✦✦✦
Хенджину не нравится. Третья неделя их совместного проживания. Четыре визита Чана и один визит Хенджина к психотерапевту. Нулевой прогресс. Они встречаются только во время еды и совместной поездки в клинику на автомобиле омеги. Все остальное время альфа проводит в своей комнате, пытается снова работать удаленно и, Хенджин уверен, топит себя в вещах Чонина. Но как подступиться и при этом не сделать хуже, он не знал. Как помочь, не навредив, тому, кто этой помощи не просил? В один из дней он не выдерживает, готовит обед и после стука в дверь заходит в комнату Чана, где не был с того момента, как заправил постель чистым бельем и поехал в больницу за парнем. Чан сидел на кровати, обложившись блокнотами и парой фотоальбомов, и держал в руке небольшой полароидный снимок. На стук в дверь он лениво обернулся и кивнул омеге. — Мы часто ссорились, — тихо говорит он, поворачивая карточку к Хенджину. — Когда сделали это фото, разругались в пух и прах. Думал, даже расстанемся. Из-за ерунды какой-то, сейчас даже не вспомню. На фотографии омега в объятьях альфы. Оба улыбаются, кажутся счастливыми, так и не скажешь, что через несколько минут пара окажется на грани разрыва. — Почему ссорились? — вдохновленный тем, что Чан первым начал разговор, омега аккуратно садится на край постели и рассматривает беспорядок. — Из-за всего… У нас было мало общего. Музыка только, может быть, — Чан вздыхает и убирает карточку в один из альбомов. — Но, чем старше мы становились, тем легче нам было понять друг друга. — Притерлись? — Джинни неимоверным усилием заставляет себя проглотить ком в горле и улыбнуться. — Наверное… — едва слышно прошептал альфа и вернулся к созерцанию запечатлённых кадров безвозвратно утерянного. Джинни поежился, почувствовав себя неуютно из-за повисшей тишины. Снова это горькое ощущение, что он лишний, отравляло разум. Омега окинул взглядом комнату, подмечая, что вещей самого альфы намного меньше, чем вещей брата, и, протянув руку, взял одну из книг с тумбочки. С обложки на него смотрел стереотипный викинг-альфач, сжимающий одной гигантской лапищей хрупкого светловолосого омежку, с трепетом смотрящего на него. «Дикий соблазн» розовыми завитушками растянулся на попе омеги, едва прикрытой полупрозрачной повязкой. — Ты читаешь такое? — неловко подшутил омега, прекрасно понимая, что книга принадлежала Чонину. Он ее вроде бы даже видел, когда собирал вещи. — Что? — встрепенулся альфа, оглядываясь. А после улыбнулся. Но не так, как раньше, а натянуто, вымученно, словно только потому, что так надо. — А что, думаешь, я такое не осилю? — Не знаю, что насчет тебя, а вот я точно не осилю, — покачал головой Хенджин, продолжая рассматривать обложку. — Почему он весь одетый и в мехах, а омега в этой смешной тряпочке? — Потому что альфа с севера, а он с юга? — Все-таки читал, да? — фыркнул Хенджин. — Я читал его дневники, — мрачно сказал Чан, отвернувшись, и принялся нервно собирать разбросанные по кровати вещи. — Понятно, — тихо ответил Хенджин, положив книгу на место. А что тут сказать? Судить он точно не собирался. Разве что был расстроен, что его догадки оказались верны и Чан действительно закапывал себя в этом месте. Вся спальня была одним сплошным алтарем Чонина, и находиться здесь было неуютно. — Я идиот. — Я знаю, — вздыхает омега. — Какие-нибудь еще озарения были? — Я все неправильно понял тогда, сделал поспешные выводы, кретин малолетний, — бухтел под нос парень так тихо, что Хенджину приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. — Извини за это… Но ты… — резко повысил голос. — Ты почему никогда не защищал себя? — спрашивает Бан Чан внезапно, с претензией даже. Джинни весь сжимается от этого вопроса, словно желая стать меньше, незаметнее. — Что же в этих дневниках было такого? — Сначала ты ответь. — Что за детский сад? — нервно усмехается Хенджин. — Не знаю. Не видел, наверное, смысла. Чан ставит свои сокровища на полку ровной шеренгой, проводит пальцем по корешкам и поворачивается