Не/мой и не/любимый

Я помню, что никак не мог уснуть. Что тело обливалось жаром, а в ушах стоял шум. Хан, словно смилостивившись над остатками моей совести вышел, а я переоделся в чистое и распустил волосы вытряхивая из них солому. Лег на расстеленную постель, закрываю веки, а перед глазами искры. Чужие шаги едва слышны, он устало вздыхает и улыбается мне укладываясь на свою половину. Между нами проклятая полоса голого пола и сотня недосказанных слов. Я протянул руку желая коснуться его распухших зацелованных губ, но он отдернулся строго, выставляя ладонь и глазами строго указывает спать. Тяжело. Невыносимо тяжело вкусить нечто столь желанное и не иметь возможность испробовать снова… Я проснулся от толчка в свою грудь, с трудом открыл веки глядя на парня, что растрепанный и растерянный смотрел на меня сверху вниз упираясь ладонями в мои ребра. Его лицо было заспанным, веки припухли, а волосы непослушно выбились, спадая к лицу. Я изумленно осмотрелся. Лежу на голом полу, стащил его с постели в свои объятия и даже не заметил. - Прости, я не хотел, - извиняясь я расслабляю руки на его талии и отпускаю. Его лицо не выражает злости, скорее он еще не до конца проснулся смотрит на меня устало, моргает все реже. Хочется коснуться его щеки, припухлость спала, но теперь здесь красуется едва заметный синяк. Он отодвигается. Протирает глаза ладонями и на мгновенье вновь проваливается в сон. Подрывается, распахивает веки, что есть силы. Хватает мою грязную одежду, сложенную в углу комнаты и в один миг, пропадает из виду. За окном еще темно, но светлая полоса скрашивает горизонт, а значит рассвет совсем близко. Выгибаю спину и двигаюсь на свою постель. Дядя смотрит на своего племянника неотрывно за завтраком. Кажется, от этого взгляда у Хана еда встает поперек горла, и он то и дело давится. Меня же тоже мучают вопросы, поэтому, когда пустые серые глаза старика останавливаются на мне он вздрагивает, встретившись с куда более давящим взглядом. - Хан, там коза съела штаны господина, - забегая в дом с улицы смеется Уми, - сорвала с веревки и прожевала. - Ох проклятая, господин, вы уж простите, но приглянулись видать вы скотине, раз из всего белья только ваше пострадало. - Ничего страшного, передо мной многие не могут устоять, вот и коза не стала исключением. Старик усмехается, а Хан смотрит злостно из-подо лба. - Ты ступай, а мне с дядей твоим обсудить кое-что нужно. Хан замирает в дверях смотрит на меня недоверчиво и хватает за рукав подтягивая к себе. - Я сейчас приду, иди к лошади. Что ты глазами хлопаешь? Дай мне пару минут. Хан, отпусти руку, мне что с твоим дядей поговорить нельзя? Что значит нет? Ты чего так испугался, м? Его брови сошлись над переносицей, а взгляд из стороны в сторону бегает, лишь разжигая мой интерес. Хватает за руку и тянет. Я вздыхаю, хватаю его за плечо и резко подтягиваю к себе: - Не уйдешь я тебя сейчас у всех на виду поцелую, - шепчу ему на ухо. Парень вздрагивает, уверен, что ладонь его дернулась не просто так, только вот вовремя одумался, что бить меня все же не стоит. Растерянно опускает взгляд и головой из стороны в сторону машет. Наконец ушел. Я запер дверь убедившись, что Уми хлопочет во дворе. Отодвинул стул и сел, глядя на старика, что поднялся в постели предчувствуя разговор. - Взгляд у вас не добрый в мою сторону, хозяин. Не угодил я как гость или же есть что сказать? - Гостям мы всегда рады, господин, вам так тем более, - без доли искренности произносит мужчина. – Вот только забота ваша о простом слуге мне не понятна, что же руководит вами? - Что же, это ведь ясно как белый день. Вы и сами догадываетесь, осталось только произнести вслух. - Да разве о бесстыдстве таком вслух говорят. - От чего же вы