А в конце все поженятся

Это началось после того, как Хэ Сюань узнал, что истинный святой пустослов был прямым порождением Цзюнь У. Когда Хуа Чэн только поделился этой информацией, она не произвела на Хэ Сюаня особого впечатления. Какое ему было дело до того, откуда явился святой пустослов, не он был главной причиной его страданий. Но чем больше времени проходило, тем чаще Хэ Сюань об этом задумывался и тем беспокойнее себя ощущал. Пока не обнаружил, что стоит на пороге заброшенного храма. — Обед. Я плачу, — бросил он в холодную темноту помещения и вышел. Цинсюань появился спустя пару минут. Они не разговаривали, ни тогда, ни впредь. Хэ Сюань действительно оплатил обед. Как и комнату, куда поднялся с Цинсюанем после. На Небесах они никогда не спали друг с другом. Это слишком усложнило бы ту хрупкую паутину недомолвок, которую Хэ Сюань плел вокруг братьев Ши. Многие сказали бы, что они не переспали и сейчас, ведь соитие женщин часто считалось лишь незначительными играми. Но Хэ Сюань не мог заставить себя прикоснуться к настоящему телу Цинсюаня. Его раздражало, что тот изменился. Повзрослел. На его верхней губе теперь постоянно красовались редкие волоски. На щеках не заживали язвинки. И от него кисло пахло потом и испражнениями. Женский облик, по крайней мере, оставался прежним. Даже переломы исчезали. Хэ Сюань не пытался вылечить их на самом деле. Думал над этим, но после того, как Цинсюань, почувствовав в себе остатки неразвеявшейся ци, ударил его веером по скуле, отказался от идеи. Не хотел однажды остаться стоять на пороге храма в одиночестве. Веер и еда были единственным, что Цинсюань согласился принять от Хэ Сюаня. Остальное вознаграждалось молчаливым отказом или ударами. Бил Цинсюань метко и обидно: по лицу, ладонью или деревянной боковиной веера. Всегда сильно, наотмашь, не боясь поставить синяк или разбить губу. Он не объяснял, что становилось причиной ударов, но Хэ Сюань всегда знал. И убирал — лишнюю ци, теплый халат, руку. Спустя месяц он уже не совершал ошибок, но удары все равно сыпались. Хэ Сюань всегда прикрывал глаза в эти моменты: Цинсюань становился слишком сильно похож на брата, когда бил. Из-за этой схожести тоже Хэ Сюань предпочитал его женское обличие. В остальное время они были нежны друг к другу. Практически болезненно нежны. Цинсюань, только что отвесившая затрещину, от которой гудела голова, не позволяла себе слишком сильно сжать пальцы на плечах Хэ Сюань, когда кончала. Хэ Сюань, только что молча вынесшая эту затрещину, замедляла, но не останавливала ласки, чтобы наслаждение несло Цинсюань на своих волнах лишнее мгновение. Они были похожи на неловких молодоженов. Хэ Сюань узнала каждую родинку на теле Цинсюань: у нее их была целая россыпь, самые большие — на правом плече и под грудью, самая пикантная — внутри половых губ. Хэ Сюань ощущала ее неровный рельеф, когда раздвигала их, чтобы осторожно лизнуть между. Цинсюань была очень чувствительной, ее нужно было ласкать легко, едва касаясь, тогда она быстро начинала поскуливать и сжимать бедра. Хэ Сюань почти всегда ублажала ее языком, а Цинсюань почти всегда действовала пальцами. Она легко научилась тереть соски Хэ Сюань именно так, чтобы под кожей начинало зудеть от желания. В эти моменты Хэ Сюань особенно хотелось попросить, чтобы она ущипнула посильнее. Но они не разговаривали. Ни о чем. Хэ Сюань молчала, извиваясь в попытках глубже насадиться на пальцы. Ей нужно было больше, она привыкла, что ее растягивают до боли, но она сжимала губы и состоялась с тем, что оргазм будет нарастать медленно, тягуче, а не накроет как ударом. О чем бы попросила Цинсюань, Хэ Сюань не знала. Иногда казалось, что она тоже хочет большего. Она могла внезапно расставить ноги шире, поднять бедра и начать тереться всей промежность о нос и язык Хэ Сюань, будто мягких поглаживаний ей было недостаточно. Но потом опадала обратно на постель и едва заметно выдыхала, отдаваясь под медленные и деликатные ласки. Иногда они подолгу целовались. Палочка благовоний догорала до основания, а они все сидели, обнявшись как влюбленные, и размыкали губы только для глотка воздуха, который был нужен лишь одной из них. Цинсюань, чуть уступавшая в росте, во время поцелуев седлала бедро Хэ Сюань, чтобы быть лицом к лицу, и начинала ерзать по нему, а Хэ Сюань чуть напрягала ногу, чувствуя, как на коже остается влажный след. Потом, кончив, Цинсюань укладывала Хэ Сюань на бок и ласкала пальцами. Хэ Сюань не очень нравилась эта поза, но она молчала и ждала, пока наконец сможет достичь оргазма. Они обе кончали по два или три раза, пока трение тел из приятного не становилось утомительным. Тогда Хэ Сюань принимал мужской облик, заказывал еще горячей воды и еды и уходил. Он никогда не дожидался, пока Цинсюань тоже превратится обратно в мужчину, натянет свое вонючее тряпье и поковыляет вниз на хромых ногах. Но всегда предупреждал, чтобы нищего из снятой комнаты не беспокоили, пока тот не уйдет сам. Они встречались так месяцами. Не чаще раза в неделю, но и не реже, чем каждые три. Весна сменилась жарким летом. Как-то раз Цинсюань вышел из храма бледный и воняющий сильнее, чем обычно. Он держался за живот и почти ничего не ел. Хэ Сюань едва заставил себя уйти с ним наверх и дождаться, пока тот сменит облик. Это был единственный раз, когда ему удалось подсунуть Цинсюаню новую одежду. К следующей встрече та уже пропахла насквозь, но желудок Циснюаня вернулся в норму. Наступила осень. Цинсюань начал хрипло, надрывно кашлять. Он был слаб и двигался медленно, как старик, пока не обращался. Это не прошло ни через неделю, ни через две. Хэ Сюань все же попробовал отдать ему больше духовных сил, чем требовалось для смены облика. Цинсюань, превратившись в женщину, ударила его так, что сломала ему нос. Хэ Сюань оставил попытки помочь. Зима пришла резко, бесснежная и такая холодная, что те, у кого имелись средства, собрали пожитки и сбежали на юг. Хэ Сюань пришлось зайти на постоялый двор и убедиться, что тот работает, прежде чем направиться к храму. Когда Цинсюань не вышел на зов, он впервые сам переступил порог. Внутри храма было темно и смертельно холодно. Хэ Сюань сделал два осторожных шага и запнулся обо что-то. У входа лежало мертвое тело. В глубине храма он нашел еще десяток и пустое, давно остывшее костровище. Запаха не было: зимний холод хранил трупы от тления. Хэ Сюань не стал рассматривать лица. Он вернулся на постоялый двор, поднялся наверх, принял женский облик и долго сидел, глядя на огонек единственной догорающей лучины, пока ее не затушил порыв ледяного ветра.