Love me again

— Так близко, — Хенджин на мгновение забывает про гудящее в теле возбуждение и оставляет крошечный поцелуй на шраме, расположенном на груди Чана. — Было больно? — спрашивает, потому что ему больно даже смотреть на этот след. — Пуля застряла в ребре, — отвечает альфа, вплетая пальцы в черные локоны омеги, и притягивает его ближе. — Нагрудный ремень съехал и затормозил ее. На адреналине даже не почувствовал. — Я рад, что ты жив, — шепчет Джинни ему в губы и касается их своими. Все так по-другому. Не так, как тогда, когда он укусил Чана. Не так, как в день рождения. Сейчас между ними нет злости, обиды и желания причинить друг другу боль. Есть похоть и бурлящие невысказанные чувства, стремящиеся вырваться на свободу прикосновениями. Они едва успели добраться до кровати Хенджина, как оба остались без футболок, потому что омега бессознательно торопился, боясь, что Чан в любой момент может передумать и уйти, но маленький круглый шрам бросился в глаза как напоминание о том, что он мог потерять, и Джинни растерял часть запала. Хенджину хочется быть романтичным, хочется верить, что между ними Судьба, не меньше. Что оба не раз выживали, ускользая из лап Смерти, только ради этого момента. Чтобы тысячи переменных сложились именно так. Чтобы два человека, полюбившие друг друга будучи подростками, оказались здесь и сейчас, переплетенными на простынях. Может быть, если бы Джинни и Чан начали встречаться тогда, ничего бы не вышло, и они остались друг для друга разочарованием, о котором не хочется вспоминать. Сейчас у них есть опыт и трагическое прошлое за плечами. Сейчас они знают, как больно бывает, и могут хотя бы постараться защитить друг друга. Хенджин хочет верить в это, ведь тогда все испытания, что выпали на его долю, были не напрасны. Ведь тогда и жалеть об упущенных возможностях не стоит. Потому что все случилось именно так, как надо. Он наклоняет голову, позволяя Чану оставлять на своей шее нежные поцелуи, тает в его руках, ожидая, когда последует болезненный засос или укус, но этого не происходит. Альфа обращается с ним, будто Хенджин создан из тончайшего хрусталя и от любого грубого движения может рассыпаться. И это кажется таким неправильным, таким недостаточным. Омега сам кусается и оставляет на коже парня следы от ногтей, с силой дергает домашние шорты Чана вниз и тянет его на себя. — Джинни, остановись на секунду, — шипит Чан после того, как Хенджин довольно болезненно дернул его за волосы. Он, честно говоря, не ожидал такого напора и садистско-мазохистских наклонностей одновременно. — Ч-что? — Не обязательно причинять боль себе и мне, знаешь? — альфа проводит большим пальцем по лицу омеги и смотрит в затуманенные похотью глаза. — Просто расслабься. Я все сделаю сам, а ты просто… просто чувствуй, ладно? Хенджин растерянно кивает, не до конца понимая, что он сделал не так, и пытается последовать совету Чана. Расслабляется, утопая в мягком одеяле, поверх которого они упали, и хватается руками за подушку, вздрагивая, стоит Чану провести языком по его соску. Ему хочется плакать от того, как бережно Бан Чан обращается с ним. От того, что впервые чувствует себя в постели с альфой не куском бездушного мяса, а человеком. Человеком, которого любят и ценят. Потому что в каждом движении, в каждом поцелуе Чана столько любви, что Хенджин не выдерживает. Прикусывает нижнюю губу и жмурится, прогоняя лишние мысли. Не хватало еще развести сырость, в то время как Чан ласкает губами его бедра. Хотя сырость они и так разведут. От своих глупых мыслей омега весело фыркает и приподнимается, чтобы снять шорты и белье. Чан показывает ему, что такое прелюдии, обожая Джинни с ног до головы, не оставив ни одного участка тела без внимания. К тому времени, как они переходят к главному блюду, Хенджин не в состоянии контролировать свое разнеженное тело и может лишь лежать и возмущаться медлительности парня. Как бы хороши ни были ласки, он хотел уже почувствовать Чана в себе, стать с ним единым