Dirty Harry — Gorillaz
Снег кристальными решётками ударялся об алые щёки, обжигая своим холодом. В такую погоду нужно сидеть дома, а не быстрым шагом направляться по улице в сторону католического храма на окраине Сеула. Улицы были знакомыми, словно Бомгю уже бывал на них такими же тёмными вечерами. Направляться в церковь, только чтобы помянуть своего усопшего друга, казалось уже чем-то стабильным и обязательным. В запасе был ещё один день, но Бомгю выбрал именно сегодняшний — меньше людей будет. Ноги постепенно уставали от долгой ходьбы в гору, неприятно пульсируя ближе к пяткам. Хруст снега под ногами успокаивал, и кроме него ничего слышно не было, только безупречная тишина. По ощущениям за спиной что-то было, но узнавать особо и не хотелось — экономия сил, не иначе. Если бы не резкий звук клаксона, оглушающий Бомгю — он бы даже не отпрыгнул, продолжая свой путь. Ноги в стрессовой ситуации начинают заплетаться; уши закладывает вибрацией и звоном, пока координация полностью отключена мозгом. Не заметив своего падения, Чхве оказался в высоком сугробе, глубоко зарывшись лицом в грязный снег. Глаза неприятно шипит, весь нос и рот в ледяной воде, по вкусу ещё и грязью в придачу. Выбраться самостоятельно сил также не было после длительного похода в гору — выбор был только один: раскапывать весь снег вокруг себя. Этим Бомгю и занимался последние минут пять, дрыгая торчащими из сугроба ногами. — У вас всё в порядке? — отдалённо слышит Бомгю и ещё усерднее дрыгает ногами, намекая, что не совсем. Чьи-то тёплые руки тянут парня за ноги, наконец вызволяя из снежного плена. Первый глоток воздуха кажется раем, а руки усердно потирают глаза, избавляя от острых кристалликов снега ресницы и веки. — Бомгю-хён? Голос сразу становится узнаваемым. Ёнджун стоит прямо перед ним с мусорным пакетом у ног и торчащей из куртки пачкой сигарет. Бомгю прокашлялся, удобнее устраиваясь в сугробе задницей, пока всё, что было перед его глазами — розовое пятно с сигаретой между зубами и зажигалкой; не особо приятно пахнущий мусорный бак и снег, заполнивший одежду. Мокро, стыдно, и запах отвратительный — мусорка да сигареты. — Что ты тут делаешь, фламинго? — Бомгю самостоятельно пытается подняться, но успехом это не заканчивается. Ноги снова подводят, подкашиваясь, а крепкая рука подхватывает за предплечье, позволяя устоять на своих двух. Ёнджун на удивление не смеётся, а лишь с интересом наблюдает за происходящим, выпуская никотиновый пар изо рта. — Не поверишь, — розоволосый отпускает, подхватывает пальцами узелок мусорного пакета и быстро отправляет его в бак. — Но я тут живу. — Ладно, я пойду, — Бомгю и правда стыдно. Он не привык быть слабым перед Ёнджуном, ведь для него это табу. Он и так слишком глубоко зарыт в происходящем с парнем своей младшей сестры, иногда так отвратительно чувствуя себя смущённым разного рода жестами от младшего Чхве. — И куда ты пойдёшь весь промокший? — Ёнджун тяжело выдыхает, осматривая мокрого парня перед собой. И куртка, и джинсы — всё насквозь мокро, словно прямо сейчас с него можно выжать ведра три воды. — Хочется слечь с восполнением лёгких? — А ты, я смотрю, крайне заботлив, — ненависть сама врезается шипами в рёбра, вынуждая грубить. Почему он снова такой непредсказуемый, но ещё и спокойный? Разве не Бомгю его злейший враг, что против его отношений? Что каждый раз унижает его и даёт различные прозвища. — Мне тебя за шкирку схватить и потащить? — Ёнджун, судя по всему, выбрал проигнорировать едкий комментарий и продолжить призрачную для Гю заботу. Бомгю чувствует себя в два раза младше. Словно сейчас его отчитывает старший брат, а не он сам является суровым парнем, готовым достать ружьё на любого ухажёра. Забота была ему тайно приятна, однако он никогда не