Слишком чувствительный

Проблема заключалась в том, что Руслан чувствительным был до любых прикосновений. И то ли это было изначально при нём — слишком нежная кожа или что-то на подобие этого, либо он приобрел это со временем под чьим-то влиянием. Хотелось бы верить в первый вариант, но, к сожалению, все доказательства указывали на второй. Ещё одна часть этой проблемы была в том, что Даня был очень тактильным человеком. А после того, как Тушенцов почти официально дал на это разрешение, у Кашина крышу снесло вовсе, а понятие личных границ из головы выветрилось, видимо, навсегда. Холодные пальцы, приходящиеся по ребрам вдоль и поперек, которые залезли под чужую футболку в тайне ото всех — Руслана передергивает всем телом и он хочет то ли отпрянуть, то ли наоборот поддасться ещё ближе. Горячее дыхание на шее и аккуратные укусы, что немного сбивают с толку и заставляют изломить брови, жалобно проскулив. Руслан дышать начинает чаще и сбивчивее, цепляясь руками за обивку дивана. Но больше всего Тушенцов любил и ненавидел прикосновения к ногам. Дане достаточно просто начать гладить чужие бедра, как Руслан уже готов цепляться за него всеми конечностями и тяжело дышать в шею. Кашин сжимает внутреннюю часть ляжек, и он звонко стонет, срываясь на какие-то невообразимые высокие ноты и находится на грани того, чтобы просто начать умолять. А Даня по натуре своей — черт последний. Так ещё и рыжий, что в принципе объясняет и оправдывает многое. Ему бы помучать, посмотреть на чужие метания, да растянуть их на подольше. Полюбоваться на то, как Руслан губу закусывает до крови и выгибается лишь от того, что Кашин ногтями по чужой ноге проводит. Они не проверяли, но Дане думается, что Тушенцов сможет кончить только от прикосновений к своим бедрам, тем более если Кашин будет ласкать их не только руками, но и ртом. И Руслан готов сгореть от стыда, когда чувствует чужую ладонь на своем колене, сидя в кабинете истории. Рука ненавязчиво гладит, пробираясь чуть выше, и он совсем немного начинает задыхаться. Ногу отодвинуть хочется, но та словно к полу приросла. А когда он всё-таки пытается, то чужие пальцы тут же с силой сминают бедро, заставляя покраснеть ещё гуще и замаскировать тихий полустон под кашель. — Ты чего, принцесс? — улыбка ехидная и глаза полны озорства. Руслан хочет сейчас убивать, на самом-то деле. Он думает и собирается с силами минуты две, чтобы сказать без запинок: — Руку убери, блять. — А что не так? Тебе неприятно? — и несмотря на показушные обеспокоеные вопросы, ладонь никуда не исчезает с его левой ноги, а лишь усиливает напор и интенсивность движений. Руслан с уверенностью готов сказать, что это может посоревноваться с обычной дрочкой. — Ты мразь конченная, мы на уроке сидим, — Тушенцов руки в замке держит около лица, якобы оперевшись на них, на деле контролирует то, чтобы из его рта не вылетело ничего лишнего. Если осмотреть весь класс, то их одноклассникам действительно плевать — никто ни разу не оборачивается на них, слушая учителя, либо же зависая в телефонах. Но Руслан не может избавиться от навязчивого чувства стыда и вместе с тем, возбуждения. Данины пальцы сжимаются ещё сильнее, впиваясь короткими ногтями в мягкую кожу даже сквозь джинсы, и Тушенцов хочет уже начать биться головой об стол. Взгляд размыленный на доске не фокусируется от слова совсем, а мысли вовсе не о параграфе из учебника истории. А Кашину хоть бы хны. Ему сохранять спокойствие намного легче. В какой-то момент он даже отвечает на поставленный вопрос, привлекая внимания к ним обоим. И взгляд учителя с рыжего переводится на его соседа. — Руслан, с вами всё в порядке? — мужчина опускает прямоугольные очки на нос, придирчиво оглядывая ученика. — Да всё нормально, может, температурит немного. Простудился, наверное, — еле отвечает он с маленькими паузами после каждого слова. Преподаватель недоверчиво щурится. — Вы выглядите неважно, сходите к медику. Даня, доведешь его до кабинета? — мужчина машет в их сторону рукой, уже переводя взгляд обратно на доску. Даня лишь задорно отвечает согласием, подхватывая Руслана под руку, выводя из кабинета. Они даже не поднимаются на другой этаж, заваливаясь в мужской туалет в конце коридора, и запирая дверь на щеколду, наличие которой сильно удивляло. Руслан облокачивается на стену, дыша так, словно бежал марафон. — Я тебя убью когда-нибудь, клянусь. Даня лишь улыбается, широко и хитро. И вместо ответа целует его, наконец-то, в губы, размещая ладони на чужих боках. Поцелуй постепенно углубляется, языки проходятся по зубам и по друг другу, а Тушенцов в какой-то момент сжимает чужие плечи до сомнительной боли. Кашин отрывается от чужих губ и смотрит в карие глаза с чистым восторгом. Взгляд настолько приторный, что Руслану рассмеяться бы хотелось, но у него сердце сжимается в ответ. — Я так обожаю в тебе это, — ухмыляется по-кошачьи совсем, не стыдясь ничего. — Что именно? — Ну, вообще — всё. А конкретно сейчас — твою чувствительнось к моим прикосновениям, — и якобы в доказательство он сжимает ладони на боках, после чего проходится щекоткой по ребрам и оставляет легкие укусы на шее. Тушенцов руки к лицу вскидывает, ребро ладони кусая и выгибается с хрустом собственных позвонков. Просто невыносимо. В джинсах своих, узких и плотных, тесно и жарко до жути, что Руслан последние крупицы разума собирает с трудом. Он пропускает тот момент, когда Даня стянул с него штаны и рукой своей уже стоящий член наглаживает, смотря прямо в лицо, полностью вбирая в себя чужую реакцию. Тушенцов плавится под этими касаниями, закатывая глаза и постанывая тихо, подставляется, ластится, в итоге срываясь на жалобный скулеж, слабо заглушающийся кулаком. — Знаешь, нас же спалить могут в любой момент. Будут проходить мимо и услышат такого прелестного тебя. Догадаться будет нетрудно, что здесь происходит, — Даня скалится, дурманя ему этим голову, и ускоряет темп поглаживаний, не дает опомниться ему даже на секунду. Проходится вдоль основания, оттягивает чувствительную кожу на головке и смотрит на Руслана насмешливо, будто у самого уже на протяжении минут двадцати не стоит колом. Тушенцов начинает дышать ещё быстрее и несдержаннее, бормочет что-то умоляюще и голову откидывает назад в секундном порыве, слабо ударяясь головой об кафель. Тушенцов кончает с тихим скулежом, смутно походящим на имя «Даня» и еле как держится на ногах. Хочет уже прижаться плотнее, желая оказать такую же помощь, но получает слабый толчок в грудь. Даже нежный в какой-то степени. — А ты? — смотрит с непониманием. — А что я? — смеется точно. Руслан губы недовольно поджимает, уже смотря с недовольством. — Ты идиот, в курсе? — А ты в курсе, что мы сегодня вечером идём ко мне, где я не отстану от тебя весь вечер? Руслан, у которого только недавно сошел лихорадочный румянец с щек, тут же краснеет, закрывая ладонями свое лицо, и слышит ласковый смех.