к омеге. Его будто разрывает от каких-то противоречивых мыслей, известных лишь ему самому, и Джинни жадно ловит перемены в глазах напротив. — В школьной столовой, когда ты ударил Чонина, разве сложно было сказать, что произошло на самом деле? Вместо того чтобы защитить и оправдать себя, ты просто плюнул на все и ушел. — С какой стати я должен был оправдываться, если меня все равно никто никогда не слышит? — Хенджин срывается. Ну зачем опять возвращаться в прошлое? Зачем снова рвать швы на подживших ранах? Он торопится покинуть комнату, пока его не прорвало, но альфа преграждает ему путь. — Дай пройти. Я не хочу сейчас с тобой разговаривать! — Ответь, пожалуйста, — Чан не знает, зачем провоцирует омегу. Наверное, потому, что у него в душе такой раздрай, что хочется все крушить и ломать, а Хенджин снова тут как тут, попадает под горячую руку. Поэтому он ломает его. — Да какая уже разница?! Что это изменит? Я тоже был всего лишь подростком! Не лезь ко мне в душу, иначе я полезу в твою, и тебе это, поверь, не понравится! — Я просто хочу понять, — Чан с дороги не уходит, напирает на омегу. — Что, узнал, что твой обожаемый Нинни не был святым и пытаешься его оправдать, очернив меня? — Хенджин вдруг прекрасно понимает, что именно делает альфа. Пытается найти лазейку, обелить, объяснить какие-то поступки и слова. — Конечно, ведь Нинни, что бы ни сделал, всегда оставался хорошим! Да он бы на твоих глазах приставил пистолет к моей голове и выстрелил, а ты бы стоял и думал, что это я его довел, спровоцировал! Ведь бедняжка просто не мог поступить иначе! Потому что так легко верить тому, что тебе дают увидеть! Так легко продолжать считать меня плохим, а его прекрасным человеком, не пытаясь разобраться! Больно, наверное, сталкиваться с правдой? — Перестань… Замолчи! — Ну уж нет! Хватит убегать от правды! Рано или поздно тебе придется принять факты: Чонин не был идеальным, и он, черт возьми, мертв! — Закрой свой гребаный рот! — Чан обхватывает его лицо руками, больно сжимая щеки, едва не рычит и смотрит безумным взглядом. Они впервые настолько близко, что сталкиваются носами. Хенджин видит в его глазах агонию и ярость, резко подаётся вперёд и касается своими губами чужих, теплых, чуть шершавых. И кусает. Сильно, до крови. Вкладывает в этот укус всю свою злость. Хенджин думал, что раз ему все равно сейчас свернут шею, терять нечего, он физической болью отомстит за свою душевную. Омега ждёт, что Чан начнет орать, скандалить, крушить все вокруг или ударит его самого. Но альфа весь будто обмякает, опускает безвольно руки и мягко отстраняется, стоит Джинни ослабить хватку зубов. — Не делай так больше, — тихо, будто не он ещё полминуты назад рвал и метал. — Так понравилось? — отшучивается Хенджин, пытаясь унять дрожь страха и больного восторга. — Мне вот очень понравилось. — Ты реально двинутый, — качает головой Бан Чан, садится на кровать и опускает голову. Джинни забавно. Чан так хотел сломить его, а в итоге сломался сам. — Так я и не отрицаю, — омега усмехается, наслаждается чужой растерянностью. Почему только ему должно быть больно? Рано или поздно Чану придется пройти по разбитым стёклам принятия. Даже если он сам не хочет, Хенджин его за руку протащит. У них пути назад нет. — Ты сказал, что любил меня. Я тебя тоже любил, кстати. И до сих пор люблю, — признание даётся легко, он давно свои чувства принял. — Что бы ты ни делал, для меня ты всегда оставался хорошим человеком, которого я готов был принять несмотря ни на что. Так подумай, Чанни, действительно ли ты любил, если чьих-то слов было достаточно, чтобы отвернуться от меня. Омега уходит, оставляя Чана одного в собственном мире рухнувших убеждений. Хенджин всегда так — переворачивает его реальность с ног на голову и сбегает.✦✦✦