признает этого. Забота от Ёнджуна не была ему нужна, тем более должна ощущаться унизительно противной, но получилось ровно иначе. — И куда ты тащить меня собрался? — Бомгю поправляет промокшие пряди, ощущая, как влага скапливается на его пальцах. На улице слишком морозно, и ветер лишь усиливает чувство холода. — К себе домой, мокрая кошка, — Ёнджун стягивает с себя шапку и протягивает её Бомгю. Тот, как и ожидалось, отмахивается, воротя нос от согревающего предмета одежды. Всё, что может Джун — насильно натянуть шапку на влажные волосы, после уложив руку на лоб старшего Чхве. — Ты никогда не успокоишься, верно? Бомгю решает не отвечать и просто идти за Ёнджуном, аккуратно поднимаясь по хлипкой лестнице. Розоволосый докуривал сигарету, и запах шлейфом ударял в нос старшего Чхве, напоминая в очередной раз куда и с кем он идёт. Нос всё ещё свербит неприятными ощущениями после заполнения снегом, и Бомгю неконтролируемо шмыгает носом, пытаясь ослабить неприятные ощущения, хотя кошки на душе скребли в разы сильнее, выцарапывая на обратной стороне сердца: «Он тебе помогает, а ты издевался». Стоило лишь шагнуть на балкон, так сразу послышался стук из дома, а Ёнджун напрягся, и его лисьи глаза приобрели округлую форму. Бомгю продолжает мяться на месте, пока младший забегает в дом с криком: — Мису мать твою! Бомгю чешет затылок и двигается за Ёнджуном, аккуратно выглядывая из-за двери. Беспорядок в доме не был чем-то удивительным, напротив, соответствовал представлениям, правда, теперь было ещё хуже. Несколько тарелок были разбиты, кастрюли разбросаны по полу, а одна из них, лёжа донышком кверху, двигалась по полу. Джун подходит к данной аномалии, снимая кастрюлю с кошки. Это была маленькая серая представительница кошачьих с яркими жёлтыми глазами, что с интересом вцепились в новую фигуру в доме. Мису, как назвал её Джун, подходит к Бомгю и потирается о его ноги, словно принимая в свою кошачью семью. — Быстро ты ей приглянулся, — Ёнджун усмехается, быстро подбирая кастрюли с пола. — Я всем нравлюсь, — Бомгю усмехается, приседая около кошки. Руки сами тянутся к мягкой серой шерсти, прочёсывая пальцами, на что исходит громкое мурчание. Ёнджун молчит и явно пытается создать видимость порядка, стремительно разбирая вещи. Получалось спорно, хотя старания были заметны: некоторые вещи с пола переместились на стулья и спинку дивана; подушки с дивана перекочевали на кровать, прикрывая пару дырочек в плакатах, кажется, от сигарет. Несмотря на весь хаос в квартире, всё казалось весьма уютным, даже неприятных букетов ароматов не было — только отдалённый запах сигарет и свежесваренный рамён. Кажется, Ёнджун планировал ужинать, а Бомгю появился слишком внезапно и помешает ему. Нотка совести всё же кольнула старшего Чхве, и желания грубить больше не было. — Я точно не помешаю тебе? — Бомгю подхватывает кошку на руки, а та мурлычет, потираясь мордочкой о изгиб шеи. — Я воспользуюсь ванной и уйду. — И куда ты пойдёшь, хён? — Ёнджун накладывает лапшу в две пиалы, вглядываясь в глаза Бомгю. — Такси в такое время сюда не поедет, а за окном метель. Его слова имели смысл, хотя оставаться совсем не хотелось, и это не из-за чувства ненависти, а скорее стыда показаться слабым. Что-то внутри стремительно переворачивается не в том направлении, ибо Ёнджун казался безумно внимательным и хорошим парнем, что не вписывалось в общий образ, созданный подсознанием месяцем ранее. — Ванна? — стыдливый вопрос самостоятельно сорвался с губ, быстро достигая чужих внимательных ушей. — По коридору слева, — Ёнджун даже не обернулся, продолжая заниматься своими домашними делами. Кошка вновь оказывается на полу, мягко ступая к хозяину. Ноги несли Бомгю прямо по направлению в ванную, дабы скорее смыть с себя наваждение