Чай, согревающий сердца

Это повторялось вновь и вновь. Честно говоря, даже то, что я слышу этот спор изо дня в день, не помогает привыкнуть к нему. Моя семья, каждый в ней, — ужасные бараны, которые упорно продолжают стоять на своем. Я пишу свой крик души в заметках, смотря на очередную ссору Самойловых. Знаете, с моим багажом споров и разбирательств, мне в пору писать какую-нибудь мелодраму, хотя я люблю больше детективы. А возможно, стоит попробовать себя на съемки программы «Час суда». Я все-таки надеялась, что хотя бы сегодня, тридцать первого декабря, не услышу ничего подобного… Но эти двое уже извели меня своим чёртовым Кисляком! Хоть порой мне его и жаль, но все же чаще я настолько устаю слышать про Андрюшку, что меня раздражает лишь сам факт его существования. Я рада, что родилась позже сестры, потому что крест Кисляка нести будет она. Не знаю, что делала бы, если бы папа сватал его ко мне. Спасибо, что младшей, так сказать, дали больше свободы. Конечно, было бы в разы легче, если бы Яна сама противилась Андрею, как и он ей, но она, похоже, влюблена в него! (Буду строить из себя гениального лирика-драматурга, со своими прозаичным сравнениями.) Яна в нашей истории — Татьяна Ларина, та самая из «Евгений Онегин». Девочка, росшая в обеспеченной семьёй, с одним лишь отцом, который отчего-то решил воспитать девочку-разумницу. Татьяна, конечно, была в других условиях (да и о чем я говорю, если это просто персонаж Пушкина), но тоже является необычной личностью. Яна также сильно любит читать романы, а ещё наслушалась с самого детства, как все многочисленные гости чуть ли не называют Андрея ее мужем. Потом, понятное дело, гормоны, романы и рост — все это и многое другое, — слились воедино и получилась вполне адекватная химическая реакция. Янка влюбилась. Татьяна желала любви, Яна желала любви. Онегина светили Лариной в женихи, Кисляка — Самойловой. Вот, в целом и вся романтика. Конечно, это не вся наша история, однако мне захотелось рассмотреть Кисляка, как Евгения Онегина… Черт, надеюсь, он никого не убьет. О боже, это тогда я Ольга! А мой молодой человек — это Владимир Ленский! Надо беречь его от Кисляка. Хотя сам Андрей мало смахивает на Онегина. По крайней мере тем, что персонаж Александра Сергеевича был довольно насыщен светским обществом, девушками и, конечно, их ножками. А Андрюшка слишком подвластен гормонам. В его случае знакомо выражение: когда голова отключена, то тело действует само по себе, — в разных его интерпретациях. В общем, оказалось, что Кисляк тот ещё бабник, и розовые очки Яны разбились. Не подумайте, что я злорадствую. Поверьте, когда моя сестра рыдала в подушку из-за этого мудака, я действительно сидела рядом, успокаивала и вовсе была самой крутой сестрой в мире. Мы провели вместе всю ночь, обзывая его, кушая вкусняшки, фоткая цветы в ленту ВК, чтобы показать, что у Яны и так много ухажёров. Однако, на следующее утро мне позвонил сам Кисляк, жалуясь на сестру! Оказывается, Яна устроила скандал на весь его универ, унизила девушку, которую он охмутал тем днём и вовсе заявляла свои права на его жизнь. В тот же день, когда он мне звонил, Виктор Анатольевич уже успел отнять машину парня и заблокировал карты. Андрей слёзно молил что-то придумать или объяснить Яне, что не может ее любить. «Кто в здравом уме будет строить отношения с человеком, которого считаешь своей сестрой, пусть и не по крови?» — вот, что он мне сказал. В общем, я поняла, что ситуация обстоит в разы хуже, чем могло бы-то быть. Описываю: Яна