все решили, что Хан только для плотских утех горазд, - я закусываю губу ударяя по столу. – Одно дело чужие, но вы ведь единственный родной ему человек и что-же, ничего кроме в нем не видите? - Для меня он ценнее всех богатств мира, но я смотрю вашими глазами и не вижу в нем ничего, что могло бы… - Вы не видите моими глазами, - я поднялся, подходя ближе к постели, - и никогда не увидите. Вы свои грязные помыслы на мне примеряете, маску пытаетесь сорвать, что я даже не носил в своей жизни. Вы в племяннике своем человека не видите, а лишь вещицу красивую, что господину понравилась! - Я люблю его и забочусь о нем! Оберегать обязан от людей подобных вам! - И что же за любовь у вас такая калечить его или же увечья эти послание ему, чтобы боли не боялся? Старик застыл и не понимающе смотрит на меня: - Какие еще увечья… Я и пальцем его не тронул в жизни! Ну бывало дам подзатыльник, да и тот легкий, так, по-отцовски… - Хотите сказать, что не вы ему тело изрезали? - О чем вы, господин? Едва ли этот человек смог так искусно изобразить непонимание. Он едва не подорвался к двери, видимо желая все узнать, но я надавил на плечо осаждая чужое любопытство. - Так уж и быть поверю, но если солгали мне, то расплата будет куда страшнее смерти. Хана вопросами не донимайте я и сам узнаю, что нужно. А во мне постарайтесь же разглядеть что-то большее, чем люди на улицах судачат. Хан так и не заговорил со мной ни на пути к полю, ни за весь день. Насупился и дергается стоит лишь ладонь протянуть. - Если тебя что-то беспокоит, следует мне просто сказать, - я скрестил руки на груди продолжая трястись в рыхлой повозке. – Я ведь знаю, что ты можешь, бросай притворяться. Но Хан упрямо молчал. - Я не говорил твоему дяде никаких глупостей. Человек впереди остановил лошадь и обернулся, глядя на меня с недоверчивым прищуром. - Или ты решил, что я ему расскажу, чем дорогой племянник ночами занимается? – судя по растерянной реакции это было правдой. – Я кто по-твоему? Мне и без того хватает дурных званий в жизни, еще и от твоего дяди получу очередное. Будешь отворачиваться, когда я с тобой говорю… Я сбавил тон, глянул на его спину и отвел взгляд в сторону. И правда, что я ему сделаю? Пора бы уже признать, что ничего. За ужином на старике не было лица, думаю отразился утренний разговор. Уми же неустанно улыбалась, глядя в мою сторону в отличие от брата, что недовольно разглядывал стол. - Ты еще не закончила с шитьем? Почему я не вижу на тебе новых нарядов? - Они ведь дорогие и красивые, я не буду их по дому носить, приберегу. - Так всю жизнь и будешь беречь, доставать, перешивать на размер больше и потом у тебя ткань сотрется или вредитель какой-нибудь подъест. Дорогие вещи такие-же, как и дешевые, их не беречь нужно, а пользовать и наслаждаться. Тебе же вдвойне! А иначе как ты потом к богатой жизни привыкать собралась как замуж выйдешь? Трудно будет. - А вы возьмете меня в жены? На этом вопросе я застыл. Старик закашлялся, а Хан растерянно посмотрел сначала на меня, а потом на широко улыбающуюся девчонку. - Кха, - откашлялся, прикрывая рот рукой, - боюсь, что я стар для тебя, да и…. - Вы подождите еще лет шесть, я вырасту и сгожусь в невесты. Вы же сами говорили, что я вырасту красавицей! - Но ведь дело не только в красоте, - я засмущался не зная, что ответить глазам, что начинали наливаться слезами. - Не быть тебе его невестой, что за вздор! – отец громко хлопнул по столу, не глядя на то как у девчушки задергалась губа. – Он сын императора, а мы с тобой кто? И ждать тебя никто не будет. Господину на днях двадцать исполнилось, а значит и невесту ему уже ищут, найдут красавицу неслыханную и женится он. Ишь она, о женитьбе удумала! - Невесту вам ищут? – жалобно