отвратительных для него мыслей. В голове не укладывалось колкое на язык чудище с розовой шерстью и заботливый молодой человек его сестры, что готов оставить его в своём доме и согреть. Стоит двери за его спиной захлопнуться, он сползает вниз, обхватывая влажные волосы руками. Стыд и едкое ощущение собственного блядски противного отношения к Ёнджуну кололи всё тело, прорезываясь сквозь влажную одежду, убивали в Бомгю всё желание грубить. Может быть, они могли бы делить вечера с его сестрой без всяких колкостей? Нет, Бомгю не верит в вероятность их светлой дружбы. Вещи мокрой лужицей оказываются на светлом кафеле, пока тело окутывает приятное тепло, но колющие ощущения не прошли. Его промёрзлое тело вновь покрылось гадкими иглами от смены температур, или может совесть сильнее гордости, и эти мысли пожирают его внутренности изнутри. Когда Бомгю вышел в одном полотенце, Ёнджун продолжал подавать еду на бывший рабочий стол, где раньше стояли лаки да лампы всякие. Это немного удивило, ведь Бомгю думал, что младший зарабатывает только на маникюре и у него всегда есть клиенты. Даже не взглянув на старшего, Джун кивает в сторону подготовленной одежды: маленькая для Ёнджуна футболка и хлопковые штаны. — А где все твои лаки? — вопрос неосознанно вылетел сам, стоило Бомгю присесть на стул около стола, переодевшись. Одежда на нём смотрелась нелепо и даже мило. Тепло и приятный запах кондиционера для одежды, правда, согревали. — Когда клиенты есть — тогда лаки тут стоят, — спокойно отвечает Ёнджун. Сейчас он казался по-домашнему уютным и даже более зрелым. — К тебе парни ходят на маникюр? — вопрос встал поперёк горла, словно воробей вылетел изо рта. Хотелось прямо сейчас провалиться сквозь пол и позабыть о существовании данного момента. — Кстати, ходили раньше, — Ёнджун выкладывает на стол помидоры в красивой нарезке, а Бомгю уже мутит от взгляда на них. — Ищешь себе парня среди моих клиентов? — Я не любитель трахаться в задницу, — Бомгю теперь уже показушно крутит носом от стола. Помидоры, подобно монстру, немо говорили ему: «Съешь меня, малыш, ну же». Ужас какой. — И помидоры свои от меня убери. — Ладно я тебе не полюбился, но за что помидорки? — Ёнджун ловко укладывает кусок помидора себе в рот, напыщенно играя чистое удовольствие от поедания. — Я ненавижу помидоры. Ёнджун изменился в лице, словно не ожидал этого. Звучало буднично, и Бомгю молча принялся за еду, не забыв поблагодарить. Рамён в исполнении младшего был на удивление вкусным и необычным, словно космос, разлившийся во рту. Ингредиентов было много, в особенности, лука порея и остальных специй, хотя острота не так сильно жгла полость рта. Хотелось хоть как-то выразить своё восхищение, но Бомгю воздержался, просто уплетая пищу за обе щеки и радуя хозяина квартиры, что не сводил с него взгляда. — Ты всё же останешься? — между делом произносит Ёнджун, запивая еду газировкой. Бомгю поперхнулся, ритмично ударяя себя по груди. В мыслях, своих убеждениях и нарочитых фантазиях, Ёнджун, по мнению Гю, уже должен был догадаться, что он останется. Вслух это произносить вовсе не хотелось. — Останусь, — наконец прокашлявшись, заключает Бомгю. Еда вмиг перестала быть столь же аппетитной, или может, во всём вина Ёнджуна, что с такой радостью рассматривал его. — Хочешь, глянем фильм? — предложение звучало заманчиво, да и стоило глазам зацепиться за метель, взвывавшую ровно так же, как и Бомгю в своей голове, от настойчивого взгляда карих очей. — Хорошо, Ёнджун-а, — это вырвалось неосознанно, словно Бомгю подменили. Глаза Ёнджуна округляются, ведь сейчас они наедине, и никто не принуждает старшего к излишней вежливости. Хотелось провалиться сквозь землю, заметив расплывшуюся по лицу ухмылку, что кричала о своей мнимой