В каморке, что за актовым залом...

      Определенно это было одно из топ-10 самых худших его пробуждений после попоек. Во рту словно кошки нагадили, а звук простого храпа отдавался в голове, будто били молотом по наковальне. Бартоломео не мог понять, где он, кто он, и вообще, какого черта не умер вчера от алкогольного отравления. Все муки ада по сравнению с тем, как он себя сейчас ощущал, казались лишь веселым развлечением в компании чертей. Кстати, для начала хорошо бы разобраться, кто это там так раздражающе храпит? Он с трудом разлепил веки и обнаружил себя в коконе из длинных блондинистых волос. «Я что, по пьяни еще и девку успел подцепить?» — недоумевающе уставился на обладателя светлой гривы панк. Рядом, закинув ногу на его бедра, похрапывал какой-то неебически красивый парень. «Блядь, приплыли…» — удрученно подумал Барто. — «Что ж, один раз — не пидорас. Надеюсь, это я его, а не наоборот.» На лице блондина было написано такое умиротворение, что Бартоломео невольно залюбовался. Парень действительно был очень симпатичным. Той самой античной красотой, что так любили воспевать поэты древности. Перед поступлением в универ Барто прочитал хренову гору таких стихов, готовясь к вступительным экзаменам по литературе. Интересно, как такой как он, вообще согласился лечь в одну постель с клыкастым панком в пирсинге? Не иначе как извращенец.       Бартоломео, стараясь не разбудить красавчика, попытался принять вертикальное положение. Мир перед глазами опасно накренился, и парень со стоном разочарования повалился обратно на подушки. Так, придется пока разбираться в происходящем из лежачего положения. Он с опаской оглядел себя, надеясь найти хоть какую-то одежду. Трусы, к счастью, были на месте. Всего остального не наблюдалось. Блондин тоже лежал в одном белье и Бартоломео чувствовал, как нежное и теплое бедро парня приятно давит на привставший с утра член. Черт, если у них вчера был секс, то он определенно забыл нечто очень, очень горячее! Комната, в которой они валялись, тоже была незнакомой. На стене, прямо над головой, были пришпилены какие-то плакаты с рыцарями, фотографии людей в реконструкторских прикидах и еще куча розовых открыточек. «Мы явно у него. Ну, или бухие завалились в женскую общагу. Других вариантов не вижу», — пытался восстановить утраченные события вчерашней ночи Бартоломео. В этот момент блондин завозился и изящно потянувшись, приподнялся на локте, в ужасе уставившись на зеленоволосого незнакомца, на котором так приятно было спать. — Ты кто такой?! — его глаза расширились от ужаса, а губы исказились в гримасе отвращения. — Это ты, кто, блядь, такой? — парировал Барто и поспешил зажать красавчику рот, чтобы тот не разразился истошными воплями. Блондин смешно задрыгал руками, в попытке отвоевать себе хоть каплю живительного кислорода. — Тише, тише. Я — Бартоломео. Сам не понимаю, как оказался с тобой в одной кровати. — успокаивающе низким голосом зашептал парень. Блондин продолжал махать руками, показывая, что не будет вопить. Барто решил, что ему можно доверять и отнял ладонь от чужого рта. — Я вспомнил, блядь. Твою зеленую башку хрен забудешь! — наконец вдохнув воздуха, выпалил светловолосый. — О, это реально удачно! Потому что я вот не помню ни-хе-ра! — расплылся в клыкастой улыбке панк. — Это из-за тебя, придурка, Юстасс Кид теперь мечтает о кровавой вендетте! Ты, нажравшись, что есть силы вмазал ему по лицу, а потом еще и с крыши на него поссал! — Хорошо, а каким боком во всей этой истории ты? Что, решил, раз я круче Кида, то можно ко мне клеиться? — Бартоломео увидел, как блондин вспыхнул и отвел взгляд. Он определенно что-то недоговаривал. — Ну вообще-то, ты повел себя весьма по-рыцарски. Там, на лестнице, ты спас меня… — Ладно, это мы прояснили. Я весь такой из себя герой, и спасаю несчастных и обиженных, — он ни минуты не сомневался, что этот парень просто попался под руку, однако, обрисованная им перспектива мести со стороны одного из самых отбитых на голову хулиганов общаги заставляла напрячься. — Ты лучше скажи, мы трахались или нет? — О боги! — схватился за голову блондин. — Да не помню я! — И че, зад совсем не болит? — прямо спросил Барто. — Ты лучше свой зад проверь! — разъяренно взвился красавчик.       