***
— Куда ты собираешься? Эва, я не знаю, как это вышло, давай поговорим, — полуголый Рэймсс старается выхватить почти собранную сумку. За время сборов я не сказала ни слова и не хочу. Не могу. Не знаю. — Эва, да это просто невозможно, в конце концов! Я ошибся, понимаешь? Дия пришла отметить праздник, мы тебя ждали, хотели приготовить вишнёвый пирог, но… — И где пирог? — перебиваю парня, мимо которого пролетают мои пожитки, — Сложи в контейнер, попробую. — Шутки шутишь опять. Тебе и сейчас плевать, да? Признайся. Ты же сама меня довела, хотела, чтобы так было, — впервые смотрю на парня, с которым мы поклялись быть вместе в восьмом классе. И не вижу его. Незнакомый человек. — Как скажешь, — не знаю, что ответить. Из меня выкачали все слова, эмоции и чувства, оставили болванку и качнули в сторону. А я так и качусь, сама не понимая, куда. — Вот, вот видишь! С тобой невозможно жить, тебе просто всё равно на всех. То, что произошло — логичный итог твоего поведения. — Ладно. Он говорит много и громко, а я смотрю на мерцающий экран. Кевин Маккалистер подбегает к ненастоящему Санте и просит передать настоящему своё желание: «Это очень важно, пожалуйста, скажите ему, что в этом году вместо всех подарков, я хочу, чтобы вернулась моя семья» Маленький и потерянный мальчик. Совсем один. Заснеженная улица. И я такая же. Бреду по знакомым переулкам со старой сумкой наперевес. Слезы стягивают холодом кожу. Желание Кевина сбудется, любящая семья примчится, проблемы решатся. Я завидую грёбаному персонажу рождественской комедии и реву сильнее. Чудо не случится. Чудо у меня одно — подожëнная трясущимися руками сигарета. Я их не переносила, пока Рэймсс не начал курить. Теперь жжение в горле и привкус дешёвого табака на языке стали мазками чёрной смолистой краски на картинках обезличенных дней. Я отвлекаюсь на назойливую мелодию, почти жуя прилипающую к губам сигарету. Ответить на телефонный звонок сложно, подушечки пальцев не слушаются. — Алло, — я хриплю в трубку, отвечая на неизвестный номер. — Где Тизиан? — на том конце слышу раздражённый мужской голос. — Кто? — окурок выскальзывает из рук. — Тот, с кем ты, видимо, переспала. Буди его. — Переспала? — Боже, Аманда, Амели или как там тебя. Мне номер подруга твоя дала. Позови мужика, с которым из клуба уехала. Быстрее, — собеседник почти рычит. — Ты н-номером ошибся, и-идиотина, — сомневаюсь, что из-за стука зубов и всхлипов он хоть что-то расслышал. Ответ услышать не успеваю — телефон отключается. Хлопья снега не перестают покрывать волосы, которые больше похожи на ледышки. Зайти бы куда-нибудь, но куда? Одиннадцать вечера, сочельник, местные магазины давно закрыты. Так и иду по плохо освещённой улице, пока не замечаю заправку вдалеке. Колокольчик на входе будит дремлющего кассира. Мужчина средних лет предпочёл не замечать моего присутствия. Главное, что не выгнал. Сажусь за стол с красными диванчиками, смотрю на такого же цвета руки. Пальцы почти не сгибаются. — Чего домой не идëшь? — из-за стойки слышу грубый голос. — Идти некуда, — отвечаю просто и скидываю плечами. — На бездомную не похожа. Случилось что? И я рассказываю всё: от безразличных родителей до болезни, которая забрала лучшего друга полтора года назад. Рэймссу уделяю минут пять от силы, ощущение, что и не было никаких отношений. Пусто совсем. Заправщик приносит чай, наверное, самый вкусный из всех, что я пробовала. Обычный, пакетированный, но такой согревающий. Незаметно для самой себя проваливаюсь в сон, облокачиваясь на окно, увешанное мишурой.***
— Алло, подъем, — кто-то настырно трясёт меня за плечо. Непонимающе моргаю, когда вижу незнакомого парня. Он хмурит светлые брови и всем охренеть-каким-красивым лицом выражает недовольство. — А? — Эва, твой друг обрывал телефон, вот я и решил ответить и сказать, где ты, — заправщик виновато улыбается, выглядывая из-за огромного плеча светловолосого. — Друг? Я его не… — Друг, друг, пошли уже, все мозги отморозила, — незнакомец тащит на выход мое не совсем проснувшееся тело так быстро, что я и подумать не успеваю. — Да кто ты такой? — начинаю возмущаться на улице, где снег валит ещё стремительнее прежнего. — Ты назвала меня идиотиной, — мужчина подводит к черному автомобилю, открывая дверь, — Но, если не хочешь, чтобы выкинул тебя из машины, зови Амен. — Какого чёрта ты вообще меня в машину усадил? — спрашиваю у парня, когда тот оказывается в водительском кресле. — Хотела заночевать на заправке? — все его слова пропитаны недовольством. — Да, обломал мне незабываемый опыт. — Не зарекайся, — в интонацию примешивается усмешка. В голову приходит самое очевидное и мерзкое. — В смысле? Блять, открой дверь! Я не собираюсь трахаться за проезд, — безрезультатно дëргаю ручку, пока этот ненормальный заводит авто. — Успокойся, для этого мне не нужно ехать на другой конец города, — странно, но я ему верю почти сразу. Он не выглядит как маньяк. Вроде, — Адрес диктуй, и будь добра без мата. Молчание затягивается. Он поговорил со мной минуту по телефону и приехал. Зачем? Я не понимаю, что ему нужно. — Можешь