— Как уезжаешь? Куда? Так резко… А наши совместные планы?
— Извини, скоро интернет совсем пропадет, поэтому не удивляйся, если не смогу ответить. А так, я и сам не знал, что меня так резко сорвут. Даже не предупредили насколько…— Я не знаю, что сказать. Все так неожиданно…
— Думай о том, что это для того, чтобы твой отец принял меня в вашу семью;)— Он рано или поздно принял бы тебя, зачем так мучить себя? И я хотела провести с тобой эти праздники… Помнишь, каток, пазлы, сериалы?
— Извини… Хочешь, пересмотрим вместе Дивергента, когда я приеду?— Конечно хочу! Макс, помни, что я буду скучать и всегда узнаю, если ты не успел пообедать! Возвращайся поскорее.
9 января, суббота. Подольск. Было холодно и зыбко. Январь уверенно ворвался в свои владения, посылая всей стране аномальные морозы. Я не чувствовала щек, носа и пальцев, но находила в себе последние силы, чтобы стоять вместе с Милой на улице. Собачке, кажется, было ничуть не холодно в своем комбинезоне и ботиночках, а вот мне в замшевых сапогах ещё как. Мопсиха не щадила меня, медленно пробираясь сквозь сугробы и ни раз не оборачиваясь в сторону подъезда. В наушниках играла прекрасная Юлия Савичева, которую я очень любила. Светило солнце: зарделась сонными глазами на яркие полосы жёлтого счастья в небе и отблески в окнах. Это заставило улыбнуться. Утро субботы, пусть и слишком раннее, выходило слишком живописным. Мила громко фыркнула, уткнувшись носом в холодный снег, а после помчалась прочь. Я последовала следом — и очутились мы вблизи парковки, а значит рядом с подъездом. Собачка опять ушла в себя, не замечая меня. А я, тщательно оглянувшись по сторонам (даже вглядевшись в стекла машин), позволила себе небольшую шалость. — Не забыва-ай, — тихо, себе под нос стала подпевать вслед за Юлией. — Помни меня-я. Людей вокруг не было, а я поверила в себя, продолжая идти за упертой мопсихой. Пела, вдыхая холодный воздух и запуская горячий. А когда Мила остановилась, и вовсе закрыла глаза, забвенно качаясь в разные стороны, в нежном танце под светом утреннего солнца. Пугаюсь одновременно с собакой, когда слышу хлопок двери автомобиля неподалеку, и замолкаю. Тяжело сглатываю, уже ощущая последствия моего пения в мороз под минус двадцать пять. Однако моя шалость, вырвавшаяся прямо из груди, удалась. И это было здорово. Мила радостно виляет хвостом, замечая все раньше меня. Я же предпринимаю попытку согреть щеки, которые уже словно живут своей жизнью. Однако быстро жалею, ведь пальцы без перчаток коченеют на воздухе быстрее, чем в кармане. Собачонка тянет меня обратно к парковке, которую мы прошли пару мгновений назад. Я улыбаюсь: нагулялась! Мы идем домой! Однако, чуть ли не падаю в снег, завидев Кисляка, которого уже игнорила дней пятнадцать, строго пообещав себе не иметь с ним никаких взаимодействий. Прошлое мое общение закончилось тем, что Яна до сих пор со мной не разговаривает, а я собрала вещи и съехала от них к чертям. Теряюсь, пытаясь подтянуть собачку на себя, но она — предательница! А ведь утешала меня, когда я ненавидела Кисляка и всё его существование. О боже, я что-то говорила про ее женскую солидарность, нахваливая собачку за понимание чувств хозяйки! Так гляньте на нее — первая прыгнула лапками на колени к врагу! Мила и правда подскочила к Кисляку — пока я не задавалась вопросом, что он здесь забыл, — который ко все прочему присел на корточки, чтобы потискать мою собачонку. Как там было? Дама сдавала багаж: диван, чемодан, саквояж. Картину, корзину, картонку и маленькую собачонку. Однако во время пути, собака могла подрасти. (Это к тому, что дама потеряла свою собаку, а я потеряла свою подругу, которая отдалась в руки этого злодея.) — Мило-очка, хорошая моя, — пискливым голосом говорил Кисляк, а я обомлела. Так обращаться к своей любимой мопсихе могу только я!.. — Только ты моя самая преданная и любимая женщина. Моя ты хорошая, — тискал он мою маленькую предательницу. А