lust for lov

      — Вик, я тебе в тысячный раз повторяю — нет! — Стелла сидела за своим дофига дорогим столом из дерева какого-нибудь итальянского клёна. Клёны вообще растут в Италии? Да пофиг. Её почти не было видно из-за монитора огромного серебристого аймака. Зачем главреду интернет-портала и нескольких телеграмм-каналов такого размера монитор? Может у неё проблемы со зрением?       — Слушай, — я нервно выдохнула, — ты не можешь отрицать, что это офигенный сюжет. Это расследование будет бомбой, которая взорвётся и озарит всю твою редакцию фейерверком рекламных денег.       — Вик, скажи, тебе жить надоело? — Стелла начинала закипать. Она даже перестала что-то печатать, что было определённо к лучшему, потому что звук ударов её длиннющих ногтей по клавиатуре, бесил. — Мы обсуждали этот сюжет полгода назад, три месяца назад, месяц назад. И мнение редакции по этому поводу не изменилось и не изменится. Никто из нас не сможет обеспечить безопасность внедрённому журналисту. О каких рейтингах вообще речь, если мы просто отправим человека в неизвестность и он не вернётся?       — Да блин! — Стелла твердила одно и тоже изо дня в день. Все мои аргументы разбивались об этот блондинистый айсберг с дорогущим маникюром и длинными жирными стрелками на высокомерных веках. Думаете веки не могут быть высокомерными? Вы ошибаетесь.       — Слушай, если даже представить, что всё прошло супер-гладко, сюжет всё равно не будет подкреплён никаким визуалом. Отправлять неизвестно куда своего работника ради чего? Рассказа?       — Это же не просто рассказ!       — Окей, ты права. Это не просто рассказ о какой-нибудь депиляции зоны бикини, но это риски. И эти риски не оправданы.       — Людей похищают, Стелла. Годами! И никому сука нет дела!       — Люди сами, мать их, позволяют себя похищать и вербовать.       — У меня есть там человек, который поможет мне сбежать.       — Тебе сбежать? — У Стеллы округлились глаза. — Ты уже сама назначила себя на это расследование?       — А кого ещё? Я над этим делом больше года работаю и вышла на человека из ФСБ, который работает там под прикрытием.       — И кто он? — Стелла не слишком заинтересованно продолжала разговор.       — Я не знаю, господи! Он же ФСБ-шник, а не Вася Пупкин из соседнего подъезда. Его личность засекречена.       — И как ты поймёшь, что это он?       — Я знаю только, что он работает на первой распределяющей базе недалеко от Стамбула.       — И схерали эту базу ещё не прикрыли, если там работает целый ФСБ-шник?       — Потому что если эту базу закроют, появится другая. Так уже делали несколько раз, и это ни к чему не привело. Поэтому она называется первой распределяющей базой. Она самая незначительная. И я уверена, что с неё можно сбежать. Я смогу с неё сбежать.       — Сколько времени на ней держат?       — Часов 12 в среднем, там просто просматривают людей и сортируют по группам. Дальше разные группы отправляют в разных направлениях.       — И как ты думаешь оттуда сбежать? Вряд ли там кто-то забудет закрыть дверь, — тон Стеллы был насквозь пропитан ядовитым скептицизмом.       — Я общаюсь с одним чуваком из ФСБ, он мне сливает информацию по делу. Он свяжется с засланным казачком и передаст ему инфу про меня. После распределения, судя по его словам, они ждут транспорт около 3-4 часов. И люди всё это время сидят в каком-то подвале. Оттуда он меня выведет.       — Хорошо, — Стелла почти незаметно поёрзала на своём кресле, — пусть он скажет координаты этой базы, чтобы наша машина неподалеку поджидала тебя.       — Он не может их сказать. Это засекреченная информация.       — Он тебе рассказал о своём коллеге под прикрытием, о их грёбаном распорядке дня, и пообещал, что устроит твой побег, но не может сказать где находится эта база? Это чушь какая-то, Вик. — Стелла манерно закатила глаза и продолжила печатать.       — Он и так рискует, помогая мне. Я могу понять его нежелание выдавать место. У журналистов не слишком хорошая репутация в хранении секретов. Если в сеть сольют это место, его сразу изменят. И работников этой базы заменят. Там не разбираются в том, кто именно слил место. Там просто заменяют всех. И, соответственно, заменят чувака из ФСБ. А это почти два года их работы в урну.       — Он может гарантировать тебе безопасность? — Стелла собрала руками свои блондинистые волосы на затылке и стала крутить гульку. Её лицо не выражало никакой заинтересованности, напротив, ей хотелось поскорей от меня отделаться.       — Я навязалась к нему со своим расследованием, не то чтобы он был слишком в восторге от моей идеи. Но…       — Так он тебе помогает или как? — Стелла ухмыльнулась.       — Он мне помогает. И он точно сможет вытащить меня, потому что понимает как важно осветить эту историю в СМИ. Больше десяти лет в этом деле нет никакого продвижения, и это не потому что эти работорговцы такие гении. А потому что кому-то наверху невыгодно всё это прекращать! Неужели это не очевидно?       — Господи, Вика, — Стелла слишком напряжённо выдохнула, — нам ещё не хватало в политику вмешаться. У нас безобидная новостная повестка.       — Да знаю я. Но кто-то должен это осветить, ты понимаешь это? Людей как товар поставляют по всему миру. Людей из России. Твою соседку, которая пропала в прошлом году, возможно, трахают террористы в Ираке, а тебе и дела нет.       — Не нужно навязывать мне чувство вины, — Стелла залипла в точку на стене. Задумчивой она бывала не часто, но упоминание об этом инциденте сеяло в ней сомнения, пусть она и отгоняла их от себя. — Моя соседка — шлюшка, которая подсела на кокаин и ебётся сейчас на Бали с каким-нибудь старым дедом. А её бедная мать живёт от звонка до звонка из полиции, которая якобы её ищет.       — Это ты себя так успокаиваешь? — История про Бали, которую продвигал следователь по делу об её исчезновении, была слишком неправдоподобной.       — Нет, — Стелла начала постукивать своими искусственными ногтями по столу, издавая глухой нервно-отвратительный звук, — она была дурой и мне плевать где она и что с ней. Но её мать хорошая женщина. Представляешь, эта дура завела себе собаку незадолго до того как свинтить. И её мать забрала эту собаку себе и приводит её раз в неделю погулять к нам во двор. Потому что собака скучает по идиотке-наркоманке и ей нравится гулять там, где она её выгуливала. Всё-таки собаки лучше, чем люди.       — Ебать ты философ, Стелла, — её умозаключения, конечно, поражали воображение. Собаку ей жалко, а молодую девку, которая хрен пойми где, нет?       — Да иди ты… — Она показушно оскорбилась. — Иди работать, Вик. Моё мнение по этому поводу не изменится.       — Я не уйду пока мы не решим вопрос с расследованием.       — На любой вопрос о расследовании мой ответ: «Нет».       — Хорошо. Тогда я хочу отпуск за свой счёт на неделю.       — Боже, ну за что мне это нахер! — Стелла нервно вскочила со своего кресла и обошла стол. Она нависла надо мной и впилась глазами полными негодования. — Ты не будешь заниматься самодеятельностью. Я не дам тебе никакой отпуск. И думать забудь про это говно, в которое ты собралась вписаться! Слышишь меня?       — Это уже не твоё дело. Я не прошу поддержки редакции. Сделаю всё сама, и продам материал конкурентам! — Конечно, я бы не стала продавать его конкурентам. Я слишком предана этой блондинистой сучке и она об этом знала.       — Вики, — Стелла продолжала нависать надо мной как грозовая разозлённая туча, — я тебя уволю. И если там тебя не убьют, то убью я. Я запрещаю тебе туда соваться. Ты меня поняла?       — Я что, в твоём рабстве?       — Лучше быть в моём рабстве, чем в том, куда ты собралась. Вики, ну серьёзно. Приди в себя, пожалуйста. Напиши про сосульки, которые убили двух пенсионерок на прошлой неделе и поругай коммунальщиков. Ты это умеешь.       — Да мне надоело писать эту хрень. Слушай, — во мне как будто прибавилось уверенности, — я беру все риски на себя. Я уже год об этом думаю. За это время люди детей вынашивают и рожают, а мои мысли не находят никакого выхода! Меня это бесит. У меня есть план, есть человек, который поможет мне сбежать. Есть моё желание. Ну что ещё надо?       — Гарантии безопасности. Вот что надо. На словах всё гладко и сладко, но я не смогу найти тебя в Ливии или Ираке! Ты думаешь вообще о ком-то кроме себя?       — Меня не придётся там искать, потому что я туда не попаду. Ну давай, поддержи меня. Ты моя подруга, или как? — Стелла учащённо дышала и смотрела на меня не отрывая взгляда. В ней боролись здравый смысл и желание поддержать мои начинания.       — Тебя могут убить.       — Меня может убить даже сосулька, упавшая мне на голову. Трагичность смерти преувеличена.       — Ты пьёшь свои антидепрессанты? Говоришь как грёбаный камикадзе, — Стелла резко выпрямилась и вернулась за свой дорогущий стол, хлебнув чего-то из белой чашки, одиноко стоящей возле крошечного кактуса. — Значит так. Хочешь помереть под террористом-арабом, пожалуйста. Но официально я это расследование не разрешаю. Хочешь отпуск — дам. Но когда ко мне придёт следак расследовать твоё исчезновение, я о твоих планах ничего не знала. Идёт?       — И пусть я рассчитывала на большее, спасибо и на этом. С понедельника я в отпуске.       — Вот же конченая дура! — Стелла очень злилась и не скрывала этого. — Вали хоть сейчас. Собирай чемодан. Смертница хуева.       — Посмотрим как ты запоёшь, когда я вернусь с охрененной историей, — я показала подруге язык и радостно подскочила со стула.       — Я люблю тебя, идиотина, — Стелла сказала это себе под нос. Снежная королева не любила проявлять эмоции. — Последний раз прошу тебя, передумай.       — И я тебя люблю, жопа альбиноса, — я своих чувств не стыдилась, поэтому проорала это на весь офис. — И я не передумаю. Всё будет хорошо.              Вылетела из её кабинета я на крыльях счастья. Наконец-то я сделаю в этой жизни что-то стоящее! Ребята, работающие в оупенспейсах, все разом уставились на меня. Никто не общался так со Стеллой. И правда, что это я себе позволяю?       — Чё уставились? Я ухожу в отпуск. Меня здесь нет.       Я, кстати, давненько не была в отпуске. Когда Стелла предложила начать работать над новостным стартапом, приходилось круглосуточно что-то писать. В те времена я практически жила в редакции. Стелла тоже. Мы продвигали наш сайт и телеграмм каналы как умалишённые. Было страшно, что ничего не получится, и от страха мы работали ещё больше. Около года всё было нестабильно, шатко-валко. Слава Богу, в итоге всё получилось. Стелла стала большим боссом, а я самым древним журналистом этой компании. И самым скучающим. И самым пизданутым. Я писала про леденцы в форме членов, и следом публиковала расследования про педофилов. В моей работе не было никакой системы, никакой организованности, в ней не было ничего. Я делала что-то на всплесках иногда возникающей энергии, но и эти всплески в последнее время возникали всё реже. Мне было плохо. И скучно. И это «скучно» длилось целую вечность. Жизнь постепенно стала терять краски, люди перестали вызывать во мне хоть какое-то любопытство, и я поняла, что мне вообще всё стало неинтересно. Когда Стелла рассказывала мне о свежих сплетнях из редакции, я в большинстве случаев даже не понимала о ком идёт речь. Почему? Потому что в какой-то момент я перестала знакомиться с новыми работниками. Я работала в редакции новостей и не знала своих коллег. Это был какой-то абсурд. Когда я поняла, что мне настолько на всё похуй, что я не хочу даже вставать с кровати утром, было уже поздно. Очень плотно и незаметно ко мне подкралась депрессия. Даже не так, она не просто подкралась, она ёбнула по мне. И мне было хреново очень долго. И только одна Стелла помогала мне. Она заботилась обо мне тогда и заботится сейчас. Я очень люблю Стеллу.       

***

             Чуть больше года назад произошло кое-что странное. Я сидела в офисе и пила пятую чашку кофе, маясь от скуки и своей бесполезности. На тот момент у меня уже давненько был кризис жанра, я писала всякую ерунду и абсолютно не понимала зачем Стелла всё ещё держит меня в своём штате. Мне не нравилось всё то, что я делаю, а ещё я жутко хотела спать. Знаете какие побочки у антидепрессантов? Бессонница. Но это не такая бессонница, когда ты беспричинно бодрый. Это когда ты всегда и везде хочешь спать, но как только твоя голова касается подушки — сна ни в одном глазу.       Так вот, я сидела в офисе, всем своим видом изображая овощ и пугая окружающих своими огромными синяками под глазами, когда на мой рабочий e-mail пришёл pdf- файл. Сначала я ничего не поняла. Там были какие-то нарезки статей, копии заявлений в полицию о пропаже людей, фотографии, опросы свидетелей, которые видели их в последний раз, и всё в этом духе. Мне тогда показалось, что это отправили по-ошибке. И всё же, материалы я изучила. Выходила странная ситуация, из которой следовало, что на протяжении долгих лет пропадали люди. И не просто два-три человека, пропадали сотни, тысячи. Трафик торговли людьми был чудовищно отлаженным. В документе было несколько наводок как выйти на работорговцев. Схемы их вербовки. Там было много информации, в том числе конфиденциальной. Чтобы убедиться в достоверности фактов, я даже поговорила с родственниками некоторых пропавших. С теми, кто жил в Москве. Все они рассказывали одну и ту же историю, мол, уехали пропавшие на собеседование в Турцию, чтобы устроиться на работу заграницу, желательно в Европу. Обещали им много денег и хорошие условия работы. Да только вот никто не вернулся и на связь больше не выходил. Полиция, с их слов, разводит руками. Мол, взрослые люди, имеют право уезжать куда захотят, и делать что захотят. Никто их не искал. Особенно рьяным родственникам пропавших рассылали отписки в стиле: «Мы направили запрос в посольство Турции, чтобы они там их поискали. Если найдут, мы Вас оповестим. А так, мы ничего сделать не можем». Вот так вся эта канитель и длилась долгие-долгие годы. Только что могла сделать я? Тот, кто отправил мне эти документы, явно хотел придать всё это публичной огласке. Но публиковать документы, которые составляют тайну следствия, Стелла категорически запретила. Мы были не тех масштабов, чтобы бодаться с государством, тем более тыкать носом в грязь полицию. И эти документы просто лежали на моём столе, не давая мне покоя ни днём, ни ночью. Я постоянно думала, что я могу в этой ситуации сделать. Кто-то отчаянно рассчитывал на меня. Впервые в жизни я могла чем-то помочь, но не знала как. В один из дней я написала письмо на тот e-mail, с которого пришел файл. Я просила помочь мне, чтобы я смогла помочь им. Пару недель никакого ответа не было и я уже было решила, что эта история так и закончится. Но внезапно, мне пришёл ответ — номер телефона. Так я познакомилась с моим информатором — сотрудником ФСБ. Он соблюдал анонимность, что и понятно, но всё же объяснил свой поступок. Как я и предполагала, он хотел придать огласке происходящее. Всё довольно банально. На верхах расследование тормозили, по очевидным причинам, и он хотел сделать хоть что-нибудь. Мы много разговаривали, обсуждали разные варианты моей помощи. Собственно, наши переговоры шли уже примерно год. Всё было не так просто.              — Привет, Джонни, — мой секретный контакт ответил на удивление быстро. Обычно дозвониться до него можно было раз на пятый.       — Я не Джонни. Хватит придумывать мне странные имена, — несмотря на то, что он как всегда бы раздражен, мне нравился его голос. Он был глубоким и серьёзным. Когда он отвечал мне, казалось, я отвлекаю его какой-то ерундой от слишком важных дел.       — Ты же не говоришь мне своё настоящее имя, а я должна тебя как-то называть. Моего любимого актёра зовут Джонни, поэтому будешь Джонни.       — Джонни Ли Миллер?       — Нет, — я даже замешкалась, — Депп.       — Банально до жути.       — Да и хрен с ним. Слушай, я готова к нашему делу.       — Не прошло и полгода, — он что-то жевал, — а нет, прошло.       — А я успела соскучиться по твоим шуточкам, — в последний раз мы говорили два месяца назад. — Мне нужно было время на подготовку. Точнее, всё это время я пыталась уломать Стеллу. Ничего не получилось, но это уже не важно. Я собираюсь всё сделать сама. А ты даже имени своего не говоришь. И место держишь в тайне. И вообще, если так поразмыслить, ты можешь быть вербовщиком…       — Ага, — он усмехнулся, — вербовщик, который вербует тебя больше года. Я тебя не видел, но чисто по общению, ты просто заноза в заднице. Даже если у тебя внешность Анджелины Джоли, я не тратил бы на тебя год времени.       — Ну, до Анджелины мне далеко…       — Тем более. Там у них такой поток людей, что нет необходимости тратить на кого-то слишком много времени.       — Может, я особенная? — В боковое зеркало своей Мазды я увидела как какая-то ебанашка решила обогнать меня в то время как я уже начала обгон. — Ты чё, дебилка? Насосут права, блять.       — Нет, Вик, ты не особенная, — Джон захрустел чем-то.       — Ты что, чипсы ешь? Имей ввиду, они вредны для зубов.       — Ага, запишу в свой блокнотик важных советов.       — Ты в курсе, что ты токсик? — Джон был настоящей язвой, наверное поэтому мне нравилось с ним трепаться. У него на всё был свой колкий ответ.       — Это что-то, что узнают из тестов журнала Cosmopoliten? Извини, у меня обычно другое чтиво на ночь.       — Биографии маньяков? — Я усмехнулась. — Ладно, давай ближе к делу. Вчера мне дали отпуск на работе и я готова к нашей спецоперации. Как мне туда попасть?       — Да легко. У меня номеров десять есть, звони по-любому, и типа устраивайся на работу. Дальше они сами тебя в оборот возьмут. Тебе сколько лет?       — Двадцать шесть, — какой-то придурок внезапно подрезал меня и даже не моргнул, —вот пидор.       — Надеюсь, это не мне, — Джон глухо кашлянул, — так о чём я. Говори, что хочешь работать нянькой заграницей. Говори хочешь много денег, коси под дуру.       — У меня отпуска только неделя. Они же не будут меня долго мариновать?       — Да не, это не в их интересах. Они тебе билет купят на ближайший день.       — Они мне билет купят? — Я не была готова передавать свои личные данные работорговцам. — Я что должна им свои паспортные данные продиктовать?       — Можешь продиктовать данные своей прабабки, но по ним на самолёт не посадят.       — А если я скажу, что сама куплю билет? — Я никак не отреагировала ни очередную колкость.       — По идее у тебя не должно быть денег на билет. Да и кто отказывается от халявного билета? Это подозрительно.       — Блять, это херово. Когда я сбегу оттуда у них будут мои данные.       — У меня есть умелец, — Джонни видимо решил, что должен нести эту ношу до последнего, — подделывает документы. Для спецслужб и мвд подделки очевидны, но обычный глаз не поймёт. Или поймёт, но не сразу.       — И что мне делать с этим паспортом?       —Включи мозги, а. Продиктуешь им поддельные данные, пусть купят по ним билет. А сама полетишь по нормальному билету, который сама себе купишь. Потом свой паспорт оставишь в аэропорту в камере хранения. Поддельный возьмёшь с собой и отдашь им.       — Теперь мне и правда кажется, что ты фсб-шник.       — А до этого ты думала я кто?       — Хрен знает.       — Ладно. — Джонни, кажется, начинал раздражаться. — Прилетишь в Стамбул, оставишь паспорт и деньги в камере хранения. Ключ спрячь куда-нибудь. Лучше в жопу.       — В твою?       — Можешь иронизировать сколько угодно, но тебе придётся раздеться перед ними. И если они увидят ключик, то сложат два плюс два.       — Блять, а не проще закопать паспорт и бабки под каким-нибудь деревом?       — Если у тебя охереть какая хорошая память на деревья, то дерзай. И купи телефон с предоплаченной симкой, туда же, под дерево. Я оставлю турецкий номер, если ситуация будет крайне хреновой позвонишь по нему.       — Надеюсь, не будет.       — Всякое может случится, — Джонни загадочно замолчал. — Ты либо психопатка, либо идиотка. Не пойму зачем тебе это надо.       — Я хочу помочь. Люди пропадают.       — Да брось, — Джонни рассмеялся, — это бред. Тебе, наверное, не хватает адреналина. Все журналюги жадные до треша. Вам бы только попасть в какую-нибудь жопу, а потом написать про это.       — Но ты же помогаешь мне. Значит и ты психопат? — Я уже подъезжала к дому. Как назло не было парковочных мест. Как всегда.       — О да. Я ещё тот психопат. — Джонни устало вздохнул. — Сегодня я позвоню на счёт паспорта. Завтра, думаю, он будет готов. Номера вербовщиков скину в телегу. Можешь уже сегодня звонить.       — Ок. Спасибо, Джонни.       — Ага.       

