В каморке, что за актовым залом...

      Кавендиш просыпается утром от безумных криков соседа по комнате. Бартоломео орет так, что закладывает уши. Все тело болит, но блондин списывает это на последствия от яростной схватки с Ророноа накануне. К горлу подступает ком. Он позорно проиграл. Зеленоволосый что-то неистово оплакивает, не забывая при этом грязно ругаться. Крепкая хватка заставляет его принять вертикальное положение. Кавендиш морщится. — Падла, это ты сделал? — Барто тычет ему в лицо какими-то обрывками бумаги. — Будь повежливее! — кривится такому грубому вторжению в личное пространство парень. — Что это за хлам? Он переводит взгляд с разъяренной рожи панка на то, что он сжимает у себя в руках. Оттуда, бережно расправленные и разглаженные, глядят на него кусочки плаката с мугиварами, прежде висевшего над кроватью зеленоволосого чучела. Кавендиш приходит в ужас. Тот, кто это сделал, по-видимому не представлял степень одержимости Бартоломео этими ребятами. Или наоборот, был очень хорошо осведомлен. — Ты же не думаешь, — в страхе произносит Кав, — что из-за того, что мы не запираем комнату, кто-то мог ночью пробраться? В голове всплывает рожа одного красноволосого мудака. — Хуйня это все! — ревет Барто. — Никто не мог просто так сюда зайти! Это все ты, мразь! Что я такого тебе сделал? — Это весьма беспочвенное обвинение! — обижается блондин. — Почему именно сейчас? Если бы это был я, у меня было полно времени содрать твой сраный плакат раньше! — Да больше, блядь, некому! Ты, говноед, обиделся, что Зоро-семпай тебя уделал и в отместку надругался над моим сокровищем, потому что по-другому никак с ним не можешь расправиться!       Это был удар ниже пояса. Бартоломео видел, как Кавендиш истерил после поражения. Даже приперся вчера подбодрить его после матча. Получается, сейчас он вполне осознанно давил на больное. Такой подлянки блондин не мог стерпеть. Вся боль поражения, невозможность получить от этого придурка желанное внимание, слились в нем в гремучую ярость. Он вскочил с постели и с силой вмазал Барто по рукам, трепетно сжимавшим остатки плаката. Бумажки взвились в воздух, и начали оседать мусором по всей площади комнаты. Не дожидаясь ответной реакции, Кавендиш нанес следующий удар. Зеленоволосый придурок согнулся, хватаясь за ребра. — Ах ты пидорас! — злобно прошипел он и ринулся в атаку. Они повалились на пол, нанося друг другу удары. Бартоломео почему-то старался не бить по лицу, зато что есть силы лупил по покрытой синяками груди. Кавендишу было плевать, куда прилетят его кулаки. Он просто старался отыграться за все накопившиеся обиды. Парень находился в невыгодном положении. Более крупный соперник вмиг оседлал его, стараясь поймать и скрутить руки. Поэтому, стараясь получить преимущество, Кав бил и по пирсингованному носу, и по блядским, выпирающим клыкам, по татуировкам возле глаза… По всему, до чего мог дотянуться из положения лежа. Они кричали и пиздились, как две ополоумевшие сучки, пока чьи-то чужие руки не схватили панка сзади, и не попытались оттащить от жертвы. Это был его шанс! Кавендиш резво, несмотря на всю боль в теле, вскочил и что есть силы заехал ногой по промежности панка. Это был очень грязный, совсем не джентльменский прием! Но придурок так выводил из себя, что на честную дуэль блондин плевал с высокой колокольни! Бартоломео взвыл и схватившись за яйца, начал оседать. Руки, державшие его, расцепились и парень кулем повалился на пол. — Кавендиш, ты совсем ебанулся?! — заревел Белами. Это именно он вбежал в «рассадник педерастии», из которого, на весь этаж доносились крики и звуки драки. — Я... Это... — пытался прийти в себя блондин. — Бьешь по яйцам, как баба! Нельзя же так! Неужели самому не стыдно?! — голос качка