влюблена в Андрея, из-за того, что наши родственники всю жизнь их сватали друг к другу. Кисляк хочет быть вольной птицей и уже порядком устал от того, что отец его ущемляет из-за человека, которого он не любит. Эти двое просто связаны на двух концах одной веревки и не могут выбраться, чтобы начать нормально жить. Яна убивается по нему, а Кисляк убивается из-за нее. Однако, если это поняла я, то это не значит, что Яна послушает меня, а наши отцы резко перестанут на них давить. В общем, поэтому сейчас я сижу у нас в кухне-гостинной и слушаю очередную ссору моих родных. Все началось опять с того, что папа поинтересовался как дела у Андрея, Яна промолчала, а следом полетел следующий вопрос: — Яночка, скажи, почему вы до сих пор не встречаете Новый год вместе? Помнишь, наши с мамой истории, мы уже лет в семнадцать стали вместе отмечать… Я прыснула, но телевизор играл настолько громко, что на меня не обратили внимания. Наоборот я глянула на его экран и обнаружила, что идёт моя любимая «Кавказская пленница». Откладываю телефон, достаю вазочку с мандаринами, чтобы с удовольствием смотреть фильм. — Пап, что ты хочешь этим сказать? — сестра сосредоточенно нарезает малосольные огурцы для салата, а я стараюсь вести себя как можно незаметнее, чтобы меня не напрягли работать. А потом в голове возникает идея X. Хватают телефон, нахожу Кисляка и сразу пишу: «Эй, это не культурно с твоей стороны. Мог и забрать свою дома сердца, и вместе с Яной нарезать помидорки в салат.» Не знаю, почему именно помидорки, однако, я уже отослала и ждала ответа. — Яна, не зря люди говорят, что с кем Новый год встретишь, с тем его и проведешь, — папа нарезает себе сало и сыр на стол, чтобы закусить им в будущем. — Пап, этот человек обидел меня, я не собираюсь с ним общаться, — твердо заявляет сестра, а мои глаза лезут на лоб. Черт, это интереснее, чем происходящее в телевизоре. Неужели, она отказалась от своих чувств и теперь будет строить новые отношения? — Знаешь, сколько я маму твою обижал. Ну ничего, извинялся — вон, посмотри, одно из извинений на диване лежит, — сверкнул глазами папа. У меня перехватило дыхание, захотелось выплюнуть переделанные мандаринки, но всё-таки сделала вид, что ничего не слышу и увлечена фильмом. Надеюсь, он говорил про подушку. — Пап, я не хочу говорить на эту тему, — отмахнулась Яна. — И вообще, скоро куранты, мне надо переодеться. О, Кисляк ответил. «О, боже… Как это ужасно с моей стороны! Извините, сеньорита, что вам приходится видеть этот омерзительный поступок.» Начинаю улыбаться шире, смотря на его смешную аватарку в ВК. «Вы правы, сеньор, только придется извиняться перед моей глубокоуважаемой сестрой.» «Ваша сестра мне скучна.» Пфф, как человек, выросший под покровом Яны, заявляю, что он совершенно не прав. Временами она действительно похожа на ворчуна, но на самом деле сестра очень классная! Если бы не Янка, об половине заброшек в нашей деревне, куда съезжалась вся семья и знакомые, я бы даже не узнала! Если бы не моя хорошая Яночка, я бы не узнала, что в книгах бывает не только скучная романтика, а ещё интересный сюжет, фэнтезийный мир и временами порнушка! Вы вообще знали, сколько всего описано и напечатано в книгах? Нет? А вот Яна мне шепнула… По секрету. Замечаю движение где-то сбоку, но не обращаю особого внимания на то, что папа встал с кухонного диванчика. Возможно, пошел к раковине. — Дочь, а кто там тебе пишет? Сережа твой? — Да не, Кислый, — быстро отмахиваюсь я и только спустя секунду осознаю, что это был спусковой