победе. Бомгю не мог грубить в чужом доме, что старательно обогревал его после не самого приятного путешествия в сугроб; не мог нахально ухмыльнуться, одаривая своим фирменным взглядом «с глаз долой — из дома вон». Всё слишком абсурдно-сладко, аж во рту приторный привкус торта, где пропитка стекает из коржа густыми каплями коньяка или ликёра. С Ёнджуном все чувства накалялись до ста градусов по Цельсию, доводя серое вещество внутри головного мозга до кипения. Ёнджун быстро вытащил из-под коробок, расположенных под рабочим столом, ноутбук и включил, открыв крышку. Весь корпус был усыпан различными наклейками — от аниме до героев различных фильмов, что и правда дополняло всю атмосферу и образ парня напротив: он чертыхался под нос, усердно нажимая на клавиатурные клавиши; обхватывал пальцами банку пива, слегка отпивая и всасывая хмельную пенку. Такой домашний, в растянутой одежде и растрёпанными, слегка влажными волосами розового оттенка. Больше он не казался ужасным или отталкивающим, напротив, становилось комфортнее с каждой минутой, и это непередаваемо пугало. Некое удовольствие распространялось в желудке, но не от приятного вкуса съеденной ранее авторской лапши, а от присутствия Ёнджуна, а тот, в свою очередь, поднял глаза, одаряя хитрым взором лисьих глаз: — Что ты пытаешься высмотреть? — Ничего, — Бомгю врал, даже не чувствуя вины. Он никогда не расскажет о новых, так чётко потаённых внутри его черепной коробки, мыслях. Они издавались, завлекали в ловушку мнимой дружеской симпатии, что пройдёт так же быстро, как и появилась после простого доброго поступка. Бомгю падок на доброту и ничего с этим, к сожалению, не поделает. — Какой фильм будем смотреть? — Назови меня своим именем, — некая ухмылка, что не читалась глазом старшего, появилась на лице напротив, и Бомгю хотел бы назвать это довольной рожей вслух, но не станет. Поддерживать добрую атмосферу стало важным приоритетом в этой незапланированной посиделки. — Я уже сомневаюсь в твоём кинематографическом познании прекрасного, — Бомгю хмурится, снова переводя взгляд на розовую копну. — Хотя в целом вкусы у тебя не особо хороши. — Соглашусь, ты не так уж и хорош, — и только после того, как слова успешно покинули собственные уста, Ёнджун понял, что натворил. Щёки слабо заливаются румянцем, а мысли судорожно мотаются к всплывающим в сознании табличкам с возможными переводами темы. Бомгю сидит в немом удивлении, не зная, куда деть свои глаза. Отвечать он не собирался, а Ёнджун продолжал продумывать пути отступления, однако в итоге было выдано лишь: — Забирайся на кровать, душнила. Парни устроились на кровати достаточно удобно, подложив под спины подушки. Стена была прекрасной опорой, особенно для Ёнджуна, на чьих коленях покоился гаджет. Смущала лишь близость, особенно после таких слов от младшего Чхве. Пришлось чуть ли не ложиться на его плечо, чтобы увидеть происходящее на экране, а Джун, словно и рад такому раскладу событий, немного отодвигал голову, не позволив чужому дыханию покрыть оголённую кожу собственной шеи. Фильм не казался чем-то интересным, в сознании Бомгю уже оказался окрещён очередным низкосортным отбросом кино, что не потянет даже самый заядлый любитель всратых фильмов. Ровно до того момента, как появился на экране злосчастный персик и открытый показ гомосексуальных отношений. Что-то внутри Бомгю начало троить и загораться адским пламенем, подобно его заднице. Ёнджун, крашенный в розовый придурок, сидел и смеялся, словно не прямо сейчас на экране двое мужчин готовятся к соитию в голубых агониях страсти. Бомгю метался из стороны в сторону взглядом, старательно избегая экрана и причмокивающих звуков с динамика ноутбука. — У тебя уже совсем крыша поехала? — Гю уже не мог сдержаться и несильно толкнул в