Конечно, брак не может быть таким простым?!

Несмотря на то, что трансмиграция рекламируется как приключение, возможность прожить захватывающую жизнь вдали от обыденности, Шан Цинхуа считает, что ему достался короткий конец палки. Превратившись в NPC, которому уготована жизнь рабочего, потом псевдозлодея, потом два метра под землей, даже не имея возможности изменить… в общем-то, всё это, и будучи полностью затмеваемым подонком-злодеем, превратившимся в любовный интерес, он не может сказать, что проводит лучшее время своей жизни, на самом деле, Система! Одна звезда! Плохая рецензия! Не рекомендую! И если всего этого недостаточно, его собственные творения, кажется, даже не любят его! Не может же быть, что он просто… настолько неприятен? В большинстве случаев, когда его боевые братья и сёстры спихивают на него свою работу, как на регионального стажёра секты, его ученики смотрят на него так, будто ждут, что он потерпит неудачу. Где же благоговение и уважение к шизуню уровня Нин Иньин?! Не здесь! Когда он видит их, то в их глазах только недоумение, как бы спрашивающее: «и это всё?» Ло Бинхэ, когда тот соизволил признать существование своего шишу, смотрит на него как на муравья. Маленький, гадкий муравей, который забрался на стол для пикника, чтобы откусить маленький кусочек от его бутерброда, и он только и ждёт, чтобы раздавить его под своим пальцем. Огурец-бро не даёт ему забыть о своих недостатках до тех пор, пока он не возвращается ментально в среднюю школу, где его дразнят за вес на уроке физкультуры, будто бы те акулы и чувствуют в воздухе запах крови от его неуверенности. А его король, ох, как он может забыть о своём короле? Злой, холодный, красивый Мобэй-цзюнь, его идеальный мужчина и неизбежный палач. Руки, достаточно сильные, чтобы нанести синяки, а они часто так и поступают, и лающий тон, который в некоторых отношениях едва ли не хуже (потому что это единственное, что может довести его до слёз), Мобэй-цзюнь — худший из всех, по той простой причине, что Шан Цинхуа знает, что будет посвящать себя этому демону, пока тот не убьёт его. И, скорее всего, так и будет. Опыт трансмигранта должен означать новые начинания, но он чувствует себя так, словно вернулся в свою прежнюю жизнь. Нет друзей, есть работа, которую он не любит, и есть люди, которые возлагают на него большие надежды, и жалуются, когда он их оправдывает. Постоянный голос критика, который только усугубляет его собственный, и это… Ничего. Потому что, думает он, наблюдая, как расплываются чернила под его взглядом (и только сейчас он понимает, что начал плакать), всё вернётся к Шэнь Цинцю, верно? В последние дни все так и происходит, к лучшему или к худшему. Не то чтобы он обижался на Огурца-бро. Смысла в этом нет. Его товарищ-трансмигратор — всё, что у него есть от прежней жизни, по которой он отчаянно скучает. Это место — не что иное, как ад его первой жизни с новыми людьми, с которыми можно скрежетать зубами и вежливо разговаривать, и свежим слоем краски. Он не хочет даже находиться здесь, он хочет кричать Системе, говорить это вслух мокрым голосом, который, как он знает, у него сейчас есть, пока он отчаянно вытирает слишком солёные слёзы, а «здесь» он точно не нужен. Может, Система слышит его мысли? Может, он просто наткнулся на какое-то событие, даже не подозревая об этом, а может, ему просто очень не повезло, и, зная себя, скорее всего, последнее, но пока он сидит за своим столом, подавляя рыдания, чтобы никто из учеников не пришёл проверить шум, и он ещё больше теряет то немногое достоинство, которое у него осталось, что-то происходит. Возможно, что-то не очень хорошее. Со звуком вытесняемого воздуха, как при движении, как при опускании меча, за его столом появляется тонкая чёрная линия — трещина в ткани реальности, пульсирующая тьмой. И пока он сидит и смотрит на это, словно надеясь поймать муху, всё меняется. Сначала это линия. Затем — человек. Высокий, красивый мужчина. Пугающе знакомый