Не/мой и не/любимый

Двадцать были важным возрастом, порогом от юношества к молодости. Впереди были самые сложные годы жизни, что должны были вместить в себя так многое. А сейчас я стою на их пороге в полном смятении. Стол накрыт сотней закусок. Лю и Соён улыбаются, а старик смущенно отводит взгляд. Уми хвастается моей старшей прислуге розовым наспех сшитым платьем, а Хан загадочно улыбается, будто он все подстроил. Нелепые пожелания Лю, сменяются долгими и трогательными от Соён. Уми просто плачет словно осознавая, как стар её желанный жених. А хозяин дома дает напутствие, что я никогда не слышал от собственного отца. - Спасибо вам, господин, что остаетесь человеком, - последняя фраза трезвого Лю. Весь вечер я дрожу. Мне до одури тепло и дышать сложно. Будто вся пугающая своей пустотой жизнь осталась за порогом моих двадцати. Наивная вера, что все может быть иначе прорастает в груди. - Будьте осторожны, Соён, уверена, что доведешь его? - Взгляните, господин. На него и пьяным никто не позарится напасть. Себе же дороже выйдет, - щурясь от тяжелой ноши на своих плечах ухмыляется девушка. – Решайте свои дела и возвращайтесь домой, без ваших капризов нам правда скучно. - Вернусь и буду вести себя пуще прежнего раз так, - улыбаюсь ей и провожаю взглядом. Хан стоит у дверей, на нем белая рубашка с высоким воротником, прикрывающим шею. Лопнувшая губа покрылась коркой заживая, а серые глаза блестят от хмеля. - Твой дядя спит? – я застыл у двери глядя на него, парень явно не собирался внутрь. Он кивнул меня протягивая ладонь к рукаву. - Мне идти за тобой? Мне вновь кивнули, и я покорно последовал. Мы шли под покровом ночи с бледно мерцающими июньскими звездами. Ночная живность в траве громко судачила о прожитом дне, а наглая коза на привязи проводила нас взглядом выставляя в мою сторону рога. Я думал мы идем к вишне, но Хан присел у стога сена, и я ухмыльнувшись сел рядом облокотившись на сухую траву. - Ты выпил много вина? Щеки красные я и в темноте вижу, - улыбаюсь ему, а он головой машет и показывает пальцами мол чуть-чуть. Здесь тихо. Слышно, как бьется сердце в груди. Он еще недолго смотрит на меня и вздыхая достает листок из кармана укладывая мне на ладонь. - Это мне? Что-то вроде подарка на совершеннолетие? Я улыбаюсь уже слишком много за сегодня, скулы сводит. Разворачиваю сверток и ударяюсь о землю с огромной высоты. «Нет во мне сердца. Остался я без него с тех пор как отдал его - аромату апрельской ночи и теплым как мёд глазам» Перевожу на него взгляд, а он дрожит и замер на меня, лишь брови поднял и глаза бегают словно выискивая ответ. - Ты что мне день решил испортить? – мой голос звучит куда более грозно, чем я предполагал, и Хан едва заметно отстраняется. – Какое мне дело до твоих влюбленностей? Не можешь забыть ту говорливую девчонку со двора? Так мне что теперь, м? К моему удивлению он словно мне назло начинает улыбаться, а после переходит на смех. Щеки все еще красные, а глаза наливаются блеском. Указывает на листок, а после прикладывает руку к моему плечу. Еще некоторое время я сижу словно в тумане. От его ладони по телу расползается жар и ударяет в грудь. Сердце замирает. - Это у меня глаза медовые? – я спрашиваю едва слышно, боюсь, что неправильно его понял. Он смущенно кивает. А я подаюсь вперед, укладывая ладонь на фарфоровую кожу. Хан не пытается убрать лицо, смотрит неотрывно будто выжидает и глаза серые опускаются на мои губы вновь поднимаясь в верх. Его горло вздрагивает. - Если скажешь «нет» я остановлюсь, - тихо шепчу я, замирая в мгновении от поцелуя, что в один час разобьет меня на части. В ответ мне слышится лишь тихое «Да». Я касаюсь его губ своими и обжигаюсь. Влажные и холодные они отдают сладостью, а мягкость пробуждает желание укуса. Прильнув к чужим устам теряю голову, а веки закрываются. Моя ладонь, что покорно замерла на его щеке начинает подрагивать, стремясь изучать всё тело, но я упрямо держу ее. Второй осторожно приобнимая чужую талию. Его губы выскальзывают, и я вновь захватываю их боясь расстаться и на мгновенье. Вкус металла касается моего языка, его рана на нижней губе вновь лопнула, но кажется и Хана это не смущает. Я становлюсь более жадным с каждым мгновеньем. Поцелуй все глубже, а ладони крепче. Он