плечо Ёнджуна, что тотчас разразился громким смехом. Удовольствие от происходящего в чужих глазах было слишком заметно, сочилось из них лучами насмешки и озорства. — Чё ржёшь, розовый? — Хочешь, перекрашусь в голубой? — смех утихает, и теперь только интерес наполнял чужой взор. Воздух в комнате сгустился, а в ушах некий гул, что эхом проецирует чужие слова в сознании. Слишком неожиданно, чтобы быть правдой. — Меня больше не интересует фильм. — Чт-, Бомгю не успел даже договорить, как ноутбук с колен Ёнджуна переместился на кровать, а сам старший Чхве оказался под ним на кровати. Щёки заполыхали ярко-розовым в цвет ёнджуновых волос, а голосовые связки больше не в силах что-то произнести. Ёнджун смотрел хищно, словно прямо сейчас этот лис съест его с потрохами и ни разу не поперхнётся. Сила чужого тела неким онемением отыгралась на собственном, заметно погорячевшим и задубевшим. Обе руки припечатывали его к мягкой кровати, а в глазах впервые поселился чистый страх перед происходящим, будто сейчас он станет первой жертвой Чхве розового Джуна. — Тебя так легко напугать, хён? — голос Ёнджуна мурлычет, а рука тянется к поджатым губам, очерчивая подушечками пальцев контур. — Когда целовался со мной, так не боялся. Один ноль, чёткий удар по вездесущему эго натуральности Бомгю. Этот момент был едко вырезан из памяти алкоголем и утренними посиделками с родителями. С новой силой щёки приобретали новый оттенок, ведь Бомгю не чувствовал отвращения от действий парня над собой, как раз таки наоборот — он стеснялся и просто пытался вылезти. Ёнджун победно ухмыльнулся, наконец отстраняясь. — Я пойду покурю, а ты можешь ложиться, — Джун чиркает зажигалкой, подходя к окну. Варианты лечь были только на кровати, поэтому пунцовый Бомгю воспользовался этим, не забыв взглянуть на время — половина второго ночи. Напоминание о поцелуе вызвало ещё больше раздражения, ведь он не по собственному желанию потянулся выцеловывать чужие губы, а за пачку любимой лапши. Стоила ли эта пачка поцелуя со своим «врагом»? А точно ли пачка была главным движущем пьяного поцелуя? Яркий аромат миндаля ударил в нос от постельного белья. Бомгю до этого не задумывался, чем пахнет Ёнджун, кроме табака; в какой мягкой и теплой кровати он спит каждую ночь, утыкаясь в те же самые подушки носом, и как же приятны его объятия со спины, пока старший видел свой сладкий сон, где топит согревающее тело сзади себя в ванной.***
Maria Maria — Santana, The Product G&B
— То есть ты проснулся в объятиях своего шурина и сбежал? — Кай вздёрнул брови, укладываясь на плечо Тэхёна. — И сразу же прибежал ко мне, даже не спросив. Бомгю заметно киснет, теребя рукава своей просохшей за ночь толстовки. Он не знает, что думать, чувствовать и обдумывать, куда идти и как общаться с Ёнджуном. Его тёплая рука, что так приятно окольцовывала торс под одеялом, не выходит из головы — застряла разъедающим сознание миражом. Две пары заинтересованных глаз вызывают только румянец, но день хотелось провести с этой парочкой, подтрунивая над их голубизной, и искренне восхищаться чужой, может быть, неправильной для него любовью. Он не был гомофобом до кончиков пальцев, но вид двух парней, что так поедают друг друга в сладких поцелуях, его удручал. Но вопрос: почему же он не испытывает от своих же взаимодействий с двузначным посылом с такой же раздражительностью и отвращением? — Я не знал, что вы снова лобзаетесь, — Бомгю хмыкает, старательно пытаясь скрыть свою неуверенность и рассеянность. Кай чётко проглядел в друге изменения, сразу же с подозрительным прищуром приближаясь к лицу Бомгю, почти не моргая. — Шурин? Бомгю-хён, о чём это он? У Джихе парень появился? — загорелся Кан, складывая руки у подбородка и впиваясь локтями в матрас огромной кровати