до вокзала отвезти, минут двадцать отсюда, — вряд ли мать обрадуется моему приезду, но больше вариантов не вижу. — Нет, — говорит и посматривает на навигатор с точкой в центральной части города. — Почему? — Поездов не будет в лучшем случае до утра. Хочешь спать в кругу бездомных? Ответить снова нечего. Не хочу ни в смердящий зал ожидания, ни в родной город, где меня могут и на порог дома не пустить. — И куда мы едем? — спрашиваю осторожно я, стараясь не вглядываться в точеный профиль. Всегда некомфортно было рядом со слишком красивыми людьми. А этот экземпляр в целом вызывает шквал эмоций, правда, непонятно каких именно. — В отель, название на карте посмотри, — он не отводит взгляда от пустого шоссе, пока мои глаза округляются. Мичиган-Авеню. Центральная улица Чикаго, напичканная небоскрёбами и фешенебельными заведениями, в которых я смогу себе позволить в лучшем случае воду и то, если она окажется бесплатной. Так и тянет ругнуться, но не хочется злить нового знакомого. — Я в жизни за номер там не расплачусь. — Побудешь в номере моего коллеги. Он до завтрашнего дня возвращаться не планирует. — Это тот самый Тизиан, которого ты искал? — Догадливая, — хмыкает и делает это слишком очаровательно. — Для чего ты мне помогаешь? — решаюсь спросить после того, как большую часть пути мы преодолели в тишине. — Для чего? — Ну, должна быть цель какая-то. Из-за чего ты рождественскую ночь тратишь на незнакомого человека? Денег у меня, как ты мог понять, нет, постель ты тоже отмёл… — Ты нормальная? — резко перебивает Амен, поворачивая голову, — В Чикаго такими категориями мыслят? Деньги и секс? — Везде так мыслят. — Прискорбно, что в свои годы ты так считаешь, — А годы мои когда посчитать успел-то? — Я услышал захлебывающуюся в слезах девушку в Рождественскую, как ты заметила, ночь. Решил, что вряд ли у неё всё в порядке, и оказался прав. Устраивает ответ? — Да, — немного сползаю с кожаного сиденья с виноватым видом, — Спасибо? Не замечаю, как мы оказываемся у сверкающего серебряными огнями входа в отель. Стараюсь не вертеть головой при виде бесконечного холла с немыслимых размеров ёлкой по центру. Из всех углов выглядывают стеклянные фигурки оленей и прочих атрибутов праздника. Нет вычурности, которая кричит из каждого украшенного магазина. Просто и изысканно. Как и Амен. При ярком свете наконец могу рассмотреть его: бежевое пальто до колен, тёмные джинсы и бордовая водолазка будто придуманы именно для него. Чтоб на мне так одежда сидела! Извини, Эва, ты не двухметровый сбивающий взглядом всё живое мужчина. Я даже близко мимо не проходила, что становится особенно очевидно, когда мы входим в лифт с огромным зеркалом. Нас как будто вырезали из разных журналов и слепили в один нелепый коллаж. И нелепый он из-за девушки в мятой куртке и с колтунами в волосах. Отворачиваюсь, чтобы не видеть опухшее лицо, а может, чтобы не видел он. На предпоследнем этаже входим в один из немногочисленных номеров. Я и не знала, что в них бывает больше одной комнаты. Несмело прохожу к панорамному окну, из которого город кажется нагромождением коробок разной длины и ширины, обмотанных гирляндой. Я прожила здесь пять лет, но пейзаж кажется незнакомым. Конечно, Норд-Сайд я могла узнать только по рассказам Дии. — Располагайся, — бросает Амен и закрывает дверь. Вот и поблагодарила. Растерялась. Я прекрасно знаю, как отвечать на грубость, но не представляю, что делать, когда тебе помогают. Дура. Он нашел тебя на богом забытой заправке, привёз в шикарные апартаменты, каких ты в глаза не видела и не увидишь, спас от бездумных скитаний. А ты что? Сидишь в углу, спрятавшись за торшер. Как страус — голову в песок, и нет вокруг ничего, только золотистые крошки. Нет парня с лучшей подругой — какая банальность — в нашей спальне, нет увольнения после ежедневных унижений, нет плюющих на тебя родных, смерти нет. А слезы есть. Удивлена, как жидкость в организме ещё не закончилась. — Сумку из багажника достать забыл, — чертыхаюсь от хриплого баритона, — Ты чего там уселась? — подходит быстро, слышу по шороху ковра, — Эва? — Свет от напольного светильника заставляет сильнее вжать голову в колени, — Блять. Я оказываюсь в сильных руках быстро, успевая отметить, насколько легко они отрывают меня от пола. Последний раз, когда Рэймсс поднимал меня, я стукнулась головой об люстру. Сейчас нет той неловкости и желания почувствовать почву под ногами. Он несёт меня плавно, делясь теплом ладоней с дрожащими бёдрами и спиной. Положение, которое обязано вызывать панику, успокаивает. — А я думала, ты таких плохих слов не знаешь, — привыкая к яркому освещению ванной, я умываюсь и поворачиваюсь к нему. Боги, только сейчас замечаю, что глаза напротив цвета самой прозрачной воды. Сравнить могу только с озером Мичиган, других попросту не видела. И в этом сравнении водоём проигрывает с треском. — Ты многого не знаешь, — он убирает намокшую прядь с лица, невесомо проводя рукой по спутанным кудрям, а мне глаза прикрыть хочется и остановить момент. — Расскажешь? — После тебя. — Ночь обещает быть долгой.