крючок. Папа, словно бык на красную тряпку, заинтересованно повернулся ко мне. — Андрей пишет? — обречённо киваю, понимая, что это самая последняя моя ошибка в году. — Ну так зови его к нам? Или они с Витей празднуют? Черт, черт, черт!!! — Сейчас спрошу, па… «Андрюх, с кем год встречаешь?» Конечно, вопрос был задан специально. Котелок у меня варит к восемнадцати годам, уж поверьте. Ни в каких случаях из ста я не собиралась его звать, и уж тем более говорить папе правду. Мне все равно, что он сейчас ответит, потому что я все равно скажу то, что он не сможет с нами. «С шикарным глинтвейном и Владимиром Владимировичем. К чему вопросы?» Мой мир разрушился, когда папа сел позади и заглянул в мой телефон. Закрываю верхние сообщения, чтобы он ни дай бог не увидел то, что Андрей, видите ли, устал от его старшей дочки. — Ну вот, зови его к нам. У меня есть вкуснее, чем какой-то там глинтвейн, — изрекает папа. А я оборачиваюсь на него с большими глазами. — Да ладно, пап, Яне неприятно будет… Она же сама сказала… — Дочь, им надо чуть-чуть помочь, — подмигнул папа. — Сейчас мы их сблизим, потом я твою жизнь устрою, и помирать можно. Я поперхнулась воздухом, когда папа выхватил телефон, да так ловко, словно практиковался по ночам, а потом нажал на кнопку сверху сообщений. Черт возьми, этот год уже не закончится без приключений! Самойлов прикладывает телефон к уху, я слышу лишь отдаленно, что Андрей ему что-то сказал. Папа поднял брови и откашлялся, давая понять, что за телефоном не я, а он. Боже, этот дибил не мог просто молчать!.. — Добрый вечер, Андрей. Звоню с телефона Ани, чтобы позвать тебя к нам. Девочки накрыли стол, приезжай, сынок, — добродушно заявляет он, а у меня глаза, казалось, отпали вовсе. Какое ещё «сынок»… Твою ж мать, почему я сначала говорю, а не думаю!!! Не знаю, что Андрей пытается ответить, но папа встаёт с моим телефоном и начинает ходить по комнате. — Вот и помиритесь с Яночкой. Приезжай, нельзя в новый год старые обиды тащить. — Пап, да он не успеет, уже почти двенадцать! — Анют, не мешай, ещё полтора часа, успеет… — буркнул он мне, а потом опять вернулся к разговору с Кисляком. — Андрей, ты же ещё не пил? Нет? Отлично, тогда приезжай. Можем ещё отцу позвонить, тоже позовём… А он в отъезде… Тогда сам появись, мы тебе всегда рады, сынок. Андрей, видимо, что-то лепечет. Черт возьми, надо же делать что-то! И где эта Яна, когда так нужна?! — Ничего нам не нужно, Андрей, сам приезжай. Просто накинь куртку и садись в машину, адрес наш знаешь… До скорого, — и бросил трубку. Ну классно, друзья. Папа гений чистой воды. Да почему это все происходит?! Почему Кисляк, у которого язык, как помело, не выкрутился в очередной раз?! Я убью его, если он, не дай бог, приедет! Папа отдает мне телефон, в комнату заходит Яна. Она шикарно одета, хотя я и не знаю, зачем так рано. Была бы здесь, папа ко мне не приматался! Чувствую обиду на всех: на сестру, на Кислого, папу, новый год — кто там придумал праздновать его именно 1 января? Петр 1? — на него я тоже обижена. Яну сразу же ошарашивают тем, что скоро здесь будет Андрей. Самойлова с ужасом оседает на диван рядом, смотрит на меня взглядом, полным отчаяния. Я неловко улыбаюсь, мол, не при делах, а сама лезу в переписку: «Не вздумай приезжать, я что-нибудь придумаю.» «Вот уж и нет, если твой отец потом расскажет об этом моему, то я останусь без жилья и хоккея.» «Кислый, ты не представляешь, что тебя ждёт… Давай я сниму для тебя квартиру, а с отцом поговорю???» «Как так вообще получилось, Ань???» «Да