Christmas In White Fur

Том Реддл ненавидел Рождество. Совершенно точно. Определённо. Другие дети любили этот праздник, когда приют украшали сосной и веточками омелы, попечители расщедривались на хоть какие-то подарки, а благодаря существенно увеличившимся пожертвованиям еда в столовой становилась вкуснее и питательнее. Но для Тома всё это было не благом, а очередным болезненным напоминанием, как всё могло бы быть, не умри его мать на пороге этого приюта. Дети из нормальных полноценных семей получали не какого-то потрёпанного мишку, открытку или новые носовые платки. Им были предназначены настоящие, новые, пахнущие шоколадом и счастьем подарки в красивых блестящих обёртках из фольги и узорчатого пергамента. Их украшали бантами и коричными палочками, веточками остролиста и полосатыми лакричными леденцами. Для них заранее и тщательно готовилось место под праздничной ёлкой. Если пройти под окнами чужих домов в сочельник, можно учуять аромат этих подарков. А, может быть, он придумывал себе этот аромат, краем глаза ловя отблески каминного огня на скрытых в полумраке ёлки блестящих бантах? Тому Реддлу было всего шесть, но он уже не верил в Санту Клауса и других рождественских духов. Дети, у которых есть родители, могут позволить себе верить во что угодно, но к сиротам правда жизни приходит слишком рано и без их на то согласия. Никто не трудился прятать их подарки в рождественские носки. Никто не скрывал, что их приносят попечители приюта и что их, обычно, не хватает на всех. Не бывает добрых чужих дедушек, которые приносят тебе то, что ты захочешь, если ты весь год был послушным мальчиком. (По крайней мере, Том всегда убеждал себя в этом перед тем, как совершить очередную кражу. Он не был послушным мальчиком и не собирался им быть в глупой надежде на то, что когда-то его за это отблагодарит добрый волшебник). Не отблагодарит. Том сам подарит себе мишку, причём не того, что останется после переборчивых старших, а самого лучшего, плюшевого, с зелёным бантом. Он сразу заметил его среди прочих игрушек. Глаза дяди-попечителя стали стеклянными, а улыбка застыла на лице, когда Том властно приказал ему, протягивая за подарком свою маленькую ручку: «Отдай!». Несколько секунд мистер сомневался, но потом покорно протянул медведя, правда, куда-то мимо Тома — его взгляд всё ещё оставался бессмысленным. Реддл схватил игрушку и мгновенно отскочил назад, рефлекторно предвосхищая попытку её отобрать, но ничего такого не случилось. Глянув исподлобья, он напоследок хлестнул мужчину мысленной линейкой по пальцам. Мужчина ошатнулся (у Тома всегда лучше получалось причинять боль, чем приказывать) и недоуменно схватился за кисть. Том отлично знал, как ощущается эта боль: миссис Коул не скупилась на наказания, когда застала его за воровством прошлым летом. Он ненавидел её за это, но с тех пор проецировать свою боль на других стало ещё легче, так что кое-в-чем «урок» действительно пошел ему на пользу. Оглядываясь, Том побежал по пустым коридорам приюта Вула. Хорошо, что ему удалось перехватить попечителя до того, как у прочих воспитанников закончатся занятия, они обступят его гурьбой и отберут лучшие подарки. Он передвигался быстро и ловко, как зверь, стараясь создавать как можно меньше шума. Из часовни доносились звуки церковного хора — перед Рождеством воспитанники почти круглые сутки проводили там, воспевая рождение сына божьего. Но не Том. Он убедил миссис Коул, что заболел, чтобы провести праздник в одиночестве в своей комнате. Он всегда праздновал Рождество в одиночестве. Преподаватели и воспитатели были ему противны, приютские дети — и того хуже. Они и сами взаимно не любили его. Мальчик зашел в свою скудную комнату, в которой жил один (пришлось постараться, чтобы выселить отсюда соседей и сделать так, чтобы никто больше не захотел с ним жить). Положил медведя на кровать, отошёл на шаг и вдруг с ненавистью посмотрел на него. Он понял, что потерял к нему интерес, перестал нуждаться в нём, как только заполучил. Глупая игрушка. Не нужен он ему. Никто ему не нужен. Том плюхнулся на свою узкую кровать и стал смотреть в потолок, заложив руки за голову. Пение из часовни просачивалось сквозь стены и отдавалось гулким эхом в пустоте между ними, и нигде в приюте нельзя было спрятаться от него. В