Они меняются ролями. Хенджин прощупал границы дозволенного, понял, что их, кажется, нет, и отбросил смущение, расправил крылья. Чан притих, избегал в глаза смотреть. Омега его подначивал, выводил, провоцировал, но у того будто разом вся злость прошла. Больше не срывался, не кричал, не язвил. Прятал потерянный взгляд за челкой, но Джинни все равно все видел. А стоило Чану уйти в ванную, пару раз в неделю Хенджин аккуратно пробирался в его комнату и брал какую-нибудь вещь Чонина. Он начал с малого — брелки, серьги. Брал, выходил из дома, ехал к реке и выбрасывал в нее очередную безделушку. Хватит с него. И с Чана тоже хватит, даже если тот этого еще не понял. Хенджин будет медленно, постепенно уменьшать присутствие Чонина в их жизни. — Прости, мелкий, — шептал он каждый раз, глядя на рябую поверхность реки. — Но тебе с Чаном теперь не по пути. Чан, выходя из душа, улавливал ускользающий запах полыни, смотрел, что пропало в этот раз, горько усмехался и продолжал игнорировать замок на двери. Первые два сеанса с психологом Хенджин просто прорыдал. В третий открыл рот и начал говорить, говорить и еще раз говорить. А после шестого разобрал наконец коробку с красками, кистями и холстами, оставшимися со времен академии. Возвращаться было сложно. Рука будто задеревенела, забыла, как держать кисть, первые мазки ложились неуверенно, криво. Два холста были безжалостно порваны, а сам Хенджин еще долго пребывал после этого в состоянии отчаяния и злости. Он чувствовал себя маленьким ребенком, пытающимся делать первые шаги, но ничего не выходило, и приходилось ползти, стирая колени о жесткий ковер. Но, собравшись, Джинни пытался снова и снова.✦✦✦
Жизнь — штука непредсказуемая. Когда опускаются руки и кажется, что всё, конец, дальше просто невозможно, она подкидывает причину продолжать идти вперед. Когда черная полоса кажется бесконечной, внезапно разворачивается на сто восемьдесят градусов. Может, так пытается показать глупым людям, что они не могут контролировать абсолютно все и иногда нужно просто смириться и отпустить. Жизнь — штука непредсказуемая. Джинни понимает это в тот момент, когда в клинике, где оба проходили терапию, Чан внезапно оказывается в крепких объятьях другого альфы, немного похожего на хомяка. И Чан не против, на его лице появляется искренняя улыбка, которой Хенджин не видел очень давно. За спиной незнакомца стоит невероятно красивый темноволосый омега и смотрит на Хенджина в упор. — Познакомься, это Минхо, мой жених, — говорит парень, отлипая от Чана, и приобнимает брюнета. — А это Чан, мой тот самый сослуживец. — Приятно наконец увидеть воочию героя Ханни, — усмехается омега и пожимает протянутую руку. — Героя, скажете тоже… Джисон мне жизнь спас, вообще-то… — Но сначала ты спас мою, — возмущенно перебивает Чана хомяк. — Даже пулю схлопотал! — А ты руки чуть не лишился, так что мы в расчете, — Бан Чан усмехается, а потом, спохватившись, поворачивается к Джинни. — Это Хенджин. Мой… мой друг. — Друг, значит… — коварно, по-кошачьи, щурится Минхо, с подозрением оглядывая альфу и омегу. — Ничего такого, — машет руками Хенджин, чувствуя себя максимально неловко. — О, кстати, а где Чонин? — Джисон осматривается, будто ожидает, что омега выскочит из-за угла. А Хенджин бледнеет, понимая, что сослуживец Чана по какой-то причине не знает о гибели младшего. Альфа рядом с ним напрягается, сжимает руки, прячет взгляд под козырьком кепки. — С ним все в порядке? — Он… — Чан с трудом сглатывает и поворачивается к Хенджину с такой мольбой в глазах, что омега просто не смог его проигнорировать. — Извините, нам уже пора на прием, — говорит он, запихивая альфу в так вовремя подошедший лифт и дрожащими пальцами жмет на кнопку третьего этажа, в последний момент замечая растерянные лица пары. Чан стоит рядом, смотрит в одну точку и понятно, что его мысли далеко отсюда. Когда за ним закрывается дверь кабинета, Хенджин надеется, что профессионал справится с подобным состоянием лучше, чем он, садится в кресло у окна в небольшой зоне ожидания, приготовившись провести здесь следующий час, и опускает голову на ладони. Он и сам не знает почему так испугался. Чану придется научиться говорить об этом, а