потом и вовсе взял ее на руки, поднялся и направился ко мне. Да что тут вообще происходит? Почему из-за этого отвратительного парня я теряю любовь сестры и собаки??? — Привет, — кивнул Кисляк, не замечая моих гневных взглядов. — Чего вы это так далеко гуляете? Аня, не заставляй эту хорошую девочку мёрзнуть, — поучительно заявил он, поглаживая мопсиху. Мила так и рделась от его слов, став чаще фыркать и тыкаться носом в его руку, даже облизнулась! У меня задергался глаз, когда он, не брезгуя, чмокнул собаку в мордочку (и не то, чтобы я сама так не делала 24/7). Надо что-то ответить, но мой мозг, забитый обидой, не мог придумать что. Как я вообще должна с ним разговаривать? Специально напускно-холодно, нарываясь на скандал, или сохраняя нейтралитет с чуточкой доброжелательности? — Тогда отдай мне ее, и мы не будем мёрзнуть, — все-таки ответила я, зыркнув так, словно он мешок с сами знаете чем. (Ха! И специально не поздоровалась, чтобы подчеркнуть свое отношения к нему!) Он не стал медлить, отдав собачку. Мила разочарованно фыркнула и отвернулась от меня. Хм, тоже мне, дива! Получив желаемое, я уверенно обошла парня мимо, направившись к подъезду. Кисляк, оказывается, бывает сообразительным, представляете? Что же не сообразил остаться у себя дома, а не врываться к нам? И вообще! Я тоже упертая, как моя собака, и даже в мыслях ни за что не назову по имени. Не заслужил. — Ты до сих пор дуешься, Анют? — догнал он меня. Молчу в ответ. — Если бы я не приехал, отец бы потом меня съел. Он и так еле-еле оттаял, и вернул мне машину за то, что я появился на корпоративе среди его друзей. Но карты так и не разблокировал! — как мне его жаль… О, боже, за что же с этим милым мальчиком так отец поступает! Он же не заслуживает такое! (нет.) Останавливаюсь возле подъезда, ища ключи по карманам. Горе-мученик удивленно оглядывает дом. — Куда ты вообще идёшь, Нют? Куда? Он, что, серьезно не понимает, что натворил своим существованием? Не понимает, сколько мне пришлось переслушать эпизодов с его участием — сначала от лица сестры, а потом отца? Не осознает, что после его появления под Новый год в нашем доме, окончательно плюнул мне в душу, рассорив с Яной? Он хоть представляет, что я стала предательницей в глазах старшей, раз общалась с ним? Да я бы жила дальше с папой и ни о чем бы не волновалась, если бы не он! Все это заставило меня нарушить свое обещание. Резко разворачиваюсь в его сторону, излучая, наверно, тысячи молний. — Это твои проблемы с отцом, Кисляк. Впредь прошу не трогать меня и не просить о помощи. Помогла, спасибо, боком вышло. Общайся сам со своим отцом и Яночкой! — Кисляк возмущенно хмыкнул, смотря на меня совершенно хамским взглядом. И тут-то я догадалась: виноваты все — я, Яна, мой и его отец — все, но не он. Парень тут же подтвердил мои догадки. — Эй, спешу напомнить, если бы кто-то не нашептал своему отцу про нашу переписку, я бы и не приехал. Если раньше я считала, что он прав, то сейчас, смотря в эти глазки — серо-буро-малинного цвета — которые излучали полную уверенность в своей невинности, я ни за что бы не согласилась с ним. Этот мальчик слишком зажрался, думая, что все крутится вокруг него. — А я бы не общалась с тобой, если бы ты не названивал мне стабильно раз в неделю с вопросами о Яне. Яна то, Яне это… Забудь про мое существовании, Кисляк!. — Какая муха тебя укусила? — Похлопал глазками, в поисках того насекомого. — Если ты решила сделать меня полностью виноватым в ситуации, то… В этот момент снова послышался хлопок машинной двери и приветственный возглас. Сердце снова забилось, как бешеное, когда я узнала его. Голос хозяина квартиры, которую я снимала на данный момент, был звонкий и певучий, как у самого добродушного человека в мире, но сейчас он звучал словно сигнал на мою скоро смерть. Все дело в том, что Мила, фыркающая у меня на руках, проживала в его квартире незаконно. Мне запретили приводить странных