попой к верху, мне надо зашить рот.» «Скоро приеду, Самойлова, не дай бог, эта жертва будет напрасной… И, надеюсь, у вас есть оливье.» Яна, как настоящая русская девица, то бледнеет, то краснеет. Мне казалось, что у нее щас задергается глаз. Папа же рад так сильно, что он такой умный и придумал, как помочь молодым. Отправляет сестру обратно в комнату, снова переодеваться. Не знаю, правда, зачем, но я даже не успеваю задуматься об этом, потому что папа заявляет, что мне стоит доделать салат и накрыть на стол. Теперь глаз дёргается у меня… Понуро встаю за стол, надеваю фартук, порядка испачканный, и снова раздражаясь, что все обернулось против меня. Чертов Кисляк, и здесь все подпортил. В детстве мне игрушки ломал, а сейчас праздники… Перемешиваю всю эту кучу с майонезом в одну большую массу, сверху посыпаю солью. Думаю о том, зачем же я ему написала и не замечаю, как соль все сыпется и сыпется. Или почти не замечаю. Достаю рыбу из холодильника, нарезаю ее и укладываю на тарелку. Честно говоря, я уже так хочу спать, чтобы не видеть все это деяние: папа ведь в любом случае будет продолжать свою шарманку, снова неловкие вопросы… Когда я заканчиваю накрывать стол, на часах было уже пол двенадцатого. Кисляк ещё не приехал, и я всё-таки надеялась, что он не появится. Однако, зазвонил домофон, и моя надежда умерла. Яна успела уже снова поругаться с папой, и, честно говоря, я с ней согласна. Мог бы хоть спросить, а не решать все за нее. К слову, после того, как Яна ругала его, а не меня, я даже перестала чувствовать угрызения совести. Правильно: виноват Старший Самойлов, а не младшая. Андрей заходит в гостиную в шикарном костюме. Хмыкаю, ведь отца он всё-таки не послушался и принарядился. Сама отпускаю взгляд на свой фартук, и становится стыдно. Папа и Яна заходят следом, а лишь киваю этому придурку и шмыгаю из комнаты. Вот, вроде бы, он мой друг, а стыдно так, словно голая стою. В своей комнате нахожу спящую собаку, которой, казалось, не интересно ничего. На самом деле Мила любила спать, наверно, даже больше чем есть и гулять. Она могла целый день не появляться на кухне, а пролежать в долгом сне (в котором она, конечно, спасала весь людской мир в образе супер-собаки) в моей комнате и порой ее даже не интересовали гости, потому что мопсиха просто была либо слишком ленивой, либо вечно уставшей. Но даже так она выглядела слишком милой, и я сдерживалась, чтобы не затискать ее. Достаю из шкафа кофточку тёмно-синего цвета, все усыпленую маленькими звёздочками. Вниз, не заморачиваясь, надеваю синие джинсы. Завязываю высокий хвост и подкрашиваю губы розовой помадой, ведь ресницы у меня и так было накрашены. Перфекто. Как бы в душе мне не было неловко и не хотелось остаться с Милой, я с победоносным видом захожу с гостиную и присаживаюсь за стол, под чутким взглядом сестры (с признаками отчаяния в глазах и словами: «SOS». Яна явно не знала, что делать: вроде бы объект ее любви рядом, а вроде бы он ей настолько в душу нагадил за столько лет — так зачем ещё раз пытаться?), под радостным папы (тот был явно доволен своими действиями), с хитрым Кисляка. И вот последнего я не поняла, и вряд ли когда-либо пойму, потому актер из него, как из меня поедатель сладкого (к слову, я ужасная сладкоежка). — Андрей, как у тебя дела? Что расскажешь — давно не виделись, — начинает папа. О, а я думала он уже сказал это все без меня. Кисляк улыбается, а мы с Яной, не сговариваясь, смотрим в телевизор на повтор концерта «Руки вверх». — У нас новый тренер в команде, как