Джинни повел себя как гиперопекающая мамаша, не позволив даже попытку пройти через эту ситуацию самостоятельно. Повелся на грустные глазки, черт бы их побрал… В соседнее кресло кто-то сел, и Хенджин, подняв лицо, увидел того самого омегу, Минхо. У парня в руках были две баночки кофе из автомата, и одну из них он настойчиво протягивал Джинни. — Спасибо, — прошептал омега, принимая угощение. — Ханни тоже ходит к психотерапевту, — говорит Минхо, хотя Хенджин ничего не спрашивал. — Чонин погиб, — отвечает невпопад Джинни, но оба странным образом понимают друг друга. Вокруг снуют доктора и пациенты, но в маленьком уголке кроме них нет никого. Хенджин обычно проводил этот час, копаясь в телефоне, но теперь было невежливо по отношению к случайному собеседнику продолжить свою унылую рутину. — Ханни из семьи военных, — помолчав, Минхо разворачивается всем корпусом к омеге и понижает громкость почти до шепота, — у него не было шанса свернуть с пройденной до него дедом и отцом дорожки. Он чуть не лишился руки, его мучают панические атаки и кошмары, но он, наконец, занимается тем, что ему всегда нравилось. А я для себя вынес урок: иногда то, что мы считаем худшим в нашей жизни, приводит к чему-то лучшему. — Я пока не дождался этого лучшего, — отвечает Хенджин с горечью. — А оно к тебе должно само подъехать, это лучшее? Многие смотрят в одну точку, даже не пытаясь оглядеться, обдумать варианты, и ждут, что все само решится. Это не так работает. Например, Ханни мечтал стать музыкантом, но вместо желанной академии искусств отправился в армию. Мой отец был его командиром, там он и познакомился со мной. Хотя перед его глазами ежедневно мелькало достаточно омег, он разглядел меня, посмотрев в сторону. К лучшему? Конечно, — Минхо самодовольно хмыкает. — Когда он вернулся домой, разумеется, был в депрессии. Посттравматическое расстройство, синдром выжившего… Не знаю, в курсе ли ты, но эти двое попали в засаду. Их было семь, а выжили только они, — Хенджин качает головой. Ни черта он не знал. Он видел пулевое ранение на груди альфы, слишком близко к сердцу, но история его появления оставалась для него загадкой. — Я в попытке разбавить нашу жизнь чем-нибудь позитивным повел его на концерт нашей любимой группы. Так себе идея была — он долго шугался громких звуков и криков. А мы на концерте, в толпе. Да… Умом я тогда не блеснул… Но потом мне пришла идея! Я выпросил у отца его старую гитару и притащил домой. Ох, ну и поскандалили мы тогда, — вдруг весело рассмеялся омега. — Ханни решил, что я издеваюсь над ним, потому что кисть его правой руки почти не двигалась. — По-моему, это и правда похоже на издевательство, — бормочет Хенджин. И это его Чан назвал двинутым? — Да нет же! Доктор сказал, что ему нужно совершать действия, развивающие мелкую моторику. Я просто совместил приятное с полезным. И любимая музыка, и упражнения, понимаешь? Просто Ханни тогда слишком погряз в этом унылом самоуничижении. «Я инвалид, ручка болит, весь такой никчемный, ни на что не годный, ты не должен мучиться с таким, как я» и так далее. — Сработало? — Да, — гордость то ли за себя, то ли за своего альфу, то ли сразу за обоих явно читалась на красивом лице. — Всегда знал, что мой альфа чертовски талантлив. Ну не мог я выбрать какого-то неудачника! Он сейчас неплохо шевелит пальцами, хоть ему все еще больно, но играет хорошо. Уже даже нет ощущения, что мне в уши миксер засунули. Джинни фыркает и качает головой. Да уж, новый знакомый оказался тем еще кадром. — Знаешь, — Минхо вдруг становится серьезным, — я атеист, не верю ни в ад, ни в рай, ни в бесконечный цикл перерождений. Зато я знаю, что здесь, в жизни, всегда что-то случается, и не всегда хорошее. Болезни, несчастные случаи, нехватка денег, несправедливость, потери, скандалы, разводы, предательства… А там ничего нет. Я думаю, что люди, как утюг. В какой-то момент ломаются и просто перестают включаться. Это вам здесь плохо, а твоему брату плевать. Так что сейчас вы жалеете не