Без солнца

Сегмент «Гамма» был не таким, как остальные клоны. Он был молодой, но почти взрослой версией своего создателя. Но в отличие от всех своих "собратьев" Он был сентиментальным, спокойным и чувственным. В искусственно созданной груди то и дело распускались цветы, порхали бабочки и образ прекрасных сапфировых россыпей. Сегмент и сам не заметил, как по уши окунулся в любовь к существу, нет, скорее падшему ангелу по имени Панталоне. Дотторе был спокоен и умен, заинтересован в науках меньше, чем другие сегменты. Пока клоны были заинтересованы в небе и искали способы разрушить эту иллюзорную ложь, Доктор лишь мечтал о том, чтобы смотреть на звездное небо вместе с теплым, надежным человеком. Чтобы вечная стужа и метель не закрывали небо хотя бы один день. Чтобы почувствовать себя любимым. От мыслей Дотторе отвлекает врезавшийся в него молодой фатуец. Юноша сам вместе с горой документов падает на пол, слегка жмуря глаза от стыда. Дотторе лишь тихо хмыкает и поднимает один лист с пола, не заинтересованно смотря на надписи там, подмечая до ужаса красивую каллиграфическую подпись. Она принадлежала только одному предвестнику среди всех. — Дотторе, вот и ты. Как раз искал тебя. Оу? – приторно вежливый тон растворяется в удивлении, когда Делец замечает беспорядок на полу. — А вы весь в делах, господин банкир? – клювовидная маска тут же обращается к Регратору, а лист, который некогда был в руках предвестника, упал на гору бумаг, всё еще валявшихся на полу. Теперь Гамма был заинтересован только в брюнете перед ним, совершенно позабыв и про «свидетеля» их встречи. Ладонь в бархатной перчатке нежно целуют суховатые губы сумерца, которому пришлось склонить голову вбок, дабы не поцарапать дорогую ткань острым клювом маски. Подобная учтивость с недавних пор стала обыденной для Дельца, что с благоговением принимал подобного рода заботу со стороны сегмента. —Слышал, вам не здоровилось в последнее время. Могли бы обратиться ко мне, думаю пару лишних порошков из травы Наку мне бы удалось для вас найти. – голос его певуч и мелодичен, почти как сладкий мёд-суфле. — Кажется, я просил это отнести. – с ноткой раздражения бросает короткую фразу банкир в сторону юнца, сводя к переносице смоляные брови. Парниша в ужасе покидает коридор вместе с перемешанными кое-как бумагами. Атмосфера стала куда спокойнее с момента ухода « третьего лишнего ». Теперь на лице Регратора расплылась сладковатая улыбка, более искренняя, чем при дипломатических переговорах. Мятные волосы Гаммы слегка поправляют, видимо после эксперимента те знатно потрепались, мимолетно вдыхая аромат второго предвестника. От Доктора веяло чем-то прохладным, вроде мяты, какими-то реагентами и отдавало сладковатой ноткой формалина. Панталоне, как настоящий ценитель парфюмерии, уже давно разложил эти запахи по отдельности, сумев найти в этом ядерном коктейле что-то по-своему прекрасное. Дотторе молча выжидал ответа на свой вопрос, не смея потарапливать банкира – он знал, что тот этого терпеть не может. И всё же перчатка с кольцами выскальзывает из серебристых локонов, возвращаясь в скрещенное положение на груди. — Всё в порядке, вам было не о чем воловаться. Небольшое переутомление еще никого не убило. – плавно начинает Регратор, всё же открыв свои сапфировые глаза, что были куда драгоценнее, чем мора, для Дотторе. — Последствиями переутомленмя также может быть и температура, а в нашем регионе не далеко и до более серьезных заболеваний. Для такого взрослого и умного человека, как вы, господин Банкир, это неожиданно, что вы подобного не знаете. И всё же я бы рекомендовал вам заглянуть к нам в лабораторию. «К нам» всегда подразумевало последующее шоу, куда интереснее, чем Фонтейнское кино. В лаборатории всегда пребывало не один, а сразу несколько сегментов. Все они были разными по характеру и натуре, возрасту и принципами. Кажется, самым миловидным среди всех был как раз-таки Гамма. Самым же мерзким Лоне смело мог бы назвать Бету. Уж слишком сильно ему не нравился его дрянной характер. Каблуки Панталоне оповещают об их прибытии в лабораторию. Некоторые сегменты даже не обратили внимания на пришедших, другие же только на них и пялились. Оценивающим взглядом, будто на рынке драгоценностей, Банкир смерил всех присутствующих, невольно смяв свои губы. Младший сегмент, которому на вид лет и 10-ти было тяжело дать, поднял взгляд из-за громоздкой книжки с назыанием « Флора и фауна Тейвата ». Он был совсем ребенком, но уже умным и с противным характером. Хотя порой Делец мог бы даже назвать его «очень славным ребенком. » Гамма предательски покинул своего спутника, уходя в другую часть лаборатории, дабы найти заветный порошок. И лишь Бета решил занять его место. — А где сейчас Зандик?