он говорит, строгает нас. — Перемены — это всегда хорошо. «Ну где же ваши ручки? Ручки? Ручки?» — доносится из телевизора. Тянусь к салату, который своими же золотыми ручками доделала. Андрей смотрит на тарелку голодными глазами, папа улыбается. — Вот, Андрей, пробуй, все мои дочки делали. Особенно Яночка постаралась. Как же, солила тоже она. Предвкушаю счастливое лицо Кисляка, который наверняка надеялся вкусно отужинать. — Кому оливье? — интересуюсь я. Яна кивает, а я в ответ накладываю щедрую порцию ей. Андрей на мой вопрос тоже кивает, следом — папа. Со всеми делюсь, но себе, лишь для приличия (не из-за того, что он в больше раз пересолен, чем улицы в Питере, а именно из-за правил приличия) накладываю мало. Беру свои любимые бутерброды с красной икрой и помидорки. С удовольствием вкушаю бутерброд и последствия моей готовки. Их лица надо было видеть. Признаюсь, сначала я не задумывалась, сыпала соль, но лишь со временем поняла, что блюдо испорчено, а значит можно и отомстить Кисляку. — Это то же Яна старалась? — выдает Кисляк. Папа перестает улыбаться, а я давлюсь кусочком хлеба. Яна помогает мне справиться и не умереть, желая отправиться на тот свет не мне, а Кисляку. — Конечно, согласись, вкусный салат, — отвечаю, наконец, я. — Говорят, когда женщина влюблена — может случайно пересолить еду, — пытается сгладить углы папа. И все было более-менее хорошо, пока он не изрек следующее: — Яночка, что думаешь? И тут звучит сирена, слыша которую, я жалею о том, что вообще взяла в руки телефон и соль. — Думаю, пап, что это цирк. Зачем ты пригласил его? Это был мой семейный праздник, любимый! Потому что мы изредка праздновали втроём! А ты умудрился позвать этого хама! Да он…! Он…! — и убегает прочь. Мне жуть, как стыдно. Сначала я не подумала, и из-за этого Кисляк тут. Потом сделала, и из-за этого Яне плохо. Твою ж мать, почему я не последовала своему правилу «не лезь в их разборки?». Дошутилась, блин! Мой мозг стал лихорадочно думать, что же сделать. И я не придумала ничего лучше, чем извиниться. Встаю из-за стола, бегу вслед за ней. Яна плачет, черт возьми, льет слезы в любимый день в году! И все из-за меня!.. — Яна, хорошая моя! Прости папу! Это я все виновата! Я переписывалась с этим дибилом и, когда ты ушла, случайно рассказала папе об этом! Прости! Стоило молчать, зная папу! Давай я выгоню его? Яночка, что хочешь сделаю! Сестра смотрит на меня, как на чудовище. Понимаю ее, к слову. Она порывается мне что-то сказать, но в момент разворачивает и уходит прочь в ванну. Яна закрывает дверь, но в следующий момент я слышу ее голос: — Передай папе, что вернусь за стол, если только он перестанет нас сводить. По крайней мере сейчас, — и включает кран. Вода течет так громко, словно стараясь достучаться до моей и так взволнованной совести. Отходя от ванны, я вдруг начинаю осознавать, как сильно устала от этого всего. От проклятого Кисляка, сидящего с гостиной. От папы, который вместе с Виктором Анатольевичем словно помешались на этом союзе. На Яне, которую жалко. Я устала слушать это, решать их проблемы, быть советчиком сразу всем сторонам. Почему я должна быть тем человеком, которому позвонит Кисляк, чтобы ему вернули машину? Пусть звонит отцу, Яне, но не мне! Черт возьми, через пятнадцать минут первая января, а я с ними до сих не выпила ни глотка шампанского и не насладилась праздником. Войдя в гостиную, вижу грустные лица Кисляка и папы, и после них твердо решаю съехать из этого дома драмы при первой же возможности. Все. Хватит с меня.