немного вздрагивает стоит мне забыться и провести по его спине. Я извиняясь глажу место, где под рубашкой скрываются синие отеки. Начинаю целовать чужие щеки, бегло каждый сантиметр. Он извивается от щекотки и слуха касается чужой смех. Я целую его глаза, брови, словно не могу остановиться. Губы касаются мочки уха, и я прикусываю ее так что парень в моих руках вздрагивает тяжело вдыхая. Я опускаюсь ниже и недовольно отдергиваюсь, глядя на шею, сокрытую высоким воротом. Смотрю в чужие глаза, а они блестят и дрожат в том же желании. Возвращаюсь к губам, чувствую чужой язык, скользнувший мне в рот. Провожу по нему своим и низ живота болезненно пульсирует, не оставляя мне и шанса выйти из игры приличным человеком. Я расстёгиваю его воротник бегло и не глядя, не уверен, но кажется сорвал пуговицу. Ныряю к обнаженной шее и замираю, вдыхая аромат. Тот самый, что свел меня с ума, тот самый, что опьяняет хуже вин и тот от которого я стал зависим. Провожу языком касаясь его горла. На вкус его кожа сладкая, словно облита патокой. Он вздрагивает и упирается ладонями мне в плечи, а я в ответ лишь более жадно впиваюсь в кожу. - Господин, - сквозь приглушенный стон слышится его голос, - стойте. Я все еще человек, пусть и утратил последние крупицы сознания по его вине. Нехотя отпускаю его шею и смотрю в лицо напротив. Чужие ладони упираются мне в плечи, и я покорно поддаюсь назад. Сено становится мне периной, а Хан нависает надо мной и смотрит хитро, словно лис. - Тише, господин. Его руки скользят по моему телу опускаясь все ниже по торсу, что я растерянно закрываю глаза пытаясь укрыться от собственного стыда. Он же скользить по бедру заводя ладонь внутрь и отодвигая мою ногу чуть в сторону продолжает поглаживать внутреннюю сторону бедра сквозь тонкую ткань штанов. Я растерянно бегаю глазами, иглы пробирают от мест его касаний. А одна из частей тела уж слишком очевидно реагирует. Серые глаза же смотрят с давлением, наслаждаясь. Я осознаю, что не я здесь диктую правила, когда он плавно ложится сверху прижимаясь. Все еще отодвигает мою ногу давя на колено. А плоть касается такой же разгоряченной плоти, словно между нами нет и доли одеяний. Его губы в сантиметре от моих, но он дразня держит расстояние. Я закидываю руки ему на плечи пытаясь подтянуть себе, но лишь кончик чужого языка мне доступен. Касаюсь его своим, так жалобно и моляще, а он поглаживает мою щеку свободной рукой, плавно начиная двигаться вперед и назад. Дыхание сбивается, а внизу все каменеет с новой силой. Кажется, меня покинула вся кровь, и она тут же ударяет в самое сердце, когда Хан все же сжалившись надо мной дарует поцелуй. Томный, нежный, что лишь разжигает желание внутри. Я мучаюсь, начиная повторять его движения, хватаю чужую талию прижимая ближе к себе и разворачиваю нас меняя местами. Серые глаза закатываются, а чужой стон мне слаще самого дорогого меда. Я чувствую, как перед глазами мерцают искры, а я истома начинает переполнять тело, одним потоком вливаясь в низ живота. Мои ладони жадно хватают его талию, сжимаю не рассчитывая силы. Волна удовольствия заставляет замереть. Я моргаю пытаюсь снять мутную пелену со взора. Немного приподнимаю спину глядя на него сверху вниз. Растрепанный и смущенный, рядом с нижней губой едва заметное пятнышко размазанной крови. Щеки красные, а глаза блестят в неисправимой похоти. - Почему промолчал, больно ведь, - бесцеремонно подняв его рубашку хрипло прошептал я, глядя на красные пятна в виде моих ладоней, что опоясывали талию. В ответ он лишь касается моей щеки и улыбаясь начинает выдергивать сухую траву из волос. Я не отпускаю его из рук, так и продолжаю давить всем телом. Он смущенно отводит глаза явно чувствуя, что влечение мое к нему наливается новыми силами. Мягко целует губы и нажимает на плечи отталкивая. Я хотел бы воспротивиться, но покорно отступаю и сажусь на землю. Хан застегивает ворот и недовольно морщит брови, не обнаружив одну из пуговиц. Я же вновь подаюсь к нему и осторожно целую нижнюю губу проводя языком по пятну крови. Вытираю остатки большим пальцем и не могу выпустить чужое лицо из своих рук. - Господин, дядя будет волноваться. - Лиувей, прошу, зови меня по имени. - Лиувей, - улыбается он и я краснею с новой силой.