мужчина, потому что, конечно же, это происходит именно с ним. Это Ло Бинхэ. Не белый лотос Бинмэй, который, несомненно, где-то вдалеке бессовестно пялится на своего шизуня, нет, это его Бинхэ. Оригинальный Небесный Император Ло Бинхэ. Он сразу понял, что это его Ло Бинхэ, потому что он запомнил каждую деталь, вплоть до значка на его одежде. В каждой пряди блестящих чёрных волос, в каждой ресничке, слишком объёмной, чтобы быть естественной без макияжа, хотя он знает, что полудемон им не пользуется. Уверенность в себе и свободный хват Синь Мо, говорящий о многолетнем опыте обращения с оружием. Опыт, которого Бинмэй так и не получил. Уверенность, которую он так и не обрёл, и мантии, которые он так и не надел. Обаяние, скрывающее под собой лёд, которому он так и не научился. Это Ло Бинхэ — Самолёта, и он никогда не был так прекрасен. Красный цвет его глаз — первое, на чем сосредоточился Шан Цинхуа, всё ещё охваченный волной эмоций горького негодования и обиды. Не хочется драматизировать, но он действительно оценил, насколько они красивы, и то сравнение, которое он однажды сделал, о том, что они красные, как кровь на земле, по которой тот ходит? Сыроватое! — А, шпион. Жив? Я очень хорошо помню, как Мобэй-цзюнь убил тебя. Шан Цинхуа снова осклабился и пропустил мимо ушей вздергивание брови. — Да, но, как видит лорд Ло, этот человек всё ещё жив в этом мире. Вы пришли, чтобы изменить это? Или навестить Шэнь Цинцю? Ему не нужны двое вас, но я уверен, что он всё равно будет рад! Ло Бинхэ моргнул. — Хотите чаю? — устало спрашивает он, и мужчина, кажется, окончательно приходит в себя после неожиданной тирады. — Нет… ты, кажется, не удивлён, — и Бинге делает паузу, словно осознавая, насколько это преуменьшено: — И почему же? Лорд пика Ань Дин пожимает плечами и неуклюже складывает испорченный и скомканный пергамент, на который случайно попали сопли, в маленькую баночку, чтобы избавиться от него, когда ученики сочтут нужным навести порядок. Да, это удивительно, но сейчас он устал и расстроен, и, честно говоря, если так Система хочет его окончательно убить, чтобы он мог отправиться в лучший мир, где он не будет одноразовым, то это гораздо привлекательнее, чем «казнить за измену», на самом деле. Гораздо привлекательнее. — Мне просто повезло, верно? Небесный Император появляется передо мной только для того, чтобы срубить мою голову с плеч или что-то в этом роде, и крадёт Огурца-бро в качестве своей следующей невесты. Впрочем, уже поздно, у вас будет конкуренция. Некреативно со стороны Системы, но я не могу жаловаться, да? Я смогу хоть раз увидеть вас во всей красе, а не ручной версии. Цзюньшан просто не смотрит на меня большую часть времени. — Ты когда-нибудь перестаёшь нести всякую чушь? — Н… нет? Простите. Император… улыбается. Шан Цинхуа чувствует, как его лицо нагревается. Точно, вот почему у него так-так-так… так много жён. У него не просто красивое лицо. Он ещё и обаятельный. Если у тебя есть большая грудь, конечно. Обычно. Но эта улыбка — она другая, она знающая. Это улыбка человека, который нашёл что-то, что кажется ему интересным, как охотничья собака с запахом добычи. Человек сглатывает, и у него хватает ума немного отодвинуться назад, и это движение не остается незамеченным. — О? — полудемон делает шаг вперёд, а затем ещё один шаг вокруг стола, когда его бывший шишу снова отходит назад: — Нервничаешь в моём присутствии? Ты — странный. Приветствуешь меня фамильярно, рассказываешь о моём мёртвом шизуне и делаешь вид, будто тебе приятно меня видеть. А потом пугаешься. К этому моменту Ло Бинхэ загнал его в угол и стоял над ним, точно змея, готовая наброситься, когда ей вздумается, и сожрать трепещущую мышь. Ему действительно нужно придумать менее самоуничижительные сравнения. — Н-ну, милорд, этот, конечно, знает о вас. А кто не знает? Трудно пропустить возвышение императора, верно?! — и в конце его голос повышается, так как Синь Мо наконец-то отстраняется от опасного взмаха