Он определенно был очень странным. За пару минут разговора, его эмоциональный диапазон сменился от негодования к смущению и обратно. Пора было сваливать, желательно, больше никогда не пересекаясь с этим нестабильным типом. Но тело до сих пор не слушалось, поэтому единственное, что оставалось, - это лежать и слушать словесные излияния блондина. — У меня сейчас все, блядь, болит! Словно поезд переехал! Я не то что зад, я блядь, рук не чувствую! — Это твои проблемы, придурок! Однако, несмотря на все свои слова, парень все равно вскочил с узкой кровати и метнулся к столу. Пока он шуршал какими-то пакетами, Бартоломео рассеянно думал, что же делать с Кидом. Игнорировать угрозу, как он обычно привык делать, - не лучший вариант. Потому что здесь, в тесном коллективе общаги, он больше не был самым сильным и неуязвимым. Отчаянно хотелось сохранить все кости целыми, а еще почему-то совершенно не хотелось переводить все стрелки на этого дурного блондина. — Как хоть тебя зовут? — проворчал он. — Мы вообще-то уже познакомились. Я - Кавендиш Хакуба! Точно, он уже слышал об этом красавчике от однокурсниц. Все, как одна, клялись и божились, что в жизни не видели никого красивее, галантнее и обаятельнее. Однако тот, с кем Барто проснулся в одной постели, подходил под их описания разве что только смазливой мордашкой. Во всем остальном - обычный парень, никакой обходительности. Он так погрузился в свои размышления, что когда перед его лицом замаячил стакан, до краев полный какой-то пузырящейся жижи, то не сразу среагировал. — Это антипохмельное, пей! — протягивал ему стакан Пендиш. — Предупреждаю, будешь здесь блевать - заставлю вылизывать! — Странные у тебя фетиши, — осклабился Бартоломео, однако стакан все же принял. — Фу, блядь! Какая гадость! — Ты пей-пей. Через полчаса будешь, как новый. Лучше, давай подумаем, как мы станем разбираться с Кидом? — Не, ну а что тут думать? Будет нарываться - въебем ему как следует, и дело с концом! Блондин обиженно поджал губы. — Я не рьяный сторонник мордобоя. К тому же, такими темпами можно вылететь из универа! Удивлен, что тебя еще не ищут для выселения, после того, что ты вчера вытворял! — Не ссы, я неуязвимый! Придется тебе все же замарать ручки о Кида, или сдрейфил? — Да пошел ты в жопу! — В твою, принцесса? — на губах Бартоломео заиграла ехиднейшая из улыбок. — Как же ты меня бесишь, придурок! — в негодовании воздел руки к воображаемому небу Кавендиш. Вся эта ситуация, зеленоволосый чувак на его кровати, шли вразрез с привычным миропорядком парня. Бартоломео раздражал одним своим присутствием, что уж тут говорить о пошлых шуточках и совсем не джентльменском поведении! К тому же, не ясным оставалось, спали они в итоге вместе, или ничего не было…       На том и порешили. Через полчаса оклемавшийся панк нетвердой походкой покинул комнату Кавендиша. Начиналась новая учебная неделя, сулившая лишь осторожное передвижение по коридорам, в попытке не нарваться на кого-нибудь из шайки Кида. Однако на этом его проблемы только начинались. Сосед по комнате, который в ужасе сбежал ночью, едва два пьяных тела завалились в помещение, начал распускать по общаге слухи, что Кавендиш — пидорас. Девушки, конечно, пропустили мимо ушей, однако парням почему-то совсем не составило труда уверовать в такую сомнительную ложь. Парень слышал, как за его спиной в аудитории шептались, делая предположения, с кем же спал «университетский принц». Бартоломео, судя по его поведению, было абсолютно похуй на слухи. Он вел себя как обычно - как самодовольный придурок. Ковырял в носу на совместных лекциях, показывал факи и посылал нахуй всех интересующихся, что же он забыл рано утром в комнате первого красавчика универа? С третьекурсником Юстассом Кидом они почти не пересекались, ввиду разного расписания. Их лекции проходили в самом дальнем корпусе университета и единственные два места, в которых можно было случайно наткнуться на его компанию, были столовая и общага. Кавендиш научился за милю распознавать мех его плешивой шубы и старался как можно быстрее затеряться в толпе. Отношения с соседом по комнате, и так с самого начала не заладившиеся, теперь совсем трещали по швам. Тому мало того, что не нравились бесконечные бастионы из тюбиков с кремами и маслами, расставленные по всем свободным поверхностям