– будто бы мимолетно интересуется у подошедшего Делец, смотря на хищный и гордый оскал лучшего, высокомерного сегмента. — Тут так много "нас", почему бы не выбрать кого-то помоложе, господин Банкир? Но младшенький лишь тихо фыркает : он всегда уставал от попыток Беты флиртовать с Дельцом, потому смело показал ладошкой в сторону одной из закрытых комнат. Регратор, не проронив ни слова, двинулся к двери, отпирая ее и оказываясь в полутëмной комнате. Проходится непроизвольно сощуриться из-за отсуствия источника света в комнате, но всеми фибрами души Лоне знал – главный, единственный оригинал сидит сейчас здесь, смотрит на него с презрением. — Все интересовались, почему ты не пришел на собрание. Пьеро уже переживает, не умер ли ты часом. — Если бы помер, сегменты принесли бы весточку. – низко хрипит откуда-то из-за угла мужской баритон. – И ни к чему врать, мы оба знаем, что всем предвестникам плевать друг на друга. Чего приперся? К подобной грубости Регратор был привыкшим, но сладкую улыбку уже не тянул, чтобы не раздражать мужчину. Со стороны, наконец, включили лампу, тем самым давая мужчине обзор на свой силуэт. Лицо скрывала маска, но в мятных волосах где-то блестели белоснежные, совсем как у Панталоне, пряди волос. Возраст брал своё и нещадно уничтожал человеческое тело. Финансист неторопливо шагнул в сторону мужчины, поправив пурпурный кардиган в ромбик на своих плечах. Почему-то Банкир чувствовал, словно почва ушла у него из-под ног, а в груди что-то тяжело рухнуло камнем вниз. — Ты не можешь запереться в этой темной каморке и ждать, пока не сгниешь до мозга костей. – подмечает Делец, учуяв также и запах неприятных химикатов. Тех, которые не исходили даже от сегментов. — А кто мне указывать и запрещать будет? Ты? – с издевательской ухмылкой скалится Дотторе, и всё же этот оскал был куда страшнее, чем у того же Беты. – Твоя забота - финансы. Иди и занимайся бумагами, уважаемый Регратор. А меня попрошу больше без причин не беспокоить. Или стучаться не учили? – едко подливает масла в огонь мужчина, поднявшись с места. — Зандик, так ведь нельзя. Ты и сам знаешь, что... Но договорить мужчине не дают. Его с остервенелостью дикой птицы прижимают к деревянному столу, заставляя слегка согнуться в спине назад, дабы не удариться лицом об маску Доктора, что нещадно придавил мужчину своим живым весом. Запястье Регратора болезненно сжали, вероятно, после их «разговора» там будет красоваться не менее пурпурный синяк. Уверенной рукой оригинал скользнул на шею банкира, даже как-то слишком трепетно, но оттого угрожающе поглаживая шею банкира. Как у дикого разъярённого животного ноздри того вздымаются, втягивают сладковатый аромат амбры : мускусный, с нотками чего-то табачного. Амбра являлась природным афродизиаком, отчего на мгновение сознание безумного ученого дало слабину. Тыльной стороной ладони тот скользнул по белоснежной щеке Регратора, опустив большой палец на чужие пухлые губы. — Ты такой тщеславный, Лоне. Не пытайся играть в миротворца. Кто как не я знает о твоей фальшивой, приторной улыбке. Не нужно делать вид, что ты не такой же, как и все предвестники. Я же сказал – занимайся своим делом, а я своим. Свободной рукой Банкир снял чужую маску с лица, из-за чего взору открылось, наконец, живое лицо оригинала. От виска до скулы шел давно затянувшийся шрам, но лицо приукрасила старость. На нём появились морщины, некоторые даже слишком глубокие, что делали лицо некогда завидного красавца Сумеру обычным, злобным стариком. Но живой огонь в глазах украшал его, мятные локоны обрамляли острые, холодные черты лица. Такой Дотторе в какой-то мере нравился Панталоне ещё больше, чем его юные сегменты. На этом лице было видно всё – даже то, как жизнь поигралась с безумным ученым. — Всего одна прогулка не будет стоить тебе многого, Зандик. — Я достаточно ясно выразился – мне к Селестии не нужна твоя забота. Тем более тебе есть к кому ее проявлять. Вовремя дверь распахнулась, откуда показался гамма, на которого с еще большим гневом кинули Регратора, после чего оригинал вновь вернул маску на лицо, утробно шипя: — Пошли вон.