руки, проходящей рядом с его ногой. Ло Бинхэ кивает, выражение его лица спокойное, но забавное, как у большой кошки, играющей с едой (опять, Цинхуа, правда?!), и он говорит: — Ты прав. Вот только я уже знаю мир, в который наконец-то вернулся, и в нём точно нет такого Ло Бинхэ, как я. Насколько я помню, он совсем другой, как и этот его странный шизунь. Так откуда же ты, Шан-шишу, знаешь обо мне? Ой? Шан Цинхуа вспотел и не ответил. В конце концов, он не должен был раскрывать свою настоящую личность! Не тревожно, а? Система молчит. Помоги, пожалуйста, ты, бесполезный ИИ! Ничего. Молчание, видимо, неправильный ответ — приятное выражение лица Бинге портится, и Шан Цинхуа отшатывается к стене, словно она может поддаться и позволить ему убежать в относительную безопасность, прижавшись к ногам короля для отвратительной, но желаемой защиты, когда император рядом с ним, опустившись на одно колено, гладкая рука берёт его за подбородок и резко поднимает вверх, а он зажмуривает глаза. — Невежливо не отвечать на вопрос своего господина, Шан-шишу. Я спрошу тебя снова. Откуда ты знаешь обо мне? Система?! Молчание. Захват становится болезненно крепким, и он осознаёт, что он такой же расходный материал для этого человека, как и его вторая сущность, и что, да, его челюсть очень даже может быть оторвана, как в какой-нибудь анимации смерти из игры ужасов! — Я не настоящий Шан Цинхуа! Хватка ослабевает, но совсем немного. Судя по тому, как расширились глаза мужчины, он, по крайней мере, не ожидал такого ответа. — Объясни. Как?! Система?! По-прежнему ничего! — Я… ну, ха-ха… забавная история, не совсем для тебя, наверное, но я… умер? Типа, как кто-то другой? Я умер. Я был собой, а потом проснулся и стал… кем-то другим. Этим человеком. Я был собой, а потом я умер, и тогда я стал Шан Цинхуа. Вашим… шишу. Та-дам, — и он в панике изобразил джаз-руки, отчего губы Бинге причудливо изогнулись, и это хорошо! Быть придворным шутом лучше, чем головой на мешке! — Моим шишу… да, — его звенящий голос звучит гораздо более радостно, чем он имеет право быть сейчас, — вот почему Шэнь Цинцю здесь другой, верно? Он такой же, как ты. И Шан Цинхуа из моего мира, и шизуня из моего мира — их никто не заменял. Это многое объясняет. Шан Цинхуа расслабляется. — Но недостаточно. Мужчина снова притягивает его лицо к себе, пока он не почувствует горячее дыхание на носу и у рта, не ощутит запах масел из последней ванны, остающийся на коже, и не сможет вырваться, сколько бы раз он ни двигал головой. Мужчина заставляет его смотреть в глаза и только щёлкает языком, когда он пытается сделать иначе, словно ругая непослушного ребёнка. — Ты умер и вернулся другим. Но откуда ты знаешь о другой версии того, что существует здесь? Хороший, мать его, вопрос, и он не хочет на него отвечать! Но хватка становится всё крепче, а он всегда был трусом, когда это было важно, как любит говорить Шэнь Цинцю. — Я из другого мира, и я знаю тебя, потому что я тебя создал, конечно, я знаю тебя, я знаю о тебе всё! Я знаю, что ты ненавидишь зелёный цвет, потому что он ассоциируется у тебя с Шэнь Цинцю, и тебе до сих пор снятся кошмары о том, как он впервые ударил тебя, я знаю, что ты заказываешь нефритовые украшения в годовщину смерти своей матери, потому что боишься, что однажды забудешь её, и я знаю, что ты никогда не был доволен любой готовкой, даже самой талантливой из твоих жён, потому что она никогда не сравнится с теми блюдами, которые готовила твоя мать и вкус которых ты уже почти не помнишь! Я… я знаю, что ты любишь кошек, потому что в детстве они пытались украсть у тебя рыбу и давали тебе подержать их, хотя только Нин Иньин знает, насколько глубока эта любовь, а когда ты был маленьким, ты боялся собак! Я знаю твои любимые блюда и песни, которые ты слушаешь, когда проводишь время с той единственной женой, которую ты совершенно случайно нашёл в караване. Я знаю о тебе всё, Ло Бинхэ, потому что я тебя создал! И только когда он задыхается, и