комнаты, но еще в последнее время он начал жаловаться на стремное «ночное поведение» Кавендиша. Парень и без него знал, что лунатит, и ужасно этого смущался. Но до сих пор никто не требовал «привязывать себя на ночь к кровати», поэтому претензии от соседа он считал чем-то вроде необоснованной клеветы. Пока однажды, проснувшись от обжигающей пощечины посреди ночи, его терпение не лопнуло. Он, в лучших традициях королевских семей, топнул ножкой и заявил, что сам съедет, раз уж парень на соседней кровати не может смириться с маленьким неудобством. Полночи он, попутно переругиваясь с соседом, собирал свои многочисленные пожитки в чемоданы, но совершенно не представлял, куда потом пойдет. По логике вещей для переселения следовало бы заранее отправить заявление на рассмотрение в администрацию, но стояла глубокая ночь, а переселяться он решил вотпрямщас. Сосед, удовлетворенно блестя глазами, чинно восседал на своей кровати и напоследок лишь ехидно спросил: — Что, пойдешь к своему зеленоволосому панку? Правильно, пусть весь рассадник педерастии не выходит за пределы одной комнаты! — А может и пойду! — обиженно бросил ему в ответ сонный и растрепанный Кавендиш, и так хлопнул дверью на прощание, что в соседних комнатах проснулись люди. «Действительно, а почему бы не завалиться к Бартоломео, раз это он виноват в том, что нас все считают геями?» — Кавендиш шел по темным коридорам общаги, прикидывая, где мог обитать зеленоволосый. «Даже если у него есть сосед, мы просто махнемся комнатами и делов-то. Навряд ли есть кто-то, кто в здравом уме не захочет съехать от этого вонючего чудовища!»       Комната Бартоломео обнаружилась в самом дальнем конце этажа первогодок. У двери отсутствовала ручка, а вся деревянная поверхность была испещрена сколами и похабными надписями. «Как это, блядь, на него похоже!» — с негодованием уставился на вход Кавендиш, в тусклом свете фонарика от телефона. Он с силой потянул на себя дверь, и та с устрашающим скрипом отворилась. - «Даже не запирается на ночь! Он что, реально Кида не боится?» В комнате воняло нестиранными носками и травкой. Бартоломео обнаружился безмятежно посапывающим на абсолютно голом матрасе, укрытый своим же пальто с меховой оторочкой. Во сне мех лез тому в пирсингованный нос и панк смешно морщился от щекотки. Везде - на полу, на столе, на криво прибитой полке, - куда ни глянь, возвышались бастионы пустых пивных банок вперемешку с разбросанной одеждой. «Свинарник», — подвел итог порядком уже утомленный поисками Кавендиш. На соседней кровати, благо заправленной, спал какой-то гигантский светловолосый детина, чье лицо пересекал грубый шрам. Следовало растолкать соседа Бартоломео и попытаться мирно договориться об обмене комнатами. Но если быть честным с самим собой, Кавендиш ссал. Потому что мирно похрапывающий мужик, мог оказаться далеко не приятным собеседником. Особенно сейчас, в три часа ночи. Не оставалось ничего, кроме как припарковать свои чемоданы около кровати и, аккуратно подвинув ноги в тяжелых кожаных сапогах, присесть на самый краешек. Так его рано утром и застал проснувшийся Бартоломео. *** Сосед Бартоломео оказался на удивление довольно-таки приятным человеком, согласившимся сменить место жительства. Кавендиш, если честно, ожидал намного более хренового расклада событий. Он проснулся от того, что кто-то перебирал его волосы и раскрыв глаза, нос к носу столкнулся с лыбящимся во весь рот мужиком. — Барто, хватит дрыхнуть, смотри кого нелегкая принесла к нам! — мужик легонько пихнул панка в бочину и тот мгновенно вскочил, ошарашенно вращая глазами. — Если это Киллер, шли его нахуй… а, это ты?! — его взгляд остановился на заспанном Кавендише, сидящем прямо на волосатых лодыжках Барто. — Пендиш, ты чего это здесь? — Эм… я решил что буду жить с тобой… — слегка сомневаясь в своих умственных способностях, протянул парень. Светловолосый детина истерически заржал. — Белами, хватит ржать, как гиена! — Ой, не могу! — хватался за живот тот. — Я же говорил, что рано или поздно его доканают слухи! Мамочки, сейчас лопну от смеха! Бартоломео перевел взгляд на изрядно помятого принца, с комфортом расположившегося в изножье кровати. — Давай объясняй, а то теперь я нихера не понимаю! — Мы поссорились с соседом по комнате и я решил, что мне