мужчин, животных и толпы гостей в его дом, но не могла же я оставить свою маленькую одну? И под шумок заселилась вместе с ней, тщательно следя за тем, чтобы квартира оставалась в лучшем виде. — Аннюся! — Кисляк, поддержи ее, Христом Богом прошу, — взмолилась я, суя Милу в руки парня. — Если он увидит меня с собакой, то ты точно станешь виноватым во всем. — А я не хочу тебе помогать. Ты обвиняешь меня, хотя я не виноват. Это не справедливо! Да как же! Виноват!!! — Справедливо будет тогда, когда я оставлю тебе фингал под глазом. И я сделаю это, если ты мне не поможешь, — Кисляк театрально отвернулся. Я судорожно выдохнула. — Андрей, я и так уже пострадала от твоих действий, поэтому, побудь человеком, прошу тебя. — Я возьму ее, если ты потом на кое-что согласишься. Мне плохеет, когда мужчина проходит пол пути, снова приветственно крича мне. Кисляк же наглый и хитрый, не озвучивает все свои желания, загоняя меня в тупик. Поразительно смотрю на его самодовольную рожу, когда он пальчиком указывает на не существующие часы на руке, намекая, что времени на раздумья нет. «Ну и куда ты собралась? Если появишься на пороге через месяц… Ха! О чем я говорю? Твой максимум — неделя! Я тебя не…» «Не пущу» — хотела сказать Яна, но я захлопнула дверь перед ее носом. Кисляк или упрёки Яны? Вот в чем вопрос… — Да черт с тобой, ладно! Только помоги. Тот самый хозяин с пшеничными волосами и милой бородкой подходит к нам, пожимая руку Кисляку, а мой мир рушится. Они, что, знакомы? — Какая встреча, Федор Юрьевич! — улыбается новоиспеченный собачник, то есть Андрей. Ему отвечают широкой улыбкой, а потом поворачиваются ко мне. — Аннюся, здравствуй, я вот мимо проезжал, решил заехать проверить — жива ли моя квартирка, — прямо заявляет тот. Вообще, Федор Юрьевич сразу создавал впечатление прямого, не изворотливого человека, который, если и хотел что-то сказать, то говорил сразу. Я молчу и моргаю несколько секунд, а потом решаю ему ответить. — Все хорошо, Федор Юрьевич, — мямлю. Мужчина машет рукой в мою сторону, мол, проверим еще, а после поворачивается к Кисляку. — Мопса себе завел, Андрей? Это похвально, как зовут? — Мила, — отвечает и поглаживает собачку. — Люблю мопсов, особенно девочек, — заявляет мужчина, протягивая руку к моей маленькой, — Аннюся, ты тоже присмотрись — вон какая хорошая. Я вообще убежден, что мопсы — великие собаки. У них много плюсов! Я сам живу с тремя, и завел бы ещё столько же. Так что, Аннюся, советую и тебе завести, — Кисляк насмешливо улыбается, смотря на меня. У меня, кажется, задёргался глаз. А как же условие без животных в его квартире? Что за вздор? Однако свои мысли оставляю при себе, создавая видимость хорошего квартиранта. — Ну это уж в другой квартире. Пока не смогу завести себе собачку, ведь у вас в условии запрет, — упрекаю его, а брови Кисляка поднимаются наверх. Неужто не думал, что я способна на такое? Федор Юрьевич улыбается, не отвечая ничего мне, а его выражения лица навевают сомнения. Он снова игнорирует меня, обращаясь к Андрею. — Что же ты, Андрей, заставляешь гулять со своей собакой Аннюсю? Мне тетя Фрося с третьего звонила, говорит, что неоднократно видит ее по утрам и вечерам. Правда, по ее словам, я подумал, что тут не миленькая мопсиха, а огромный бульдог. Мой мир снова рушится. Как… как я вообще планировала скрывать собаку от всего дома? Но мне так нужно было съехать от Самойловых, что выбирать не приходилось. Эта квартира была словно глоток воды в сухой пустыни. Яна смеялась надо мной, когда я уезжала от них. Сестра не верит в меня, однако это не значит, что я не верю в себя. Ни за что на свете не подтвержу ее предположения. Если меня сейчас и выгонят, то буду делать что угодно, но не вернусь туда. Я готова собрать чемоданы и съехать, но не готова вновь увидеть грустные глаза папы и злорадные — сестры. И я даже не обижусь на Кисляка за то, что он нагло воспользовался моим положением. Не расстроюсь, если