всхлипывая прошептала девочка. - Я… не… - Ищут! – прервал меня старик, - у старшего господина жена первая красавица на всю империю, люди и взглянуть боятся, говорят от чарующих очей с ума сойти можно. И младшему подберут не хуже! Я ощутил на себе холодный взгляд, Хан сидел, напротив не выражая абсолютно никаких эмоций. Просто был. - Да нет у меня никакой невесты и искать ее никто не будет, - неуверенно произнес я сам осознавая всю глубину лжи. Мне двадцать, а значит если и осталась память обо мне у родителей, приволокут какую-то несчастную обручив нас. - Не беспокойтесь, господин. Это у Уми рассудок помутился. Наружности вы приятной, да и богаты… - А мне он добротой своей нравится! – девочка поднялась со стола хлопая по нему и слезы вытирает, что щеки в красный цвет окрашивают. – Он ко мне по-человечески, не как к прислуге! Она ушла громко, хлопая дверью. Старик запричитал что-то себе под нос, а Хан принялся убирать посуду. - Господин. После пары громких стуков послышался голос Лю. Я кивнул всем за столом и вышел на улицу. Он радовался каждый день видя меня целым, хоть сегодня и недоверчиво прищуривался разглядывая. Благо не стал задавать вопросов. - Деревня там небольшая, почти в глухом лесу стоит, я узнал у лягушки. Энги называется, домов десять и людей не больше трех десятков. Выясни, кто там старший и вернись, отправимся вместе и остальные вопросы задам я. Не нравятся мне методы твои. - Да, господин. - Не смотри на меня так, все равно ничего не скажу. - Да вот думаю, что изменилось в вас так со вчерашнего дня. - Смыл с лица детскую невинность. Здоровяк покраснел, раскрывая веки, а я ухмыльнулся наслаждаясь. - Не уйдешь сейчас-же поведаю подробности. - М…мне нужно идти, господин! Вернулся в дом. Наша комната пустовала. Судя по всему, Хан успокаивал расчувствовавшуюся сестру. Пришел лишь спустя полчаса и неуверенно осматривая свою постель сел напротив меня также опираясь о стену спиной. Я зажег одну свечу на подоконнике, и она сейчас играя освещала его лицо. Вчерашняя ночь не давала мне веры, что все это было правдой. Хмель в его глазах был причиной моих сомнений, но способ проверить был лишь один. Я неотрывно смотрел в серые глаза, что не убегали. Ухватил его за лодыжку и чужие веки распахнулись в изумлении. Притянул к себе и блокируя все попытки сбежать обхватил руками и ногами прижимая строптивого зверя. Обнял, что есть сил и смеясь уложил подбородок на чужое плечо. Его спина упиралась мне в грудь, а ноги я придавил своими скрестив их. Руки же под давлением перестали пытаться меня оттолкнуть. Он недовольно сдул прядь со своего лица и подрагивая приводил дыхание в норму. Кажется, все же мои сомнения были напрасны или я просто не оставил ему выбора: - Вся постель теперь смятая, - глядя на его половину прошептал я, - и нужно же так отпираться, в живот меня с локтя ударил, в глаз чуть не попал. Ну чего ты смотришь и молчишь, как я понять должен что можно, что нельзя? Вопреки моим ожиданиям он лишь отвернулся в сторону прижимаясь к моему плечу. Дыхание становится ровнее, а напряженное тело расслабляется. Я осторожно коснулся губами его шеи и тело в объятиях дрогнуло. - Твоя кожа также сладка, как и вчера, лишь сильнее пахнет мылом. Он развернулся, прикладывая указательный палец к моим губам. Глаза блестят, но брови нахмурены во всей строгости. - Почему это молчать? Кажется, с этим и ты неплохо справляешься, - моя ладонь скользит по его груди прощупывая складку на ткани. Он заметно напрягается, хватаясь за запястье, но я уже отчетливо чувствую бархат чужой кожи. Нервно выдергиваю пережатую тканью руку вновь и расстёгиваю злосчастную пуговицу. А Хан упрямо пытается оторвать мои ладони. Только вот лицо его не выражает недовольства. Глаза