евой!? Кто Вы!? - она запахнула свою кофточку, прячась от прохладного вечера августа.
- Ева... очень красивое имя. А Йозефа помнишь?
Тон его был такой холодный, почти что замогильный. Он пробрал женщину до костей. А от вида крупного тела, стоявшего сейчас на пороге её дома, словно призрак, её затрясло. По акценту она поняла, откуда был этот парень, а от того имени закрался под кожу смертельный ужас.
- Как ты смеешь, русский щенок!
- Закрой рот. - он чуть ли не запрыгнул в квартиру, хлопая дверь и защёлкивая на замок.
- Выметайся прочь!!!
- Заткнись, пока я тебя не придушил.
Крупная ладонь майора сжала её тонкую шею, заставляя заткнуться. Так нельзя было обращаться с хрупкими созданиями, неспособными постоять за себя. Нельзя было обижать девушек, женщин. Бабушка не так учила. Нельзя было трогать мать своего мужа, с которого он сдувал пылинки. Нельзя было издеваться над человеком.
Он втолкнул её в гостиную, отпустил. Она хотела заверещать, но Сергей отвесил ей такую пощёчину, что по комнате прошёлся звон, а Софи упала на ковёр, теперь глотая ртом воздух и ошеломлённо глядя голубыми глазами на его узоры.
Нечаев знал, что голова её звенела от его удара. Дураком не был, силу, всё же, рассчитал. Если бы нет, то перебил бы ей мозги, и Софи уже никогда бы с пола не поднялась.
Нельзя, было нельзя. Но был это не человек. Не мать. Не женщина. Был это бездушный монстр.
- А теперь захлопнись и скажи, за что над сыном так издевалась.
- Не было у меня... никакого сына! - она поперхнулась воздухом, теперь со злобой глядя на человека, вторгшегося в её дом.
- Был, Йозеф зовут. Ты права, он тебе не сын, ты просто выплюнула его на этот свет. Чем он перед тобой так провинился, что ты считала своим долгом его бить?
Сергей развалился в кресле, теперь наблюдая за червяком недалеко от своих ног.
- Муж домой придёт, от тебя мокрого места не останется!
- Ну-ну, посмотрим.
Нашла кого пугать. Члена "Аргентума" мужьями не запугаешь, тем мужьям самим нужно было его бояться.
- Ты отвечай лучше, пока я тебе зубы не выбил. Рука у меня тяжёлая, ты уже и так и знаешь! - он зло хмыкнул.
- Зачем ты сюда пришёл!?
- В глаза твои посмотреть. Вот как же бывает... и чума тебя не взяла, надо же. Жизнь странная, а смерть ещё страннее. Не хочет брать тех, кто правда этого заслуживает. Умирают люди учёные, умирают врачи, учителя, полицейские, умирают люди, которым есть дело до этого мира, до страны, где они живут. Умирают хорошие люди, мамы, папы, дети, которые заботятся друг о друге. А вот такие как ты душевные монстры остаются. Интересно даже.
- Да что ты понимаешь, сопляк!
- Я действительно не понимаю, ты права. - Нечаев хмыкнул. - Не понимаю, как можно издеваться над маленьким, только что появившимся на свет, существом. Тебе же нравилось, правда? Нравилось наблюдать, как он не мог тебе ничего сделать в ответ.
Софи взглянула на его лицо, на губах расплылась какая-то адская усмешка. Ей хотелось над этим парнем поиздеваться.
- А тебе-то что за дело?
- Очень большое. Я муж его.
- Муж? - она на короткое мгновение дала слабину, показывая, насколько сильно она была поражена. - Хотя неудивительно... вышел за такого же унтерменша. Презирала я твоего проклятого омегу ещё когда он только появился паразитом у меня внутри.
- Единственный паразит здесь - это ты.
Он поднялся с кресла, угрожающей тенью надвигаясь на женщину, теперь в страхе отползавшая по ковру.
- Что, что ты хочешь от меня, выродок!? Отправляйся к своему ублюдку обратно!!
- Ничего особенного не хочу. Философствовать не собираюсь, просто хотел посмотреть на тварь, давшую жизнь моему Йозефу. Знаешь, ведь если бы не ты, он бы никогда не родился. Так что... спасибо, что ли!
Майор даже как-то по-доброму усмехнулся, остановившись возле её ног.
- Фотография у меня была с ним и нашими детьми. - с усмешкой подметил, как сверкнули с интересом её глаза. - Папаше его её оставил, виделся с ним вчера.
- Дэвид? - тихо просипела она, забегав шальными зрачками по его высокому стану.
- Дэвид. Сына он, всё-таки, любил. Фотографию я бы тебе, даже если бы и была, не показал бы. Не достойна.
- У Йозефа... дети есть?
- Есть. Целых трое. Люблю их всех четверых, как никого. И, поверь мне, таких как ты тварей к ним за милю не подпущу. Честно, думал, что я тебя сегодня убью. Только я не убийца, и Йозеф бы расстроился.
- Расстроился? - она недоверчиво покосилась.
- Да. Он у меня такой. Какой бы ты мразью не была, но он бы не хотел, чтобы ты погибла.
Нечаев оглядывал комнату. Подметил фотографии на стенах. Счастливая семья. Так и нельзя было сказать, что эта женщина могла издеваться над собственным ребёнком. Ева, судя по всему, родилась поздно, было ей сейчас лет двадцать, судя по фотографии, где она была со своими родителями. Как на подбор все блондины и с голубыми глазами.
"Селекция как у собак". - подумалось офицеру.
- Хорошей жизни, Софи.
Смерил её оценивающим взглядом, затем развернулся, намереваясь выйти прочь.