***

             — Алло, — мне ответил приятный женский голос. Таких голосов миллионы: дружелюбных, учтивых. Странно было осознавать, что преступники такие же люди как и мы все.       — Аа… — Я растерялась. Я! Впервые в жизни! — Привет. Я хочу устроиться на работу.       — Здравствуйте! Отлично. Какую вакансию для себя рассматриваете? — Девушка явно заинтересовалась и оживилась.       — Я думаю, что смогу быть няней. Но я могу рассмотреть и другие вакансии.       — Сколько Вам лет? Где живёте?       — Двадцать шесть лет, живу в Москве.       — Отлично. Как я могу к Вам обращаться?       — Лиза, — Джонни сбросил мои новые данные в телеге, сам паспорт должен был привезти курьер вечером.       — Приятно познакомиться, Елизавета! У Вас есть опыт работы няней? — Спрашивает, как будто для неё это и правда важно. Поддерживают легенду, молодцы.       — Ну я сидела с детьми моей сестры и подруги. Официально не работала.       — Хорошо. На данный момент у нас есть вакансия няни в обеспеченную семью в Сербии с заработной платой 2000 евро в месяц. Знание сербского не обязательно, родители русскоязычные. Виза для въезда в страну не нужна. Такая вакансия Вам интересна? — Ещё бы, очень интересна.       — Да, интересная вакансия. А жильё предоставляется?       — Конечно! У семьи большой дом и Вам предоставят свою комнату рядом с детской.       — А сколько детей? — Я бурно инсценировала заинтересованность этой вакансией мечты. Да и будем честны, кто бы не заинтересовался? Жизнь в олинклюзиве да ещё и 2000 евро платят.       — Один ребёнок, девочка пяти лет. — И возраст отличный.       — А Вы знаете, мне подходит!       — Я рада, что Вы заинтересованы. Для того, чтобы претендовать на эту вакансию Вам необходимо пройти собеседование непосредственно с работодателями. Сейчас они находятся на отдыхе в Стамбуле и готовы там с Вами встретиться.       — Ого, — я изобразила удивление, — я никогда не была в Стамбуле.       — Не волнуйтесь, Вам купят билет. Тратится ни на что не придётся. Все расходы работодатель берёт на себя.       — Ну я не знаю… Это другая страна… — Доля сомнений никогда не помешает.       — Что Вас смущает? — Дамочка сделала тон посерьёзней. — Вы ничего не теряете. Слетаете на собеседование, посмотрите другую страну. Если не подойдёте на эту работу, Вам купят обратный билет и Вы вернётесь домой.       — А как я доберусь до нужного дома? Меня кто-то встретит?       — Да, Вас встретят в аэропорту и отвезут в отель, где остановились работодатели. Там же у Вас будет свой номер на сутки. Этого хватит для собеседования. Дальше всё будет зависеть от того, как пройдёт собеседование.       — А если собеседование пройдёт хорошо, то мы сразу заключим договор? — Пусть прояснят мне юридические моменты. Я тоже не лыком шита. Мне нужны гарантии.       — Э… — девушка слегка зависла, — Нет. Договор с Вами заключат уже в Сербии. В Стамбуле Вашу кандидатуру просто одобрят, либо нет.       — Хорошо! Я согласна! — Мне наскучил этот диалог. И ещё у меня остывал кофе, на который я потратила свою последнюю капсулу.       — Замечательно! — К девушке вернулся учтиво-сладкий тон. — Тогда мне нужны будут Ваши паспортные данные для покупки билета. Вы сможете вылететь в понедельник? Есть рейс на 11:20.       — Да, в понедельник я свободна. Паспортные данные может лучше скинуть текстом в смс? Скину на этот номер через пять минут.       — Да, отлично! Буду ждать! Спасибо, что обратились в нашу компанию.       — Ага, и Вам спасибо.       

***

      — Ты купила телефон? — Джонни позвонил сам. Это было впервые.       — Да, купила. Кстати, откуда в поддельном паспорте моя настоящая уёбищная фотка из моего настоящего паспорта? Не мог попросить прислать что-то более нормальное?       — Я работаю в ФСБ, Вик. У меня есть доступ к твоему паспорту, правам, и к информации о том, чем ты болела в два года.       — Звучит пугающе. Стой, ты же говорил, что не знаешь как я выгляжу!       — Тогда не знал, сейчас плюс-минус знаю. Хотя на улице я тебя вряд ли узнаю. Ну и я всё же надеюсь, что ты не такая стрёмная как на фотке в паспорте.       — А вот это низко, Джонни. Пройтись по внешности женщины с клинической депрессией и хронической усталостью может каждый. — Джонни в голос рассмеялся.       — И мне на фотке 18 лет. У меня тогда угри были даже на жопе.       — Ладно, плевать на твои прыщи, — для справки, у меня уже давно нет прыщей. И фотка в паспорте ужасно неудачная. Я фоткалась с жуткого перепоя. — Я предупредил своего коллегу о тебе.       — О, круто. А то я уж думала согласиться на работу в Сербии в чудной семье с лапочкой-дочкой.       — Как всегда несмешно, — рядом с Джонни пискнула сигналка, потом был звук открывающейся двери машины.       — Куда едешь?       — За хлебом. — Джон завёл тачку и явно тронулся с места. — Ты в аэропорту?       — Да, — я сидела за столиком в кафе и пила винишко. — Жду посадку.       — Натяни на себя капюшон, когда будешь выходить к встречающим. И иди сразу к выходу, лови такси. Едь до ближайшего парка или лесополосы, похер. Закопай там где-нибудь свой клад. Главное запомни где. Выбери какой-нибудь ориентир.       — Да знаю я, Джонни. Не душни.       — Тебя отведут в подвал после того как отсмотрят и заберут вещи. Веди себя тихо, не привлекай внимания. Твоя главная задача оказаться в этом подвале. Не высовывайся, ясно?       — Да я и не планировала. Буду сидеть тише воды ниже травы.       — Телефон почисти. Его заберут.       — Да он новый. Я не дура свой айфон отдавать этим уродам. Купила какой-то дешевый андроид.       — Будем надеятся, они не станут в нём лазить. Пустой телефон — это подозрительно.       — Зачем им будет нужен мой телефон, если у них буду вся я? — Внезапно во мне проснулись игривые нотки. Товар вообще имеет право быть игривым?       — Очень самоуверенно, — Джонни хмыкнул. — Слушай, мой товарищ сказал, что всё должно пройти тихо, без эксцессов. Всё там посмотришь, потом накатаешь свою статейку. Надеюсь, хоть это поможет обратить внимание на этот пиздец.       — Мне приятно, что ты волнуешься за меня, Джонни. Но, кажется, объявили мою посадку. Мне пора. Думаю, завтра позвоню тебе.       — Удачи, Вик. Правда. Я буду волноваться за тебя.       — Фу, Джонни. Ты превращаешься в сопливую барышню.       — Всё, пока.       

***

             Самолёт мягко приземлился в столице Турции ровно в 16:19. Двадцать один градус по Цельсию встретил меня вполне себе комфортно. Март в Москве и март в Стамбуле это, конечно, земля и небо. Пока Москва тонет в грязи, здесь уже всё цветёт и пахнет. Люблю Стамбул весной. В прошлом году в мае Стелла отмечала здесь свой день рождения. Нас было всего четверо, но затусили мы знатно. Я, кажется, даже помню дорогу к тому офигенному отелю, в котором мы жили. Это было как будто в прошлой жизни. Странно, что именно со Стамбулом связаны многие яркие и приятные воспоминания в моей жизни. И сейчас этот город опять врывался в мою реальность, но уже абсолютно другим образом. А может мне забить на это дурацкое расследование и пройтись по любимым уличным кафе? Выпить турецкого чая, съесть кебаб в горшочке. А потом я хочу Дондурму. Чёрт, кажется, я голодная.              — Вы выходите? — Восхитительный вопрос из-за спины. А есть те, кто предпочтёт остаться в самолёте? Хотя, всяких дураков хватает. Но что-то мне подсказывает, что стюардессы вряд ли позволят здесь поселиться. Интересно, просто теоретически, можно жить в самолёте? Есть люди, которые живут в машинах, или трейлерах. Но я не слышала о живущих в самолётах. Наверное, самолёт всё-таки неудобен для жизни.       — Выхожу-выхожу. У меня тут, знаете ли, важное дело.       — У всех тут важное дело, — мужик из-за спины всё не унимался.       — Тут я могу поспорить. Важное дело важному делу рознь. У Вас вот какое важное дело?       — Для начала я хотел бы просто выйти из самолёта, а Вы тормозите всю очередь.       — Я не могу достать свою ручную кладь, Вы же видите. Там что-то застряло!       — Давайте я попробую, — мужчина стал тянуть ручки моей палёной дорожной сумки LV, которую я, кстати, купила на рынке в Стамбуле за какие-то копейки пару лет назад. И ура! Вытащил!       — Спасибо, Вы настоящий джентельмен! — С сумкой в руках я, наконец, начала движение к выходу. — А после того как выйдете из самолёта, какое у Вас важное дело?       — Хочу развеять здесь прах моей третьей жены. У неё было странное предсмертное желание.       — Ого, — я обернулась на мужика с охренеть каким удивлением на лице, — мужик, я думала важнее моего дела и не сыскать. Но прах жены может поконкурировать с моими делами.       — Я рад, хотя в конкурсе по важности дел участвовать не собирался. А что у Вас за дело?       — У меня тут расследование, очень опасное, — я старалась говорить тише, но получился очень громкий шёпот.       — Вы что, следователь? — Мужик явно усмехнулся. Это возмутительное неуважение, но я стерпела.       — Нет, я журналистка. И говорите тише, вдруг за мной следят?       — Вот Вы странная, конечно. Сами орёте на весь самолёт про своё расследование, а говорить тише должен я.       — Я сочувствую Вам с Вашей утратой, но Вы очевидно несносный человек. Мне жаль Вашу четвёртую жену.       — Я решил больше не жениться. От женщин одни проблемы.       — А от мужчин как будто проблем не бывает… — Мы, наконец, покинули самолёт и шли в рукаве друг напротив друга. Мужик был седой, с чемоданчиком в руках. На вид интеллигент, похож на профессора, в очках.       — Мужчины редко бывают коварными и хитрыми, а вот женщины… Женщины по- настоящему жестоки. Моя вторая жена пыталась отравить мою мать.       — Да уж, — я снова окатила взглядом мужика справа, — как же скучно я живу.       — Ну, я, например, в жизни ничего не расследовал. Это не звучит скучно.       — У Вас было три жены и Вы никогда и ничего не расследовали? Так что, бывает? Мужик хрипло рассмеялся.       — Первая жена мне изменяла и я умудрился вычислить её любовника. Так что, наверное, не бывает.       — Повторюсь, как скучно я живу. — Мы уже стояли на паспортном контроле в одной очереди. — Вы любили всех троих?       — Нет, — мужик противно закатил глаза, — Вы вообще знаете выражение, что в жизни мы любим только раз, а после ищем лишь похожих?       — Вы ещё и любитель поэзии? Всё сильнее сочувствую Вашим жёнам. И немного понимаю первую.       — Вот и я об этом. Вам непонятно что нужно. Поэзия это вроде как романтично, но сейчас мир с ног на голову перевернулся. Всё, что раньше было «хорошо», сейчас       «банально» и «примитивно». Сейчас женщины вообще не нуждаются в мужчинах. Вот Вам сколько лет?       — Двадцать шесть, — очередь уже подходила ко мне.       — И Вы не замужем?       — Нет, и не стремлюсь. Замужество переоценено и вообще, это пережиток прошлого. Ну, знаете, это патриархальная отрыжка. Так я его называю.       — Институт семьи — патриархальная отрыжка? — Его глазёнки, которые и так были огромными из-за толстых стёкол очков, стали ещё больше. Мужик даже немного затрясся.       — Знаете, мне пора, моя очередь подошла. Надеюсь, Вы удачно развеете прах Вашей третьей жены.       — Молодёжь… — Последнее, что я услышала от того чудаковатого мужика. Он что, считает что я ещё молодёжь? А это приятно!              