отрезвлял. Кав рухнул на пол, туда где корчась от боли, валялся Барто, и попытался обнять несчастную жертву. — Прости, прости, я не специально! — голос дрожал и срывался. — Мне очень стыдно! — Да нахуй мне твое прости... — сбивчиво шипел панк. — Засунь извинения в свой разъебанный зад! — Кавендиш, лучше тебе сейчас уйти, — осуждающе смотрел на него Белами. — Потом прощение будешь вымаливать на коленях. Брысь! Ничего не оставалось делать, как в спешке натянуть первые попавшиеся шмотки и свалить из комнаты под хрипящие стоны Бартоломео. — Вот держи, оно холодное, приложи к своим шарам! — Белами протянул другу найденную в мини-холодильнике банку пива. Вторую такую же он вскрыл и за один глоток осушил почти до половины. — Спасибо, — Барто, все еще не до конца оправившийся от травмы, сцапал предложенное и пристроил у себя между ног. — О да, это то, что нужно! — облегченно выдохнул он. — Вы чего посрались? Не дает? — расплылся в ехидной ухмылке парень. — Да какое, блядь. Этот пидорас порвал мой плакат! Таких напечатали десять штук! Их больше не достать, понимаешь? — Носишься со своими мугиварами, как курица с яйцом. Принцесса небось приревновала, что ты спишь в обнимку с ними, и ему совсем не уделяешь внимания. — Ну ты и козел, Белами. Я с тобой сокровенным делюсь, а тебе лишь бы шутки шутить!       Бартоломео все еще сидел на полу, охлаждая яйца пивом, поэтому призывно протянул в направлении друга руку, чтобы тот делился своим. Получив заветную банку, он глотнул пойло и криво усмехнулся. — Видел бы ты его вчера на соревнованиях. Он, хоть и продул Зоро-семпаю, но все равно силищи у принцессы хоть отбавляй. — А баба-то с яйцами, — прыснул Белами. — Что ж он чужие-то не бережет? — Да хуй его знает, нормально все было, а потом этот плакат… — Ничего, перебесится и приползет вымаливать прощение. Я бы на твоем месте тоже взбеленился, если бы кто мой автограф Джокера порвал. А ты еще ласково, даже по морде не бил. — Если бы я ему лицо расквасил, меня бы девки живьем сожрали, — Бартоломео снова приложился к пиву. — Да и жалко как-то. — Смотри, не окажись у него под каблуком, — Белами отобрал свое пиво и за один глоток осушил остатки. Пустую банку он смял и кинул на кровать Кавендиша. — Ну ничего, милые бранятся - только тешатся. — Завались! — предупреждающе зарычал Барто. — Помиритесь еще, голубки! — потешался парень. — Вставай давай, а то снова опоздаем на первую пару. У нас и так пропусков до пизды. Панк нехотя поднялся на ноги, опираясь на плечо друга. Ахуенное утро только набирало обороты. ***       Кавендиш страдал. Он выбежал из комнаты, нацепив первые попавшиеся шмотки, совершенно не успев привести себя в порядок. Появиться перед всеми в таком виде означало нанести финальный удар по своей и без того подмоченной репутации. К тому же, помимо оглушительного поражения вчера на соревнованиях (о котором уже судачили все, кому не лень, он не сомневался) еще и эта сраная драка с Барто. Он, честно, не имел понятия, какой бессмертный осмелился тронуть его драгоценный плакат с мугиварами, но не сомневался, если хохлатый придурок обнаружит виновного - от того останутся лишь рожки да ножки. Все тело болело, а рубашка, захваченная при бегстве, как назло щеголяла отсутствием половины пуговиц. Поэтому из-под не до конца застегнутой одежки было видно позорные следы его поражения. К тому же, ему было невероятно стыдно за свой совсем не джентльменский удар по яйцам. «Нужно как-то извиниться перед Барто» — решил он. Проще сказать, чем сделать. Кавендиш понятия не имел, что заставит парня сменить гнев на милость, поэтому он в задумчивости бродил по коридорам кампуса, то и дело натыкаясь на заинтересованные взгляды. По логике вещей стоило постараться встретиться с кем-нибудь