😈
21 декабря 2023 г. в 01:51
Тусклый вишнёвый оттенок заката скромно крольчонком отпечатывался на бледном и тщедушном лице, подчёркивая небесные линзы Джуна, в которых мельком виднелась часть тёмно-карей радужки, даже будучи слабо освещёнными и находясь под светло-голубой оболочкой линз, они не искрили дружелюбием или добротой, лишь холод и похоть читалась в них.
Металлическая дверь открылась, давая лицезреть дружелюбные лица знакомых.
— Ким, ну что ты так долго. Ты меня расстраиваешь, — наиграно выпятил нижнюю губу и грустно выдохнул парень.
— Я тоже тебя рад видеть, Луи, — выпалил он, тяжело вздыхая.
— Ну вот, — щелкнул по плечу пиджака мужчины, — это, — провёл по воображаемой дуге указательным пальцем, — другое дело.
Он прошёл в обширную гостиную, заполненную толпой людей. Музыка била молотком по ушам.
Игра «правда или действие» началась с момента его прихода.
— Вы играете уныло, — опёрся руками о пол сзади, — ты выбираешь действие, — вскинул подбородком на незнакомого парня, — толкни этого чудика в бассейн. Больно раздражительный, — ядовитая улыбка воцарила на лике, — а его бокал с содержимым приволоки мне.
Только парень немного отпил из бокала сладковатое вино, как его отбирают, а самого парня нахально кидают в бассейн, откуда он злой с синими глазами выходит из воды, дрожа всем телом и сжимая руки в кулаки.
— Сука, и нахуя ты это сделал?
Выпаливает он непонятно кому, ибо не успел увидеть лица паскуды, поэтому дальше молча сверлил взглядом всех, кто находился в его поле зрения, по очереди.
— Это ты, да?
Он подходит к тому самому, лучшему и единственному своему недругу на этой вечеринке, хватая его за шиворот.
— Моли прощения на коленях, пёсик.
Паучьи пальцы слегка крутят бокал — вино и огоньки светодиодов кружатся в вальсе.
— Хороший мальчик, — одобрительно кивнул ему, можно сказать, «шестерке».
Взор устремляется в небесные, полные ярости, глаза. Намджун невольно усмехается.
— А то что? Уж извини.
Наклоняет голову набок, вскидывает густую бровь, поднимая бокал над угольными волосами, постепенно наклоняя — алая жидкость перебирается на локоны, стекая по искуссному лицу.
— Подумал, что вот-вот из головы дым пойдет, следовало остудить, не думаешь?
— Какая же ты наглая сучка, идёшь со мной, милая блядь.
Парень выдыхает немного воздуха от прохлады на своей голове, хватает подонка за руку и уводит прочь от этой шайки-лейки, заводя в каморку с мягкой постелью, где закидывает парня на кровать, толкая его, как недавно поступили с ним, садится сверху точно на пах и со злостью в глазах связывает руки, как он тогда думает, достаточно сильно.
— Будешь знать, как обижать меня.
Он достаёт из кармана раскладной нож и с довольной улыбкой начинает разрезать одежду на чужом теле, глумясь.
Джун ухмыльнулся: бесспорно, реакция мальца его более чем удовлетворяла и потешила.
— Ничтожество, больно много на себя берёшь, — заметил он.
Надменный взгляд невольно скользнул по пальцам, непринуждённо сдавливавшие кисть руки, безусловно, желание сломать руку за самовольные, весьма скудные действия было, однако интерес, что сделает Джин был куда выше. Впоследствии небесные глаза перепрыгнули на волосы цвета спелой смородины, с которых падали капли вина на, по его мнению, хрупкие плечи.
Он изучающе рассматривал волосы, схожую на паутину после дождя — малец походил на паука: также пытается, как и насекомое, поймать жертву и выпрыснуть яд.
Парень расставляет руки аккуратно — другой не замечает и завязывает кисти хлипко.
Прохлада окутывает тело. Ткань глухо спадает на простынь.
— Думаю, ты достаточно повеселился, — холодность сменяется усмешкой.
Рука проскользнула и узел постепенно развязался. Пальцы одной руки сложились так, словно Намджун хотел взять щепотку соли, и ткнул их со средней силы в нагрудную впадину снизу вверх. Тот закашливается, что и должно быть при правильном ударе.
