Daemon Amoris et Mortis

Как понять, что новый год удался? Очень просто — на следующий день вы не можете даже пошевелиться, ведь третья бутылка вина, которая нашлась в закромах квартиры, была явно лишней. Сузаку, обычно невосприимчивый к алкоголю, столкнулся с таким похмельем впервые. Вчерашний вечер, а заодно и почти весь праздник, практически стерлись из памяти, оставив после себя размытые обрывки воспоминаний, дурноту и дикую головную боль. С трудом встав с ковра, на котором он и провел эту ночь, парень постарался выровнять дыхание и подавить подкатившую к горлу тошноту. Голова раскалывалась не только из-за количества выпитого, но и из-за настойчивого звона, от которого Куруруги и проснулся. Достав телефон и с неудовольствием отметив, что там всего два процента, он шатающейся походкой направился в коридор, желая поинтересоваться у трезвонившего, что тому понадобилось от него первого января в (Сузаку еще раз заглянул в телефон) шесть утра. Так рано, да еще после знатной пьянки, он не просыпался никогда. Дверной звонок разразился очередной громкой трелью, заставив парня скривиться и зажать уши. — Да иду я, иду, — хрипу, с которым это было сказано, мог позавидовать астматик. За дверью как будто бы услышали, потому что следующую минуту, пока Сузаку шел к ней, цепляя плечами и бедрами все углы, в квартире была практически полная тишина, прерываемая лишь негромким сопением Милли — подруги парня, что вместе с Наннали, еще одной подругой, праздновали новый год у него дома. Щелкнул замок, когда наконец-то добравшийся до него Сузаку с третьей попытки смог провернуть ключ. Дверь отворилась с тихим скрипом, заставив хозяина квартиры внести мысленную пометку о смазке петель в самое ближайшее время. В подъезде стоял молодой парень, сжимая в руках какой-то серый пакет и подозрительно сильно морщился на достаточно тихий скрип. — Вам тут новогодний подарок отправили, — парнишка протянул свою посылку и чуть пошатнулся. В ответ Куруруги кивнул и забрав пакет, закрыл дверь, нечаянно громко хлопнув ею. Из гостиной послышалось подозрительное шебуршание и чей-то тихий стон. Вновь проделав весь тот трудный и долгий путь в комнату, парень небрежно кинул подарок на кресло и устало вздохнул, сразу же кривясь от запаха изо рта. — За-а-аку, — страдальческий стон раздался явственнее и нечто, что можно было принять за груду вещей на полу, зашевелилось. — Заку, который час? Зевающая и отчаянно трущая виски девушка щурилась, стараясь разглядеть парня через свисающие ей на лицо растрепанные волосы, что еще вчера были красиво уложены в мудреную прическу. — Шесть утра где-то. Ответ девушку явно не удовлетворил, потому как в следующую минуту она протяжно, попеременно зевая и стараясь распутать колтун на голове, пыталась ругаться на разбудившего ее в такую несусветную рань друга. — Кто тебя вообще просил вставать? — Сузаку лишь еще больше скривился на эти слова и направился на кухню за водой или, если повезет, рассолом, который вроде бы должен был остаться с принесенных Наннали огурцов для оливье. К счастью, банка из-под огурцов стояла как раз посередине стола. Ее будто бы специально оставили так, чтобы пройти мимо не получилось, но и случайно уронить — тоже. И Сузаку догадывался, кого за такую предусмотрительность стоило благодарить. Не озаботившись взять кружку, справедливо рассудив, что сейчас он скорее уронит и ее, и банку, он хлебнул прямо с горла, с трудом перед этим сняв крышку. Соленая жидкость приятно прокатилась по горлу и потушила жажду, что незаметно для самого парня, мучила его. Со стуком поставив банку обратно на стол, он развернулся в сторону гостиной, чувствуя, как слипаются глаза, а желание лечь (пусть даже снова на полу и можно без одеяла) одолевает все сильнее. И едва Сузаку вернулся в комнату, сил сопротивляться сну не осталось — их хватило лишь на то, чтобы как-то подойти к дивану и рухнуть на него, мимолетно