он перестанет поддерживать цирк, который я устроила. — Мы просто давно дружим, и я доверяю ей свою собаку, — тут же врёт Андрей, а у меня отчего-то сжимается сердце. И мне приходит осознание: это моя проблема, моя каша, и мне ее расхлёбывать. Я молча протягиваю руки к собаке, Мила смотрит на меня своими пронзительными глазками. Мы ведь с ней две самый близкие души на данный момент. И все мои слова про предательство тут же рушатся, когда она лижет меня в щеку. Словно поддерживает, разжигая мою совесть и душу на совершение правильного. — Федор Юрьевич, простите. Это моя собака, и я не могла оставить ее одну. Если вы захотите, чтобы я съехала, то дайте отсрочку. Я найду квартиру и соберу вещи… Не знаю, что значит этот проницательный взгляд серо-зеленых, — именно таких, а не каких-либо других, — глаз Андрея, смотрящих на меня с невероятным уважением. Как и не знаю, что значит хитрая усмешка Федора Юрьевича. Хотя и первое, и второе мне со временем узнается. К примеру, хозяин квартиры сказал, что рад, раз созналась, и перед мопсами все дороги открыты. Поэтому разрешил жить и обещал познакомить со своими питомцами. А вот про Кисляка можно поведать и позже. *** — Итак, первое, что я хочу, а ты обязана согласиться, так это… Мы идём по подъезду, распрощавшись с Федором Юрьевичем, сославшись на ужасный холод. Андрей услужливо забрал у меня Милу и нес ее словно королеву. Вот что-то, а такой тактильности к чужим людям, я никогда не замечала у собаки. Хоть и ревнуя Милу, я была чуточку рада его действию. Ведь, пока держала ее, мои пальца окончательно замёрзли и покраснели. — Первое?! — Ну да, ты надеялась на меньшее? Короче, пошли праздновать новоселье! — Смысле новоселье? — Ну… твое, конечно. На каком ты этаже живёшь? Смотрю на него исподлобья и презрительно нажимаю цифру пять в лифте. Парень выворачивается, чтобы посмотреть на кнопку, а потом улыбается шире прежнего. — О, представляешь, а я на шестом. Буду спускаться за солью для салатов… Смешно. — Кисляк!.. И всё-таки я не могу поверить в то, что мне так повезло. Я, черт возьми, снимаю квартиру в одном доме с этим придурковатым существом! Потому что не поворачивается называть его человеком, когда он откровенно издевается, так ещё и шикает на меня. — Тсс… — улыбается. — Андрей. Просто Андрей. Мы же друзья, Анечка. А ты продолжаешь по фамилии звать… Мы же не в Японии, чтобы уважать друг друга таким образом. — В таком случае ты меня не уважаешь, раз зовёшь по имени, Кисляк. — Второе, на что ты должна согласиться и выполнить — это обращаться по имени. Мы ведь и правда не чужие, Анюта. Кто, как не я, помнит твои сопли, когда ты упала с велосипеда? «Яна помнит» — думаю я. А потом обрываю себя. Сестра обиделась и вряд ли захочет иметь что-то общее со мной. Мы молча выходим из лифта, а я всё ещё думаю над тем, чтобы закрыть дверь перед его лицом. А что? Папу учил не разговаривать с идиотами. Но всё-таки это чудовище попадает ко мне домой, снимая ботинки (прошу заметить: кидая их на тряпочку, вместо того, чтобы аккуратно поставить) и куртку, тщательно изучая простенький интерьер. На многое моих кровных отложенных денег не хватило. Однако то, что я разрабатывала некоторые сайты приносило доход, что позволило снять двухкомнатную квартиру не далеко от универа! (Чувствуете ее прекрасие? Встать утром и никуда не надо ехать!) Я отправляюсь мыть собаку, пока Кисляк затихает (удивительно) и шуршит на кухне. Меня дико смущает его присутствие в моем доме, в моей крепости, когда я ещё каких-то пятнадцать минут назад его игнорировала. Закончив с Милой, отпускаю ее, чтобы та с огромной скоростью унеслась прочь, вынюхивать подозрительного гостя. Найдя на кухне Кисляка… Андрея, — поправляю себя, — мопсиха успокаивается и убегает в свой мягкий домик. Незваный гость смог поставить чайник и тщательно что-то искал на полках. — Где у тебя все кружки? — А у меня только одна, — злорадничаю, по правде говоря, но