Нож перебирается в другие руки. Лезвие подставляется к горлу.
— Одно движение и ты труп. Комично, не правда ли? — надменный, холодный взгляд и усмешка сменяется на милейшую, не совсем искреннюю улыбку.
— Опять обзываешь меня? Какая непослушная сучка-шлюшка, потявкай ещё, а, иначе я не слышу, чей же это писк.
С такой же надменной улыбкой говорит парень, разбираясь ножом с верхней частью, что была усыпана дорогой тканью.
Замечать, что затянул руки того не слишком туго, было уже поздно, поэтому пришлось поднять руки в знак поражения, сглатывая вязкую слюну с привкусом вина.
— Не против поменяться ролями?
Парень сжимает рукоятку ножа и держит лезвие подле горла, одновременно доставая кожаный ремень из шлёвок. Он просовывает конец ремня в пряжку.
— Просовывай.
Нож цепко берётся в зубы, пока Ким старший завязывает руки ремнём с двойными манжетами, крепко, чтобы в дальнейшем нарушился кровоток — кисти рук онемеют и отекут, а это значит одно — меньше мороки.
— Не смей и двинуться с места.
Элегантный стук каблуков вбивался в уши, пока парень не остановился у багровых штор, радушно и звонко их задёргивая, после к двери — щеколда стала стучать под рукой, пока он не убедился в том, что его представлению никто не помешает.
На чужое лико падают блёклые краски заката из некой щели между тканями. Блеск невинного, в чём-то сладострастного небесного омута принуждают впиться в губы: со всей наглостью и жадностью. Клыки непроизвольно прикусывают гранатовую губу. По подбородку стекает ничтожное количество капель крови — Ким слизывает.
— Не то, — цокнув, отстраняется с брезгливым взглядом.
Парень помогает молча с ремнем, после широко раскрывает глаза от шока, когда его руки крепко-накрепко связывают, и правда не давая отстраниться и двинуться с места, как бы не хотелось.
Темнота даёт глазам расслабиться. На руках парня точно останутся синяки. От поцелуя парень рычит недовольно, вздрагивая.
— Мм, придётся тебе отстать от меня, милый, иначе будешь собирать свои белоснежные зубки.
Намджун вскинул густую чёрную бровь и с недоумением посмотрел на лико, после на руки, скованные ремнём. Конечно, был вариант в голове, где юноша ударит головой, но это весьма дурно: ударит, а дальше что? Руки связаны, а открыть дверь зубами — дело, требующее время, которое, с большей вероятностью, не хватит.
Легкий шлейф безумия распространялся по комнате тонкой проволокой. Он не сдерживает ядовитого смеха, который перманентно исказил лицо в довольной гримасе хищника. Рука сжала лебединую шею юноши, сдавливая до свидения мышц в кисти. Асфиксия — прекрасный способ выразить своё отношение к оппоненту.
— Мне твоя блажь осточертела, — промолвил он равнодушно, вбивая голову о стену, приподнимая её вверх настолько, чтобы тело приподнялось, — Мутотный, — ослабил хватку паучьих пальц и лишь улыбнулся напоследок, перед тем, как встать с кровати.
Старший подходит к тумбе и достаёт из брюк телефон — включает видеозапись, а также пару маленьких пакетиков из внутреннего кармана хвойного пиджака.
— Скажи «привет». Луи просил сделать ему проколы, однако, как видишь, обстоятельства изменились. А видео, скажем так, для портфолио.
Улыбка ликовало на лисьем лице, пока парень подходил нерасторопно к юноше. Большой палец примкнул к гранатовым пухлым губам, заставляя приоткрыть рот.
— Не откроешь, — наклонил голову набок, — раскрошу твою челюсть и не только синяки останутся, но и, — вновь примкнул к уху, — зубов не сосчитаешь. Ты же этого не хочешь? Рот, — из уст вырвался приказ.
Передразнивать высокомерного мальца как отдельный вид искусства.
Парень широко раскрывает глаза и молчит, будто у него есть кляп во рту. Он решает идти вабанк — своей щекой максимально нежно трётся о щеку парня.
— Милый, пощади, а…
От удушения он сглатывает шумно и открывает рот в немом стоне, краснея, ведь что-что, а такие игры ему очень даже нравятся.