это время темнело рано, поэтому комната вся была прорезана оранжевыми закатными лучами, пробивающимися через замерзшее окно. В их свете медленно вздымалась и кружилась пыль. Где-то в шкафу скреблась одинокая мышь. Том перевернулся на бок и накрыл голову подушкой, чтобы хоть немного заглушить пение. В комнате опять что-то поскреблось, на этот раз громче. Мальчик откинул подушку и настороженно поднялся: судя по звуку, это не мышь, а целая крыса, а от крыс нужно избавляться сразу. Как оказалось, звук доносился не из шкафа, а со стороны окна. Том подошёл к нему и, поднявшись на цыпочки, дыхнул горячим дыханием на стекло и протер его рукавом. В образовавшемся окошке стал виден голый заснеженный кедр, что рос прямо возле его окна (Том иногда использовал его, чтобы незаметно сбегать из приюта), а на одной из веток, прямо возле его оконного карниза, покачивалось что-то белое. Том прищурился и разглядел белый пушистый хвост и два огромных жёлтых глаза. Кошка? Он фыркнул и, поскучнев, отошёл от окна. Всего лишь кошка, а никакая не крыса. Том снова плюхнулся на кровать и решил, что пролежит так до ужина. Или вовсе не пойдёт ни на какой ужин. Но через минуту из-за окна снова послышался звук, на этот раз это было жалобное мяуканье: кошке явно не нравилась ситуация, в которой она оказалась. Она, вероятно, не могла спуститься, но Том не собирался с этим ничего делать. Он не любил кошек. Да и в принципе — животных. Кроме, пожалуй, змей. Змеи хотя бы умели разговаривать. Ему никогда не было понятно, почему в сказках самыми умными персонажами делают сов или воронов, если очевидно, что самые умные животные — змеи. Люди иногда такие глупые. Терпеть одновременно и пение и надрывное мяуканье оказалось сложнее, чем просто пение, и Том не выдержал: подошел к окну, с трудом открыл примерзшую защёлку и распахнул старые трухлявые створки. Его мгновенно обдуло морозом, а ветер вдул на подоконник горсть пушистых снежинок. Вместе с ними туда с неуклюжим шлепком приземлился небольшой комок такой же белоснежной шерсти. У комка были короткие, дрожащие от холода лапки, невероятной пушистости хвост и кисточки на ушах. — Ты что тут забыл? — неприязненно спросил Том у котёнка. — Уходи. Здесь тебе не место. Котёнок моргнул и прижал уши к голове — понятное дело, разговаривать он не умел. Том скривился. — Тупая рожа, — пробормотал он недовольно и закрыл окно. За всего несколько секунд, когда оно было открытым, он успел продрогнуть до костей, поэтому, наплевав на кота, мгновенно вернулся к кровати и забрался под одеяло. Одеяло и само по себе было холодным, так что пришлось свернуться калачиком и усиленно подышать внутри, нагревая воздух. Внезапно сверху на него приземлилось что-то мягкое. Том раздраженно стряхнул из себя котёнка, но тот зацепился когтями за ткань и удержался. — Брысь отсюда! — Мальчик высунул голову из-под одеяла и увидел прямо перед собой кошачью морду. Котёнок пристально его рассматривал и вид у него был… на диво осмысленный. — Чего тебе надо?! Котёнок устроился на его груди поудобнее и лёг, подмяв под себя лапки. Секунда — и из его груди раздалось трескучее вибрирующее урчание. Том притих, застанный врасплох этим удивительным звуком. Он мгновенно заполонил собой комнату, укутал её, убаюкал и как будто даже согрел, словно в его холодной приютской комнате из ниоткуда появился камин с уютно потрескивающими дровами. Кажется, даже вездесущее церковное пение, напоминающее Тому о счастье и празднике, которого у него никогда не будет, отошло на второй план. Мальчик притих, глядя на котёнка. Злость куда-то вдруг улетучилась. — Ладно уж, оставайся. Надеюсь, у тебя чистые лапы. Говорят, кошки не любят грязь. Котёнок был полностью белый — того самого снежного оттенка, что как будто отсвечивает голубым, — и никих пятен на нём не было видно. — А имя у тебя есть? — Том помолчал, разглядывая кошачью морду. Глаза у котенка были не жёлтыми, как ему изначально показалось, а изжелта-зелёными, слишком яркого и ядовитого цвета, которого он не видел раньше у котов. — Значит, будешь Вайпер. Вайпер не возражал против такого имени. Он продолжал уютно мурчать, устроившись у мальчика на груди поверх одеяла. Том молчал, разглядывая его. Он всегда праздновал Рождество в одиночестве. Но, может, не на этот раз?

