Memento mori

Стоит только взрезать ладонь, стоит только первой капле крови взмыть в воздух, сплетая в жадном порыве с чужой; стоит только первым лучам рассветного солнца пробиться сквозь прорехи в потолке старого сарая; стоит только губам Геллерта растянуться в улыбке; стоит только Альбусу податься навстречу. Карточный замок рушится от одного неосторожного касания, осыпаясь клетчатыми рубашками под ноги: где король, где дама, где туз, а где джокер — не разобрать, как ни старайся. Альбуса изламывает и выгибает, он стонет от невыносимой боли, хватаясь пальцами за запястье разъятой магией руки, пока по коже его течет черное и гнилое. Теперь это — его кровь, наполненная страданиями десятка невинных душ, через которые он перешагнул не задумываясь, в истовом желании приблизиться к мечте, которую сам же и разрушил. Геллерт падает рядом с ним на колени, пытаясь разжать сведенные судорогой пальцы. Шепчет заклинания — все, которые может вспомнить из курса лекарской магии, — но ни одно не помогает, а усилия пропадают втуне. Альбус последним одушевленным порывом тянется к нему, поднимая больной взгляд. Геллерт обхватывает его лицо ладонями, не понимая, не понимая… Понимая. С темной магией нельзя шутить, она не прощает. Альбус валится на спину. Тело его сотрясают судороги. Белки глаз закатываются под дрожащие, чернеющие веки. На висках вздуваются жилы — в них живица мешается с гнилью души. Геллерт клонится точно в молитве, придерживая его затылок, словно это действительно важно, чтобы Ал, его Ал, не разбил себе голову в припадке о твердый досчатый пол сарая. По тонкому носу стекают крупные капли. Они падают, разбиваясь о покрытый холодной испариной лоб. Кровь не останавливается. Серебро ритуального ножа истончается, исходясь ржавчиной, тает словно от кислоты. Геллерт прижимается к холодеющим губам Ала своими, собирая последний шепот дыхания, последний яркий блеск мигнувших зрачков. Альбус замирает без сил, света и жизни. Мгновение его тело холодно и спокойно, а следом осыпается сизым пеплом, пачкая Геллерту руки. Три гнойных кулона — и один не случившийся, лезвиями ножей входя Геллерту в кожу и застывают там колкими льдинками. Сколько не играй, а темной магии переиграть не дано никому. Геллерт утирает слезы рукавом, размазывая пепел по лицу. Медленно поднимается на ноги, накручивая на запястье бренчащую связку. Ослепший, опустошенный и обездушенный, он бредет в сад, руками без капли магии выбирает землю из-под корней старой яблони и складывает кулоны. Присыпает сверху землей и долго сидит над могилой. Аберфорт находит его таким и испуганно касается плеча. — Лер? Господь милосердный, что с тобой?! И где черти носят Альбуса?.. Геллерт поднимает на него холодный взгляд и моргает остановившимися глазами. Аберфорт трогает подушечкой пальца темный след на его коже и отшатывается, кривя губы. — Я не понимаю. — А я, кажется… начинаю понимать, — шепчет Геллерт, впиваясь пальцами в крепкие предплечья Аберфорта, бессильно качнувшись навстречу. Эйб ловит его в объятия, тихо исступленно ругаясь, и обнимает, прижимая к своей груди, пока Гриндевальда дрожит в его руках.

***

Батильда открывает дверь и подслеповато щурится в темноту промозглой ночи. Геллерт стоит на пороге, изучая носки собственных ботинок. Дождевая вода катится с его распущенным волос, заливаясь за воротник дорожного плаща. Племянник поднимает голову и улыбается на край искусанных губ. — Впустишь, тетушка? Мне больше не к кому пойти. Мисс Бэгшот охает, признавая, и раскрывает объятия, но потом, спохватившись, отступает на шаг и пропускает насквозь промокшего Геллерта в дом. Взмахивает палочкой, вмиг высушивая его волосы и одежду. — Гельхен, милый, почему ты не написал, что приедешь? А если бы я была в отъезде? О, Мерлин, ты совсем замерз! Скорее иди на кухню, я заварю тебе чай, а потом ты мне все обстоятельно расскажешь… Геллерт покорно позволяет стянуть с себя дорожный плащ, забрать облегченный магией саквояж, и рассеянно взъерошивает волосы, заглядывая в висящее в прихожей зеркало в тяжелой раме. Резким движением, пока тетушка суетится вокруг, разжигая свет, он смазывает почти смытый ночной стихией розоватый след с ледяной щеки и незаметно стряхивает с манжеты черной рубахи остатки мела.

***

Так замыкается круг.