В голову бьёт ток, что оказывается всего лишь стеной.
— Мутотный? Что это за слово такое, или ты выдумал личный словарь, или вышел из древности? Эти по типу мутный или тошный, м?
Смотря на камеру, парень отворачивает резко голову.
— Луи пусть нахуй идёт, окей?
Каждое предложение из этого рта — вопрос, что бесит самого Кима младшего.
Он от приказа всё же молча открывает рот и внимательно смотрит на действия того. Неужели, ему сейчас язык продырявят? Очень бы этого не хотелось юноше.
Цепким хватом он сжал язык, высовывая его больше.
— Будешь юлить — боль оцепенит тело.
Игла грациозно поблёскивала на свету, пока удобнее ложилась в пальцах, подобно перу. Остриё ведётся по языку искушающе, дразняще. Боль.
— Не ровно проколол, — придётся исправлять.
С ухмылкой он вытаскивает иглу настолько медленно, насколько это было возможно. Язык дрожит.
— Не так.
Игла входит чеканно до середины. Пальцы по-издевательски слегка прокручивают иглу. Толчок. Никлаус достаёт штангу и вставляет украшение.
Ресницы полуприкрытых век вздрагивают, пока слюни в перемешку с багряной кровью стекают вдоль изувеченных пальц. Изумительная картина происходящего. Наслаждение выводит из транса, пока взгляд буравит юношу.
— Слижешь кровь, зайчонок?
От сжатия своего же языка парень широко раскрывает глаза и вздрагивает, после слушая слова того, кто сейчас находится на ступень выше и сильнее.
А о словах, что пронзающая боль была напрасна и последует ещё одна, парень не перестаёт дрожать, после громко вздыхая от повторной дырки, зато на этот раз прямо в «яблочко», колени сгибаются и дрожат, из глаз ручьём текут слёзы отчаяния.
От просьбы или приказа слизать испачканные собственной кровью пальцы, он послушно облизывает их, но это очень больно, поэтому приходится просто вбирать их в рот и посасывать, пытаясь спрятать язык, это получается конечно дольше, нежели просто облизать.
— Тебе нравится, не спорь.
Холодное выражение лица излучало мрак, пока внутри опрометью разрастался цветок блаженства — лотос. Фриссон давал понять, что Намджун испытывает наслаждение от происходящего искусства. Лунный свет, падающий на фарфоровое лико, неосознанно заставляет его вновь неустанно вцепится в гранатовые губы, с жадностью, смакуя горечь. Сладкое послевкусие из-за вина опьяняло.
— Раздражаешь, — отстранился.
Блеск иглы из-за луны прекрасен. Игла под наклоном проходится вдоль бархатной шеи, останавливаясь на ложбине. Остриё искуссно отделяет плоть — алая кровь сочится, собираясь в ямке, после поспешно убегая от иглы вниз, на пол.
Ким собирает пастельно-розовым языком с шеи кровь. Приятная знакомая горечь. Ничтожно мало тканевой жидкости. Клыки явственно впиваются в нежную кожу. Красный. Красный. Красный — цвет, затуманивающий разум; он хочет увидеть его во всех оттенках, в особенности, на изящном теле крольчонка. Персиковые губы надевали на себя алую пелену. Рот испачкан, а тот самодовольно улыбается, ослабляя хватку ногами.
— Прикуси одёжку, — прислоняет к желанному рту ткань, — Будем тебя изменять в лучшую сторону, ничтожество.
От крови на своей же шее парень широко раскрывает глаза, заметно краснея так, что уши приобретают алый оттенок. Он выгибается и жмурится, чтобы не видеть свою же кровь, что так быстро покидает тело, а от укуса открывает рот в немом стоне, откровенно дрожа, как самый настоящий зайчик, хотелось вжаться в угол, но сейчас он в плену этого негодяя делает всё, что тот захочет.
На очередной приказ Кир кусает ткань, всё также с закрытыми глазами, тихо мычит, не понимая, что от него требуется.
Джун буравит взглядом чужие очи, что были так ненавистны ему до сегодняшнего дня. Большой палец проходится по бархатной щеке, украдкой поглаживая.
— Будет больно. Не прикуси язык, — нотка заботы прошла вскользь фразы.
Кончик иглы медленно, дразняще проходится по груди, моментом царапая плоть. Бусины сосков, принуждали их проколоть, как мог подумать парень.