его разглагольствования заканчиваются, и он чувствует резкое облегчение, словно с его плеч свалилось что-то тяжелое, он понимает, что рука, когда-то сжимавшая его челюсть, полностью соскользнула с неё, и наконец-то поднимает взгляд на изумлённое лицо своего творения, чей рот открыт в совершенном шоке. Система? Но он не наказан. Лишь звук его панического дыхания и небольшой глоток воздуха, когда Небесный Император улыбается и притягивает лорда пика к себе на колени — небольшой рывок, почти без применения силы, и он легко, как пушинка, ложится в руки существа, которому он едва ли мог отказать. — Бог, значит, вот кто ты. Бог этого мира и моего собственного. Ты знаешь меня так же хорошо, как я знаю себя, если не лучше… — на короткое время полудемон погружается в торжественное, созерцательное молчание, при этом потрепав его по волосам, как будто он просто ищет способы получить реакцию, как будто это его забавляет: — Ну, это уже кое-что. А Шэнь Цинцю? — Нет, он просто… он, как и я, родился в уже существующем теле, но он не создавал ни тебя, ни что-либо ещё, — это достаточно расплывчатый и в то же время удовлетворительный ответ, верно? Император решительно кивает, выглядя довольным его послушанием, и начинает поправлять гуань, удерживающий его волосы, пока каштановые локоны не рассыпаются по шее Шан Цинхуа, обрамляя его лицо так, что он может сказать, что мужчине это нравится. И Шан Цинхуа наконец-то начинает казаться, что в этом разговоре что-то изменилось, и он, возможно, не захочет иметь с этим ничего общего. Ло Бинхэ так быстро схватывает то, что ему нужно, а что может быть привлекательнее, чем «бог» на поводке? — О чём ты?.. — спрашивает он, хотя сейчас ему кажется, что спрашивать не нужно, так как Ло Бинхэ поднимается и ставит его на ноги, гораздо более мягко, чем во время всего этого общения. Когда на него устремляются оценивающие взгляды, он отшатывается назад и тычет пальцем в лицо мужчине, к его явному веселью. Он говорит: — О нет, мистер, я знаю этот взгляд! Это очаровывающий взгляд «не наврежу»! Я не одна из твоих жён… — но Бинге прерывает его, берёт его руку и зажимает её между двумя ладонями, кожа которых подозрительно гладкая, учитывая, что он постоянно пользуется мечом. Его авторские решения часто основывались на романтике, а не на логике, так что пускай Огурец-бро подаст на него в суд. — Но ты мог бы им стать. Ты мог бы быть моим мужем, первым. Несмотря на то, что это ожидалось, от такого подтверждения голова словно взрывается, а красный цвет так резко приливает к щекам, что он чувствует слабое головокружение. Выйти замуж?! За Ло, мать его, Бинхэ?! Того самого?! Ни в коем случае! Это билет в один конец, чтобы быть убитым в заговоре жён, и, вероятно, одной из жён! — Ты не слушал, когда я сказал, что создал тебя? Я знаю все твои уловки, не думай, что только потому, что ты сильнее меня, я сдамся! Никакого брака, ни за что! Я, знаешь ли, плохой выбор для мужа, так что ищи себе другого! А мужчина лишь с ещё большей уверенностью в том, что это именно то, чего он хочет, подходит ближе и проводит пальцем по всё ещё влажной коже щеки, когда он по глупости расплакался из-за своего положения. Он бы никогда не заплакал, если бы знал, что это вызовет его коварного главного героя! Почему во всех вселенных его главный герой яростно бисексуален? Неужели это он написал?! Ему приходит в голову, что он уже не помнит эту часть. Хм. — Конечно, ты знаешь, что, как только я вижу кого-то, кого хочу, я так редко его не получаю, — к сожалению, это очень верно, видимо, даже в его собственном мире. — Этот лорд будет относиться к своему Шан-шишу с уважением и никогда не позволит причинить ему вред. Я буду хорошим мужем, как ты уже знаешь. Какой парой мы станем, Цинхуа, если только ты позволишь мне оказать честь и жениться на тебе. Позволь мне сделать тебя своим. И он очарователен, в него так легко влюбиться и поверить, если Шан Цинхуа закроет глаза и забудет, каково это — быть