его, так мало пожившего, так резко ушедшего. Вы жалеете себя, потому что привыкли к его присутствию в своей жизни и не знаете, как жить без него. Разве не эгоистично? — А если все же жизнь после смерти есть? — тихо спрашивает Хенджин. Он, на самом деле, никогда не задумывался о подобных вопросах. — Ну, смотри. Если поверить в теорию перерождений, то вы еще можете встретиться, даже в этой жизни, с его бессмертной душой. Даже если и не в этой — ваша встреча все равно состоится. Так что зачем горевать, если вы расстались не навсегда? А если про рай и ад… Твой брат заслужил попадания в ад? — Вроде бы нет… Пакостил по мелочи, но ничего серьезного. Он, как я понял, в военной части был помощником хирурга, жизни спасал. — Вот видишь! Значит, первым рейсом в рай. Если верить всем рассказам об этом месте, то ему сейчас в тысячу раз лучше, чем было здесь. — А вдруг у нас неверное представление об этом? Может, в аду весело, каждый день вечеринки и анархия, а в раю тоталитарный режим? — Вау, — тянет омега и откидывается на спинку кресла. — Значит, для тебя анархия — это весело? — Ты понял, что я хотел сказать, — улыбается против воли Хенджин. — Но и я тебя понял. Моя тоска — следствие моего эгоизма. — Вроде того. Я не агитирую за свою точку зрения, просто именно такие мысли помогли мне пережить потерю папы. Вот скажи мне, что толку умирать от горя, если можно представить, что твоему близкому сейчас намного лучше? Хочешь, можешь думать, что он наблюдает за тобой сверху и оберегает. Ты можешь придумать для себя любую историю, потому что правду вряд ли кто-то из нас когда-нибудь узнает и понесет в массы. Конечно, можно годами горевать, каждый день подпитывая в себе память об ушедшем, но это не надо ни тебе, ни ему, ни, тем более, твоему брату. Вы все еще живы, понимаешь? Не надо лелеять свое горе и тратить оставшиеся годы на сожаления. — Я знаю. Проблема в Чане, — Хенджину по-глупому хочется довериться этому омеге, хочется поговорить, высказаться впервые в жизни. — Мы с Чонином не были особо близки, мне легче это пережить. Но Чан и Чонин ждали ребенка. Срок небольшой был, месяца три, наверное. Может, чуть больше. Думаю, поэтому ему еще сложнее принять и отпустить. Да и времени прошло слишком мало. — Ты ему не родитель и не психотерапевт. Будь рядом, но не перегибай, как сегодня. Он сам должен это пережить, не опираясь на тебя, как на костыль, понимаешь? Потому что ты — не временное средство для облегчения его жизни. Ты такая же личность и заслуживаешь иного отношения.✦✦✦
Хенджин бросает быстрый взгляд на Чана и возвращает внимание на дорогу. Альфа вышел после сеанса каким-то растерянным и всю дорогу, прислонившись головой к окну, смотрел на пролетающие мимо виды. — Я пригласил Минхо и Джисона на ужин в эти выходные, ты ведь не против? — аккуратно начинает Джинни. За какой-то час омеги успели многое обсудить, обменяться номерами и договориться о совместном ужине, решив, что обоим альфам это пойдет на пользу. — Мне понравился этот парень, да и у тебя с Джисоном, судя по всему, неплохие отношения. Можешь пригласить и других своих друзей. Веснушка, наверное, уже на стены лезет, что не видел тебя почти четыре месяца. — Веснушка? — хмурится Чан. — Феликс, что ли? Все нормально. Мы иногда переписываемся… — И он не считает, что я приковал тебя к трубам в подвале и ежедневно пытаю? — Откуда у тебя эти фантазии? — Мы еще не настолько близки, чтобы я тебе это рассказывал, — фыркает омега и, остановившись на светофоре, посылает альфе воздушный поцелуй. Он не знает, откуда в нем эта по-глупому смелая игривость, но уже не в состоянии остановиться. — Господи, Хенджин… — шипит Чан. — Можно без «Господи». Для тебя просто Джинни, сладенький, — подмигивает омега. — Я понял! Ужин! Хорошо, я согласен. Все, что угодно, но успокойся уже, — бухтит парень, отворачивается, но омега видит, как он прячет ухмылку за ладонью. — Как скажешь, лапуля, — Хенджин заливисто смеется и думает, что, возможно, прогресс все же есть.