Игла входит сквозь первую, а потом и во вторую бусину, следом Ким продевает украшения, штанги. Язык проходится по ним, словно издеваясь над телом. Метод «кнут и пряник» идеально вписывается в данную пьесу.
Парень не знает точно, что же будет в следующую минуту и что взбредёт в голову этому нахалу, что наверняка уже перетрахал весь город.
— Шлюшка, мог бы ты не делать вид, что всё так радужно?
Говорит он на капельку проявленной заботы, искренне веря, что звучало это совсем не правдоподобно.
Кровь на груди позволяет телу задрожать с новой силой и выгнуться вновь, парень широко раскрывает глаза, но немного успокаивается, ведь на этот раз соски проколоты идеально, без единого изъяна, однако это не так больно, как язык, что всё ещё пульсирует и горит белым огнём.
От языка он стонет тихо, голосок становится высоким.
— Не разговаривай — милее кажешься, — привильнул к губам, врываясь горячим языком в уста, после сжимая несколько прядей волос.
Намджун отстранился и прислонил лицо юноши к ширинке брюк.
— Ты знаешь, что делать, — ядовито ухмыльнулся, — приставляя нож к сонной артерии, — не дай бог, почувствую зубы.
Джин вновь краснеет, дрожит и широко раскрывает глаза, смотря на острый взгляд напротив, когда в его рот так нагло врываются, теребя тем самым новую рану, отчего он громко мычит в поцелуй, не в силах ответить. Хотелось просто отрезать себе язык и прижечь, чтобы не чувствовать эту ноющую, порой колкую боль.
— Мхх…
Из глаз вновь полились солоноватые слёзы отчаяния, но наконец от его рта отпрянули и тот с облегчением вздыхает, лишь на секунду закрыв глаза, но перед ними теперь предстает массивный член, правда он за слоями ткани, но бугор внушительный так и кричит, что агрегат запрятан за четыремя стенками немаленький.
Он шумно сглатывает, что нож немного царапает шею, держит руки внизу и зубами стал расстегивать ширинку, благо, ремня не было, поэтому было легко достать язычком, что уже не кровоточит, набухший член, который колом стоит прямо перед глазами.
Он молча больным языком, прямо холодным украшением проходит по всему стволу, чувствуя соль и природную смазку во рту, после начинает посасывать головку, чтобы не задействовать пирсинг, прикрыв глаза, прядь волос убирает со лба за ушко.
Старший растворяется во временной петле. Мозг безудержно плавился. Сколько прошло? Может, час-два или и вовсе 5 минут? С Джином Джун не чувствовал сколько времени прошло или должно пройти: не отдавался заботам. Он сейчас с ним и может думать только об этом развратном мальчонке: его искусном рте и, моментами, холодном украшении в языке.
Член сжимает слизистая оболочка полости рта. Прерывистое дыхание.
Ладонь направляет юношу делать правильные движения, моментами, надавливая на черноволосый затылок. Холодный шарик касается пульсирующих вен на члене.
Ким сводит густые брови к переносице, приоткрывая слегка сухие губы — он сглатывает слюну и сжимает — уже влажные в тонкую нить.
Вязкая свинцовая жидкость выплеснулась в рот, заполняя его до краёв. Сперма стекала с уголков губ юноши. Парень приподнял кистью руки подбородок, ехидно улыбаясь.
— Ужинай, — голубые глаза небольшое количество времени не могли фокусироваться и смотреть через пелену неполноценного удовлетворения, он задрал чужоё лико вверх, принуждая проглатывать семя, надавливая на рану горла.
— Ты — мой, — бормочет Намджун себе под нос, пока берёт мальчишку на руки, укладывая на скомканную багровую простынь. Он нависает над ним, жадно целуя белоснежному кожу.
Не горел желанием контролировать себя сейчас, да и поздно: алые засосы разрастаются лианами, постепенно заполняя тело юнца— демоническим клеймом, как любил шутить: хотел развратить тело куда больше, чем есть на сегодняшний день.
Он усаживает на себя младшего, прямо перед камерой. На нагое тело падает лунный свет.