блестят в темноте, а губы приоткрываются. - Нужно тебя лучше кормить, смотри, как ребра чувствуются, - я глажу его, чувствую, как гладкая кожа покрывается мурашками, а Хан выгибается от щекотки. - Я просто худой от природы, - злобно сверкнув в мою сторону глазами шепчет он. - Так вот как твой язык развязать, что же прикажешь мне весь день с тебя рук не спускать если голос твой желаю услышать? – я продолжаю гладить его живот, он действительно худой, здесь нет и доли мягкости. А голова непослушно склоняется вперед, стремясь к чужим губам. - Дядя услышит, - Хан прикрывает мой рот ладонями и дергается, стоит мне резко поднять горячую руку к его груди. Я не опытен, совсем. Если и знаю что-то о плотских утехах, то только из книг с картинками, что отбирали у меня учителя. Но и там в основном были девицы, а что делать с ним и вовсе не ведаю. Но руки знают лучше моего, что им интересно и совсем не желают останавливаться. - Прекратите, ну дядя же…, - он начинает говорить так уверенно, но томно замирает с каждым мгновеньем. Моя рука застывает у ямочки между ключиц, а собственное разгоряченное тело вот-вот утратит последние силы, что сдерживают от глупостей. - Ты не умолкай только, говори, что угодно. Чепуху разную, если хочешь проклинай меня последними словами, только прошу, дай послушать твой голос, - я, борясь с собственной прихотью вынимаю ладонь и ласково целую его в висок, едва слышно, а после также мягко оставляю след своих губ на щеках. - Я просто не излишне болтлив, - ворчит он, выбираясь из моего плена. – Да и говорить мне нечего. Он встал на четвереньки поправляя свою постель, а моя рука вновь прилипла к его телу, только теперь я гладил спину и сквозь тонкий хлопок ощущал каждый выступ от мелкого шрама. - Расскажи о себе, хочу знать больше. - Не стоит тратить время на пустую жизнь каждого слуги, господин. - Я же просил называть меня по имени, - убирая руку я чувствую холодный тон в его голосе. Словно весь день брожу по тонкому льду и не знаю, где могу оступиться. Эти серые глаза смотрят так, будто я априори виноват. - По имени вас будет звать жена, вы для нее его берегли. - Жена? – я схватил его запястье, он наконец оторвал взгляд от простыни и молчит. – Я ведь сказал, что нет у меня никакой невесты! Не смей умолкать, слышишь! - Сейчас может быть и нет, да только и дураку ясно, что покуда вы господин нам суждено лишь провести несколько ночей вместе. Но не быть рядом. - Так и ты решил, что я в тебе потеху ищу? – его глаза говорили сами за себя, а горло дрогнуло. - А если я скажу, что люблю тебя? Он попытался вырвать руку, но я не дал. Ком встал в груди ударяя по глазам, что тут же запекло. Кажется, что в то мгновенье я слышал лишь чужое дыхание. - Что если не глупое влечение всему виной? Что чувство мое куда глубже и приторней. Что сердце замирает лишь от одной мысли. Ты смотришь на меня и видишь лишь господина, а я в тебе отдельный мир. Да пусть хоть проклянут меня боги, не даруя более и одной ночи с тобой, я переживу…. А вот если больше взгляд твой не коснется меня, если аромат сладостный развеется по ветру, если песнь голоса твоего прекратится… Вот тогда я погибну, Хан. Он молчал. Вновь. Смотрел, не говоря ни слова. - Не капризному господину ты приглянулся. Тебе свое сердце отдал глупый мальчишка Лиувей, у которого в жизни лишь безумие и ты. - Ваши речи приторно сладкие, - он едва слышно рассмеялся. - Я могу донести свои чувства иначе, - двинулся к нему, а он дергается вновь на хилую дверь указывая. Я вновь спал на голом полу, вернее лишь делал вид, прижимая к себе Хана. Если его убедить мне и удастся, пусть и не с первого раза, то сам я знаю одну истину, что болью откликается в груди. Не быть нам вместе, пока я господин.