* * *

Все знания Тома о домашних питомцах заканчивались на том, что их нужно держать в своей комнате и периодически кормить. Это уже само по себе непросто, лишней еды в приюте не водилось. Когда колокол отзвенел пять часов и все дети отправились на встречу с попечителями, Том незаметно прокрался на кухню. Она располагалась в полуподвальном помещении на цокольном этаже и каждая ступенька под ногами мальчика предательски скрипела. Он сел на нижнюю ступеньку перед дверью в котельную и поднёс пушистую морду Вайпера к своему лицу. — Не шуми здесь, — строго предупредил он, не став, однако, использовать внушение. Вайпер мягко уткнулся лапками ему в губы. Том тихонько приоткрыл дверь, пробрался сквозь тёмное жаркое помещёние и шмыгнул оттуда в кладовую. Долго находиться здесь было нельзя: кухарки прекрасно знали, что дети воруют еду, поэтому тщательно бдели над сохранностью продуктов. Если поймают, добром это не кончится, синяки долго сходить будут. В кладовой никого не было, со стропил свисала дурно пахнущая вяленая говядина и рыба. Том миновал мешки с крупой и ящики с овощами, пробрался к шкафчикам, открыл створки (они оглушительно скрипнули) и схватил первую попавшуюся стеклянную бутылку с чем-то белым внутри, надеясь, что это молоко. В этот момент за дверью раздались шаги. Том не стал срываться с места, а припал к земле, как зверь, и переждав опасность, ушёл бесшумно, как он умел. Вайпер дожидался его на ступеньках. Всё таки неглупая зверюга, не стал за ним идти. Схватив котёнка и прижав его к себе свободной рукой, спрятав за отворотом пиджака, мальчик крадучись прошелся по коридорам. Солнце уже зашло и вечно экономящие на энергии воспитатели позажигали в коридорах свечи. За высокими незашторенными окнами приюта бесшумно сыпался снег, он казался голубым на фоне ночи. Открытая дверь в столовую выливала на паркет желтую полосу света, оттуда доносился бодрый звон приборов, голоса и смех — на праздничный ужин в сочельник готовили много и вкусно, поэтому его никто не пропускал. Кроме Тома. Он на цыпочках прокрался мимо столовой, одним рывком минув жёлтую полосу. — Эй, что это у тебя, Реддл? Том замер. Голос Билли Стаббса, его одноклассника, разнёсся по всему коридору. Похоже, Билли отлучался в туалет: на нём была верхняя одежда, припорошенная снегом. К счастью, кроме них тут никого не было, а в столовой все были слишком заняты ужином. Подогнав к горлу побольше колючей ярости, которая жила в его желудке с малых лет и только ждала своего часа, Том медленно развернулся. — Прочь, — шипящим от злости голосом приказал он. Глаза Билли остекленели, затем он неуклюже дёрнулся, будто его огрели по голове, и кинулся бежать. Том отправился в свою комнату. Он очень надеялся, что взял именно молоко, а не что-нибудь бесполезное, что кошки не едят. Ему повезло. Когда он вернулся, положил Вайпера на кровать и смог наконец открыть бутылку, закупоренную слишком прочной крышкой, оказалось, что это сливки. Довольное урчание Вайпера согревало его целую ночь.