Кая. — Выкладывай. Бомгю начал с самого начала: прошёлся по моментам со знакомства в квартире Ёнджуна, не забывая жестами указывать на точные размеры чужого бардака; переходил на раздумья о возрасте некого ухажёра и как они с Каем гонялись за ним, на что получал чёткое подтверждение от последнего, и, наконец, до первого знакомства, переходящего в вечную войну с временным перемирием. О поцелуе он тактично умолчал, так же как и о точных событиях всей ночи у Ёнджуна дома, а Кай сразу же нахмурился и перевёл взгляд на своего парня: — Ну и чего вы переглядываетесь, голубки? — Мне кажется, он катит к тебе яйца, — Тэхён пожимает плечами, разминая кисти. Его спокойное до отвращения выражение лица вынудило Бомгю мгновенно начать хмуриться. Как он может катить к нему яйца, если встречается с Джихе? Каждое слово с чужих уст кажется лишь самой отважной глупостью, сказанной на большую аудиторию. — Чего такой грустный сразу? Хуя пососать не дали? — Хуйню несёшь, — Бомгю швыряет подушку, но тот ловко уворачивается. Готовый был к атаке, голубожопый Кан Тэхён. — Я его даже никогда рядом с собой в таком плане не смогу увидеть. — Ну хорошо, давай представим… Бомгю, стоящий в дверном проёме университетской аудитории, мрачно оглядывает все занятые места, наконец наткнувшись на нужную макушку. Изначально в планах было найти жертву очередных издевательств, что безупречно поднимут настроение и без того высокую самооценку. Сияющие на солнце розовые пряди привлекли внимание главного задиры университета, меняя ход мыслей. Симпатичный мальчик, младше на несколько лет, неуверенно сидел за своей партой, что-то вырисовывая в тетради. Приятные чувства, разливающиеся внутри холодного на чувства нутра, вынуждают приблизиться, коснуться выкрашенных прядей, убирая их со лба, приоткрыв тому глаза: — Мм, какие симпатичные волосы. Как и ты сам, милашка. — С-спасибо, — робко шепчет Ёнджун, утыкаясь взглядом в деревянную парту. Он боялся настойчивых и несдержанных молодых людей, чьи руки так уверенно могли вплетаться в его сожжённые пряди. Таких парней его старшие хёны учили избегать, обходить за километра два на расчёт плохого зрения, но один из них стоял прямо перед ним, едко ухмыляясь. — Вы со старших курсов, хён? — Ты можешь назвать меня своим парнем, малыш, — низкий басистый смех разливается по аудитории и привлекает внимание всех присутствующих. — Да, я старшекурсник, тебе ведь нравятся поста- Описываемая Тэхёном фантазия прервалась на громком смехе Хюнина, что сложился пополам и держался за колющую селезёнку. Казалось, что блондин сейчас заплачет или умрёт со смеху, а Бомгю лишь сидит и прожигает его взглядом со сложенными на груди руками. Тэхён тянется к своему парню, нежно поглаживая спину, пока тот громким голосом не выдаёт: — Бомгю-хён никогда не сможет стать таким горячим! — То есть ты, паскудник обесцвеченный, смеешь мне что-то говорить? — Бомгю сразу же подрывается с места, чуть ли не с кулаками набрасываясь на хохочущего Кая. Второй раз за двое суток парни пошатнули его хрупкое эго, потешаясь над ним. — Потом не звони мне и не нойся, что у тебя в жопе свербит. — Не было такого, штопанный! — Кай снова заливается смехом, не в силах удерживать долгий зрительный контакт со своим другом. Сейчас Бомгю был похож на кота, которому вместо куска курицы подложили в миску сухой корм и тыкают мордочкой. — Давайте что-то более подходящее, например… Бомгю, провинившийся сотрудник крупной компании, стоит и мнётся перед кабинетом юного начальника. Ёнджун с немного неординарной причёской вальяжно сидел в кресле, нога на ногу и руки на столе, перебирающие бумажки. Острый взгляд из-под очков озаряет Бомгю, пока тот сразу же пытается спрятать свой пытливый взгляд в панорамном окне. Начальник улыбается, рассматривая