лучше съехать, — тактически обходя острые углы, признался Кавендиш. — И поэтому ты приперся ко мне? — Ну… в общем-то, я решил, что раз нас и так считают геями, то имеет смысл жить вместе, — на одном дыхании выпалил парень. Белами уже захлебывался слезами и икотой, от не прекращающегося приступа смеха. — Голубки, блядь! — еле выдавил из себя тот. — Живите, я вам кровати даже помогу сдвинуть… Ахаххпхпхааа!!! — Так, мое мнение тут че, вообще по боку? — рассердился Бартоломео. — Я, может, совсем не хочу жить с этим… этой… с ебаной принцессой! - наконец, подобрал оскорбление панк. — Ну ты чего, не видишь, как он страдает? Из всей общаги не нашел лучше кандидатуры, чем ты! — уже подвывал Белами. — Я, между прочим, готов комнатами поменяться! — обиженно возразил Кавендиш. — Заебись, тогда я съезжаю в твою! — тут же нашелся Барто. — Ээээ, а вот это навряд ли! — прервал его сосед. — Я не хочу жить тут с принцем всея общаги! К тому же, вы и так уже прослыли пидорасами, нечего меня примешивать! — Уж кто бы говорил, осел! Ты на своего Джокера чуть ли не молишься, не удивлюсь, если еще и дрочишь на него, пока я сплю! — Так, а вот Джокера попрошу не впутывать! — в обиженных чувствах Белами что есть силы заехал кулаком по ребрам панку, тот свалился на пол, утягивая за собой до сих пор не слезшего с его лодыжек Кавендиша. Началась потасовка. Бартоломео пытался одновременно стряхнуть с себя принца и добраться-таки до Белами, тот в свою очередь, что есть силы лупил соседа, а несчастный, невыспавшийся Кавендиш просто пытался выжить. Когда пыл парней немного поутих, Белами, угорая, начал собирать свои нехитрые пожитки в заплечный рюкзак. — Решено, я буду жить в предыдущей комнате принцессы, а вы голубки, вейте свое радужное гнездышко здесь! Ты в каком номере жил? — В 411… — смущенно протянул Кавендиш. — Вот и славненько. Я тогда пошел, надо перед парами еще шмотки закинуть, да с соседом поздороваться. А вы веселитесь тут! До первой пары еще сорок минут - успеете натрахаться! — и он, безостановочно угорая и улюлюкая, промчался по коридорам в направлении своего нового места жительства. — Дела… — только и оставалось, что возмущенно протянуть Бартоломео.       К удивлению самого Кавендиша, зеленоволосый панк оказался не самым плохим соседом. В первый же день они разделили комнату бумажным скотчем на две половины. Кав аргументировал это тем, что не допустит «панковского хлама» на своей половине. Барто возражать не стал. Их комната и так переживала свои не лучшие времена. Кровати скрипели, полки отваливались от стен, а в столе жил мышь. Панк горой встал на защиту грызуна, препятствуя его выселению. И блондину ничего не оставалось как смириться, и дать третьему незарегистрированному жителю новое имя. Мышь обзавелся звучной кличкой «Фарул», в честь оставшегося в родительском имении коня Кавендиша, и так потекла их совместная жизнь в самой дальней комнате общежития для первокурсников.       Бартоломео бесило многое! Длинные светлые волосы, порой находимые им в самых неожиданных местах. Горы, нет, - ГОРЫ баночек, тюбиков и пузырьков с уходовой косметикой, расползавшиеся по всему помещению, далеко за пределы разграничительной линии. Раздражали новые надписи на их двери, под покровом ночи наносимые нетерпимыми к двум пидорасам, однокурсниками. Раздражали утренние ритуалы Кавендиша, тратящего целые часы на уход за собой. Барто путался в проводах всевозможных плоек и фенов для волос, наступал на разбросанные по полу ботфорты и путал минеральную пудру с зубным порошком спросонья. Но это все отходило на второй план, стоило ему разочек вспомнить, как однажды ночью, проснувшись попить водички, он обнаружил Кавендиша сидящего на кровати. Лицо парня было искажено странной гримасой, а глаза открыты. Он тогда чуть в штаны не наложил от ужаса. Кавендиш не отвечал, и никак не реагировал, а утром признался, что страдает лунатизмом. В целом ночной Кавендиш был смирным. Бартоломео редко просыпался ночью, поэтому благополучно плюнув на «особенности» своего нового соседа, продолжал жить с ним как ни в чем не бывало. Но если бы он внимательно наблюдал за своим сожителем ночами, то непременно бы заметил, что тот раз за разом все ближе и ближе подбирается к кровати самого панка, словно чего-то от него хочет… ***       