***

      Перед выходом в фойе аэропорта я натянула на себя капюшон. Кто-то здесь меня встречал, но пока ему не стоило меня видеть. Перед встречей с плохими ребятами мне следовало закопать кое-что. Господи, никогда не думала, что стану закапывать что-то в парке в центре Стамбула. Выбор пал на парк Султана Ахмета, судя по картам ехать до него было 20 минут. Вы когда-нибудь пытались закопать что-либо в парке по среди бела дня? Это вообще нисколько не весело. И очень палевно, потому что это разгар прекрасного солнечного дня! По парку гуляют люди, семьи, бегают бегуны. Таксист довёз меня до парка за 18 минут и это было вполне себе быстро. Но вот выбрать место для, замечу, очень важных для меня вещей, было довольно трудно. В конце-концов я нашла вполне себе уединённое место в конце парка и вырыла пластмассовой лопаткой, которую между прочим привезла из Москвы, ямку. Туда запихнула всё своё добро, заботливо сложенное в пакет из «Пятёрочки», и засыпала всё землёй. Надеюсь, никакая гребная турецкая собака не станет здесь рыть в ближайший день. Иначе, мне пизда.       Такси обратно заняло ещё минут 20. В общем и целом я провозилась со своим       «пакетом» час. Возможно, никто меня уже не ждал. В зоне встречающих было много людей, но никого с табличкой, на которой бы было моё имя, я не увидела. Потом я вспомнила, что теперь мену зовут Елизавета, и пересмотрела все таблички ещё раз. Какой-то чувак стоял с картонкой, на которой было нацарапано Lisa. Выглядел он как типичный торговец наркотой. Неужели они вообще не запарились?              — Привет, — я подошла к нему, но он сделал вид, что не понимает. Вряд ли за мной послали бы кого-то, кто не понимает русский язык. Это был не он.              Что ж, я решила подключиться к wifi аэропорта и написать им в телегу, хотя разобраться как подключить этот чёртов wifi было реально тяжело. Как я и думала, они решили, что я не прилетела и свалили. Но после моих дурацких объяснений в стиле «я забитая лохушка и я заблудилась в большом городе», они пообещали вернуться за мной.       Я была реально голодная, поэтому решила немного поесть в кафе в аэропорту напоследок. Кто знает, когда я в следующий раз смогу нормально поесть. А поесть я люблю, несмотря на то, что еда как назло не откладывалась в моём теле, а именно в стратегически важных местах. В конце концов я взяла себе цезарь с курицей и круассан с кофе. Что ж, это был говняный цезарь и сухой круассан. Кажется, сегодня неблагоприятные лунные сутки. Знаете, бывают астрологически неблагоприятные дни. Думаю, этот такой.              — Елизавета? — Мужской голос раздался из-за спины. И как только он понял, что я — это я? Наверное, потому что я написала им название кафе, и кроме меня здесь тусовались только мужики-турки? Да, думаю, он применил логическое мышление. Говорят, у мужчин оно развито больше, чем у женщин.       — Да! — Я обернулась и увидела встречающего. Он выглядел… Обычно. Не как работорговец. Обычный пузатый мужик в полосатой футболке, джинсах, и кроссовках. Правда он был лысым. Лысые люди больше походят на преступников?       — Наконец-то мы с вами встретились. Я ещё никогда никого так не терял. Вас сложно найти и легко потерять? — Мужик засмеялся от своих же острот, ослепляя меня рядом керамических зубов.       — Я не смогла подключить вайфай и запаниковала! Вышла в город и там заблудилась… Извините! — Я встала со своего стула и протянула мужику руку.       — Да ничего страшного! Вас можно было и подождать! — Он окатил меня каким-то слишком довольным взглядом и пожал мою руку. — Я Влад.       — Я Лиза, но Вы и так уже это знаете… — Изображать скромность и неуверенность было легко. Потому что я скромная и неуверенная. Ну или я просто гениальная актриса.       — Да, мне немного о Вас рассказали. Готовы ехать? Моя машина ждёт нас снаружи.       — Хорошо! Я готова ехать!       Мы вышли из здания аэропорта и направились на парковку. Мужик слишком активно и бодро что-то рассказывал, упоминал как мне повезло с будущей работой, что я буду как сыр в масле кататься, и вообще у них такие прекрасные вакансии не так часто и бывают. Ну конечно-конечно. Вакансии настолько хорошие, что с собеседований никто ещё не возвращался.              — А долго ехать до отеля? И у меня ведь будет немного времени отдохнуть перед собеседованием? — Мужик галантно открыл передо мной дверь серебристого Ауди и придерживал её пока я усаживалась.       — Давайте я положу Вашу сумку в багажник, чтобы она Вам не мешала, — он ловко схватил ручки моей палёной LV и очень шустро закинул её в багажник. Я даже моргнуть не успела. Сразу видно — годы тренировок. — А ехать нам примерно часика два. Насчёт отдохнуть не знаю, но принять душ и собраться время у Вас будет. Отель, кстати, не в самом Стамбуле, а в пригороде. Но Вы не волнуйтесь, Вас отвезут обратно в аэропорт, никаких затрат на передвижение не потребуется.       — Ух ты! У Вас всё так организованно. Мне так повезло! — Ага. Такое везение, обосраться и не жить. — Здесь такой огромный аэропорт. Я раньше никогда не летала на самолётах!       — Правда? — Он снисходительно ухмыльнулся. — И как Вам первый полёт?       — Какой-то мужчина в самолёте слишком торопился выйти, потому что ему не терпелось развеять прах своей третьей жены. А я ему мешала, потому что моя сумка застряла в верхней полке. Но в целом было захватывающе!       — Забавная ситуация, — Влад хищно сверкнул слишком белыми зубами.       Мы бесконечно долго трепались о какой-то фигне. Я вывалила на него всю свою непосредственность и наивность. Всё что во мне такого было, всё отдала, без остатка. И пусть потом кто-то посмеет сказать, что я жадный человек. Состроить из себя простушку было делом не хитрым. Сложно было непалевно следить за дорогой. Я пыталась хоть приблизительно запоминать какие-то ключевые повороты и съезды, на всякий пожарный. Влад был приторно доброжелателен. Ну просто до невозможности. Да и надо сказать ему шла роль этакого проводника в счастливую жизнь. Он излучал благополучие и довольство всем, что происходит в его жизни. А собственно, почему бы и нет? Думаю, последний хер без соли он не доедал.              — Ну вот, мы уже подъезжаем, — ну наконец-то. Ехали мы нифига не два часа, а все три, или даже больше.       Здание, к которому мы мчали на всех порах, было даже отдалённо не похоже на отель. Скорее, на какой-то жилой корпус курсантов в академиях МВД. Само здание было светло-песочного цвета и изгибалось буквой Г. Огражден данный «элитный отель» был забором из проволоки, а слева у ворот стояло небольшое здание, похожее на ларёк из 90-х, типа пункт пропуска.              — Что-то не похоже на отель, — я была спокойна, поскольку прекрасно знала, куда еду. Но мой мозг абсолютно непроизвольно решил поставить себя на место тех девочек, которые верили в легенды, рассказанные этими людьми. Наверное, в этот момент они уже начинали понимать, что здесь происходит что-то неладное. Скорее всего, им становилось не по себе, или даже немного страшно. Но их мозг совершенно точно пытался отрицать всё плохое. Людям всегда хочется верить в лучшее.       — Это место только для своих, на картах его не найдёшь. Такие уж у богатых причуды, — мужик уже не улыбался. Махнул рукой коллеге за стеклом «ларька» и ворота автоматически стали разъезжаться.       — Во сколько состоится моя встреча? — На часах было 20:37, пока мы ехали на улице стемнело. Разглядеть здание слишком хорошо было невозможно, но я смотрела во все глаза пока мы заезжали на территорию. Здание было двухэтажным и длинным, в конце угол в девяноста градусов образовывал ту самую форму в виде буквы Г. На первом этаже все окна были за решётками. На втором, вроде бы, решёток не было, но я не уверена. Всё было слишком быстро. Машина лысого остановилась в конце длинного корпуса, у железной двери. Я старалась ровно дышать, хоть и понимала, что сейчас произойдёт. Очень быстро из-за двери выбежали два мужика в камуфляже, открыли дверь, и вытащили меня из машины особо не церемонясь. Один из амбалов обхватил своей клешнёй мою шею, второй схватил за бока и талию. Скажу честно, приятного в этом мало. Меня тянули по коридору, стены которого внизу наполовину были отделаны деревянными панелями, а сверху выкрашены в белый, или молочный. Я не слишком всматривалась в оттенки. Коридоры сменялись другими коридорами, под ногами моих конвоиров скрипел паркет, а я пялилась на всё вокруг. Коридоры были вполне себе безликими, но вот за дверьми, которых я по пути насчитала целых девять, явно кипела какая-то жизнь. Интересно, сколько здесь так называемого «персонала»? Держу пари, много. Им бы не нужно было такое большое здание для парочки человек. Плюс, здесь есть действующий цокольный этаж, который используется как подвал для заложников. Чёрт, какой здесь трафик? Сколько людей проходят через этот «отель»?       — Ты чё тихая такая? — Мужик справа захохотал, — в шоке? Обычно девки как ультразвук. Или как сирена. Воют.       — А, да? — Я слегка отвлеклась от своего мониторинга. — Ладно. — И я начала кричать. Ну как кричать, скорее, задавать в пустоту риторические вопросы. — Куда Вы меня тащите?! Я подам на вас в суд! Имейте ввиду, я свои права знаю!!!       — Боюсь-боюсь, — мужик с новой силой начал смеяться, — побольше бы таких ржачных баб, да Ден?       — Ага, — Ден ответил даже без намёка на улыбку, — и симпотных.       — Кому что, а тебе лишь бы свой хер пристроить, — мужик справа потянул меня в проём двери, за которой обнаружилась лестница. Мы стали спускаться вниз, на цокольный этаж. Внизу было темно и пахло затхлостью. Освещение было искусственным, лампы люминесцентные и продолговатые. Иногда они мигали. В какой-то момент я ощутила себя в фильме ужасов. Или каком-нибудь боевике, где меня похитил психопат-маньяк. Место было жутким. В какой-то момент меня впихнули в какую- то дверь справа, после чего захлопнули её со звонким металлическим звуком.       — Эй! — Я стукнула ладонями по двери. Мне даже ничего не объяснили! — Я хотя бы имею право знать, что со мной будет?       — Ты не имеешь здесь никаких прав, — позади меня раздался голос. Я обернулась и увидела четверых девушек, сидящих у стены на полу. Никакой мебели в помещении не наблюдалось, поэтому решение сесть на пол было единственно логичным.       — Вы тоже не собеседование? — Вы когда-нибудь составляли топ самых дурацких вопросов, произнесённых Вами? Я никогда. Но если когда-нибудь соберусь, то этот будет на первом месте.       — Никакого собеседования не будет, ты что не понимаешь? — Девушка-блондинка с красными заплаканными глазами смотрела на меня, как на полную идиотку. — Нас всех убьют или продадут в рабство! — Сказав это, она начала рыдать в голос. И правда, похоже на сирену.       — А как вас всех зовут? — Я тоже села у стены и стала осматривать лица девушек.       — Я Яна, — смуглая брюнетка, крайняя слева, смотрела на меня слишком грустными глазами. Её волосы вились и спадали на плечи красивыми волнами. Несмотря на обстоятельства, выглядела она как во всех этих молодёжных сериалах, когда главные героини плачут и кажутся ещё притягательнее. Всегда завидовала таким девушкам. Их всегда все любили за их оленьи глазки и чистую кожу. Я в таком сериале могла рассчитывать только на роль смешной лучшей-подружки. Но только не страшной. Несмотря ни на чьё мнение, я не считаю себя страшненькой. Я прекрасна! И тот странный чувак-похититель, сказал, что я симпотная. Какие ещё подтверждения моей неотразимости вам нужны?       — Даша, — заговорила блондинка, с которой я уже имела честь общаться. Она всё ещё хлюпала носом и часто дышала.       — Я Лена, а это Катя, — девушка с русыми волосами и десятком лишних кг указала на женщину рядом с собой. — А ты?       — Я Лиза, из Москвы. Давно Вы здесь?       — Я здесь где-то пять часов, — отозвалась Катя, которой на вскидку было лет 40, — прилетела утренним рейсом. Потом привели Лену, потом Яну. Дашу незадолго до тебя привели, она ещё не до конца успела успокоиться. Ты не собираешься плакать? — Катя смотрела слегка удивлённо.       — Так слезами делу не поможешь, — я пожала плечами, — тогда смысл? — Ещё один риторический вопрос. Сегодня просто день риторики! — Думаете, мы ещё кого-то ждём?       — Не знаю… — Катя тяжело вздохнула, — если приведут ещё кого-нибудь, нам нужно попробовать сбежать. Нас пятеро и мы сможем уложить двоих.       — И потом что? Перелезем через забор из проволоки? Он скорее всего под напряжением. Да и там охрана. Нас убьют. — Быстрые рассуждения вслух, после которых девушки посмотрели на меня слишком отчаянно.       — И что ты предлагаешь? — Яна подала свой тоненький голосок.       — Не знаю, — видя глаза этих девушек, на дне которых плескался ужас, я начала думать о глупостях вроде: «Как помочь им сбежать?». Но я не должна была об этом думать. Если я свалю отсюда, это и так будет большой удачей.       — Я предлагаю попробовать. Других вариантов всё-равно нет. Если нам удастся сбежать, главное выбраться за забор. А дальше, там недалеко шоссе. Если будет ехать какая-нибудь машина, то мы спасены! — У Кати явно было время, чтобы обдумать план побега.       — А как… — Мне хотелось побольше узнать их истории. — Как Вы сюда попали?       — Мне эту фирму порекомендовала знакомая, мол, они помогают устроиться на работу в Европе, — первой заговорила плачущая блондинка Даша, — сама она где-то год назад начала путешествовать. В инсте то в Дубай, то на Бали, то в Париже. Хотя мы с ней из одной жопы родом, в одну школу ходили. У неё всё даже ещё хуже, родители алкаши, работала на почте. И тут красивая жизнь, океан…       — И тебе захотелось так же, — закончила я.       — А ты сюда приехала типа не за красивой жизнью? — Даша смотрела на меня с немым укором. Мол, я не имею права осуждать. А я и не собиралась никого осуждать.       — Ты права, я хотела лучшей жизни. В этом нет ничего такого. И я никого здесь не осуждаю.       — Эта тварь меня обманула, — Даша была очень зла, — она работает на них. Вербует лохушек вроде меня!       — Но почему она так с тобой поступила? — Подруга, которая продала в рабство свою подругу, это слишком бесчеловечно.       — Я не знаю! — Даша искренне возмущалась. — Наверное, из-за денег. Психопатка ёбаная, у неё совсем башню сорвало!       — Мне жаль… — Мне и правда было жаль её. Одно дело попасть сюда по своей глупости, и совсем другое, когда тебя предаёт не чужой тебе человек.       — Мне написали в инсте, — голос подала Яна, — предложили работать моделью в Европе. Страница была модельного агентства, вполне себе реальная. У меня не было никаких сомнений… Я дура… — Яна тоже не сдержалась и пустила слезу.       — Мне нужна была работа, у меня трое детей, — заговорила Катя. — У нас в Магнитогорске платят мало. Решила вот… — Её рассказ не требовал продолжения.       — А ты? — Я посмотрела на Лену.       — Я тоже сама их нашла, — её лицо скривилось, — дура каких мало. Хотела в Польшу на заработки съездить, клубнику в парниках собирать. Привлекли слишком сладкие условия.       — Я хотела работать няней, — следовало придерживаться легенды. Хотя, скажу честно, у меня был большой соблазн рассказать зачем я здесь на самом деле. А ещё, у меня пролетали мысли попросить человека Джонни вывести нас всех. Но он мог не согласиться, а давать напрасную надежду самое жестокое, что может быть. — Тоже сама им позвонила. Так что… — Я грустно взглянула на Лену. — Я тоже дура.       — Мы все дуры, иначе не оказались бы здесь, — Даша забила гвоздь в гроб нашей беседы.       — Так мы попробуем сбежать? — Катя гнула свою сторону.       — Здесь куча подготовленного и вооруженного народа. Я не шутила, когда говорила, что нас убьют. — В конце концов, я лишь хотела сделать статью, умирать в моих планах не было.       — Но, возможно, нам повезёт! — Катя не унималась.       — Я боюсь… — Яна вклинилась в разговор.       — У них должно быть оружие. Мы отберём его… — Катя продолжала рассуждать.       — Ты умеешь стрелять из пистолета? — Я смотрела на Катю с немой иронией.       — Нет, но там вроде бы ничего сложного. Ты понимаешь, что если ничего не делать, нас просто продадут в рабство? Меня и Лену куда-нибудь на плантации, а тебя, Яну, и Дашу разбросают по борделям где-нибудь на востоке. Ты хочешь в бордель?       — Я определённо не хочу в бордель, но и умереть здесь я не хочу, — девушки были в раздрае. Катя была старше всех нас и, конечно, была более смелая и опытная. Но бессмысленная отвага могла привести нас всех к плачевному исходу.       — Я согласна с Лизой, я не хочу умирать… — Яна поддержала меня.       — А я с Катей, — Даша уняла на секунду свою ярость сквозь слёзы, — пусть я сдохну, но ебать себя этим животным не позволю.       — Я тоже с вами, — Лена уверенно посмотрела на Катю и Дашу.       — Подумайте сами, — я всё же решила переубедить их, — вы не сможете… — и послышались шаги.       — Тихо! — Катя вскочила с места и встала справа от двери. — Идите сюда. — Она махнула Лене и Даше. Те встали вместе с ней. Мы с Яной остались сидеть на месте. Дверь стали слишком громко открывать, после чего в проеме показались всё те же двое мужиков и ещё одна женщина. Катя, Лена и Даша стояли за дверью, которая открывалась к нам внутрь, и скрыла их за собой.       — Заходи давай! — Женщина сопротивлялась и отбивалась, поэтому её просто втолкнули в помещение со всей дури. — Эй! А где остальные? — Второй мужик, который не Ден, посмотрел на меня.       — Я не… — У меня аж дар речи пропал от нервов. И тут девки вышли из-за двери и накинулись на обоих мужиков. Они повисли на них как обезьяны на пальмах, обвили ногами. Стали пытаться их повалить. Эта невменяемая дамочка, которую только привели, стала их пинать в область паха. Мужики отбивались как могли, но четверо отчаявшихся девушек против двух мужиков, которые вообще не хотели никаких драк, явно имели преимущество. Катя выхватила у одного из них пистолет и направила на Дена.       — Забери у второго пистолет, — она тяжело дышала и обращалась явно к Лене, — он должен быть в кобуре на ремне.              