из мугивар и просто купить у них такой же плакат. Однако он уже достаточно долго прожил в одной комнате с Бартоломео, чтобы знать все про его любимый мерч. Придурок буквально все уши прожужжал блондину, рассказывая, каким трудом ему досталась та или иная безделушка. Плакат был коллекционным, напечатанный ограниченным тиражом, и второго такого ему точно не достать. Разве, что… спросить у Хэнкок…       Кавендиш робел от своей наглости, когда после пар стоял перед дверьми ее комнаты в женском общежитии, собираясь деликатно постучаться. Боа Хэнкок, коронованная мисс Университет, была той еще строптивой штучкой. Множество парней буквально волочились за ней, терпеливо снося все капризы королевы и профилактические пинки. Можно запросто огрести по шее от нее или двух сестер девушки, если идти напролом. Нужен был план, с которым Кавендиша не пошлют на три веселые буквы. Дверь отворилась, хоть он так и не успел постучать. На пороге стояли двое - очевидно, сестры Хэнкок. — Ты кто такой? — спросила рыжая. Парень в ужасе уставился на гигантскую девушку, не в силах вымолвить и слова. — Ой! Я знаю его, знааааю! — из-за ее спины выглядывало круглое личико второй сестры. Она заинтересованно уставилась на синяки в вырезе рубашки. — Ты такой красивый, хоть и избитый! — Добрый день, леди. Я хотел бы поговорить с вашей сестрой о… — он припомнил имя. — Мугиваре Луффи. — ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ С МОИМ МИЛЫМ ЛУФФИ-СЕМПАЕМ?! — откуда-то из глубины комнаты раздался истошный вопль Хэнкок. Кажется, Кавендиш был на верном пути. — Ничего серьезного, мисс! Это касается одной моей просьбы.       Парня пропустили внутрь и он ошарашенно застыл, едва занеся ногу над порогом. Комната была поистине королевских размеров. Кавендиш даже не представлял, что в общежитии могут быть такие апартаменты. Изысканные ковры устилали пол, а по стенам, куда ни глянь, были развешаны огромные портреты парня в соломенной шляпе. «Да она одержима похлеще Барто!» — пронеслось у него в голове. Вишенкой на торте фанатизма была гигантская скульптура в полный рост, изображавшая упомянутого Луффи. Правда, еще не законченная. Сама же Хэнкок в аккуратно подвязанном передничке как раз наносила на нее очередной слой краски. — Что это за тип? — возмущенно изогнула брови домиком красавица. И Кавендиш окаменел. Девушка была прекрасна. Именно той изысканной красотой, что так ценил блондин. — Миледи… — он уже раскрыл рот, чтобы начать воспевать ее в поэме, когда по голове прилетел отрезвляющий пинок. — Зачем ты заявился ко мне в покои? Решил оторвать меня от работы? — Что вы, я ни за что бы не стал мешать, если б знал! — Ну так выметайся! — она рассерженно наставила на него кисточку, измазанную красным. Хэнкок как-раз раскрашивала жилетку. Кавендиш рассеянно переводил взгляд с нее на многочисленных Луффи и обратно. Нужно собраться с мыслями и аккуратно перевести тему. Ему же нужен плакат, чтобы задобрить сраного панка. Точно. — Я прошу уделить мне всего минуту вашего времени! Это касается одной вещи, которую я хочу у вас попросить! — Что? — она явно не желала отрываться от своего занятия. — Плакат! Мне нужен один из плакатов с мугиварами. Такой… ээ… где они в синих футболках с черепами. — Зачем? Неужели ты тоже фанат? — девушка заинтересованно оглядела его с ног до головы, неодобрительно задержав взгляд на расстегнутой рубашке и синяках под ней. — Видите ли, сегодня ночью кто-то пробрался в нашу комнату и уничтожил тот, который висел у нас на стене. Он был дорог моему соседу. — Так ты тот парень, что живет с Бартоломео? Говорят, вы спите вместе. Что, захотел сделать подарок бойфренду? Кавендиш зарделся от стыда. Значит, паскудные слухи дошли и до женского общежития. — Он мой