Бартоломео решительно срал на университетские правила и морали. Они с Кавом так и не подали заявление в администрацию о смене комнат, потому что — на кой черт, если никто в действительности не проверяет? Панк срался с преподами, опаздывал, просыпал пары, накопил чертову дюжину пропусков на семинарах. Вообще, относился к учебе — в высшей степени наплевательски. Зато, исправно ходил свободным слушателем на каждую лекцию приглашенного археолога Нико Робин, часами зависал в музыкальном классе профессора Брука, слушая как тот разучивает с Луффи-семпаем новые песни, и периодически заглядывал в спортивный зал, чтобы поглядеть на Ророноа Зоро, оттачивающего свою трехмечевую технику. К своему удивлению, довольно часто вместо Зоро-семпая он обнаруживал там потного Кавендиша с собранными в высокий хвост золотыми волосами, упражнявшегося со своим дюралевым мечом. Смотреть на парня было почти в той же степени приятно, что и на Зоро, потому что он с точно таким же усердием отдавался своим тренировкам.       Однажды панк спросил соседа по комнате, почему он тренируется, а тот покрывшись яркими пятнами от смущения, прильнул к самому его уху и тихонько прошептал: «Я хочу победить Ророноа Зоро на предстоящих соревнованиях! Он — лучший фехтовальщик во всем городе, представляешь, как будет круто, когда я уделаю его перед толпами зрителей?» И Бартоломео не стал смеяться над мечтой парня. Он отлично знал, что Ророноа непобедимый. Однако глаза Кавендиша так сияли, когда он по секрету признавался в своей мечте, что спорить с ним о силе одного из Мугивар внезапно как-то не хотелось. Юстасс Кид, по слухам отстраненный от занятий, внезапно вернулся, и пуще прежнего начал щемить слабых и обиженных. Панк вылавливал их по-одному, в мгновенно пустевших при его появлении коридорах. Говорили, что он сильно повздорил с Шарлоттой Линлин — деканом факультета по «технологиям пищевого производства» и именно она приложила свою руку к его временному отстранению. Вообще, Кид казался еще более злющим, чем обычно. Кавендиш внезапно обнаружил, что таскается за Бартоломео, как за спасительным щитом. А тот почему-то не был против. Видимо, привык за время сожительства в одной комнате, и больше не норовил послать куда по-дальше. Вообще, вопреки всем своим предубеждениям против «грязных и вонючих панков», Бартоломео почему-то нравился Кавендишу. Он был хоть и грубым, но честным парнем. Со своеобразным чувством справедливости. Но искренне уважал стремление мечника стать лучшим на предстоящем чемпионате. Можно сказать, стал единственным настоящим другом парня в этой уродской общаге. Барто научил его абстрагироваться от шепотков за спиной, и теперь, когда они шли по коридору вместе, идиотские оскорбления почти не волновали «первого красавца универа». Рядом с панком было как-то спокойно, и Кавендиш все чаще и чаще позволял себе расслабиться в его компании. Что-то внутри него, обладающее жуткими собственническими замашками, не хотело ни с кем делить зеленоволосого. Когда он получил пригласительные на предстоящий чемпионат, то понял - единственный, кого он действительно был бы рад видеть в рядах зрителей, - это Бартоломео. Краснея и немного заикаясь, он с утра протянул билет соседу по комнате, но к с своему удивлению услышал отказ. — Не надо, пасиба! Мне Зоро-семпай уже дал один! Я в любом случае там буду и увижу ваш бой, если ты дойдешь до финала. — Не если, а когда! — зашипел рассерженный Кавендиш. Отказ больно резанул где-то в глубине души. Он-то верил, что этот придурок действительно придет его поддержать, а тот снова попрется пялиться на гребаного Ророноа! Когтистая ладонь чудовища по имени ревность больно сжала его сердце. Весьма глупо было надеяться, что все те разы, когда Бартоломео заставал его тренировки в зале, он действительно приходил ради него. — Ты придешь и будешь смотреть только на меня, понял?! — захотелось во что бы то ни стало выиграть, только чтобы доказать — он тоже имеет право на внимание со стороны сраного зеленоволосого панка. Унизить Ророноа поражением, заставить Бартоломео разочароваться в кумире. — Да понял я, понял, Пендиш! Я знаю, что ты там тоже будешь, не переживай, я и на тебя посмотрю! Стопка пригласительных билетов Кавендиша так и осталась нераспечатанной лежать у него в тумбочке.