- Постой. - промолвила она, поднимаясь с пола, снова запахивая кофту. - В том доме... в детской. Как заходишь, от стены слева пятая половица, почти рядом с серединой. Там... игрушка его. Он думал, что я не знала. Прятал её.
Глаза Сергея полезли на лоб. Он слышал о том зайчике. Йозеф рассказывал и захлёбывался слезами так горько, когда говорил о нём той ужасной ночью.
- И... и что?
- Она наверняка ещё там. Когда он ушёл из дома, я её не достала. Потом переехала. Думаю, что она всё ещё там.
Софи отвернулась, двинулась куда-то к шкафу со стеклянными дверцами, налила себе какого-то алкоголя. Сергей мог поклясться, что её рука немного дрожала, а на глазах навернулись слёзы.
- Там наверняка живёт кто-то другой. Но, может, они тебя пропустят.
Потоптался минуту, Софи делала медленные глотки, не желая поворачиваться. Тихим голосом прошуршала адрес. Он больше ничего ей не сказал, она ему тоже.
Сергей вышел из дома, запахнулся курткой, поёжился.
Была ещё одна остановка. Возвращался в тот же город, откуда приехал.
***
В той квартирке проживала теперь пара средних лет.
Устрашающим Сергей Алексеевич был только тогда, когда этого хотел. Обычно незнакомцев он подкупал милой внешностью и приятной улыбкой, делал он это не специально. Был он такой по своей натуре.
Женщина улыбнулась, похвалила его немецкую речь. Вместе с мужем провели его в комнату.
Сергей застыл на пороге. Здесь наверняка всё давно поменялось, старая мебель была выброшена, были поменяны обои. На полу был ковёр. Какая-то дрожь пробралась по его телу. Приятная или не очень, понять Сергей не мог.
Здесь прожил Йозеф часть детства и юности. Здесь над ним издевалась мать. Здесь он учился, мучился, горько плакал. Так хотелось вернуть прошлое, хотелось поймать маленького кудрявого мальчика, притянуть на руки и пообещать, что больше его никто никогда не тронет. Сергей будет всегда с ним рядом. Сглотнул, сделал несколько шагов.
Приподнял ковёр, отсчитал дощечки, присел, снова замер. Тонкие пальчики Йозефа наверняка отодвигали эту доску бессчетное количество раз. Была она слегка розовой на границе. Сергей знал - кровь. Наверняка порезался не один раз, в спешке пряча маленького плюшевого друга, пытаясь спасти его от участи мишки.
Со скрипом она поддалась его сильным рукам. Майор вымученно простонал.
Под ней действительно лежал маленький зайчонок. Грязный, пыльный, он пролежал здесь двадцать один год. С тех пор, как его хозяин оставил этот дом и навсегда ушёл.
- Ты меня ждал, Йозеф? - просипел он игрушке, с благоговением подымая её из под пола. - Извини, что так поздно, родной.
На глазах майора вот уже в который раз закрадывались слёзы. Но было это ещё не всё. Под игрушкой было что-то ещё, что он тоже подобрал. Похоже это было на оторванную лапку. Того самого мишки. Сжал её бережно в ладони.
Зайчонок был бесконечно потрёпанным, затасканным. Лапки хотели оторваться, не было уха. Но был он таким бесконечно родным, Сергей знал, что была эта игрушка для Йозефа целым миром, в котором ему пришлось тогда жить.
- Домой поедем. Тебя больше не обидят, обещаю.
Поднялся на дрожащих коленях, вышел из комнаты.
- И правда, Ханс, игрушка там лежала! - промолвила женщина, обращаясь к мужу, пьющему кофе.
- Спасибо, что впустили. - просипел Нечаев, сдерживая желание разрыдаться.
- Вам, может, чая или кофе налить?
- Нет, нет, спасибо. Мне идти пора, благодарю.
Распрощался с теми людьми, выбежал из дома, прижимая к себе игрушку.
В какой-то момент уже и не понял, куда бежал. Остановился, сел на бордюр.
Нежно сминал плюшевое пыльное тельце. Этот зайчонок слышал слишком много криков, видел слишком много слёз и боли. Видел такое, от чего застыла бы в жилах кровь у любого нормального человека.
Маленькие тонкие ручки держали эту игрушку, рассказывали всё, что лежало в маленьком сердце. Сергей сейчас держал в трясущихся ладонях того маленького малыша. Маленького Йозефа Гольденцвайга. Он заберёт его к себе, домой. Всё будет хорошо.
Почему-то Софи не тронула этого маленького потрёпыша, хоть и прекрасно знала, что малыш прятал её под полом. Может быть... может быть, где-то на задворках сознания, где-то глубоко-глубоко, она, всё же, хоть немного к нему что-то испытывала. Сергею очень сильно хотелось в это верить.
- Извини, ба. - просипел он, утерев большим пальцем глаза. - Говорила ты, чтобы нюни не распускал. Да вот... не могу. Больно так.
Он правда расплакался. Слегка отвернулся, чтобы не заливать старенькую материю своими солёными слезами. С груди вырывались порой хрипы. Ничего в этом позорного не было. Он плакал из-за своего Йозефа. И пусть какой-то молодой мимо проходивший немец странно на него косился. Совершенно неважно.
Но прошло пять минут, десять. Сергей утёр лицо сгибом локтя, шмыгнул носом. Ласково провёл по шкурке ладонью. Улыбнулся.
- Домой поедем, Йозеф. Только подарков сначала купим. Семья-то у нас вон какая большая, да?
Сергей поднялся с земли, немного отряхнулся. Теперь-то всё было в порядке. И точно будет. Уже навсегда.