Пока Лена прощупывала ремень охранника, в проёме двери появилась тень и прозвучало три негромких выстрела. Даша и Лена упали сразу, а через пару секунд на полу оказалась и Катя.              — Здравствуйте, дамы, — в комнату вошла девушка, неопределённого количества лет. Первое, что бросилось мне в глаза, она улыбалась. Искренне и очень широко. После того, как только что убила троих живых людей. — Я всё же надеюсь на ответ. Мне хочется думать, что вы вежливые.       — Здравствуйте, — никто не смеет упрекать меня в том, что я не вежливая. Особенно какая-то шизанутая убийца людей. Я очень вежливая!       — Почему Вы не попытались сбежать? — Дамочка всё также весело продолжала смотреть на меня и Яну. — Побоялись?       — Да… — промямлила Яна.       — План побега был дурацким. Я сбегу попозже, тем более, здесь только начинается самое интересное, — я ответила честно.       — Уверена? — Дамочка выразительно приподняла левую бровь и уставилась на меня. Я кивнула. — А вот я сомневаюсь. Дело в том, дамы, что отсюда вы отправитесь либо на тот свет, либо будете проданы. На ваши жизни мне плевать, но на ваше счастье, я люблю деньги. Поэтому, если вы будете вести себя тихо, то уедете отсюда в недолгую и, скорее всего, несчастливую жизнь. Ключевое слово «жизнь». Понимаете?       — А Вы кто? — Она вела себя как главарь. Но… Главарь — женщина? Да какая женщина, вполне себе молодая девушка! Ну не может же такого быть!       — Я Кира, — она была высокой, не меньше 180 см. Смуглая кожа, каре, чёрные волосы, тёмные глаза. Худая, но в оверсайзе: мешковатое худи, широкие джинсы, кроссовки. Всё чёрного цвета. А ещё у неё на голове была бандана и кольцо в правом крыле носа. На стиле, что тут скажешь.       — Вы тут босс, или как? Я хочу говорить с боссом, — а говорят навыки учинения скандалов в разных заведениях Москвы не могут нигде пригодится. Я столько раз вызывала менеджеров в ресторанах, что сейчас чувствовала себя как рыба в воде!       — Поверь, зайка, я тут самый главный босс, — она всё продолжала улыбаться и даже присела передо мной на корточки, видимо, чтобы мы были на одном уровне. — О чём хочешь поболтать?       — Вы улыбаетесь и Вам кажется, что здесь всё в Ваших руках и зависит от Вашего слова. Но, видите ли, такого рода преступные организации как эта, лишь бросают пыль в глаза своим членам, внушают им, что они чего-то стоят, что у них есть власть… Но на самом деле Вы все здесь расходный материал. Ваша участь ещё более незавидная, чем моя. Вы все здесь точно умрёте в ближайшие лет пять. Может меньше. А я нет, потому что за меня заплатят деньги и будут беречь. Ведь свои вещи берегут.       — Вижу тебе нравится мысль о том, что ты будешь чьей-то вещью, — Кира смотрела на меня слишком пристально. Никогда до этого дня не видела чёрных глаз. В них не видно зрачков.       — Я никогда не стану ничьей вещью, — её весёлое лицо на фоне трёх девушек без признаков жизни, которых обманули, похитили, и потом убили, вызывало во мне пассивную ярость, — я лишь привела пример, что даже ваши жертвы имеют больше шансов на долгую и более-менее счастливую жизнь, чем вы. Мне вас жаль, вы обречены.       — Я могу тебя убить прямо сейчас, — она приставила к моему лбу дуло и передёрнула затвор, — и кто теперь обречён?       — Мы обе, — я бы тоже хотела себе чёрные глаза. Это, оказывается, очень красиво. — Это линзы?       — Что? Нет.       — Красиво! Вы знали, что цвет глаз зависит от концентрации в нём коричневого пигмента? Чем его больше, тем темнее глаза. У Вас очень большая концентрация пигмента.       — Просто охренеть как мне похер, — она опять рассмеялась. Да что смешного?       — Знаете, смех без причины очень странен. Особенно при нынешних обстоятельствах. Вы убили трёх девушек, Вам должно быть как минимум стыдно.       — Стыдно? — Она иронично переспросила. — Ты понятия не имеешь, что чувствуют люди после убийства.       — Веселье? Вам вполне весело.       — Потому что я никого не убивала, — она пожала плечами и обернулась, окинув взглядом три тела, — они спят. Я выстрелила в них снотворным.       — Оу… — Я этого даже не заметила! Я была уверена, что они мертвы! Но крови нет, и они вроде как дышат… Фух. — Тогда, я требую, чтобы Вы немедленно всех нас выпустили! Кроме неё, — я указала на женщину, которую привели в последний момент. Она тихо сидела на полу, обхватив свои колени. — Я её не знаю, на неё пофиг.       — Может быть организовать Вам ещё по стейку средней прожарки? В знак наших искренних извинений, — мужики, стоящие сзади, загоготали.       — Вообще-то, мы голодные. Вы плохо заботитесь о своих заложниках.       — Мы не делаем ничего бесплатно, — Кира ухмыльнулась и продолжила сверлить меня взглядом, — что можешь предложить за ужин?       — Вы можете оставить себе мою сумку! Она очень дорогая! — Сумка LV, даже если она палёная, стоит пару сэндвичей.       — Мы и так оставим её себе, зай, — мужики заливались от смеха, — Ден будет ходить с ней за покупками, да Ден?       — Я буду самым модным на районе, — а Ден ещё тот остряк.       — Вы не уважаете собственность людей, так жить нельзя… Право собственности древнейшее из всех прав в мире. Даже в древнем Риме уважали право собственности.       — Слушай, давай так. Предоставлю тебе возможность выиграть еду. Заинтересована? — В чёрных глазах блеснули азартные искры.       — Выиграть? — Я вот вообще не азартный человек. Я даже в спортландиях в школе не участвовала, потому что я не люблю давление общественности!       — Да, сыграем в одну игру. На еду.       — А что за игра? Если это русская рулетка, я не согласна!       — Я тоже не согласна на русскую рулетку, — она псевдораздражённо закатила глаза, — всё, пойдём. — Она поднялась и протянула мне руку.       — Но мы же ненадолго? — Я не знала когда именно должна находиться здесь, чтобы меня вывели. Но за руку я взялась и позволила помочь мне встать.       — А ты боишься куда-то опоздать?       — Я плохо переношу перемены. Особенно в стрессовых ситуациях. К этому помещению я уже привыкла и мне здесь спокойно. Я бы хотела побыстрее сюда вернуться!       — Ты пизданутая, или что? — Кира озвучила абсолютную истину.       — Я просто хочу по-тихому пойти по этапу, без происшествий!       — По этапу?       — Ну или как это называется… Вы же меня отправите куда-то в бордель или на плантации. Я вот хочу не отсвечивать и по-тихому уехать, понимаете? Не делать всё хуже, чем уже есть. Я это в фильмах видела.       — Хорошо, ты сыграешь со мной и тебя сразу вернут сюда.       — Хорошо, я согласна! Если есть возможность что-то выиграть, я всегда за. Я в розыгрышах айфонов в инстаграме всегда участвую.       — Ты слишком много говоришь, в курсе? — Кира направилась к выходу из комнаты, — пойдемте, парни. И ты, говорунья.       — Вообще-то, я Лиза. А во что именно мы будем играть? — Я шла следом за троицей по коридору. Меня не держали, не волокли. Это уже какой-то успех! Мы поднялись по лестнице вверх и спустя пару дверей вошли в нужную. — Имейте ввиду, в шахматы я играть не умею.       — А в дурака? — Кажется, только Ден был вовлечён в беседу.       — В дурака умею! Но я не умею мухлевать, а вы все по-любому будете мухлевать.       — Почему? — Ден удивился. — Карточные игры — это святое. Я всегда играю честно.       — Мы не будем играть в дурака, заткнитесь, — Кира уселась на кожаный чёрный диван, который был каких-то огромнейших размеров. В её руках вдруг очутился телефон, в котором она увлечённо что-то пролистала, а после стала печатать. — Принеси пива, Серёг. И идите с Деном в правый корпус, проверьте там всё.       — А она? — Серёга кивнул в мою сторону.       — А мы пока поболтаем. Давай, иди.       — Серёга ушёл куда-то в конец комнаты, которая имела форму продолговатого прямоугольника, и откуда-то оттуда достал пару стеклянных бутылок пива. Он поставил их на большой журнальный стеклянный стол, который стоял перед диваном. На стене напротив висела огромная плазма, на полу стоял плейстейшен. Помещение было большим, с несколькими окнами, за которыми сейчас было темно. Его предназначение было не совсем понятно, что-то среднее между чьим-то кабинетом и комнатой отдыха. Каких-то личных вещей здесь было мало, даже если считать за личные вещи диски для пс, книги, и чашки, стоящие возле кофемашины.              — Я не знаю зачем я здесь, — когда Ден и Серёга ушли, Кира продолжала сидеть в телефоне, — но мне не по себе. Может я пойду назад?       — Назад куда?       — К другим девушкам.       — Прямо сейчас их пакуют в грузовик и увозят. Так что… — Кира не секунду отвлеклась от экрана телефона и слишком серьёзно посмотрела в стену, — их там нет.       — А что насчёт меня? — Всё это было не совсем по плану. Их слишком быстро увозят.       — А с тобой не всё так однозначно, как показалось на первый взгляд, — Кира отложила в сторону свой телефон и сосредоточила всё своё жуткое внимание на мне.       — Со мной? — Я стала очевидно нервничать. — Со мной всё однозначно.       — Да? — Её чёрные глаза следили за мной слишком тщательно. — Тогда поиграем в «правду или боль». Знаешь такую игру?       — А разве эта игра не называется «правда или действие»?       — Действие — слишком широкое понятие. Мы сузили направление. Суть такая: если ты отвечаешь на мой вопрос правду, то зарабатываешь еду. Если врёшь, кто-то кому-то причиняет боль.       — А можно конкретизировать? — Я всё же хотела разобраться в правилах. — Кто кому будет причинять боль?       — Ты ещё не слышала вопросов, но уже собралась врать, — Кира недобро сузила большие распахнутые глаза, — что-то скрываешь?       — Каждый человек что-то скрывает.       — Верно, — уголки её губ приподнялись, но на улыбку это было похоже мало, — пожалуй, начнём. Где твой дом?       — Я живу в Москве… Жила.       — Допустим, — она кивнула, — и как же ты очутилась здесь?       — Позвонила по объявлению о работе, — технически я говорила правду. Я и правда позвонила по объявлению. Просто у меня был другой мотив.       — Зачем ты позвонила по этому объявлению? — Кира смотрела на меня с выражением лица, с которым смотрят на нашкодившего ребенка родители. Когда они уже всё прекрасно знают, но хотят услышь это от своего отпрыска. С другой стороны, это могла быть моя паранойя. В любом случае, добровольно я себя сдавать не собиралась.       — Я не имею права в этой игре задавать вопросы? — Держать лицо было тяжелей в несколько раз из-за непрерывных гляделок. Взгляд Киры смотрел прямо в душу, оставляя там чёрные бездны.       — Задавай свой вопрос.       — Сколько тебе лет? — Ей могло быть 20, и могло быть 35. Но даже если ей 35, как она оказалась здесь, на этом месте? Какой должна быть жизнь девочки, чтобы в итоге она привела тебя в эту точку?       — Мне 29. Теперь отвечай.       — Я позвонила, потому что мне нужна была работа, это же очевидно.       — Ну вот… — Она наигранно изобразила грусть. — Первая ложь.       — Зачем мне врать? — У меня даже спёрло дыхание. Психосоматика, которую я не в силах была контролировать.       — Вообще-то, вариантов не так много. Либо ты из полиции, либо ещё из каких-то спецслужб, которые проводят расследование.       — Я не из полиции, что за чушь, — на моём лице отобразилось смятение и гнев.       — Выглядит и правда как чушь. Если на работу в спецслужбы берут таких чудаковатых дурочек, то у меня для них плохие новости. — Кира подсела ближе и стала рассматривать моё лицо, как муху под микроскопом. — Или ты не так проста?       — Что Вы, я очень проста, — под таким близким и пристальным взглядом черноты, язык заплетался. — Всё, в чём Вы меня подозреваете, не имеет под собой никакой почвы. Это вы похитили меня, в чём я должна оправдываться?       — Раздевайся, — из выражения лица моей собеседницы пропала вся доброжелательность. Улыбкой больше и не пахло, а ведь я не так давно жаловалась, что она слишком много смеётся.       — Нет, — я старалась выдерживать её взгляд, — я не из спецслужб и на мне нет никаких жучков.       — Сейчас убедимся в этом. Серёг! — она крикнула имя громко и отчётливо. Серёга вошёл в комнату. — Раздень её до гола.       — Не смей меня трогать, — на секунду я представила как шершавые ладони Серёги дотрагиваются до моей кожи и меня передёрнуло. — Я сама разденусь.       — Какая женщина, — Кира подмигнула Серёге. Тот лыбился. — Огонь.       — Ага, — Серёга согласно кивнул.       — Любишь девочек? — На мне была белая рубашка, сверху тёмно-синее худи, свободные джинсы и кеды. Чтобы небрежно стянуть всё это потребовалось меньше минуты, после чего я осталась в обычных белых трусах и спортивном бра. — Достаточно?       — А ты с какой целью интересуешься? — Чёрные глаза скользили по мне слишком красноречиво. — Давай дальше. Я пока ещё не до конца уверена, что на тебе нет прослушки.       — Ты издеваешься? — Это был абсурд. — Где она может быть? В вагине?       — Это нам ещё предстоит проверить, — Кира перекинулась с Серёгой сальными взглядами.       — Да пошла ты, — я быстро проскользнула в худи, — я хочу вернуться в подвал. Мне не нужна еда. Верни меня в подвал!       — Не верну, — Кира равнодушно пожала плечами, — пока ты не скажешь, как ты собралась сбежать.       — Что ты несёшь? — От нервов у меня закололо в животе. — Я просто хотела устроится на работу и попалась на вас, ублюдков. Вот и вся история. Твои рассуждения о спецагентах нелепы.       — Если ты не работаешь в органах, тогда кто ты? — Кира спокойно продолжала допрос.       — Мне опять повторить? Ты плохо слышишь? — Я стояла на своём.       — Я давала тебе много шансов сказать правду, но ты выбрала ложь. Поэтому… Серёга.       После этих слов тот самый Серёга размашисто, душевно, врезал мне кулаком в живот. Вы когда-нибудь испытывали на себе выражение «выбить дух»? Думаю, я прочувствовала это в полной мере. Ноги меня, конечно же, держать перестали, и я как мешок картошки распласталась на полу, не дыша.              — Ты чокнутая сука, в курсе? — Первое, что вырвалось из меня, как только я немного восстановила дыхание.       — Ну вот, — ухо резал весёлый тон Киры, — ты же умеешь говорить то, что думаешь. Так не сдерживай себя.       — Я уже всё сказала, — сидя на полу с режущей болью в животе, где-то в 200 километрах от Стамбула, без документов, денег, и самое главное, в окружении психопатов- преступников-похитителей-работорговцев, я начала понимать, что мой план по проникновению в преступную организацию был слегка опрометчивым. Знаете, это когда родители в подростковом возрасте пытаются вразумить тебя, направить на путь истинный, а ты просишь их не учить тебя жить, но потом проёбываешь свою жизнь абсолютно самостоятельно.       — Серёг, — и снова это имя, произнесённое тем же голосом.       Серёга как безмозглая заведённая кукла тут же схватил меня своей клешнёй за волосы на затылке и наотмашь ударил по лицу. В голове зазвенело. Вот теперь ко мне пришла полная уверенность, что вся эта затея — очень плохая.              — Что ты хочешь услышать? Что я работаю на полицию? — Из носа что-то потекло, и я попыталась вытереть это рукой. Увидев кровь на пальцах, я поднесла руку к носу и уткнулась в рукав худака. — Окей, я всё подтверждаю.       — То-то и оно, я очень сомневаюсь, что ты из полиции, — Кира встала с дивана и подошла ко мне. Я невольно уставилась на её чёрные кроссовки и узнала, что у моей мучительницы 38 размер ноги. Баленсиага, зачем мне эта информация?       — О господи! — я раздражённо воскликнула. — Давай ты уже определишься с теорией! А то я получаю тумаков за то с чем ты даже ещё не определилась.       — В том-то и дело! У меня в голове когнитивный диссонанс, — Кира села на пол рядом со мной. — Ты какая-то бестолковая дурочка. Кто тебя сюда отправил?       Я промолчала.              — Теперь ты будешь молчать? — Я ощутила руку Киры в своих волосах. Она тянула вверх, заставляя смотреть на неё.       — Я сама сюда приехала, никто меня не отправлял, — и это была чистая правда. Это были лишь мои собственные слабоумие и отвага.       — Допустим, — и снова этот взгляд от которого никуда не деться. — И какая у тебя цель?       — Уже не знаю.       — А кто знает? — Тут уже какая-то тенденция нарисовалась, разговаривать со мной как с умственно отсталой.              Я не успела даже подумать над ответом, как в дверь кто-то вломился. В проёме стоял какой-то незнакомый парень. На качка он не походил, был худым дрыщём с явной проблемой акне на лице.              — Я там кое-что нашёл… — Он запнулся, увидев меня полураздетую на полу с размазанной кровью по лицу.       — Ну наконец-то! — Кира не сдвинулась с места, продолжая сидеть на полу. — Ну рассказывай, с кем мы имеем честь.       — Ну я пробил её фотку из фальшивого паспорта по базе, на совпадение по чертам лица. Но оказалось, что для фальшивого паспорта фотку даже не поменяли. — Брови Киры взлетели вверх. — Короче, её зовут Елизарова Виктория Олеговна. Прописка Московская. 26 лет, по данным ФСЗН платит за неё налоги некое ИП Воронцова С.И., которое зарегистрировано, как осуществляющее деятельность информационных агентств. У них сайт новостной и телеграмм каналы довольно крупные, больше миллиона подписчиков каждый. Могу предположить, что она редактор, или журналист. На сайте под её авторством периодически публикуются статьи.       — Ого, — Кира перевела на меня офигевший взгляд, — Виктория, Вы и правда дура! — И начала громко смеяться не сдерживаясь, от души.       — Лучше быть дурой, чем преступницей, — я понимала, что это конец. Вика, ты идиотка. Заварила кашу с этим фейковым паспортом, который в итоге меня и спалил. А теперь они знают мои настоящие данные, но это даже не самое плохое. Страшно подумать, что они решат со мной делать.       — Я думаю, что дураки и преступники — это идеальный тандем. Без дураков, не было бы преступников. Мы хорошая команда. Жаль, что дураки всегда страдают, такие бедные и слабые, такие зайки… — Большим пальцем она пыталась оттереть мою щёку от пятен крови, но вскоре это трение становилось больше похожим на поглаживание.       — Я не из полиции, — мне становилось страшно. Вся эта ситуация была абсурдной и странной, и её исход я не могла предугадать. — В редакции никто не знает, что я здесь. Это моя личная инициатива.       — Твоя личная инициатива попасть в бордель? Тебе скучно жить? — Мне казалось, что она меня гипнотизирует. Этими своими чернющими глазами не моргая смотрела так, что у меня комната поплыла.       — Я хотела написать анонимный репортаж про работорговлю. С полицией я никак не связана, и вообще, ни с кем не связана.       — Ладно, — Кира убрала руку от моего лица и поднялась на ноги. — Закрой её в какой- нибудь комнате на первом, дай воды и сэндвич. Позже с ней разберусь.       Сергей тут же сдвинулся с места, подошёл ко мне, и схватил подмышки, поставив на ноги. Я в сравнении с ним была букашкой, которую он мог раздавить за пару секунд. Думаю, у него была военная подготовка. Его движения были выверенными и чёткими, но в самом облике и ауре не чувствовалось агрессии. Он просто выполнял приказы, не думая. У военных с большим опытом вырабатывался навык абстрагироваться от ситуации, не придавать каждому приказу эмоциональную окраску.       Он тащил меня из комнаты, мимо Киры и сконфуженного информатора, в коридор. И затем затолкнул буквально в соседнюю дверь. В комнате стоял стол, офисный кожаный стул, полка с немногочисленными книгами. Одно окно, с решёткой на нём. В целом, комната была пустой, создавалось впечатление, что здесь когда-то был чей-то кабинет, но он его освободил.              — Сколько мне здесь сидеть? — У меня вырвался вопрос, хоть я и понимала, что он сам ничего не знает.       — Сколько потребуется. Под столом стоит мини-холодильник, там должна быть вода.       И ушёл, заперев дверь.              — Вот же пиздец. Полный.       Я смотрела на эту небольшую комнату и ко мне постепенно приходило осознание. Осознание того, что я реально полная дура. И по-другому это никак не назовёшь.       Я села на стул, крутанулась на нём разок, после чего оперлась локтями о стол, и уткнулась лицом в свои ладони. Мне было сложно вычленить из потока мыслей хоть одну адекватную. Мой мозг разрывало от роя каких-то далёких фраз, предложений, чьих-то слов. Меня накрыло покрывалом коротких воспоминаний абсолютно не связанных друг с другом. Половина воспоминаний вообще не были настоящими. Это были картинки из каких-то снов, фильмов. Я не могла собрать всё это во что-то конструктивное. Думаю, ко мне подкрадывалась паническая атака.       Под столом я нащупала дверцу холодильника, открыла её, и вытащила бутылку воды. Я выпила залпом больше половины и мне стало легче. Взгляд зацепился за красные пальцы, в моей крови. Я полила на них из бутылки, потом вымыла лицо.       Несколько часов я просто сидела и смотрела на дверь. Прислушивалась к шагам и разговорам снаружи. По коридору довольно часто кто-то ходил, иногда по несколько человек. Говорили они не слишком громко, поэтому разобрать их разговоры не представлялось возможным. Два раза я слышала чей-то низкий мужской смех. В какой-то момент я положила голову на свои руки на столе и закрыла глаза. Я летала в стаях своих мыслей, абсолютно бессвязных. И вдруг услышала, что кто-то остановился у двери. Мои глаза распахнулись, а в животе потянуло от волнения. Два щелчка в замке, и в комнату аккуратно, без лишнего шума, вошёл мужчина.              — Здравствуй, — он был похож на турка, смуглый, с чёрной густой шевелюрой на голове, бородой. Но даже по одному произнесённому слову было ясно, что его родной язык — русский. — Не смотри на меня. Веди себя так, как вела до моего прихода. Здесь камера, но меня не видно.              Я тут же принялась рассматривать полку с книгами. Одну я даже взяла в руки и стала бездумно листать.              — Ничего не говори, только слушай. Я от нашего общего друга. — О, привет Джонни. Где бы ты ни был, что бы ты ни делал. Храни тебя Бог. — Карты немного спутались и я не могу пока тебя вывести. — Ну нет…       — Если ты не в курсе, меня тут раскрыли, — я сделала вид, что читаю книгу вслух, — и у меня охренеть какие проблемы.       — Здесь есть люди, которые читают по губам. Больше ничего не говори, или повернись лицом к окну, там слепая зона, — я тут же крутанулась и уставилась в окно, — я знаю, что происходит. Но за выходом усилили контроль, у верхушки есть подозрения, что внутри крот. Из-за тебя.       — И что мне делать? Если я не сбегу, меня убьют.       — Не обязательно… — Было слышно, что он подбирает слова. — Есть один вариант.       — Какой ещё вариант? — Только Бог видит, как мне хотелось повысить голос. Но приходилось говорить тише, чтобы нас не спалили.       — Знаю, ты уже познакомилась с Кирой. Она очень важный пазл во всей этой картинке организации. Я бы даже сказал, она самая верхушка. Самая-самая.       — Да ей и тридцати нет, какая ещё верхушка? — Это было просто нелепо.       — Она верхушка по праву рождения, скажем так. Её отец, по версии ФСБ, глава всей этой системы.       — И что? Мне попросить её отпустить меня? — Я непроизвольно усмехнулась.       — Нет, — он замялся, — видишь ли, Кира крупная шишка. Она помогает отцу во многом, курирует какие-то проекты, контролирует поставки. Отец живёт где-то во Франции и активно в своём бизнесе не участвует. Лишь управляет удалённо, с помощью своих доверенных лиц. И все эти доверенные лица, так называемая верхушка, все они отчитываются Кире.       — Да поняла я, поняла. Как мне это поможет?       — Она прилетела сюда вчера днём, никто её не ждал. Она никогда не предупреждает о своих визитах, просто приходит и начинает проверять, как мы тут все работаем. Она лезет во всё подряд, в каждую дырку, и каким-то образом она увидела твой паспорт. Как-то она поняла, что он поддельный, и ей стало интересно, что происходит.       — Можно ближе к делу? Сейчас кто-нибудь войдёт и нам обоим придёт пиздец.       — Никто не придёт, сейчас происходит погрузка товара, все заняты.       — Сейчас? Она сказала, что тех девушек увезли несколько часов назад…       — Я не знаю о чём ты, но грузят всех прямо сейчас.       — А я? — Меня оставили здесь?       — Она приказала пока тебя не трогать. И вот собственно то, о чём я хотел бы поговорить. Многие в организации знают, что Кира лесбиянка.       — И что? — Я рада за неё и всё такое, но какое это имеет отношение к моему спасению?       — Несколько раз её пытались свести с нужной девушкой. Нужной для нас девушкой. Но она не клевала на наши варианты, хотя мы подбирали кандидаток в соответствии с её вкусами.       — Я не уверена, что должна знать столько информации на этот счёт…       — Ты ей нравишься.       — Что?! — Сегодня я уже устала офигевать. — С чего ты взял?       — Я сижу на камерах, вижу многое. Очевидно, ты каким-то образом ей приглянулась.       — Она отдавала приказы меня пиздить, тебе не кажется, что на симпатию это мало смахивает?       — Она странная: немного психопатка, немного социофобка, немного аутистка. Нужно понимать в каком окружении она выросла. Её мысли и действия непоследовательны. Анализировать её невозможно.       — И я должна с ней…? — Я не понимала как это сформулировать. Я должна сыграть симпатию и что? Влюбить её в себя? Я вообще не роковая женщина и никто никогда не падал ниц перед моей красотой и сексуальностью. Я профан в любовных делах!       — Обычно она сама проявляет активность. Скорее всего, она предпримет какие-то действия, чтобы заняться с тобой сексом. Она уже так делала с другими девушками и те соглашались, надеясь, что она их отпустит.       — Но она никого не отпустила, верно?       — Само собой, — мужчина закашлял, — для неё бизнес на первом месте. Но у неё есть слабость к сильным женщинам, морально сильным. Её не привлекает страх и услужливость. Она любит, когда с ней общаются на равных. Хотя она может транслировать другую реакцию, но на самом деле её это заводит. Она любит ставить на место сильную партнёршу.       — Ставить на место?       — Она проявляет чувства через агрессию и где-то даже через унижения. Для неё взаимоотношения с другой девушкой как поединок, где выживает в конце-концов только одна.       — И зачем мне всё это нужно? — Я не работала на ФСБ и выполнять их задания была не обязана.       — Я не могу сейчас тебя вывести, поэтому, скорее всего, завтра тебя отправят на второй распределительный пункт. А оттуда…       — Понятно, — вот же чёрт. — Мне нужно заняться с ней сексом? А где гарантии, что после секса она не отправит меня куда подальше?       — Гарантий нет, — заебись. А на что я собственно рассчитывала? — Но если получится, то мы сможем потянуть время. И потом я тебя вытащу отсюда.       — Я не знаю… — Я вот вообще ни на секунду не могла себя представить в роли соблазнительницы. И заниматься сексом с женщиной, у которой руки в крови, и не всё в порядке с головой. Это немного слишком. — Я попробую, но скорее всего у меня не получится.       — Постарайся. Ты хочешь что-то ещё мне сказать?       — Не знаю. Нет.       — Тогда до скорого, — и в одно мгновение за ним закрылась дверь.       Обожаю это чувство пиздеца, которое подкрадывается подкрадывается, а потом как пизданёт! Хотя, буду откровенна, я люблю ощущение пиздеца. Я слишком долго была в депрессии, когда каждый день мои мысли только и кружились вокруг смерти. Например, я мечтала о том, чтобы меня убили. Совершить суицид мне не позволяла религия, а вот смерть в результате насильственного лишения жизни мной очень рассматривалась. Вот кто-то отсосал бы за новый айфон, а я бы в тот период отсосала за моё убийство. У каждого свои приоритеты скажете вы, но на самом деле депрессия — это неприятно. Ты не в ладах со своими мыслями и почти во всём тебе мерещится возможность выпилиться из жизни. Я даже как-то искала своих школьных врагов в интернете, думала, если напишу им парочку оскорблений они меня выследят и убьют. Но люди нынче слишком трусливые. Они просто заблокировали меня и всё. Теперь на встречу выпускников меня точно не пригласят.       В моих руках всё ещё была книга, присмотревшись к которой я поняла, что это Коран. На арабском и (о счастье!) на русском. Арабский язык выглядел слишком древним. Я сразу представила его нацарапанным на какой-нибудь коре в древнем Египте. От него веяло мудростью, что ли. Никогда не думала, что буду читать Коран в таких обстоятельствах. Может это знак? И мне стоит принять ислам? Я почти уверена, что мне пойдёт хиджаб!       За моими размышлениями шло время. Я откинулась на кресло, благо оно было мягким и удобным, и лежала прикрыв глаза. Уснуть я не боялась. Я никогда не сплю на новых местах. Но… Видимо, всё бывает в первый раз, потому что я вырубилась. Уже это само по себе было невероятно, но вот когда мне приснился сон… Я совершенно офигела. Мне никогда не снились сны! Даже в детстве! Не поймите неправильно, но для меня это было событием. Поэтому сразу после пробуждения я стала искать листок бумаги и ручку. Я много лет изучала вопрос снов и знала, что они быстро забываются, поэтому записать его было делом особой важности. Найдя лист и ручку я принялась за повествование.       Короче, сон был такой. В нём я была уверена, что я в Тайланде. Я не знаю почему, я никогда там не была. Но мой сон совершенно точно происходил там. Я жила в странном отеле прямо на берегу моря. Странным он был потому что никто там меня не замечал. Какие-то люди искали меня, но не находили, даже если я стояла к ним лицом к лицу. Наверное, я была бестелесным духом, иначе почему меня никто не видел? Я очень испугалась. Люди игнорировали меня, их взгляд проходил сквозь, даже когда я кричала на весь пляж. И вот спустя вечность ко мне подошла девушка. Она увидела меня на берегу и села рядом на песок. От её лица словно исходил едва уловимый свет. Она была очень красивой: длинноволосой, улыбчивой, загадочной. Её взгляд транслировал какое-то глубинное знание, был умиротворённым и спокойным, как будто она знала что-то важное, чего не знали обычные люди. И тут она взяла меня за руку и я почувствовала тепло. И всё её тело начало светиться и…исчезать. Буквально через полминуты она полностью исчезла, вновь оставив меня одну на пляже с оглушительным чувством опустошения. И мне стало так плохо… Мне стало невыносимо больно. Я хотела, чтобы она вернулась. Или я хотела уйти к ней. И вдруг мои руки стали светиться. Я вся стала светиться и исчезла. Вслед за моим исчезновением появилась темнота и она разбудила меня.       Жаль у меня не было интернета, я бы точно загуглила значение всего увиденного. И конечно там было бы сказано, что это к неприятностям. Потому что я верю, что сны в той или иной степени отражают реальность. Я окинула взглядом комнату и зависла на окне. За ним было светло. Интересно, сколько времени? В горле пересохло и я вновь полезла в холодильник под столом, где одиноко лежала бутылка воды. Не густо, но и на этом спасибо. Тело и шея страшно затекли и я решила немного размяться, встав на ноги и зашагав по комнате. За окном не было ничего интересного, только забор и пара машин. Дивный новый день!       Неожиданно в замочной скважине что-то звонко перевернулось два раза и я сосредоточила всё своё внимание на двери.       — Доброе утро, Виктория, — на пороге стояла Кира, которая очень расслабленно вошла внутрь. Сегодня на ней была белая футболка, серые джинсы, и белые кеды. Всё свободное и оверсайзное. И главное, чистое! Как же я хотела в душ. И в туалет. От желание по-маленькому у меня уже сводило низ живота.       — Мне нужно в туалет, — правила приличия могут и подождать, когда дело касается очень скорого конфуза. — Пожалуйста!       — Хорошо, пошли, — она стала у прохода и жестом показала выходить. Мы неторопливо шли в конец коридора и остановились перед нужной дверью. Я вошла внутрь и была иррационально близка к ощущению счастья, достигнуть которого мешала всё ещё открытая дверь, в проходе которой стояла Кира.       — Закрой дверь, — я уже держалась из последних сил, скажу честно. И её довольная физиономия в дверях забивала последний гвоздь в гроб моего терпения.       — Если ты закроешься изнутри мы не сможем открыть эту дверь снаружи. Придётся её ломать, а мы своё имущество бережём. Делай свои дела так.       — Да господи! Дай мне нормально пописать, не буду я закрывать эту дверь.       — Я всё сказала. Не хочешь — пойдём назад, — она как будто брала меня на слабо. Да плевать мне. Хочешь смотреть — смотри. Я абсолютно равнодушно спустила трусы и села на унитаз. Всё время, что я писала, мой взгляд был направлен на Киру. Думала я буду стыдиться? Да чёрта с два! Если тебе нравится смотреть на мочеиспускание чужих людей — пожалуйста. Я на это представление зрителей не приглашала.       — Раз у нас тут онлифанс в реале, может заплатишь мне за удовлетворение твоих извращенских фантазий душем? От меня воняет.       — Зачем? Тебя отмоют в борделе, — она ухмыльнулась. — Да и плата так себе.       — А какая плата не так себе? — Я закончила и натянула свои трусишки назад. После мытья рук я невозмутимо прошла мимо Киры, стоящей в дверях.       — Меня устроит секс, — да уж, так откровенно секс мне ещё никогда не предлагали. Мерзость.       — Я что, похожа на ту, кто трахается за душ?       — А за что ты трахаешься?       — За симпатию, влюблённость, любовь. Выбирай, что больше нравится.       — Ой да перестань, — мы медленно шли по коридору обратно, — ты никогда не занималась сексом без чувств?       — Никогда, — я пожала плечами, — секс без чувств не имеет для меня смысла. Никакие олигархи за мной никогда не ухлёстывали, поэтому искушения трахаться за деньги тоже не было.       — А ты была бы не прочь с олигархом?       — Конечно, я же обычная тёлка. Мечтаю сосать за айфоны и ещё хочу покататься на яхте. — Кира усмехнулась.       — Я тут почитала парочку твоих статей на сайте… И хочу тебе напомнить, ты ярая феминистка.       — А я своё мнение изменила. Знаешь, оказывается, быть феминисткой скучно. И это реально правда, что все феминистки злые, — Кира шла чуть позади меня, а я была слишком увлечена своими рассуждениями. Умничать я любила. — Но вот ты замечала, что тёлочки на Мальдивах наоборот, все счастливые и ресурсные? Я решила, что ради счастья можно прожить и без феминизма. Как считаешь?       — Ты сказала, что секс признаёшь только по-любви, но яхты и Мальдивы могут предоставить только старые жирные мужики. Как быть? — Кира распахнула передо мной дверь и я увидела вчерашнюю комнату с огромным кожаным диваном. Войдя, я тут же плюхнулась на него.       — А для меня внешность не главное, я полюблю его душу, — прохладная кожаная поверхность дивана приятно холодила мою задницу. Кира вошла следом и закрыла за собой дверь. Комната при свете дня выглядела по-другому. Во-первых, она была больше. Во-вторых, из неё вело ещё несколько дверей.       — В моём бизнесе нет такого понятия, как «красивая душа». Зато ценится смазливое личико, фигура, молодость, сиськи. Всё это можно увидеть и продать подороже, в отличие от красивой души.       — Не всё в этом мире можно продать. Когда у чего-то нет цены — это не значит, что оно бесполезно. Может оно просто бесценно?       — Всё относительно, — Кира взглянула заинтересованно, — иногда в девушке самое ценное — её сиськи.       — А ты смотрела чуть глубже?       — Я смотрела на сиськи, что может быть глубже? — В уголках чёрных глаз образовались морщинки от широкой улыбки.       — Если мыслить поверхностно, то нет.       — Ты назвала меня поверхностной? — Она изобразила шуточную гримасу удивления.       — Ты наверняка не поверхностная, — я смотрела на неё и пыталась предугадать к чему весь этот разговор приведёт, — но и не та, которой пытаешься казаться.       — Я же женщина, а значит я актриса. Играю тысячи ролей, — мне стало смешно.       — Ты преступница и в лучшем случае психопатка.       — В лучшем?       — Ну, знаешь, в одном человеке может скрываться букет психиатрических сюрпризов. Нужно время, чтобы их рассмотреть.       — С чего ты взяла, что у меня есть хоть один диагноз? Ты психиатр? — Кира, к моему удивлению, абсолютно не злилась.       — Нет, журналист, — я отрицательно закивала, — но отсутствие эмпатии и безразличие к боли других людей — это явная психопатия. В нормальном мире, не в том, в котором ты живёшь, люди зарабатывают деньги, к примеру, рисуя картины, готовя еду, создавая какие-то программы или приложения. Не продавая людей, понимаешь? — Я пыталась увидеть в её глазах хоть что-то, но на меня смотрели две черные дыры, абсолютно холодные и тёмные. — Конечно не понимаешь, о чём я вообще?       — Я выросла в другом мире. И я бы могла себя сейчас попытаться оправдать, типа меня заставили всем этим заниматься, и вообще я жертва, — уголки её губ медленно поднимались вверх, демонстрируя миру вызывающе холодную улыбку, — но я никогда не была жертвой.       — А ты когда-нибудь любила? — Кира демонстративно не ответила. — Знаешь, это такое чувство… С одной стороны прекрасное. Потому что тебе есть с кем разделить богатство, бедность, болезнь, безумие. И вообще всё, что касается тебя и этого человека. Ты всё делишь пополам. Ты как бы проживаешь две жизни сразу, свою и этого человека. Потому что ты вовлечён в его жизнь так же сильно, как и в свою. И тебе всё кажется важным, что касается его. До мелочей. Но есть и минус у этого всего. Знаешь какой? — Кира отрицательно махнула головой. — Чувства — вещь нестабильная. И в какой-то момент кому-то из вас двоих начинает становиться всё- равно. Сначала на мелочи, потом безразличие начинает разрастаться, и в конце-концов, спустя несколько месяцев или даже лет абсолютной незаинтересованности, ты просыпаешься утром с незнакомцем.       — Очень сентиментально, но к чему ты ведёшь?       — К тому, что ты никогда этого не поймёшь и не прочувствуешь. И твои миллионы долларов и сотни подчинённых не помогут тебе.       — Я не понимаю, ты сейчас взываешь к моей человечности? Или это минутка философии?       — Это и то и другое сразу, — на моих губах внезапно заиграла улыбка, — а что, нельзя?       — Можно, — я увидела ответную улыбку, — философствуй сколько влезет.       — Почему я всё ещё здесь? — Помимо философии были и более насущные вопросы.       — Потому что.       — Интересный ответ, а можно поконкретней?       — Во-первых, при тебе не было твоего настоящего паспорта. Как бы кто не думал, но мои покупатели цивилизованные люди, и им важно иметь документы на их приобретения.       — Это омерзительно, — возможно, я сказала это слишком спокойно, но внутри меня пылала ярость.       — Зато правда.       — А во-вторых?       — Во-вторых, я пока не понимаю, что с тобой делать. Ты проникла сюда, чтобы написать статью, с фальшивым паспортом и явным расчётом как-то сбежать. Как?       — Думала смогу сбежать при перевозке. Хотела инсценировать приступ эпилепсии.       — Бред, — Кира ни на секунду не поверила, — это бы не прокатило. И ты не настолько дура, чтобы надеяться на это.       — Настолько.       — Нет.       Воцарилось молчание. Игра в гляделки.       — Я не буду писать статью… — Кира тут же рассмеялась.       — Но… Дай подумать. Я должна отпустить тебя?       — Не знаю. Ну хорошо, не отпускай. Но что-то ведь надо решить? Что делать с этим всем?       — Я могу тебя пристрелить, например, — она решила перебрать варианты, — или продать совсем в низкопробный бордель в Марокко, где не нужны будут твои документы. Или я могу подумать ещё…       — Я не поеду ни в какое Марокко, поэтому из этих двух вариантов я выбираю первый.       — Я не предлагала тебе выбор.       — Я была в Марокко и там совершенно не мой климат.       Кира усмехнулась.              — Забавно. Ты осознаёшь, что происходит?       — А что происходит?       — Сейчас решается жить тебе или умереть.       — Ты вроде бы каждый день принимаешь такие решения, — я произнесла это как можно более безразлично, — так почему тебе интересно как я на это реагирую?       — Есть в тебе что-то… — Кира на секунду задумалась и перевела взгляд на окно. — Интересное.       — Это что, признание в симпатии?       — В заинтересованности.       — Я польщена. Не каждый день мной интересуются работорговцы такого масштаба.       — Хочешь есть? — Кира проигнорировала мою реплику.       — Да. Но больше я хочу принять душ.       — Ладно, — она недолго что-то печатала в телефоне, потом заблокировала и положила его в карман. Жестом указала на дверь, находящуюся в самом конце комнаты справа.       — Там душ. Иди.       — Спасибо, — я обрадовалась, — а можно мне мою одежду? У меня особо нет комплексов насчёт фигуры, но расхаживать в худи и трусах — моветон.       — Можешь не беспокоится о манерах и этикете. Я не голубых кровей.       — Ладно, — она просто не хотела отдавать мне одежду и просить её более настойчиво было бессмысленно. Дверь в ванную комнату не имела замка, но, кажется, Кира не спешила вторгаться в моё личное пространство. Комната была тёмной. Не люблю тёмные комнаты. Чёрная матовая плитка внизу стены градиентом постепенно переходила в серую, а затем в белую. Потолок был белым, в цвет верхушки стен. На полу, наоборот, лежал чёрный кафель. Комнату как будто бы разделили пополам цветом, но чёткой границы было не отыскать. Здесь была и большая ванная, и душ, а ещё чёрная тумбочка со встроенной чёрной раковиной и зеркало над ними. Я сбросила с себя худи и бельё, и как можно быстрее проскользнула в душ. Внутри стояли какие-то баночки, надписи на которых были на турецком. Я взяла ту, что первая попалась под руку. Перепутать гель для душа и шампунь было моей наименьшей проблемой, поэтому я особо не всматривалась. Под водой стало легче, мысли как будто бы приглушились стуком воды о стекло стенок душа. Я смывала с себя последние сутки и это было чертовски приятно. После душа я замоталась в висящее на крючке огромное чёрное полотенце. Покопавшись в тумбочке под раковиной я нашла одноразовый набор состоящий из зубной щётки и маленького тюбика зубной пасты, запечатанный в целлофане. Такие кладут в ванных отелей. Без лишней скромности я решила воспользоваться этой прекрасной находкой. Сплёвывая в раковину пасту я чувствовала себя чистой и даже немного счастливой. Мои немногочисленные вещи валялись на полу и мне абсолютно не хотелось снова натягивать их на себя. Но выбора не было. Трусики я постирала в раковине, и откопав в той же тумбе фен, высушила их. Потом посушила свои волосы. Что ж, чувствовала я себя почти нормально.       — Всё в порядке? — Кира зашла в ванную, когда я уже готова была выходить.       — Да, всё отлично. Чувствую себя человеком, — быстро окинув взглядом своё отражение в зеркале, я пошла к выходу из комнаты. — Здесь что, пахнет едой?       — Точно, — подтвердила Кира. — У меня пока нет намерения заморить тебя голодом, поэтому нам привезли еды. Надеюсь, ты любишь пасту.       — Если она без лука. Ненавижу лук.       — Ты не ела сутки, а может и больше. Не выёбывайся, а?       Это прозвучало смешно. Как будто мы пререкающаяся между собой парочка. Не получилось сдержать улыбку.              — Ладно-ладно, — я подняла руки вверх в знак своей капитуляции. Еда стояла на журнальном столике, в ресторанных контейнерах. Ещё тёплая. Я взяла один из контейнеров и пластмассовую вилку, завёрнутую в чёрную салфетку. Это была карбонара и к моему счастью она была без лука.       — У тебя такое довольное лицо, — Кира села напротив в позу лотоса, держа в руках свой контейнер и увлечённо жуя.       — Потому что это дико вкусно, — я мычала от удовольствия. Я и не знала, что настолько голодная, пока не начала есть.       — Ты наверное никогда не ела по-настоящему хорошую пасту, — Кира поморщилась, — это всего-лишь местная фигня из близлежащей забегаловки.       — А мне нравится, — я пожала плечами.       — Что ещё тебе нравится?       — Пицца четыре сыра, пельмени со сметаной, борщ, и… — Я и правда задумалась. — Драники!       — Драники — это картофельные блины?       — Да.       — А ты не слишком требовательна к еде, да?       — Почему? Я очень разборчива во всём, что перечислила. Пиццу четыре сыра испортить довольно трудно, разве что тесто. А вот пельмени, борщ, и драники можно вполне себе испоганить.       — И ты умеешь всё это готовить? — Девушка напротив откровенно удивилась.       — Конечно. При чём очень круто! — Сам себя не похвалишь — никто не похвалит. — А ещё, как-то почти год у меня была жуткая депрессия, и иногда (редко) у меня появлялись на что-то силы. И вот, я начала печь капкейки. Сначала получалось ужасно. Честно, есть их было невозможно. Но потом… В общем, после того как моё состояние более-менее устаканилось, я так прокачала свои навыки, что теперь могу делать восхитительные капкейки.       — Ты была бы идеальной жёнушкой какому-нибудь начальнику отдела охраны в супермаркете.       — Да уж, — я согласно кивнула, смеясь. — Хотя мне всегда казалось, что я достойна большего.       — А сейчас тебе так не кажется?       — Сейчас, кажется, что мне вообще уже ничего не светит. Знаешь, трудно позитивно мыслить при таких раскладах.       — И то верно, — Кира легко согласилась, — но жизнь ведь непредсказуемая штука?       — Непредсказуемая. Особенно, когда она зависит от людей тебе незнакомых.       — Ты сама сюда приехала, тебя никто не заставлял, — Кира хмыкнула.       — Как и всех остальных, которые пропали безвести и по которым плачут их родственники и друзья. Нельзя людей за их глупость наказывать настолько жестоко.       — Ты решила поработать моей совестью? — Её взгляд не выражал сочувствия или раскаяния. Как я и думала, ей было ни капли не жаль. — Это моя работа, которая досталась мне как данность. Я не анализирую вещи, которые всегда были, есть, и будут. Это бессмысленно.       — Ну ведь ты кажешься хорошей. Весёлой и доброй. Почему внешность бывает так обманчива? — Из меня почему-то вырвался поток риторических вопросов. Кира лишь пожала плечами и загадочно улыбнулась.       — У тебя был секс с женщиной? — А менять тему эта дамочка умеет.       — Нет.       — Тебе хотелось бы попробовать? — Она говорила открыто, без ужимок и смущений. Взгляд был ровный, заинтересованный.       — Если честно, в этом мире есть по меньшей мере тысяча вещей, которые я бы хотела попробовать гораздо больше, чем секс с женщиной. Но если я скажу, что никогда не думала об этом, то совру.       — Так ты фантазировала? Или смотрела порнушку? — Кира оживилась.       — И то, и то, — я ненадолго задумалась, — на самом деле, в 90% я мастурбирую именно на лесбийское порно. Но это нормально. У многих так.       — У многих? Это ты так себя успокаиваешь? — Кира выгнула правую бровь и игриво сощурилась.       — Нет. Зачем мне себя успокаивать? Я же знаю, что не лесбиянка.       — Как ты можешь быть уверена, имея опыт только с мужчинами? Тебе нужно сравнить ощущения.       — И ты предлагаешь свою кандидатуру для получения драгоценного опыта? — Я непроизвольно прикусила нижнюю губу. Все эти разговоры действовали на меня странно-приятно-возбуждающе.       — Да, — она конечно же сразу призналась.       — А тебе это зачем? У тебя, держу пари, кандидаток на постель вагон и маленькая тележка.       — Мне нравится твоя внешность. Ты очень точно попадаешь в мой любимый типаж и сексуальный тип. Такое редко бывает. Поэтому я прямо тебе предлагаю потрахаться, и за это…       — Ты меня отпустишь? — Из меня вырвался истерический смешок, но я быстро его оборвала. Кира как-то странно на меня покосилась, но комментировать не стала.       — Нет, я не смогу тебя отпустить. Говорю это прямо. Но ты попадёшь не в бордель, а скажем в Индонезию, туристический комплекс. Будешь работать горничной, или ещё кем. Пару лет поработаешь и сможешь свалить, если захочешь конечно.       — Нет, — я как раз доела свою карбонару и поставила пустой контейнер на стол.       — Нет? — Кира переспросила, хотя чётко услышала ответ.       — Нет. Я не трахаюсь ради выгоды.       — Ладно, — её тон совершенно не изменился. Мой отказ, кажется, никак её не задел. Она доедала свою пасту и также неотрывно смотрела на меня. Эти гляделки становились слишком изматывающими.       — Ладно, — из-за неловкости я просто повторила за ней. И воцарилось молчание.       Она поставила свой контейнер с остатками пасты на стол и подсела ближе ко мне. Настолько ближе, что наши бёдра соприкоснулись. В какой-то момент её рука поднялась и оказалась возле моего лица. Ладонь скользнула по скуле, щеке, вплелась в волосы. Я не знала как на всё это реагировать, просто смотрела прямо ей в глаза, дыша через раз. Всё это казалось слишком интимным: ощущать невесомые прикосновения подушечек пальцев в волосах и видеть своё отражение в огромных чёрных глазах.              — Что ты делаешь? — Мой голос звучал глухо, как будто я всю ночь орала в караоке и наутро еле могла говорить.       — То, на что ты не можешь решиться, — и её губы накрыли мои. Я не знаю почему, хоть четвертуйте меня или расстреляйте на Красной площади, но я не отстранилась. И даже на миг у меня такой мысли не возникло. Наоборот, этот поцелуй полностью захватил меня. Я начала отвечать и абсолютно точно кайфовать от процесса. Меня бросило в жар, внизу живота потянуло от вдруг возникнувшего возбуждения. Это было странно… Я никогда так не возбуждалась просто от поцелуя.       — Стой, — когда я почувствовала её пальцы в своих трусах и мой мозг никак на это не отреагировал, я поняла, что со мной что-то не так. Я слишком расслабилась и не могла контролировать свои мысли. Они текли слишком медленно и крутились только вокруг жара в моём теле.       — Тебе же нравится? — Её губы кружили вокруг моей шеи слишком напористо и агрессивно. Они оставляли засосы, а зубы — укусы. Я не могла сопротивляться такому напору, да и всё моё тело реагировало на её действия слишком ярким и каким-то животным возбуждением. Я текла так, как будто у меня бешенство матки и всё, что мне было нужно в этой жизни — унять это вводящее с ума возбуждение. Это был… какой-то пиздец.       — Ты…- Я почувствовала её пальцы на своём клиторе и застонала в голос.       — Да, детка? — Она произнесла это рот в рот. — Постони ещё.       — Нет… — Помещение начало кружиться. Лампочки на потолке стали раздваиваться, а её пальцы уверенно продолжали тереть все самые чувствительные точки. Мне было иррационально хорошо, как никогда в жизни. Кажется, всё удовольствие в мире сосредоточилось в моём клиторе, который ни на секунду не оставляли пальцы Киры. Я не могла ни на чём сосредоточится, любая мысль утекала от меня оставляя за собой только смутные очертания. Внизу всё полыхало от возбуждения, пока вверху она терзала мои губы. Через какое-то неопределённое количество тягучего времени я почувствовала влагу на своих сосках, она начала сосать их поочередно, а потом кусать. Мне кажется, я кричала. От этих ощущений невозможно было никак отвлечься, хоть на секунду. Я словно тонула в море и отчаянно хотела спастись, но мои ступни не чувствовали дна, и я проваливалась, проваливалась, проваливалась…       — Хватит, прошу… — Последние капли здравого смысла иногда вырывались посредством каких-то слов несогласия. Но Кире было абсолютно похер. Она оставила в покое мой клитор и аккуратно проникла в меня двумя пальцами, кусая мои губы, мою шею, мои соски. Какое-то время она ритмично трахала меня пальцами.       — Ты течёшь, как сучка, — периодически я слышала её шепот прямо в ухо. В ответ я могла только стонать и хрипло дышать. От переизбытка чувств в какой-то момент из моих глаз хлынули слёзы. Стало страшно. Ко мне приближался оргазм, который я боялась не пережить. Я чувствовала такую палитру эмоций сразу, что, казалось, ярче в этой жизни меня ничего уже не ждёт. Во всём моём теле бурлило напряжение, которое никак не находило выхода. Меня начало трясти.       — Ладно, детка. Обычно я так не делаю, но ты исключение во всех смыслах… — Слова Киры доходили будто через вату. Я ничего не поняла, но через секунду она уже сидела между моих разведённых ног на полу и стягивала с бёдер мои трусы. Через пару секунд я снова почувствовала в себе её пальцы, а ещё через секунду язык на клиторе. Следующие несколько минут я вообще не помню, потому что перед глазами стояла лишь красная пелена, а все ощущения скатились исключительно в район паха. Я кричала так, будто меня режут. Это не описать чем-то вразумительным. Это и не было чем-то вразумительным, просто секс под наркотиками. Правильно подобранными, разумеется. Далеко не все наркотики вызывают такое возбуждение и эйфорию. Надо ли говорить, что кончила я феерично? На всякий случай скажу. Кончила я так, как будто вместе с моим клитором, Кира высосала из меня душу. Я билась в конвульсиях ещё минуту после, а чёрные глаза смотрели на меня снизу и мне казалось, что что-то в них горит огнём.       — Твои глаза… — Я потянула руки, чтобы дотронуться до огоньков, но мои руки перехватили и отвели в сторону. — В них огонь.              Кира поднялась с пола и закинула мои ноги на диван. С моей задницы и внутренней стороны бедер стекала смазка. Я никогда не была такой мокрой после секса.       На какое-то время Кира скрылась из моего поля зрения, но потом вернулась с влажными салфетками и вытерла меня.              — Ай, — мой клитор был слишком чувствительным и когда она провела по нему салфеткой я завопила.       — А ты и правда не лесбиянка. Обычные лесбиянки ТАК не кайфуют от секса с женщиной, — она хрипло усмехнулась, устраиваясь рядом со мной на диване.       — Ты… — язык заплетался, — накачала меня наркотой.       — Совсем чуть-чуть, — её губы вновь соединились с моими, — чтобы ты расслабилась. И ты расслабилась. Тебе было хорошо? — Костры в её глазах всё никак не потухали.       — Я думала, что умру, — я говорила очень тихо. Приносить слова было тяжело.       — От удовольствия?       — От возбуждения.       — Ты вкусная, — Кира облизнулась и прикусила мою нижнюю губу, — и громкая. Я это обожаю. Поласкаешь меня немного в ответ?       — Я… — Киру не интересовал мой ответ. Она расстегнула молнию на своих джинсах, взяла мою руку, после чего засунула её к себе в трусы.       — Давай, зайка, — она шептала это в мои губы, — не стесняйся.       