худощавую мужскую фигуру с жаждой и голодом по тактильному удовольствию. — Бомгю-я, подойди ко мне, — Ёнджун пару раз хлопает по собственному колену зазывая. Бомгю продолжает стоять, словно заледенелый, не в силах сказать и слова сексуальному начальнику. — Не заставляй меня ждать. — Стой, подожди, Бомгю-хён слишком… — Тэхён пытается вразумить Кая не городить глупости, но тот был непреклонен. Бомгю уже заносит кулак и делает максимально угрожающую мину. — Я знаю, что говорю. Бомгю медленно направляется к ухмыляющемуся Ёнджуну, ощущая, как чужие руки окольцовывают талию и усаживают на сильное бедро. Глаза старшего округляются, а щёки заливаются пёстро-алым, как расцветшие розы. Внутри Бомгю целый сад, что прорежет низ живота приятным возбуждением от чужой доминантности. Джун опускает руку на чужое бедро, поглаживая большим пальцем, а ухо Бомгю атакует пылкое дыхание и развратный шёпот: — Знаешь, как я наказываю таких мужчин, как ты? — Что за хуйня, Хюнин? Тебя что, давно не ебали или откуда такой мусор в голове? — прерывает его рассказ Бомгю, видя, как Кай замирает с руками в воздухе и сразу же краснеет на пару с Тэхёном. Наконец-то его уловка сработала на обоих. — Заткнись! — Кай кидает в него ту же подушку, что когда-то пыталась поразить Тэхёна. Бомгю ловит её налету, сразу же прижимая к своему животу. На удивление, свою лепту в эти фантазии внести хотелось, даже если всё до звучало как фантазии малолетнего пользователя тиктока, что делает видео с «твоё имя» и Пэйтоном. — Ну тогда придумай что-то своё, придира. — Хорошо, допустим… В голове рисуется достаточно странный, размытый образ того самого домашнего Ёнджуна, что хмурится из-за того, что жмёт не на те клавиши при наборе пароля; собирает свои вещи в последний момент, лишь бы сделать видимость для гостя; и ласково чешет за ухом нового питомца. Слюна вязкостью собирается во рту, не зная, как начать рассказывать свою фантазию, или может, суровую реальность, что будет появляться в самых страшных снах. Ёнджун стоит в дверном проёме своей студии, сонно потирая глаза. Его розовые волосы разлохмачены, а глаза красные после дрёмы. Бомгю смотрит на него с лаской и протягивает руки для объятий, получая в ответ нежное прикосновение к талии и поцелуй в макушку, ведь Ёнджун немного выше его. Чувственность момента разливается приятным теплом в груди, мягким одеялом обволакивая и согревая внешне. Может, этим одеялом был сам Ёнджун? Он тянет за собой, в свой постоянный беспорядок и тихое мурлыканье кошки, что прямо сейчас готова обтереться об ногу гостя, довольно мяуча что-то на кошачьем. Вероятно, чувства хозяина квартиры к нему, что были слегка оголены тёплым объятием. — Ты в самом деле так соскучился? — голос Ёнджуна потерял любое отвратительное мурлыканье, заменяясь на что-то до боли нежное и ласковое. То, что засядет в голове и превратиться в навязчивое желание получить это в тройной дозе. Как никотин, что выкуривает младший Чхве каждые пару секунд. — Я… Бомгю сглатывает образовавшийся ком в горле, не смея больше проронить и слова. Если фантазии друзей были чем-то забавно-отвратительным, то Бомгю поймал себя на прямом фантазировании о том, каков был бы Ёнджун, встречайся бы они. Парни уставились на него, проглядывая что-то потаённое, запрещённое самим Бомгю на выход и приобретение реальной формы. То, что он никогда не признает самому себе, даже перед мучительной смертью. Сердце бешено отбивает чечётку в грудной клетке, а пальцы теребят края подушки — стыдно за такую фантазию безумно. — Ты продолжишь? — вкрадчиво спрашивает Тэхён, укладывая руку на подушку. Он почувствовал растерянность друга и его внутреннее противоречие. Война с самим собой, происходящая в недрах сознания под наклейкой «совершенно секретно». — Нет, подождите, — вибрация телефона рядом прекрасно перевела неприятную для него тему, озаряя чем-то сродни надежды.dan_choi: мы с Ёнджуном расстались.