* * *

Наутро Том проснулся от ощущения непривычного холода. Сизо-голубой сумрак заливал его комнату, за окном ослепительно белел снег. На тумбочке сидел забытый им вчера медведь с зелёным бантом и глядел на него глазами-пуговками. — Чего уставился? — спросил Том и добавил со злой иронией, на которую обычно не способны шестилетние дети: — Счастливого Рождества. Подарков ты не получишь. Он с силой щёлкнул медведя по носу и зашвырнул его в шкаф. Ему не нужна эта глупая игрушка, у него теперь есть Вайпер. Вайпер… Где Вайпер? Том растерянно оглянулся. Комната была пуста. Проверил кровать. Ничего. Вот почему ему было холодно — исчез пушистый теплый бок котёнка, который согревал его всю ночь. Но куда он мог деться из закрытой комнаты? Кто-то к нему заходил? Но почему тогда не взял медведя? В любом случае Вайпер сбежал — сбежал от него. Том почувствовал, как задрожал подбородок. — Ну и пожалуйста! — громко обратился он к невидимому собеседнику. — Ну и уходи! Стёкла на окне зазвенели от этого возгласа, а может, от обиды и разочарования, которые душили мальчика. Не будет больше воображаемого камина и воображаемых рождественских носков над ним, набитых подарками. Ничего больше не будет. Желудок громко заурчал, напоминая, что он пропустил ужин вчера. Но вместо того, чтобы пойти на завтрак, Том оделся, натянул ботинки, шарф и старое пальто, а затем взобрался на подоконник и открыл окно. Свежий слой снега, конечно же, замел все следы, но на прикрытой от ветра стороне карниза всё ещё оставались отпечатки кошачьих лап. — Вайпер, — прошептал Том и вцепился в ветку кедра. Обледенелое дерево выскользало из-под пальцев, но Том взбирался по нему уже тысячу раз в самую разную погоду, поэтому справился со спуском. Рождественский Лондон спал, укутавшись в сугробы, и пыхтел каминными трубами как тучный джентльмен — сигарами. Почти все жители в это утро сидели по домам, завтракали или ещё спали, распаковывали подарки или дарили их. Никого нельзя было выманить из уютного гнёздышка на мороз и холод. Том снова чуял этот волшебный аромат подарков, ещё более отчётливый, чем вчера. Почти слышал восторженные детские вопли, которыми они благодарили навестившего их ночью Санту. Мальчик брел, утопая старыми ботинками в снегу и постепенно мёрз. Разумеется, никакой надежды отыскать Вайпер на соседних улицах не было и он сам не знал, на что рассчитывал. Том доверял своей интуиции, он всегда был достаточно удачлив, чтобы оказываться в нужном месте в нужное время, поэтому просто позволял ногам нести себя. Но уже буквально спустя полчаса пожалел, что так глупо ушел и даже не удосужился позавтракать. Почти все магазины в эту пору были закрыты, только из пекарни на соседней улице доносился восхитительный аромат, который рыболовным крючком зацепился за голодный желудок Реддла и потянул его к себе. Витрина пекарни была украшена венками из остролиста, их алые ягодки пылали, как кровь на снегу. Том постоял немного снаружи, вдыхая чудесный запах. На белоснежном снегу не найти белоснежного котёнка, ровно как и в тёмной комнате не найти чёрной кошки, но в жизни Тому удавались вещи и поудивительнее. Он особенный и именно потому у него всё получится. Он закрыл глаза, сосредоточился и прошептал, мешая отчаянную просьбу с внушением: — Вернись ко мне, Вайпер. Он долго не решался открыть глаза. Так и стоял, зажмурившись, пока ветер бросал колючие снежинки ему в лицо. Наконец о его штанину что-то потёрлось. Мальчик радостно распахнул глаза. Белоснежный котёнок с желто-зелёными глазами и кисточками на ушах смотрел на него, смешно дёргая усами. Мальчик радостно опустился на цыпочки и запустил пальцы в пушистую шерстку. Неизвестно, что приманило котёнка: его просьба или ароматы пекарни, но Том всё равно был рад маленькому чуду. Зазвенел дверной колокольчик и из пекарни, прощаясь с продавщицей, вышла женщина в дорогом пальто, держа в руках хрустящий пакет в обёрточной бумаге. «Должно быть, праздничный пирог» — с завистью подумал Том. — О, нет, отойди от неё! — воскликнула женщина. — Не трожь эту кошку, малыш! Том ошатнулся и, быстро подхватив Вайпер на руки, попятился вместе с ним. — Не трогай! — женщина вдруг запнулась и пристально посмотрела на него. По меховому воротнику разметались каштановые локоны, тугие и пышные, будто взбитые. Женщина их не собирала и не закалывала. Лицо ее было белым, помада красной, а глаза — синими и влажными, глядящими из-под угольных