в гареме. Но он не может этого сделать, потому что сам совершил эту глупость! — Ты не получишь меня так легко, лорд Ло. Я знаю, как обстоят дела в вашем гареме, и не стану бороться в нём, — но протест становится всё слабее. На мгновение Бинге озадаченно смотрит на него, но потом сглаживает недоумение, словно щенок, заметивший особенно вкусно пахнущее лакомство. Конечно, его осведомлённость не может быть привлекательной?! Правда? Нет, — он гримасничает, но всё же позволяет Небесному Императору притянуть его к себе за талию, удивляясь тому, как легко он помещается в его руке, — нет, это должно быть так. Быть известным, быть увиденным так, как, несомненно, его ещё не видела ни одна жена, это было бы подобно мгновенному уколу экстаза. И ему не нужно для этого работать, не нужно обнажать душу и рисковать стать уязвимым, ведь Шан Цинхуа уже видел каждый уродливый уголок его существа и до сих пор не счёл его неуместным. Как же это заманчиво для него. Как сильно притягивает. Когда император проводит носом по челюсти Шан Цинхуа, когда его пальцы так нежно тянутся к поясу на его талии, лорд пика не протестует. Впервые за много лет он почувствовал себя желанным, разве это не печально? Под взглядом Ло Бинхэ он чувствует себя цветком, который наконец-то смог распуститься, и когда руки находят кожу его бёдер, его рот формирует слова задолго до того, как он успевает убедить себя в обратном: — Я пойду с тобой. И он чувствует улыбку на обнажённой коже своей шеи, прежде чем увидит её. — Я сделаю тебя самым счастливым человеком на свете, Шан Цинхуа. Он не сомневается в этом. Возможно, он умрёт ужасной смертью от ревнивой демоницы, но, возможно, это будет стоить того ради нескольких ночей отличного секса, верно? Он не может поверить, что продает за это свою душу, ох, Шэнь Цинцю был бы очень разочарован. И, возможно, немного зол, что он спит с оригинальной версией его мужа. Но в этом есть плюс. — Пока твои жёны не превратили меня в собачий корм, ты должен сесть и позволить мне рассказать тебе о местах, которые стоит посетить. Я знаю несколько классных мест, где можно раздобыть могущественные артефакты, знаешь ли! — он хотя бы пытается говорить бодро, но пальцы Бинге дразняще хватают его за ягодицы, пока он не шлёпает по рукам, глядя в лицо, светящееся детским восторгом. Он кажется таким молодым и расслабленным, каким Шан Цинхуа его никогда не видел. — Похоже, ты так уверен, что этот лорд позволит своим жёнам насладиться твоим обществом, — он пробормотал это так, словно не хотел говорить это кому-то, кроме себя, его тон немного отличается от того, что ожидает Шан Цинхуа, но что он знает о том, как Ло Бинхэ обращается со своими наложницами? Может быть, он просто более собственнически относится к ним! В любом случае, это не изменит того, как приятно трепещет его желудок. Дурацкие черты демона. Ух. — Это… ну, кхм, ты не можешь постоянно держать меня при себе! — он хотя бы пытается возразить, но Бинге лишь хмыкает, поглаживая его по голове. Он использует любой повод, чтобы прикоснуться к нему, сухо замечает Шан Цинхуа, но не жалуется. — Почему же не могу, шишу? — Кха… так не бывает?! — Кто сказал? Шан Цинхуа огорчённо застонал и уткнулся лицом в грудь Бинге. В его крепкую, хорошо сложенную грудь, которая урчит от довольного смеха. Приятно. — Ах, какой бесстыжий жених. Пойдём-пойдём, шишу, соберём твои вещи и уйдём. Потом ты сможешь рассказать мне о секретах моего мира или о чём пожелаешь. Мы проведём вместе всё время в мире, если ты пожелаешь. И он находит, что хочет. Это решение далось ему легко, ведь его так мало подталкивали. Покинуть мир, которому он был не нужен, ради человека, которому он нужен, отказаться от жизни, которую дала ему никудышная Система, и взять свою судьбу в собственные руки… ведь именно для этого и предназначен трансмиграционный процесс, да?

Поэтому, когда Ло Бинхэ протягивает ему руку, чтобы скрепить обещание жить вместе, Шан Цинхуа без колебаний соглашается.