чем богаты. Не думала я, когда уезжала, что придется так рано встречать гостей. — Если я щас сбегаю к себе за кружкой, то ты потом меня не пустишь к себе, ведь так? — усмехается парень. — Вау, ты так догадлив! — Хм… Тогда попью из вот этого, — и достает пиалу для фруктов. Мне становится даже смешно. Что он там говорил про Японию? Однако прохожу к окну и в не распакованной коробке на подоконнике. Андрей смотрит мне вслед, а когда я победоносно достаю ещё одну кружку, улыбается шире. Показывает мне класс. Я сажусь за стол, наблюдая за тем, как он хозяйничает на моей кухне. И думаю о Максе. Становится неловко, словно парень за порог, а я тут притащила всяких. — У тебя есть сладкое? — заглядывает в холодильник и ужасается. Даже у него не было так пусто. — Я ещё не успела толком ничего купить, но вроде были печеньки. Ага. Печеньки. И доширака целый шкаф. Что я за хозяйка такая, питающаяся этой хернёй? Мне кажется, он ещё сильнее удивляется, открывая этот самый шкаф. Иногда забываю, что он спортсмен, которому наверняка нельзя кушать также, как я питаюсь. Однако, почему я вообще должна задумываться, что он ест? Себя бы, дай бог, не забыть накормить. А то за компьютером можно все забыть. (И нет, я работаю, а не рублюсь с Ведьмака.) Впрочем, Андрей никак не прокомментировал шкаф. Доставая печеньки и… дошик. Он не спрашивает меня, а без вопросов открывает две упаковки и тут же заваривает. — Эй, ты вроде спортсмен. Вдруг, в коньки не влезешь? — Нютик, не переживай, после того, что я поел у вас в гостях… Я перебиваю его. — Андрей! Хватит. Забудь это уже, как страшный сон. Он переставляет упаковки, чай и печеньки на стол, где я сижу. Удивительно ловко он прошарил по моей кухне, сделав завтрак. Присаживается напротив. — Отчего бы? По-мойму, желания тут загадываю, а не ты, — заявляет Андрей. — Ах, ну да, конечно. Как я могла это забыть! Что мне ещё, мой повелитель, сделать для вас? — Было бы здорово, если бы ты покушала со мной, смертная. — Спасибо за эту честь, О, Великий! Мы замолкаем, решая покушать. Вот вроде бы спортсмен, а чай заварил с сахаром, интересно. Решаю не жаловаться, а выпить эту сладкую бурду. Быстро согреваюсь, грея руки об лапшу и чай. А когда заглатываю ее, становится ещё теплее. Смотрю на него, а в голове возникают сразу столько мыслей. И воспоминания о детстве, вопросы о его намерениях, красоте. Стремительно отмахиваюсь от своих мыслей и верчу головой из стороны в сторону. — Влюбилась? — задаётся Андрей, втягивая лапшу с характерным звуком, ничуть не смущаясь. Я разом забываю все хорошее, что я думала о нем. — Ну смысле… Что смотришь? — Нет, ищу совесть твою. Может харе желания загадывать, а? — Женщина, дай мне поесть, — хмыкает он. Поражаюсь ему, честно слово. Решаю не обращать на него внимания, будто так и должно быть, и достаю телефон. Сегодня 9 января 8.52, а я уже успела погулять с Милой и поймать приключения, а ещё позавтракать. Эх, печень потом мне спасибо не скажет. По планам сегодня ещё выгнать Кисляка и доделать сайт. А ещё можно сходить в магазин, хотя это бессмысленно, если я не доделаю сайт. — Я придумал последнее желание. Хочу иногда гулять с Милой, — заявляет Кисляк, а поднимаю на него вопросительно-удивленный взгляд. Так и хочется сказать «хоти дальше», но, видимо, эта фраза адресована самой себе, а не ему. С другой стороны, почему бы и нет? Что в этом такого? А вдруг убежит… — Я не могу отвечать за Милу, но, если она пойдет с тобой, то верни через пятнадцать минут — не больше, — строго заявляю. Андрей кивает и улыбается. А потом встаёт, благодарит за приглашение на новоселье и этот чудесный, барский стол. Желает хорошей жизни в новой квартире, обещая, что вернётся за собакой и солью. И чаем. Я провожаю его и закрываю дверь. А потом осознаю, что он устроил это ради еды, которой у меня не оказалось. Точнее оказалось, но явно не то, чего он ожидал. Обещаю себе сварить гречку или рис в скором времени.