19:25
Глаза Бомгю мгновенно округлились, а друзья подвинулись ближе, вглядываясь в экран телефона. Все трое переглядываются, не двузначно понимая, что, скорее всего, милая младшая сестричка Бомгю сейчас захлёбывается слезами. Боль за младшую поразила мгновенно, подобно электрошоку, что прямо сейчас мощным разрядом поражает его сердце. — Иди, хён, ты нужен ей, — вторит Кай, подталкивая замороженного Бомгю. Его глаза пугающе пусты, словно чувство вины за ночь, что он провёл с Ёнджуном за спиной сестры, отголоском совести ударила по нему. Не теряя и секунды, Бомгю выбегает из квартиры Кая, устремляясь до дома. Голова полна мусорных мыслей, болезненной коркой в сознании каждый момент с Ёнджуном отпечатывался вечным клеймом. Неужели он успел настолько привязаться к нему, да так, что будет больше переживать за то, что розовая макушка больше не появится в стенах его дома? Осознание неприятной волной окутывает Бомгю, завлекая в ловушку собственных догадок, но каждая отвергалась сознанием. Ведь он не такой, ему нравятся симпатичные девушки, а не крашенные в розовый парни с низким мурчащим голосом. Он звонил Джихе раз десять, но та не отвечала, словно вообще забыла о существовании старшего брата. Хочется прямо сейчас услышать её голос и понять, нужно ли зайти в магазин за жирным кремовым тортом или сразу взять бутылку игристого, чтобы младшенькая выплакалась и проще отпустила. Но снова влезать ему дозволено не было — та словно принципиально игнорировала его. Пальцы набирают номер Бахи, ведь близкая должна быть в курсе происходящего и вряд ли откажет в услуге оппе, что вытирал сопли её брата, когда тот в первый раз разошёлся с Тэхёном. Вокруг него всегда любовные страсти, но сам он никогда не сможет стать их эпицентром. Или он всё сможет, просто вовсе не хочет мучиться со скупыми мужскими слезами, как Кай, или слушать за стенкой девичий рёв в двойной дозе, переглядываясь с Каем, что тогда ровно также искал Бахи. В подъезд Бомгю забегает быстрее полёта пули, даже не пользуясь лифтом, бежит по лестнице, кончиками пальцев проводя по побелке. Хочется и правда поскорее увидеть младшую сестру и чётко оценить её состояние; однако на третьем этаже, где и проживала их семья, был слышен сломленный, пропитанный алкоголем и отчаянием голос, что взвывал о нём самом. Кожа покрывается мурашками, но вряд ли от страха или холода, скорее от того, как панибратски тянет знакомый ему голос: «Бомгю-я, выходи, я знаю, что ты там». Конечности немеют, а шаг замедляется сам по себе, прислушиваясь к звону, по ощущениям почти пустой бутылки. Сердце было слышно, особенно то, как оно отбивало азбукой морзе код, что будет понятен лишь самому органу, но не Бомгю, что выглянул и увидел розовую макушку, рукой опирающуюся на его входную дверь, тяжело вздыхая, не забыв заполнить воздух перегаром. Ёнджун с алыми от расширенных сосудов щеками, хрипит и стонет, скатываясь по входной двери. Разрушенный вид заставляет сердце Бомгю ёкнуть в очередной раз. Приближается, затаив дыхание от момента слабости, и присаживается на корточки рядом, стараясь не напугать без того запуганного парня: — Ты в порядке? Впервые собственный голос, эхом ударившийся о побеленные стены, не напоминает отвратительную подъёбку или едкий комментарий. Подпустив его так близко, совсем не хочется терять что-то сродни связи, что образовалась у них спустя столько времени. Он не ненавидит его, скорее боится собственных чувств, что начали перерастать во что-то большее, чем изнуряющая ненависть.Гусеница превратится в бабочку, даже если шанс был мал. С началом весны этой участи теперь не избежать.