Она была очень заведена, это чувствовалось по небольшой дрожи в её руках. И она не отставала от моих губ, кусала их до крови, сосала нижнюю. Пальцами я почувствовала её влагу, нежные складки, и набухший клитор. Дело было нехитрое, просто тереть его указательным и средним пальцем. Ритмично и нежно. Как это делают все девушки, когда мастурбируют. И я делала именно так.       — Да, зайка, — Кира постоянно что-то шептала мне в шею, — да, вот так…       После шёпота она кусала меня, довольно сильно. Но я всё ещё была в наркотическом бреду, поэтому укусы только заново меня возбуждали. Когда Кира на пару секунд забылась от ощущений и отстранилась от меня, я уткнулась носом в её шею. Она пахла чем-то цитрусовым и свежим, запах был настолько приятным, что меня даже повело. Я стала целовать её шею, скулы, ласкать ухо. Нежно и аккуратно. Но длилось всё это недолго.       — Ааа, бляять, — Кира в секунду напряглась и задрожала, прикусив нижнюю губу. — Пиздец.       — Пиздец не то слово.       Было странным что-то говорить после такого. Я вытащила руку из её джинсов и просто тихо лежала. Она тоже не спешила с какими-либо эпитетами. Плюс, у меня до сих пор в глазах всё кружилось и цвело яркими красками. Меня как будто по голове оглушили поленом. Но в то же время, где-то внутри меня плескалось что-то тёплое. И это уже никак не было связано с возбуждением. Я просто лежала рядом с ней, вдыхала её запах, и мне это казалось исключительно правильным. Я была уверена, что мы должны были так лежать. В этот день, в это время, в этом месте.       Или я просто придумала себе всё это под наркотой.              — Вставай, — я резко открыла глаза и поняла, что заснула. Кира стояла надо мной, а моя щека горела. Мило.       — В чём дело?       — Тебе пора вниз, — понять что-либо по её лицу было невозможно. Оно было просто… Неэмоциональным.       — Окей, — я пошатываясь встала на ноги и зажмурилась. Всё плыло. Кое как я поправила свой спущенный лифчик, и натянула трусы, поднятые с пола. Худак всё ещё был на мне, как ни странно, просто сильно задран. — Я готова.       — Что, истерик не будет? — Кира надменно ухмыльнулась, одновременно окидывая взглядом мой помятый вид.       — Нет. Идём? — Во-первых, у меня не было сил. Во-вторых, да, фактически меня изнасиловали. Но если бы я дала волю чувствам, она сразу бы поставила на мне штамп «слабачка». Не то чтобы мне нужно было её одобрение, но если бы я начала ныть, я бы перестала уважать себя.       — Идём, — передо мной открыли дверь и я вышла в коридор. По коридору шли двое мужчин по направлению к нам. Они были в чёрном, с чёрными берцами на ногах.       — О, ребят, — Кира начала говорить, — отведите её вниз.       — Без проблем, — черноволосый мужик справа посмотрел на меня с недоумением. И его в целом можно понять, я была полураздетая, на моей шее не было живого места из- за засосов и укусов, мои губы были в ранах и запёкшейся крови, а на животе расцветал синяк от вчерашнего удара Серёги. Ах да, от Серёги ещё остался след на скуле. — А её можно такую красивую отправлять в ночную поставку?       — Можно. Ведите вниз и потом ко мне зайдёте.       — Понял, — мужик кивнул и схватил меня за локоть.       Я не сопротивлялась. Просто не хотелось. Из меня как будто выкачали все силы. И радость. Мы спокойненько спустились вниз и меня без каких-либо заминок ввели в то же самое помещение, что и вчера днём. И я сразу же села у стены, не обращая внимание на уже собравшуюся компанию.       В комнате помимо меня находилось ещё пять девушек. Все заплаканные, несчастные, с потёками туши на глазах. Когда мужчины в чёрном заводили меня в так называемую «камеру», девушки плакали и просили их отпустить. Интересно, здесь когда-нибудь меняется средняя температура по палате? Я имею ввиду, бывает так, что девушки просто молча сидят и не разводят бесполезный бассейн слёз? Думаю, бывает. А бывает такое, что кто-то задерживается здесь больше, чем на двое суток? Не думаю.       И кстати, сидеть на полу в одних трусах было холодно. Да и в целом в этом помещении было прохладнее, чем наверху. Все, кроме меня, были одетыми и вполне себе целыми. Без видимых повреждений и травм. Я из этой компании, конечно, выбивалась. Наверное, поэтому на меня смотрели с сожалением и сочувствием. Но самое сильное чувство, что улавливалось в глазах каждой, обратившей на меня своё внимание — страх. Что им также как и мне причинят боль, изнасилуют, сделают с ними что-то здесь и сейчас. Я понимаю их. Это и правда страшно.              — Что с тобой случилось? — Совсем молоденькая девушка слева от меня, с очень густо нарощёнными ресницами, смотрела слишком потерянно.       — Ничего такого. Всё выглядит хуже, чем есть на самом деле, — я попыталась улыбнуться, но губы очень болели.       — Ты вся в синяках, — она произносила это и к ней как будто постепенно приходило осознание во что она вляпалась. Конечно, она ставила себя на моё место. Даже страшно представить, что она себе надумала.       — Да, — я кивнула, — так получилось. Не бери в голову.       — Сколько ты здесь? — Она нервно продолжала задавать вопросы.       — Думаю, вторые сутки. Но сегодня я с вами уеду, — вспомнились слова Киры о том, что сегодня меня можно отправлять. Согласна, зачем я ещё тут нужна?       — Ты з-знаешь куда нн-нас отправят? — Девочка начала заикаться от страха.       — Нет, — я отмахнулась, — я ничего не знаю. Как и вы все.       — Почему ты полураздетая? — В разговор вступила девушка в деловом костюме и конским хвостом на затылке.       — Я… — Мысли слишком тяжело генерировались. Если обычно я могла что угодно придумать за пару секунд, то сейчас на это требовалось от минуты и больше. — Извини, мне не очень хорошо. Я хочу просто посидеть.       — Да, конечно, — девушки участливо закивали. — Возьми мой жакет, подложи под задницу. Холодно же. — Девушка с хвостом сняла с себя чёрный деловой жакет и передала мне.       — Спасибо. Я Вика.       — Я Марина, — ответила она.       После этого короткого разговора меня разом покинула вся энергия. Я прислонилась спиной к стене, подложила под задницу Маринин жакет, и снова вырубилась. Я никогда в жизни не заснула бы в сидячем положении, да ещё и в подобной ситуации, но, видимо, на меня так действовали наркотики. Я была не в себе. Почти ничего не чувствовала, кроме холода. Меня разбудило чьё-то прикосновение к плечу. Разлепив глаза я увидела девушку с ресницами, и целую кучу мужиков в чёрном.              — За нами пришли… — Её голос дрожал. В воздухе витала паника и животный страх.       Мужики поднимали девушек с пола и куда-то уводили. Был слышен плач и крики с коридора. Наконец, забрали девушку, сидящую рядом, и очередь дошла до меня. Меня подняли и повели через коридор по лестнице наверх. Наверху был, как я поняла, смотровой зал. На стульях сидело четверо мужчин совершенно разных национальностей, а перед ними были выставлены как раз таки мои соседки по «камере». Меня поставили последней слева и я стала ловить на себе оценивающие взгляды. Эти мужчины отбирали… Куда? Наверное, этим вопросом мне не стоило задаваться. Невооружённым взглядом я заметила Киру, так же сидящую в «зрительном зале», но во втором ряду. Она что-то нашептывала своим гостям и довольно улыбалась.              — За что её избили? — Один из мужчин в первом ряду задал Кире вопрос на английском и указал на меня.              Кира что-то ответила ему и он кивнул, сразу же переводя своё внимание на других претенденток. Кажется, попорченный товар ему был не нужен. Ещё через 5 минут Кира велела своим «конвоирам» уводить нас. И вот здесь нас с дамочками из подвала разделили. Всех их вывели из здания на улицу и, как я думаю, посадили в какой-то транспорт для непосредственной транспортировки. Меня снова увели в подвал. Одну.       — Почему меня не увезли? — Я пыталась что-то расспросить у «конвоиров».       — Без понятия. Приказано тебя вернуть сюда. Сиди тихо. — Мужик втолкнул меня в подвал и громко захлопнул металлическую дверь.       — Подожди! Я хочу в туалет! — Я стала бить в дверь, но мне уже никто не отвечал. — И пить…       На полу одиноко валялся жакет, на который я снова села. Спустя несколько часов простого сидения и взгляда в никуда, я свернулась в позу эмбриона, и попыталась поспать. Свет, конечно, никто не выключал и он дико раздражал. Пол был холодный, а я всё ещё была полуголой. Шея болела. Живот тоже. Я жутко хотела в туалет. А ещё у меня пересохло в горле. Комбо.       Не знаю сколько я спала, но очнулась от дикого спазма внизу живота. Я очень сильно хотела пИсать, мой мочевой пузырь горел. Я еле-еле поднялась с пола, каким-то чудом, и стала что есть мочи бить в дверь. Но никто не желал приходить, сколько бы я не била в эту сраную железную дверь! Если честно, я уже готова была пописать прямо там, и сделала бы это, если бы дверь в конце-концов всё же не открылась. На пороге стояла Кира со слегка недовольным лицом.              — Ты чё орёшь? Мне это мешает спать.       — Мне нужно в туалет, срочно. Какого хера здесь нет туалета? Слабо предусмотреть хоть какой-то комфорт для своего «товара»? Никакого, сука, уважения.       — Ну пошли, — вид у неё был сонный и слегка угрюмый. Она спала прямо здесь? Интересно.              Мы пошли наверх, в тот же самый туалет в конце коридора. Я также абсолютно без какой-либо приватности справила свою нужду, помыла руки, и напилась воды из-под крана. Никакой другой воды, видимо, мне было не положено. Без каких-либо разговоров мы проделали тот же самый маршрут назад. Я села на уже свой, честно принятый в дар, жакет, и посмотрела на Киру, которая стояла в дверях.       — Что? — Раздражённо спросила я. Кира просто стояла и молчала.       — Спокойной ночи, — наконец родила она. Как мило. Ну спасибо, блять.       — Спокойной ночи.       Я снова легла, свернувшись комком, спиной к двери. Через секунд 15 дверь закрыли. Ну и прекрасно.       

***

      Было холодно и я опять хотела пить. Это был отходняк и честно говоря, мне было прям не очень. Я дрожала и по моему телу проходили многочисленные непроизвольные спазмы. Я не знала сколько было времени, в комнате всё так же горел свет. У меня болела спина и руки от неудобной позы во сне. Но если быть откровенной, проще было перечислить то, что у меня не болело. Где-то полчаса я просто сидела, обхватив свои колени руками, и смотрела в дверь. Делать всё равно больше было нечего. В момент, когда дверь открылась, я сидела всё в той же позе. Внутрь вошли двое мужчин в тёмно-серой форме. Что за прикол тут у них с формой? У каждой смены свой цвет?       — Пойдём, — один из мужчин подал мне руку и помог встать. Меня повели наверх.       — Можно мне воды попить? — Я даже говорила с трудом из-за пересохшего горла.       — Хорошо, я принесу тебе воды.       — Спасибо.       Меня опять привели в комнату с диваном. Если честно, меня от неё уже тошнило. И от комнаты и от Киры. На диване, конечно же, сидела сама девушка с джойстиком в руках, и во что-то играла. Мужчины быстро испарились, а я осталась стоять возле двери.              — Садись, — Кира вроде была в хорошем расположении духа. Она улыбалась и азартно убивала каких-то чудовищ в игре.              Я села. На другой край дивана, подальше от неё.              — Как дела? — Она была увлечена игрой и как бы между прочим задавала мне вопросики.       — Нормально, — говорить было трудно из-за сухости в горле, — можно мне воды?       — Да, смотри, там под консолью мини-бар. Там есть вода.       Я перевела взгляд под телевизор, где стояла игровая консоль прямо на чёрном мини-холодильнике. Я взяла из него небольшую бутылку воды без газа и почти полностью её осушила. Затем снова села на диван.              — Почему я всё ещё здесь? — Задала я самый интересующий меня вопрос.       — А ты куда-то спешишь? — Кира грязно выругалась, после чего на плазме появилась заставка «game over».       — Мне хотелось бы понимать что происходит. Думаю, здесь «товар» редко задерживается аж на трое суток. Так что я здесь делаю?       — Забавно, этот же самый вопрос сегодня утром мне задал управляющий этой базой, и благополучно был послан нахуй, — она отложила джойстик в сторону и уставилась на меня. Её взгляд задержался на сине-чёрной шее.       — Как-то невежливо, — констатировала я факт, — но направление твоих мыслей я поняла. Тебе понравилось накачивать меня наркотиками? Хочешь повторить?       — Давай только ты не будешь строить из себя жертву, — она на секунду скривила лицо, выражая крайнюю степень неприязни к этому термину, — тебе понравилось.       — Я не строю из себя жертву, я констатирую факт. Мне здесь надоело. Можно отправить меня уже хоть куда-нибудь? Всё лучше, чем сидеть здесь в обществе грёбаной психопатки. — На последних двух предложениях я заметно повысила тон. Напряжение, сидящее во мне, искало хоть какой-то выход.              Кира мрачно посмотрела на меня, не произнося ни слова. Я смотрела в ответ, тяжело дыша.       — Хорошо, отправлю, — её голос прозвучал слишком низко, — пойдёшь в душ?       — Да, но мне нужна моя сумка. Там сменная одежда. — Я уже не просила, а требовала.       — Хорошо, — она достала из заднего кармана штанов телефон и набрала кому-то смс, — сейчас принесут. — Примерно через минуту один из тех мужчин, которые забирали меня сегодня из подвала, принёс мою палёную LV и вручил мне. После я молча направилась в душ, благо, направление мне было уже известно.       В сумке лежало сменное бельё, а также чёрный топ, чёрные джинсы, и слава богу, я взяла с собой свои чёрные древние лоферы. Как всё-таки мало для счастья нужно человеку! Я была неописуемо рада, что перестану расхаживать полуголой и босой по этому грязному и жуткому месту.       Пока принимала душ, поймала себя на мысли, что не зря прошла полный курс лазерной эпиляции. Несмотря на весь пиздец, я хотя бы не была похожа на гребенного волосатого Йети и на моём теле не росли волосы. Как вам такой плюс? Охуенный, я считаю. А экономия-то какая на воске и бритвах! Всем рекомендую пройти курс лазерной эпиляции, на случай попадания в плен!       После душа я быстро просушила волосы и переоделась в свою чистую одежду. Волосы были очень спутанные, что неудивительно, ведь они сами по себе были густыми и вьющимися. Обычно я носила их в собранном виде, в пучке, например, хотя всем вокруг нравилось, когда я их распускала. Тогда я была похожа на Зендею без всех этих её укладок и выпрямлений волос. По-крайней мере мне говорил об этом каждый второй при знакомстве. Но сама я считаю, что это бред. Хотя… Возможно я слегка смахиваю на неё в «Эйфории», когда она там после очередного наркотического трипа, грязная и немытая, в своём самом ужасном состоянии. Из сходств: я была худой и высокой, но кожа у меня была на пару тонов светлее. И да, были похожи волосы. На этом всё. Лицо моё было обычным и если честно неземной красотой не отличалось. Я никогда не делала губы, не любила слишком замороченные уходы, поэтому моя сухая кожа довольно часто шелушилась. Кстати, у меня были веснушки, и зелёные глаза. А цвет моих волос был тёмным, с отливом в медь. К чему я вообще всё это веду? К тому, что в моей сумке отыскалась расчёска, и я с гримасой боли на лице старалась расчесать свою запутанную копну. Плюс ко всему, там же валялась моя косметичка и я впервые за три дня умылась своей любимой пенкой, а потом намазала лицо любимым кремом. А ещё я накрасила ресницы. Честно скажу, во мне даже немного прибавилось уверенности в себе. Именно в этот момент мне захотелось выйти отсюда, из этого здания, и вернуть себе свою жизнь.              — Знакомая картина, — выйдя из душа я увидела на столе перед диваном еду в ресторанных контейнерах. Кира уже что-то жевала, сосредоточенно наблюдая за картинкой на экране телека. Там какой-то мужик рассказывал стенд ап на английском.       — Я заказала тебе еду, — Кира продолжала смотреть на картинку на экране.       — Я не голодная, — мне не хотелось опять поехать крышей от наркотиков, поэтому есть еду от Киры в мои планы больше не входило. Проследовав к дивану, я села с противоположного края, и тоже уставилась на экран телевизора.       — В еде ничего нет, можешь есть спокойно.       — Спасибо, я решила сесть на диету, — на экране выступал Луи Си Кей, так высветилось на плашке внизу картинки.       — На диету? — Она наконец обратила на меня внимание и заинтересованно окинула взглядом мой внешний вид. — Ты и так слишком худая.       — У каждого свой взгляд на красоту.       — Ни у кого не стоит на скелет.       — Это мои проблемы.       — Нет, не твои.       — Чего ты от меня хочешь? — Я стала раздражаться. — Я не буду есть твою еду перемешанную с наркотой. Если тебе так хочется ещё раз трахнуться со мной, можешь меня связать, или попросить твоих друзей меня держать. Тебе же нравится выплёскивать агрессию в сексе?       — Нравится, — Кира согласно ухмыльнулась, — но мне не нравится доминировать над дохлой девушкой, которая в полуобмороке от недоедания. Я бы без чьей-либо помощи могла принудить тебя к чему-то, но это неинтересно. Ты слабая и обессиленная.       — А знаешь, в данной ситуации быть обессиленной и слабой мне вполне подходит.       — Но ты же не такая на самом деле, — Кира была полностью в этом уверена.       — Ты не знаешь, какая я на самом деле.       — Так расскажи.       — Да хрена с два.       Кира глухо рассмеялась. И снова сосредоточила своё внимание на выступлении комика.       Мы сидели долго и абсолютно безмолвно. Просто смотрели телек каждый на своём краю дивана. Местами было смешно. Но этот мужик явно был женоненавистником, по крайней мере, он не любил феминисток. А значит и женщин уважал мало. То что он транслировал смешило тупых людей. Поэтому неудивительно, что он был популярен. Кира над его шутками не смеялась. Трудно было сказать слушает ли она его вообще. Да и в целом было трудно проанализировать её мысли. Она просто сидела, расслабленно развалившись на диване, в очередном огромном худи и джинсах. Казалось, она не представляет никакой опасности. Она была молодая и, очевидно, очень красивая. У неё было располагающее к себе, открытое лицо, безумно красивая улыбка, приятный голос. Всё в ней вызывало притяжение. Но то что было у неё внутри… Я даже затрудняюсь подобрать для этого эпитеты. Трудно представить, что она видела с самого детства и в какой обстановке росла. Когда твой отец делает бизнес на вербовке и поставке людей по всему миру (как рабочую силу и как секс-рабынь), наверное тяжело вырасти эмпатичным и сочувствующим человеком. Она вся состояла из травм: детских, юношеских, полученных от отца, окружения. Я её не оправдываю, но её всю жизнь учили бизнесу. И никто не учил её быть в первую очередь живым человеком, со своими чувствами и желаниями.              — Ты слишком долго на меня смотришь, это уже неприлично, — Кира отвлекла меня от мыслей и да, я, действительно, всё это время неосознанно смотрела на неё.       — Сколько времени? — Жить в информационном вакууме было неприятно. Каждый день на работе я купалась в тоннах заголовков и новостей, но даже без этого я всегда начинала и заканчивала день пролистывая новостную ленту.       — 12:43. Поцелуемся?       — За те два дня, что я не читаю новости 12:43 официально назначили временем для поцелуев?       — А ты делаешь что-то только если это закреплено законодательно? — Кира улыбнулась.       — Я соблюдаю законы, в отличие от некоторых.       — Никогда-никогда не нарушала закон? Не поверю.       — Ну мне приходят иногда штрафы за превышение скорости.       — Да ты просто оторва, — она откровенно веселилась.       — Ну извини, что не организовала свою контору по продаже оружия или кокаина. У меня в жизни были другие интересы.       — Какие?       — Мне хотелось быть крутым журналистом и помогать людям. Рассказывать их истории, привлекать внимание к проблемам.       — Что ж, — тон Киры похолодел, — судя по всему я та самая «проблема» к которой ты хотела привлечь внимание.       — Всё, что здесь происходит как будто полностью игнорируется полицией. Сотни пропавших, или даже тысячи, но никто ничего не делает.       — Никто ничего не стал бы делать и после твоей статьи. Люди в полиции любят деньги, а у нас много денег. Ты просто идиотка, если решила что-то изменить в одиночку. Когда ты одна, ты ничего не можешь изменить. — Она зависла на пару секунд, всматриваясь в стену, но после быстро пришла в себя.       — Попытаться стоило.       — Слабоумие и отвага. Как мило.       — Зачем мы разговариваем? Мы никогда не сойдёмся во мнении, и наши миры никогда не пересекутся.       — А если бы мы познакомились в твоём мире и просто начали общаться, у нас был бы шанс?       — Шанс на что?       — Не знаю. На любовь, — произнесла Кира отрешённо и пожала плечами.       — Думаю, был бы, — ответила я быстрее, чем подумала. Я никогда не рассматривала женщин как потенциального партнёра для романтических отношений, но почему-то с Кирой я могла что-то такое представить. Именно с ней. Не знаю почему, но она как будто была создана по какому-то моему внутреннему эскизу идеально подходящего мне человека. Она двигалась ровно так, чтобы мне было приятно на это смотреть. Говорила так, чтобы моему уху было приятно это воспринимать. Может она была создана, чтобы продемонстрировать мне понятие словосочетания «идеальное совпадение»?       — Как бы это было? — Она подняла глаза к потолку и стала во что-то всматриваться. — Мы бы ходили в кино, ели попкорн, держались за ручки? Переспали бы на третьем свидании?       — Да, примерно так, — на моих губах против воли появилась улыбка, — так обычно и происходит у нормальных людей.       — А у ненормальных?       — У ненормальных всё ненормально. Как у нас, примерно. Я что, правда тебе нравлюсь?       — Правда. Это странно?       — Нет. Если не учитывать все обстоятельства, ты тоже могла бы мне понравиться, несмотря на то, что я никогда не влюблялась в женщин, — мой голос был ровным и тихим, выражение лица задумчивым. — Но обстоятельства нельзя никуда убрать. Так просто бывает, что встречаются нужные люди, но не в том месте и не в то время.       — Можно же изменить место, и изменить время, — Кира всё также смотрела в потолок, в одну точку.       — Ты умеешь поворачивать время вспять? — Я усмехнулась.       — Может быть.       — Ладно, — я не верила, что говорю это, — давай поцелуемся. Только не кусайся. — Кира, наконец, отвлеклась от потолка и посмотрела на меня. После недолгой паузы она подсела совсем близко.       — Обычно я всегда кусаюсь, но для тебя сделаю исключение, — и её губы аккуратно и неспешно накрыли мои. Она хорошо целовалась, чувственно и страстно. Прикосновения её губ отзывались во мне жаром и истомой, даже без дурацкой наркоты. Я что-то чувствовала от неё, или уже к ней… Не знаю. Всё было слишком сложно.       — Мне нравится как ты пахнешь, что это? — Я просто не могла игнорировать этот запах. Он как будто был создан специально, чтобы сводить меня с ума.       — Я сама его создала, — она обняла меня и уткнулась носом в мою шею, — мини-хобби.       — У тебя определённо есть талант в создании парфюма. Этот запах просто сносит крышу, — я чувствовала, как губы Киры на моей шее растягиваются в улыбке.       — А ты пахнешь гелем для душа. Он был с запахом лаванды?       — Не знаю, — было так приятно просто обниматься и болтать. — Наверное.       Я уже несколько лет не имела ни с кем близких отношений. Такая тактильность вообще была чем-то далёким и забытым. Чувствовала себя той самой недоёбаной бабой, на пути которой появился хоть кто-то, кто проявил что-то наподобие чувств. Всё это было чем-то безумным и явно нездоровым, но от этого волнение в груди не ощущалось слабее.              — В еде и правда нет наркоты, поешь, — Кира отстранилась и на её лице отразилось что- то просящее. — Мне нравится плавать по волнам, а не биться о скалы. — И похабно мне подмигнула.       — Планируешь наведываться ко мне в бордель? — Я не хотела иронизировать, из меня это вырвалось против воли.       — Я буду твоим самым щедрым клиентом, — она снова потянулась ко мне и стала медленно тягуче целовать. Это было приятно, пусть я и чувствовала себя полной дурой.              В разгар нашей сцепки губами в кармане Киры завибрировал телефон. Она тут же отстранилась, вытащила его наружу, и посмотрела на экран. Кажется, на секунду она нахмурилась, прочитав имя на дисплее. Но всё же ответила, при этом уйдя подальше в глубь комнаты.              — Да, привет, — после этого добрую минуту она молчала, вслушиваясь в речь собеседника. Выражение её лица сменялось то раздражением, то явной неприязнью.       — Всё под контролем, сегодня я всё решу, — произнесла она после минуты молчания.       — Я сказала, — тон её голоса стал повышаться, — я всё решу.       — Пока я не знаю когда приеду, у меня ещё есть дела, — прозвучала её следующая реплика. — Пап, хватит.              Так разговор был с тем самым папой? Интересненько. И папа явно был чем-то недоволен.              — Я разберусь здесь и завтра уеду. Всё, мне пора.       Понятно. Что тут непонятного. Всё кристально ясно. Завтра она уедет и забудет как меня зовут. А я попаду в ещё большую жопу. Неужели так всё и закончится?              — Ты собираешься есть? — Она вернулась на диван и снова уставилась в телек.       — Да, — смысл уже было выёбываться? Даже если там была смертельная доза наркоты, было уже как-то похер. Будущее было слишком неясным и пессимистичным, и вполне вероятно, весьма для меня трагичным.       Поэтому, я вполне себе с аппетитом съела еду, запив всё это колой, и так же молча продолжила смотреть как выступает уже какой-то другой комик. Ещё примерно час мы всё также молча наблюдали за происходящим на экране. К слову, моё состояние никак не изменилось, что подтвердило слова Киры об отсутствии наркотиков в еде. Кира всё время о чём-то думала. По ней было видно, что она погружена в себя и её не слишком волновало происходящее вокруг. Мне хотелось спросить, что именно её так загрузило, но едва ли я имела на это право.              — Тебе пора вернуться вниз, — голос Киры слишком резко нарушил обоюдное молчание.       — Хорошо, — я кивнула.       Мы вместе вышли из комнаты, спокойно и даже как-то слишком медленно шли друг напротив друга по коридору, спустились по лестнице, и, наконец, дошли до той самой двери. Почему-то мы остановились возле неё и наши взгляды пересеклись больше чем на минуту. Я смотрела на неё в тусклом свете ламп, которые бесконечно часто мигали, и вдруг подумала, что буду скучать. Это глупо и абсолютно нелепо, знаю. Я это знаю. Но что я могла сделать со своими мыслями? Что? Ничего. И да, я так подумала. И этого было уже не изменить.              — Ну, пока? — Я неловко улыбнулась. Как будто мы прощались где-то у подъезда после первого классного свидания.       — Пока, — она не улыбалась, но смотрела как-то слишком нежно. Или мне так казалось? Да, мне просто хотелось так думать.              В любом случае, я понимала, что это последняя наша встреча, по крайней мере наедине. И я сделала то, что хотела сделать своим последним воспоминанием о ней. Я подошла ближе и поцеловала её так, как хотелось мне. С чувством горечи и невысказанных эмоций, с болью, грустью, злостью, обидой, и самое главное, с чувством моей дурацкой нелепой скоропостижной влюблённости. Кира ответила на поцелуй также выливая на меня целый спектр своих собственных чувств. А потом мы остановились, почти одновременно приходя в себя. Кира открыла дверь. А я в неё вошла. И я снова села у стены, а она снова заперла меня и ушла.       Надо сказать, у стены уже сидели две девушки. Они были расстроенными и очень несчастными, но в моей голове бушевал торнадо из разных эмоций и их горе мне казалось очень далёким.              — Привет, — одна девушка заговорила со мной, — ты в порядке?       — Нет, не в порядке, — странный вопрос при всех имеющихся обстоятельствах.       — Тебя били? — подключилась вторая.       — Нет, не били. Всё… — меня перебил звук поворачивающегося ключа.       На пороге стоял знакомый Джонни в форме цвета хаки. Он не заходил внутрь, лишь не очень громко произнёс, смотря прямо мне в глаза:       — Выходи, быстро.       Я подлетела с места, быстро вставая на ноги, и вышмыгнула из «камеры» под ошалелые взгляды сидящих рядом девушек. Друг Джонни быстро закрыл дверь и, взяв меня под локоть, повёл по коридору по направлению к лестнице.              — У моего коллеги через 10 минут заканчивается смена. Он поедет домой в Стамбул. Я дам тебе пульт, который запрограммирован автоматически разблокировать все двери и багажник его машины. Сейчас тебе придётся залезть к нему в багажник и он провезёт тебя через пункт охраны. Лежи тихо, не шевелись, он не должен понять, что ты там. Примерно через 3 часа он припаркуется и выйдет из машины, подождёшь минут 15 и нажмёшь кнопку на пульте. Потом вали на все четыре стороны, поняла? Улетай первым рейсом.       — Хорошо, — у меня кружилась голова от адреналина, — но у меня нет часов.       — Примерно отсчитывай время, или… — он взглянул на часы на своём запястье и мгновенно снял их, после протягивая мне, — да ладно, держи, хер с ним.       — Спасибо.       Мы очень быстро прошлись по всем коридорам, после чего он повёл меня в противоположную от входа сторону.              — Там один из запасных выходов, он выходит на закрытую парковку.       — Ясно.       Мы, действительно, вышли на крытую парковку, где стояло примерно 5-6 машин. Затем, подошли к чёрной Ауди и друг Джонни нажал на свой пульт. Послышался щелчок разблокировки дверей. Он открыл багажник, в котором валялись какие-то инструменты и тряпки. Но в целом, место для меня там имелось.              — Залезай, — мужчина явно нервничал и торопился. Очевидно, ему нужно было поскорее вернуться, чтобы его пропажа не была замеченной. Он часто оглядывался и держал в поле своего зрения вход на парковку. Мне хотелось как можно скорее оказаться в машине, но как только я двинулась с места раздался громкий звук сирены. Такой запускают при пожаре или чп. И это значило, что…       — Блять! — друг Джонни тут же достал свой пистолет из кобуры на поясе и спрятался за машину. Я просто остолбенела. Этот громкий звук в момент парализовал меня и я испытала реально сильный шок. На парковку начали выбегать люди с автоматами в руках, и все они держали меня на прицеле. Я от страха закрыла уши и просто безмолвно стояла, окидывая ошалелыми глазами несколько десятков человек, готовых расстрелять меня в любой момент.       — Руки подними! — проорал мужик с автоматом наперевес. Я подняла и увидела как сильно они дрожат.              Сирена стихла и я задержала дыхание. На парковке появилась Кира.              — Где он? — Она обращалась к мужику, стоящему первым в ряду.       — За машину спрятался, гнида.       — Как-то не по джентельменски, оставлять девушку одну под прицелом, — её голос зазвучал громче и был обращён, очевидно, к другу Джонни.              Ответа не последовало. Возможно, он как-то связывался со своим командованием, или решал, что ему предпринимать дальше. Я не знаю. Он просто сидел там, а я стояла здесь, перед всеми ними.              — Как удачно крыса попалась в мышеловку, — Кира слишком довольно продолжила свой монолог. — Ты знал, что твои друзья вообще тебя не подозревали? Хотя крысу мы искали уже давно. Скажу честно, я тоже удивлена. Ты хорошо притворялся.       — Вытащите уже этого труса оттуда, господи! — Здесь Кира уже обратилась к своему человеку.              Четверо — двое справа и двое слева, с автоматами наготове обошли машину с обеих сторон, и началась перестрелка. Выстрелы были такими громкими, что от страха я упала на бетонный пол и накрыла руками голову. Меня трясло так, что я не понимала, где я, и кто я.              — Урод, блять! — рядом со мной протащили тело. Я приподняла голову и увидела тянущийся из-за машины кровавый след.       — Гнида ебаная! — Нога в чёрном берце со всей силы впечаталась в бок раненного друга Джонни. Он лежал примерно в метре от меня и под ним очень быстро собиралась лужа крови.       — Нет! — Понятия не имею, что творилось в моей голове, но, когда я увидела раненного умирающего человека, которого добивают ногами… Во мне что-то оборвалось. Я подползла к нему, вся измазавшись в крови, и стала прижимать руки к огнестрельной ране на боку. — Ему нужна помощь!       — Исчезни, сука, — мужик, который ударил друга Джонни ногой схватил меня за волосы и оттащил от его тела. Его нога со всей присущей человеку ненавистью врезалась в мой живот и от боли я увидела звёзды перед глазами. В догонку мне прилетело кулаком по лицу и я просто как поломанная кукла упала на пол, в полусознании.       — Хватит, — чей-то голос. Мой мозг уже не мог различать их, обалдевший от боли и шока. Я просто была счастлива, что он отошёл от меня, стараясь дышать.       — Что с ним делать? — Снова голос.       — Кончай с ним, — и прозвучал выстрел, от которого меня передёрнуло и почти вывернуло наизнанку. Еда, недавно поглощённая, вдруг запросилась наружу.       — Её тоже? — Кажется, вопрос звучал так.       — Её в сегодняшнюю поставку. Серёга тебе объяснит, — видимо, это было распоряжение Киры насчёт меня.       — Хорошо. Вниз её?       — Да, но отдельно от других. Нам излишняя паника не нужна.       Жёсткие руки потянули меня наверх, ставя на заплетающиеся ноги. Я была вся в чужой крови, живот горел огнём, но страшнее всего было увидеть мёртвого парня на полу, лежащего в луже собственной крови. Парня, который хотел мне помочь, и был моей единственной надеждой на спасение.       Не помню как меня приволокли в очередную «камеру» по соседству с предыдущей. Как и не помню следующие пару часов, проведённые в ней. Кажется, у меня была истерика, или паническая атака, или всё вместе. Я выла, валяясь на полу, от осознания произошедшего. Меня трясло в конвульсиях. Я видела перед собой лицо молодого парня, которого бесчеловечно и жестоко убили. Я чувствовала запах его крови и ощущала её на себе. И самое главное, я была в этом виновата. Я затеяла всё это дурацкое, совершенно идиотическое журналистское расследование! Если бы я не припёрлась сюда и не стала играть в шпионов, он был бы жив! И срать мне на эту статью! Человек, остался бы жив!!! Но он был мёртв. Хотя лучше бы убили меня. Потому что нет ничего ужаснее глупости и беспечности.       Сколько прошло времени к тому моменту, когда за мной пришли, затрудняюсь ответить. Может два часа, может пять. Я ничего не соображала. Кровь на мне засохла и мои руки покрылись бордовой коркой. В животе что-то болело острой режущей болью. Единственное, что я поняла, за мной пришёл Серёга. Тот самый, с которым я познакомилась в первый день.              — Нихрена себе ты красотка, — он, конечно, не оставил без комментариев мой внешний вид, — давай, обопрись на меня. Пора идти.              Я несколько раз попыталась встать, но боль в животе была настолько сильной, что я закричала.              — Мне больно, — из глаз лились слёзы, — я не могу.       — Что болит?       — Живот.       — Тебе врезали в живот? — Он быстро сообразил.       — Да.       — Совсем никак идти не можешь?       — Я даже дышу с трудом.       Серёга вздохнул и поднял меня на руки. Как ритуальную невесту на кровавой свадьбе. На очень извращённой кровавой свадьбе. Я заорала. Любое движение и смена позы отзывалось в животе ужасной болью. Он нёс меня по коридору, потом по лестнице, потом вышел со мной на улицу. Я ощутила на лице порывы ветра и приоткрыла зажмуренные от боли глаза. Было темно, но меня ослепили светящие жёлтым светом фонари у забора. Внезапно к горлу стало что-то подходить и меня стошнило. Серёга стал материться.              — Что с ней? — Я была почти без сознания и слышала всё происходящее как сквозь толщу воды.       — Скорее всего повреждение внутренних органов из-за ударов, или рёбра треснули, сложно сказать. Ты уверена, что её нужно транспортировать именно сегодня? Если с ней что-то серьёзное, она может откинуться.       — Нет, она уедет сегодня. Отнеси её. Дай ей обезбол.       — Если у неё внутреннее кровотечение, то обесбол нельзя. Она без сознания, Кир. Ты уверена?       — Другого выбора нет, неси.       И я вырубилась. Привет, темнота.