ресниц, в которых изредка запутывались пролетающие снежинки. Это была необычная леди, Том сразу понял это. Его внимание привлёк огромный меховой воротник её пальто — идеально белый, с голубым отблеском. Точно такой же, как мех Вайпер. Кровь застучала в ушах. Том развернулся, чтобы убежать. — Постой! — воскликнула женщина и ухватила поскользнувшегося на обледенелых ступеньках Тома за рукав пальтишка. — Упадешь ведь. Моргана, ко мне! Вайпер вдруг вырвался из его рук и одним прыжком перемахнул на плечи женщины. Том застыл, глубоко втянув в себя воздух и забыв, что следом нужно делать выдох. — Отдай! — машинально приказал он с отчаянием, которого давно не ощущал. В зеркальной поверхности глаз женщины на миг отразились огни гирлянд. Она дёрнула головой, удивлённо улыбнулась и глянула на него как-то по-другому, будто впервые увидела. — Извини меня, малыш. Обычно низзлы дружелюбны, но моя Моргана очень вредная и недолюбливает магглов. Не даётся им в руки, может поцарапать, — когда она говорила, красные губы размыкались и из них вырывались облачка пара. Том вроде бы разбирал слова, но не мог понять их значение. — Так ты, значит, волшебник? — Что? — Том растерялся. Мало того, что на эту женщину не подействовало его внушение, так ещё Вайпер вдруг оказался какой-то «Морганой». — Я… кто? — Я совершенно точно уверена, что только что почувствовала непреодолимое желание отдать тебе Моргану, этот пакет с пирогом и, возможно, кое-что из своих карманов. Как интересно. Ты, случаем, не голоден? Это было похоже на спонтанный выброс. — Я… — Том растерялся, но неожиданно выпалил: — Да. Голоден. — Что ж, тогда я угощаю. Рождество, всё-таки. Где живут твои родители? — У меня их нет… мэм. Я живу в приюте. — Миллисента Багнолд. Можешь звать меня мисс Багнолд. А я живу здесь неподалёку и каждый день захожу в эту пекарню, здесь лучшие булочки во всём Лондоне, — она внимательно посмотрела на него. — Как тебя зовут? — Том. Том Реддл. — Так что ты пытался сделать, Том? — Я… — Том не знал, что сказать. Подсознательно он чувствовал, что эта женщина особенная, такая же, как и он. Он встретился глазами с Вайпер (который, возможно, вовсе не Вайпер) и в душе его проснулось давно забытое чувство, тёплое и доверительное. — Ты пытался колдовать? — подсказала она. Так спокойно, будто спрашивала об этом всерьёз. — Я не… — Фу, Моргана. Где ты так испачкалась? Так и быть, поможем тебе. Женщина оглянулась по сторонам и, заговорщически улыбаясь, достала из рукава пальто деревянную указку. Том инстинктивно ошатнулся, но быстро успокоился: он не в приюте и никто не собирался бить его по рукам. Мисс Багнолд легонько взмахнула ею — и мокрая грязная шерсть котёнка мгновенно стала чисто-белой и сухой. Том со свистом выпустил задержанный в лёгких воздух, его глаза в восторге расширились, щёки покраснели. — Невербальная магия, — улыбнулась Миллисента. — К счастью для тебя и для Морганы, я весьма умелая волшебница. Ну так что ж, мистер Реддл, говорят, Рождество — лучшее время чтобы сделать пожертвование в Мунго… ну или в маггловский приют. Покажешь мне дорогу? Я уверена, твои друзья с удовольствием разделят с нами этот пирог. — Мэм… мисс Багнолд. А можно мы не пройдем в приют? У меня там нет друзей. — Том переводил взгляд с кошки на волшебницу и обратно. Его шестилетнюю душу переполнял восторг, которым он не хотел ни с кем делиться. Мисс Багнолд сделала шаг в сторону и нахмурилась. — А твои воспитатели не хватятся тебя? — Нет, — поспешно ответил Том, боясь, что она может передумать. — Совсем нет, мэм. — Вот как, — лучистые глаза женщины на миг потемнели. Она как будто что-то обдумывала. Что-то неприятное. — Ну что ж. Магглорождённым, конечно, не положено… Но сегодня ведь Рождество. Нельзя игнорировать это, верно? Том не знал, о чём идёт речь, но на всякий случай кивнул. Он не любил Рождество, но если оно поможет переубедить волшебницу, он готов был его полюбить. Всем сердцем. — Тогда как на счёт выпить чая у меня дома? Моргана будет рада тебе. Ты ей очень понравился. — С радостью! А вы покажете что-нибудь ещё? Какое-нибудь ещё волшебство? — Может быть. Но не раньше, чем ты расскажешь мне, что делаешь здесь один в рождественское утро, — женщина стянула с руки красную перчатку и ласково погладила белую шерстку своей кошки. — Ты совершенно права, моя дорогая, что привела его сюда. Клянусь Мерлином, ни один ребёнок в мире не заслуживает оставаться один в Рождество.