— Лицезрей своё тело и то, как в него вхожу я. Отведёшь взгляд от камеры — выколю глаза, — прошёлся длинным языком по ушной раковине, излюбленно кусая мочку уха, он потянул недруга на себя, опирая чужие ноги по обе стороны своих бёдер.
Старший потрепал смольные волосы, цепко хватаясь ногтями в шею, оставляя пастельно-розовые борозды. Он взял у основания и приставил к анусу вновь ставший колом член, толкая его во внутрь медленно, только головку.
— А ты, я посмотрю, у нас скорострел?
Говорит он с усмешкой, большим пальцем вытерев капли на лице и слизав медленно, дразня.
Не ожидает смену позы, но вскоре с шоком и страхом в глазах садится ровно на член с выпирающими венками, в один момент громко выстанывая.
— Н, нет, нужно было растянуть, хааа, блять!
Не в силах выдержать эту боль, вскакивает, убегая в соседнюю комнату, где запирается в шкафу изнутри, хныча.
— Слабак, — шёпотом пробормотал и усмехнулся.
Ширинка со звоном застегнулась. Неторопливость шагов считалась в каждом движении. Парень вошёл в соседнюю комнату, слыша плачь. Губы искривились в отвращении. Он презирал людей, которые роняли горючие слёзы, в особенности, от таких, по его мнению, пустяков.
— Прости, — наигранно и с заботой пролепетал Ким, — я не хотел причинять тебе боль, прости, Сокджин, — коснулся деревянной дверки шкафа, — я не могу слышать твои всхлипы… Прости, — голос выражал любовь и искренность, но лицо лишь хладнокровие, ведь лицемерие будет ликовать в каждом движении, пока добыча не прыгнет к нему в руки.
Мольба о прощении казалась сейчас очень даже искренней, поэтому парень открыл шкаф, с мелкой дрожью смотря в чужие глаза, он медленно встал и отряхнулся, прежде чем, ни о чём не подозревая, подойди к Киму.
Провёл холодными пальцами по его щеке и обнял за шею крепко, прикрывая глаза. И выражение лица ведь не смутило — казалось, этот человек всегда был чем-то удручён.
Он громко выдыхает и шепчет прямо на ушко:
— Я тебя прощаю.
После кладёт свою голову на плечо парня.
— Может, закончим на этом?
Тихо продолжает он, хотя сам не желает останавливаться, но недавняя боль напоминает о себе.
Горючие слёзы оставались на плечах. Может быть, на секунду, Джун проникся к юноше и хотел пожалеть, однако, тогда бы это был не он.
— Я буду нежен, Ким, давай продолжим, — поднял брови в мольбе.
— Хорошо, если ты так хочешь этого.
Парень скрывает ловко своё же желание, целуя прямо в мягкие губы, обнимает крепко, после принимаясь расстёгивать низ парня, принимается поцелуями опускаться вниз и облизывает вокруг пупка, прежде чем полностью сесть на колени и начать языком с пирсингом водить по члену, нагло смотря в глаза Джуна, в один момент посасывает сильно головку и зубами касается её специально, улыбаясь, ведь сейчас тот был безоружен.
Продолжая смотреть на парня, он смакует член ещё немного, но в итоге отстраняется, громко выдыхая. Почему-то страшно сейчас именно с этим человеком заниматься сексом, тем более он нанёс столько травм и нахально сделал пирсинги, о которых Ким не просил. Он даже в страшном сне не мог представить, что будет окровавлен таким образом.
Юноша поднимается с колен и целует того прямо в губы нежно, в итоге уходит и садится на диван, что был неподалёку от шкафа, складывает руки на груди, чувствуя холодные штанги, и ставит ногу на ногу.
— Милый, я всё понимаю, но мне страшно.
— Значит, ты мне отказываешь? Звучит привольно потешно, —брезгливая гримаса исказило лицо, — мои действия — твоя вина, — наклонил голову, прикрывая уста кулаком, тело поддалось вперёд к юноше, а тыльная сторона ладони бережно гладила щёку— звонкая нота пощёчины прошлась эхом по комнате.
Он мог принять всё, но имелось одно исключение — отказ. Внутри парня всё вскипало от злости: шаблон посредственности рушился.
На самом деле, за маской злости скрывалась игривость. Намного интересней заполучить то, что не бежит тебе в руки, сравнимое с животным, которое будет убегать от стрел охотников — адреналин растекался по венам вином: это то, что ему надо в данный момент. Он любым способом заполучит Кима, что бы это ему не стоило.