друг! Вернее, мы просто соседи по комнате, ничего больше! — смущенно выпалил парень. Если честно, его напрягало то, с какой уверенностью все вокруг говорили о них, как о паре. Ничего же не было! — Друг, говоришь… — она задумчиво водила кисточкой вверх-вниз по одному и тому же месту на статуе. — Я полагаю, ты в чем-то очень сильно провинился, раз не испугался идти ко мне. Ты имеешь ввиду коллекционный плакат со второго курса? — Хэнкок указала изящным наманикюренным пальчиком в сторону своей кровати. Кавендиш вгляделся в заклеенную сверху до низу фотографиями Луффи стену, и с удивлением обнаружил искомую им реликвию. Плакат терялся среди изобилия широких улыбок и соломенных шляп. И тут парня осенило! Вот он - его единственный шанс заполучить желаемое! — Слушай, Хэнкок… — с напускным беспокойством протянул блондин. — Я до этого никогда об этом не задумывался, но… ты случайно не знаешь, Мугивара встречается с рыжей? Девушка побледнела. Затем, резко взвившись, она отбросила кисть и в два широких шага подлетела к Кавендишу, с явным намереньем вдарить тому, как следует. — Ты с чего это взял?! — в ее глазах полыхала ярость, но где-то в глубине парень заметил-таки признаки подступающей паники. — Ну я даже не знаю… — продолжал играть в свою игру он. — Понимаешь, они на плакате так близко друг к другу находятся. Еще чуть-чуть, и рыжая Мугиваре на коленки запрыгнет. Вот я и подумал, что ты можешь знать - встречаются они или нет? На Хэнкок было страшно смотреть. Она явно изо всех сил сопротивлялась такой новой для себя мысли. Кавендиш слышал от Барто, что Боа Хэнкок открыто вешается на Мугивару, и теперь видел, что попал своими словами в самую точку. — Луффи-семпай сказал бы мне, если б это было так, как ты говоришь! — А ты уверена? Спрашивала у Мугивары? Или у рыжей? — Выметайся вон! — она почти кричала это ему в лицо, но парень понимал, что первый раунд он выиграл. Он, торжественно поклонившись, развернулся на каблуках и вышел из комнаты. В дверь за ним ударилось что-то тяжелое. Кавендиш удовлетворенно улыбался. Он медленно шел по коридору, мысленно отсчитывая про себя, на сколько же хватит красавицы. И не успел он дойти до лестницы, как растрепанная, но от этого не менее прекрасная Хэнкок, окрикнула его по имени. Внутренне ликуя, он обернулся, постаравшись придать бесстрастное выражение лицу. Девушка стояла на пороге своей комнаты и переминалась с ноги на ногу. — Ты чего-то хотела? — Знаешь, я тут подумала… Если тебе все-еще нужен конкретно этот плакат, я готова его обменять. Отлично, он почти справился, но предложения по равноценному обмену все равно не ожидал. — У меня нет ничего. Если хочешь, я могу заплатить. — Нет-нет, в твоих деньгах я не нуждаюсь! Есть кое-что, что здорово мне поможет. Достанешь мне рецепт любимого блюда Луффи-семпая, узнаешь, встречается ли он с Нами - и считай, что плакат у тебя в кармане. Ситуация начинала походить на гребаный сайд-квест, но все же стыд за свое поведение утром жег похлеще огня. Кавендишу следует согласиться на поставленные условия, если он рассчитывает помириться с Бартоломео и преспокойно ночевать в своей комнате, не боясь быть в отместку остриженным налысо под покровом ночи. — Я полагаю, это приемлемое условие, — наконец выдавил из себя он. Хэнкок расцвела на глазах. Она милостиво улыбнулась, поправила растрепанные волосы и на последок произнесла: — Могу посоветовать поговорить с Санджи-куном. Он один из группы Луффи-семпая и как раз учится на пищевом. Думаю, он сможет тебе чем-то помочь. Кавендиш шел по коридорам общежития и думал о том, как же все-таки выкрутиться из сложившейся ситуации. Ему определенно следовало посетить факультет пищевого производства и найти того парня по имени Санджи, о котором говорила Хэнкок.