понадеяться, что Наннали спит на другом и услышать на периферии Миллино: — Пьянь. *** — …аку! Сузаку! — кто-то старательно тряс его за плечо, пытаясь добудиться. — Одну минуточку, — невнятно пробурчал парень, переворачиваясь на другой бок, но от него, вопреки надеждам, не отстали. — Сузаку! Вставай, уже день! — Да что ты так трясешься над ним? — в сонный мозг раскаленной иглой ввинтился другой, более звонкий голос. — Прости сделай так и… — Что за?! Куруруги подскочил с дивана, облитый холодной водой. Тряся головой и пытаясь вытереть лицо, он громко ругался, на мгновение забыв, что рядом находятся подруги, что крайне не одобряли его привычек. — Ну Сузаку, кто ж так выражается? — Милли ехидно улыбалась более-менее пришедшему в себя юноше. — А кто выливает на голову спящим людям ледяную воду?! — в ответ разозлился он и быстрым шагом направился в ванную, чтобы не сказать что-то резкое. Если честно, поступку Милли он не удивился. Она всегда была шебутной, непредсказуемой и порой казалось, что тормозов у нее вообще нету. Но так было на первый взгляд, ведь недаром же она уже который год староста их курса. Милли Эшфорд считалась одной из самых ярких и умных девушек их университета, и отнюдь не из-за родства с ректором. Светлые волосы, за которыми она всегда следила, бледная кожа, милая улыбка и репутация заядлой тусовщицы, к которой всегда можно было прийти за подробными конспектами делали ее привлекательной в глазах многих. Однако веселые только для нее выходки порой здорово раздражали Сузаку, которого она заметила и взяла в оборот в первые же дни учебы. Стянув с себя мокрую одежду и зашвырнув ее в корзину с грязным бельем, потому как после их вчерашней пьянки футболку пришлось бы стирать долго и нудно, он достал с полки, где после появления в его жизни двух подруг всегда лежал запасной комплект домашней одежды на случай таких вот ситуаций, широкие штаны и кофту. Из глубины квартиры послышался громкий смех Милли, что уже явно пришла в себя после выпитого, и шум от столкновения коляски Наннали со стеной. Поглядев на себя в зеркало и ужаснувшись, Сузаку потянулся за расческой. С Наннали его связывали теплые дружеские отношения еще с детства. Девочка была чистокровной британкой, но была вынуждена покинуть свою родину и перебраться в Японию из-за террористов, что вовсю хозяйничали в Британии в то время. Куруруги не лез Наннали в душу, но слышал, что она потеряла мать и брата в одном из терактов, а заодно и способность ходить. Школа, а затем и университет были для нее, девочки на коляске, сложным испытанием, но она справилась, подружившись с некоторыми людьми, что наравне с Сузаку не давали ее в обиду, да и Милли, с которой она на удивление быстро нашла общий язык, не позволяла кому-либо даже смотреть косо в сторону подруги. Приведя себя в более-менее человеческий вид и убедившись, что из комнаты более не слышится никаких ненормальных звуков, свидетельствовавших о крушении его жилища, Сузаку сразу же направилась на кухню, перебирая в памяти продукты, что вроде бы должны были остаться в холодильнике. Однако едва зайдя в помещение, он остановился на пороге, с удивлением глядя на ждущих его там девушек, хитро поглядывающих на тот самый пакет, что вручил ему рано утром почтальон, и который они, видимо, принесли из комнаты. — Суза-а-а-аку, — Милли медленно поднялась со стула, кошачьей походкой направившись к нему, — А ты ничего нам сказать не хочешь? — Милли, это невежливо, — попыталась образумить ее Наннали, но та уже вовсю нарезала круги вокруг парня. — А кто из нас вежлив? — пожала плечами Милли и не дав подруге и рта раскрыть, вновь насела на Сузаку: — Так что, кому же ты подготовил этот подарок? Нам? Или у тебя в кои-то веки появились отношения? Куруруги промолчал, делая вид, что в упор не видит девушку, и полез в холодильник, где, о чудо, осталось немного оливье. Вытащив судочек, куда они вчера запихали все, что не влезло