целым хотя бы на короткое время. Чан плавно входит в него и останавливается на секунду, только омеге этого не нужно. Он сам двигается навстречу. Боли нет. В мыслях только Чан. Нет ни прошлого, ни будущего, есть только этот момент, и они в нем. Но альфа и тут слишком аккуратен, не торопится, не срывается в быстрый темп, хоть и сдерживает себя, сцепив зубы. Потому что Хенджин под ним великолепен. Черные волосы разметались по подушке, несколько волнистых прядок упало на раскрасневшееся лицо. Блестящие глаза, смотрящие только на него. Всегда на него. И распухшие мягкие губы, которые хочется вечность целовать, не отрываясь. Чан переворачивает их так, чтобы Джинни оказался сверху, падает спиной на кровать и придерживает омегу за талию. — Двигайся сам, — выдыхает он, приподнимая бедра. — Только не причиняй себе боль, хорошо? Хенджин в ответ лишь кивает, лихорадочно облизывая пересохшие губы. Находясь сверху, он может контролировать глубину и угол проникновения, и ему сносит крышу от ощущения власти. Он прикусывает губу и проводит кончиками коротких ногтей по мускулистой, влажной от пота груди, скорее дразня, чем царапая, и начинает двигаться медленно, пытаясь прочувствовать, пропустить через себя каждую миллисекунду. Укладывает ладони альфы на свои бедра и восхищается контрастом их кожи. Перед глазами мелькает картина из прошлого, где эти руки ласкали не его, и омега с силой жмурится, прогоняя непрошеное видение, сжимает зубы и ускоряется. Чан двигается ему навстречу, и они сплетаются в единое. Во что-то горькое, болючее и вместе с тем прекрасное в своем надрыве. Альфа снова меняет их положение, стоило Хенджину пожаловаться на ослабевшие ноги, оказывается сверху и оставляет смазанные поцелуи на тонкой длинной шее. Он чувствует, что подавители перестают действовать. — Быстрее, — шепчет Хенджин, будто в бреду, желая сильнее прочувствовать их первую близость. Чтобы до синяков, до боли в теле. Ему нужны физические доказательства, что все было взаправду, что это не плод его больного воображения. — Быстрее… — спинка кровати бьется о стену. Омега не сдерживает громких стонов, кусает губы напротив, когда низ живота напрягается до боли сладко. Хенджин впервые испытывает оргазм вне течки и его накрывает волной, вышвыривая из реальности на десяток секунд, которые показались ему вечностью. В ушах шумит, и нет сил, чтобы открыть глаза, лишь дрожащие ноги безвольно опускаются с поясницы альфы на постель. Чан осторожно выходит из него минутой позже и укладывает голову омеге на грудь. Оба дышат тяжело, в унисон. Оба молчат. Нет ни сил, ни желания что-либо говорить. Оба знают, что разум Чана прояснился благодаря лекарству, и то, что случилось, уже нельзя списать на инстинкты. А потом омега чувствует влагу на своей груди. Он опускает руку и проводит тонкими пальцами по щекам альфы, смазывая слезы. Джинни гладит подрагивающую широкую спину под приглушенные звуки всхлипов, вплетает длинные пальцы в мягкие волосы, чуть влажные от пота. Чан ловит его ладонь своей, проводит нежно большим пальцем по шрамам на запястье и всхлипывает ещё громче. А потом касается старых порезов губами и прижимается к ним лбом. — Это было давно… я больше так не делаю, — шепчет Джинни в попытке успокоить. У него самого сердце разрывается, он едва держится. Чан только что окончательно попрощался с Чонином и их прошлым, сознательно переспав с Хенджином. А потом в довесок увидел то, что омега так тщательно от него скрывал на протяжении полугода. — Никогда больше так не делай. Если станет плохо, лучше меня ударь, но не вреди себе, — тихо, почти шепотом произнес Чан, продолжая гладить тонкие шрамы. — Пообещай. — Обещаю, — честно отвечает Джинни и глубже вдыхает усиливающийся аромат мяты. Он тянет Чана вверх, вытирает его лицо от влаги и нежно целует, надеясь, что так сможет передать хоть часть своих чувств и благодарности за то, что показал, как бывает и как должно быть впредь. Впервые в жизни он с нетерпением ждет второго раунда.