Старший хватает намертво угольные локоны и ведёт юношу в ту комнату, которая стало началом их «излюбленных» отношений.
— Боль всегда в одном флаконе с похотью, не забывай, Ким, — с улыбкой он бросает юношу на алые простыни — скрип кровати вбивается в уши молотком.
Парень нависает над чужим телом, впиваясь в пухлые, гранатовые от крови губы жадно и грубо, как бы лёгкие требовали кислород, так и он — тело мальца. Клыки кусают губы, но самодовольно улыбается от последствий своих деяний.
Джин от пощечины лицо прикрывает руками, чуть ли не плача от такой резкости.
— Да, я отказываюсь.
Продолжает он тихо, дрожа, он не знает, что же будет дальше с этим сумасшедшим, что на первый взгляд кажется таким добрым, хорошим и покладистым.
От тяги за волосы громко выкрикивает, ногами двигая резко, но уйти не получается.
Оказываются они в комнате, где совсем недавно была попытка входа и несколько пирсингов. Он ничего не успевает ответить на слова, отвечая на мокрый поцелуй.
Ответ в поцелуе забавлял. Он спускался ниже, вставляя фалангу — две. Раз обещал, что будет более нежен, то так тому и быть. Однако, боль от отсутсвия смазки всё же испытает — такова плата данного соития. Паучьи пальцы ускоряли темп.
— Тебе достаточно.
Вновь головка приставляется к покрасневшему анусу, входя в плоть. Может быть, всё же какая-то жалость проснулась к партнёру и рука потянулась к чужому члену: удовольствие должно превосходить боль, но получится ли это у него? Рука коснулась головки, медленно, изнывающе проходясь по выступающим венам. Нутро принимает член постепенно. Завораживает.
Парень открывает рот в немом стоне и широко раскрывает глаза, наблюдая, как пальцы прячутся внутри и какие странные чувства это приносят. Он краснеет, перекрывая след от руки на лице, наконец выстанывая вслух и выгибаясь, сжимает постель в руках, закатывая глаза уже от проникновения члена, что приносит боль вперемешку с наслаждением.
— Ах, н, нет, выйди!
Пытается отстраниться, чтобы член вышел полностью.
Слова проходят сквозь ушей, не предаваясь значениям.
Рука сдавливает горло.
— Заткнись. Момент портишь.
Бёдра мальца двигались насильно в такт таранящим движениям: многочисленные шлёпанья об ягодицы при каждом толчке. На бледной коже вновь появляются кровоточащие борозды от ногтей, а на плече приглядываются зору круглый след от ровных зубов. По всем ранкам он проводит еле касаясь кончиком языка — правило кнута и пряника. Ритмичные, ощутимые нутром движения, резкие толчки — приятная вибрация бёдер вбивается в пояс. Развратная мелодия играет со сладкими, тягучими стонами и всхлипами симфонию греха.
— Ах, кхааа, б, бля…ть, Джун, глубоко! С, слишком, ааах, ха…
Юноша материт того, на автомате втягивая живот так, что видна теперь выпуклость от члена, внутри всё дрожит и сжимается.
От удушения парень вновь закатывает глаза, выстанывая имя того вновь и вновь, сгибая ноги в коленях и сглатывая еле как.
Рассудок мутнеет. Миловидное, развратное личико было причиной невольных усмешек. Глухие стоны мужчины забредали в чужое ухо, пока перед глазами маячили такие же полуприкрытые от удовольствия чёрные до небесного блеска глаза.
Старший задавал темп, ввинчиваясь в тело Кима. В некоторые моменты он намеренно останавливался, дабы сжать, поёрзать пастельно-розовые бусины сосков между фалангами, принуждая ощутить боль во всех её прекрасных проявлениях. Он целовал юношу в шею, плечи, чуть покусывал бледную кожу, покрытую мурашками, местами марая своей собственной кровью, которая брала начало из гранатовой губы и охлаждало пылкое тело.
Этот секс парню касался слишком грязным, испачканным в крови и слюнях с массивным членом.
Он выгибался, после вжимаясь в постель, ибо не хотел чувствовать пальцы на чувствительных сосках со свежим пирсингом. Он не знает, куда деть руки — кладёт их над головой, после упирается в чужой накачанный торс, громко выстанывая.