в большую миску, из которой, если его не подводит память, ели все вместе, он потянулся за ложкой, решив не заморачиваться с отдельной тарелкой. — Не игнорируй меня, — Эшфорд выскочила перед ним и сложила руки на груди, — Неужто и правда девушке подарок? Устало закатив глаза и попробовав достать до столового прибора, Сузаку все же ответил: — Мне это подарок, — и пока Милли удивленно хлопала ресницами (кстати, уже накрашенными, хотя он мог поклясться, что косметички у нее с собой не было), зацепил таки одну из чистых ложек. — Ух ты, а кто подарил? — Наннали с неподдельным интересом уставилась на друга, порой переводя взгляд на пакет. — Не знаю, просто вручил рано утром почтальон и все. Возможно вообще квартирой ошибся по пьяни. — Сказал человек, что утром трижды влетел в стену, — наконец отмерла Милли и решительно отобрала у Сузаку ложку, тоже накидываясь на оливье. — Кстати, почему? — Что? — отвлеченный наблюдением за незнающей границ наглостью девушки, что даже не потрудилась забрать у него судок и теперь привставала на цыпочки, стараясь набрать очередную ложку еды, Сузаку не сразу понял вопрос. — Почему тебе так плохо было? — пояснила Наннали, нажав кнопку на пульте коляски и подъехав к ним ближе. — Ты же устойчив к алкоголю, разве нет? — Устойчив, уж я то знаю, — Милли оторвалась от поглощения единственной, насколько успел понять парень, еды. — Я ж его на вечеринки таскала и лично наливала — после трех стаканов был трезвым или очень хорошо прикидывался. — Был, — Сузаку вручил ей контейнер и взлахматил волосы, оглядывая кухню, — Только притащенный вами тогда алкоголь сложно было назвать хорошим. А ту последнюю бутылку, что мы выпили, делал еще мой дед. Милли так и застыла с ложкой у рта. — То есть мы выпили вино, что готовилось на какие-то важные случаи и вообще старше нас вместе взятых? — Да. На несколько секунд на кухне воцарилась тишина. Девушки осознавали, что вчерашняя попойка, которую устроили Сузаку с Милли, должна была все-таки выглядеть иначе. А сам Куруруги решал, стоит идти в магазин, или как-то они переживут этот день. Наконец первой подала голос Наннали: — А все же, что в этом пакете? Эшфорд тотчас же переключилась на это и перегнувшись через подругу, возле которой стояла, подхватила подарок в руки. — Ты не против? — параллельно с вытаскиванием чего-то завернутого в ткань спросила она у парня. Тот лишь махнул рукой и позволил ей развернуть сверток, в котором оказалась какая-то странная и явно многое пережившая книга и записка. — Оп-ля, что тут у нас? — Милли с интересом развернула сложенный листок и вгляделась в него. — «Ты просила меня о…», это еще что за буквы? А, ладно. «Ты просила меня о… любви и я хочу подарить тебе его». — Ты точно все правильно прочла? — Наннали подалась вперед и попыталась заглянуть в записку. — Правильно все, правильно. Но все равно ничего не понятно, — разачаровано протянула она. — Кроме одного — это явно предназначалось не Сузаку. — Тогда может положим все обратно, а после попытаемся вернуть? — Ну уж нет, — вдруг решительно оборвал их Куруруги, все то время роющийся в шкафу. — Я из-за этой книженции, — он неприязненно взглянул на потрепанную и перепачканную в каких-то пятнах книгу, — встал в шесть утра, так что как минимум я ее прочитать должен. Вновь воспрявшая духом Эшфорд раскрыла книжку, намереваясь засесть за чтением прямо сейчас, но парень ее остановил: — Э нет, сначала мы едим, благо макароны сварить можно всегда, после убираем квартиру, — он не обратил внимание на жалобный стон подруги, — и только после сядем читать эту пакость. Наннали поддержала его идею и Милли была вынуждена сдаться и положить книгу обратно в пакет, принимаясь за поиск чистых тарелок, пока Сузаку ставил на огонь воду. Уже много позже он с усталостью думал, не было ли у него в роду колдунов или прорицателей, что он так точно предсказал (или накаркал) про книгу, обозванную пакостью.