✦✦✦

Чан с трудом продирает глаза и стонет. Все тело болит, будто он провел эти сутки в спортзале. Медленно он встает с разворошенной постели, наступает на лежащее на полу одеяло, неподалеку замечает сброшенную одежду и пустую бутылку из-под воды. Трет руками лицо, взъерошивает торчащие дыбом волосы и надеется, что Хенджин не будет беситься, если он примет его душ, потому что сил доползти к себе просто нет. Как нет и омеги ни в спальне, ни в ванной, но по тихим звукам, проникающим сквозь дверь, Чан догадывается, что тот на кухне. Следующая связная мысль приходит, когда он оказывается под холодным душем. Он же не причинил Хенджину боль? Не сделал ничего, чего бы тот не хотел? Тревожное сознание начало привычно накручивать, и Чан ускорился, максимально быстро смывая с себя следы их ночи и половины дня, чтобы побыстрее увидеть омегу и самому убедиться, что все в порядке. В гон Чан довольно часто перегибал, но Чонин был не против, говорил, что его все устраивает. Хенджин — совсем другое дело. Во-первых, они не обсуждали, что тот считает нормальным, а что нет. Во-вторых, у него уже есть опыт за плечами. Болезненный опыт. Хенджин пришел в их отношения переломанный и склеенный снова, более хрупкий и в то же время более стойкий и мудрый, но со склонностью к саморазрушению. Чан хотел показать ему, что секс должен быть приятным и не причинять боль, но черт знает, что он творил, когда мозг взял таймаут, отдавая бразды правления инстинктам. Повязав полотенце вокруг бедер, он пригладил влажные волосы и вышел из комнаты, собираясь найти Хенджина, осмотреть и допросить. И чуть не словил инфаркт, заметив, что омега свесился через ограждение балкона. Он буквально висел на нем, даже не касаясь пола ногами. — Какого черта?! — Чан сам не понял, как за секунду преодолел расстояние, разделявшее их, дернул парня на себя, и они вдвоем повалились на пол. — Ты что творишь, твою мать?! — в груди поселился страх, тяжелым камнем осев под ребрами, что это из-за него. Что он сделал что-то, что подтолкнуло парня к этому. — Чан? Что ты..? — растерянно пробормотал омега, осматриваясь. А потом до него дошло. — О боже, нет! Я не собирался прыгать! Ветер унес мой рисунок, а мне… мне сдавать его в пятницу. — Какой еще, нахрен, рисунок? Ты мог упасть, ты в курсе?! У тебя инстинкт самосохранения вообще есть?! Умереть из-за какого-то клочка бумаги, ты серьезно?! — прорычал альфа, поднимаясь с пола, и выглянул за ограждение вниз, туда, где ветром трепало лист бумаги, зацепившийся за кондиционер соседей снизу. Хенджин бы никогда до него не дотянулся. Но вместо того, чтобы осознать свою ошибку, как ожидал альфа, Джинни вдруг расхохотался, продолжая лежать на полу, а потом, не дав Чану возмутиться его легкомыслию, помахал в воздухе полотенцем, как флагом. — Ты кое-что потерял, — ехидная улыбочка не сходила с лица омеги, а взгляд то и дело скользил вниз, чтобы без стеснения посмотреть на оголенный зад Бана. — Соседи наверняка в восторге. — Вот черт, — растеряв всю злость, Чан вырвал из его рук полотенце, прикрылся и пристыженно поспешил скрыться в своей комнате, бросив напоследок: — Не смей снова за ним лезть! Я сам достану! И мы не договорили! Хенджин лишь рассмеялся в ответ, постепенно переходя на тихий восторженный писк. Божечки, и это теперь все его! Чан целиком и полностью — его. Он весь покраснел разом, едва воспоминания об их близости всплыли перед глазами. Это было так хорошо! Джинни даже не представлял, что так бывает. Конечно, он знал, что с Чаном все будет по-другому, но чтобы настолько по-другому, не предполагал. Когда он проснулся и понял, что к его спине прижимается Чан, обхватив талию одной рукой, омега думал, что счастливее уже не будет. Тело ломило, но приятно, на коже не было синяков от пальцев и ударов, только следы, оставленные губами, которые альфа раскидал по его телу, словно созвездие, когда гон окончательно завладел его разумом. Хенджин был не против, он восхищался этими отметинами, стоя перед зеркалом, как произведением искусства. Такой Чан, напористый, страстный, был даже лучше нежного и заботливого, хотя омега любил все грани его личности. А уж что творил его язык… Хенджин чуть не умер от стыда и удовольствия. Джинни теперь понимал, что значит опьянеть от страсти и любви. Потому что он чувствовал себя пьяным, иногда теряя связь с реальностью. Чан был потрясающим. Близость с Чаном была потрясающей. Это утро и даже испуг альфы — все было потрясающим. Джинни хотел жить эту жизнь. Хотел пообедать, раз уж они пропустили завтрак, а потом снова бесстыдно соблазнить альфу, потому что, дорвавшись, уже не собирался останавливаться. Прошлый опыт был погребен под фундаментальным слоем нового. — О чем ты так усиленно