— Ах, Джун! Ким Намджун, прошу, хааа, прекрати, не… Затрахивай меня, милый мой мальчик…
Поцелуи проходят по телу приятной дрожью, после замечая кровь в его губе, принимается целовать и высасывать её, такую сладкую и ядовитую.
Неспешные движения руки растирают влагу хаотично, изматывающе медленно, ритмичные движение и резкие толчки — продолжаются несколько минут, доводя потихоньку и юношу, и старшего над ним — для них обоих в этом действии нет разрядки. Удовольствие в этом моменте относительно, едва уловимо и более дразняще, чем преисполняюще.
Для него эта ритмика движений, медленно горячеющий воздух от тяжелого дыхания — не реальность, сон во плоти. Сон с ярким финалом, бликующим запахом смеси мяса и озона.
Секунда, и парень несдержанно кончает, дрожа всем телом, голову покрасневшую поворачивает в сторону, где красуется ёлка с горящей гирляндой с матовыми шариками.
Он надеется всей душой, что это конец, поэтому уже привстаёт, замечая бугорок от члена, сглатывает, собираясь уже отстраниться, забыв вовсе о том, что удовлетворён только он один.
Парень томно вздыхает.
— Ты ни на что не годен, кроме как на отсос.
Джун поставил на колени, хватая вновь пряди волос. Он тянул их, чтобы лицо было впритык к члену.
— Если кончу — отпущу. Не разочаровывай, — губы искривились в омерзении, взгляд помрачнел.
От резкости возбуждение возросло с силой сильнее прошлого, он тихо промычал, прежде чем вобрать член полностью, смотря наверх, в глаза истязателя, своей рукой стал надрачивать свой член.
Мыча, он подавал вибрации и выгибался заметно, выпячивая зад, старался умело сосать член, изнутри оглаживая языком.
— Бери глубже, — надавил на затылок, принуждая взять до основания.
Рука потянулась к анусу, вставляя резко и непринуждённо фаланги, переманивая внимания на их движения.
— Мх, ммм…
Без рвотного рефлекса взял глубже, чувствуя член дальше глотки и то, как он настойчиво в неё тычет, отчего прослезился, а от пальцев замычал громче, вытаскивая член с хлюпающим звуком, отдышался и мягко укусил головку, острым взглядом смотря наверх.
Данный жест от пассива был неожиданным и весьма приятным. Симпатизировало то, что характер даже в такой ситуации остаётся при нём.
— Я не кончил.
Старший надавил с новой силой на затылок, не переставая движения фаланг. Для него Ким стал секс—игрушкой, которой он управлял ладонью. Он двигал его головой так, как хочется ему.
— Старайся, ничтожество.
Парень с мычанием выгнулся, стараясь сосать массивный член изо всех сил, облизывая внутри активно, закатывая прослезившиеся глаза. От «ничтожества» стал сильнее сжимать пальцы внутри, продолжая гладить свой же член.
Тесно. Приятно. Горячо.
Он надавливает на затылок, принуждая взять ещё глубже, слаще, с более развратной мелодией.
— Уже лучше, — ласково гладит по голове, поднимая пряди, спадавшие на лико.
Теперь видны длинные и чёрные ресницы полуприкрытых век, что притягивающе дрожат, и губы нежно оковывают член в золотую клетку.
Приятно, все дырки заняты горячими телесами, тело дрожит, принимая всё в себя как родное, рука дрочит быстрее, в такт движению губ по члену, однако зубы касаются случайно прямо у основания, отчего парень жмурится, ожидая жестокость, вытаскивает член и оглядывает после осторожно его, в итоге немного виден сдавленный от зубов след.
Тепло остриём прошлось по низу живота, заставляя изгибаться в пояснице с каждым последующим движением. Густые брови нахумрились, а ранка на губе стала снова кровоточить одним из пазлов радуги именно в тот момент, когда зубы сдавили плоть. Джун собрал красную росу языком. Член стал приятно вибрировать.
Тяжелое дыхание, стоны — всё это состовляющее этих действий, последствия которых стал благоприятный для старшего финал этого вечера с юношей — выброс белоснежной, липкой жидкости на чужое лико.
— Теперь ты свободен, ни на что не годная сучка.