думаешь? — шепотом над ухом заставил Хенджина встрепенуться и посмотреть на альфу, теперь лежащего на полу рядом с ним, одетого в свободную черную футболку и домашние штаны. — О тебе, — Джинни облизнул губы и скользнул взглядом по сильным рукам, которые так крепко держали его еще несколько часов назад. — О нас. — И что надумал? — Что мы вместе? — Это вопрос? — усмехнулся Чан и взял ладонь Хенджина в свою. — Да, мы вместе. Если ты хочешь. — Хочу, — Джинни повернулся на бок и придвинулся ближе к парню. Лежать на полу было неудобно и твердо, но и вставать омега не хотел. Чан оставил легкие поцелуи на его лбу и порозовевших щеках, а потом отодвинулся. — Если тебе нужен твой рисунок, то оденься и выйди на улицу, а я его столкну чем-нибудь вниз. По-другому мы его не достанем. — Прямо сейчас? — заныл Хенджин, которому было попросту лень двигаться. — Видишь тучи? Дождь, наверное, будет и испортит его. Но можешь нарисовать что-нибудь другое. — Нет, — сдался омега и встал. — Я спущусь. Будем надеяться, что он не залетит к соседям, не хочу ходить по квартирам с просьбой вернуть мне размалеванный лист, — Хенджин не стал уточнять, что на «размалеванном» листе был полуобнаженный портрет спящего Чана с натуры, который он начал писать в приступе вдохновения после пробуждения. И сдавать он его не собирался, хотел сохранить для себя, а потом, решив закончить на балконе, отвлекся, чтобы сварить кофе, и ветер вероломно стащил рисунок со стола. Джинни в тот момент даже не думал, что может свалиться. И не будет отрицать, что волнующийся за него Чан был приятным дополнением к этому утру, хоть и чувствовал себя теперь немного виноватым. Следующие двадцать минут парни были заняты операцией по спасению рисунка. Чан с помощью швабры вытолкнул лист из ловушки и с замиранием сердца смотрел, как ветер подхватывает его и несет в сторону парковки. Хенджин бегал внизу из стороны в сторону, не зная, куда он полетит, и казался альфе таким маленьким и забавным с высоты седьмого этажа, что Чан не выдержал и рассмеялся, наблюдая, как омега носится между автомобилями, а ветер, будто играя с ним, то подгоняет рисунок ближе, то подхватывает и уносит в противоположную сторону. В груди все сжалось от умиления. Хенджин был слишком милым, когда, поймав лист, победно вздернул руку вверх и помахал Чану, после чего поспешил вернуться. —Зато не к соседям, — проговорил запыхавшийся омега, поднявшись в квартиру, и попытался справиться с гнездом, которое ветер сплел из его волос. — То есть это ты собираешься сдавать в академии в пятницу? — приподняв бровь, поинтересовался альфа, рассматривая лист, который Джинни бросил на стол. — А если модель против? — подшутил он, стараясь не показать своего смущения. Чан на этом рисунке был слишком красивым и сексуальным и даже не подозревал, что Джинни видит его именно таким. — Забудь! Ты этого не видел, — омега схватил листок, покраснев, и прижал его к груди. — Я соврал. Не буду ничего сдавать. Я нарисовал это для себя, — он поспешил в свою комнату, но на полпути остановился, обернулся и посмотрел на Чана хитрющими глазами. —Твою нарисованную задницу никто не увидит. Но вот настоящую видели все домохозяйки с верхних этажей нашего комплекса, — и, показав язык, скрылся за дверью, полностью обезоружив Чана таким детским жестом. Тот даже не попытался защитить свою честь и улыбнулся, глядя ему вслед. Несмотря на такое неспокойное начало дня, Бан Чан вздохнул с облегчением, поняв, что с Хенджином все хорошо. Он невольно прислушивался к шорохам за стеной и думал, что ему стоит больше доверять омеге и не воспринимать его прошлые попытки суицида как верный признак того, что это обязательно повторится вновь. Хенджин сильный. Сильнее самого Чана. И это следовало помнить. — Хочу твой фирменный рамен на обед, — заявил Джинни, появляясь со стопкой грязного постельного белья. — Хорошо, сейчас приготовлю, — ответил Чан и повернулся к кухонным шкафчикам, чтобы достать все необходимое. И даже не вздрогнул, когда тонкие руки обвили его талию. — Все в порядке? — Да, — Хенджин потерся носом о его спину и оставил мимолетный поцелуй на открытой шее. — Я люблю тебя, знаешь? — Ты говорил что-то такое, — отшутился Чан. Сердце ускорило свой бег, и омега прекрасно это слышал. Альфа мысленно дал себе несколько пощечин. Хенджину сейчас вряд ли нужны его глупые шутки. — Дай мне немного времени, хорошо? Ты мне небезразличен. Ты мне нравишься. Я... — Пока мне и этого достаточно, — перебивает его Хенджин. Его, правда, даже эти слова делают счастливым. У них все впереди. — Я подожду, пока ты снова меня полюбишь. Хенджину хочется быть романтичным и верить, что между ними Судьба, не меньше. А потому все случится именно так, как надо.