Нескончаемое ожидание

      Матушка моя Идзанами и батюшка мой Идзанаги создали мир, над которым суждено было мне быть несменным правителем. Их первенцами были острова Шикоку и Кюсю, Аваджи и Хонсю. Матушка породила моря и небеса, реки и горы. Тогда мир был прост, как лепесток сакуры, и невинен, как горный родник. Матушка сделала его настолько прекрасным, что слёзы катились по моему лицу каждый раз, когда я хоть краем глаза взглядывал на него сверху. Весь этот мир должен был принадлежать мне.       Я был первым из поздних детей моей матушки. Меня назвали Аматэрасу — Небесное сияние. Породив моих братьев — Цукуёми, владыку ночи, и Сусаноо, повелителя океана — матушка с батюшкой посчитали обустройство мира завершённым и ушли на покой. Со временем люди, созданные по образу нашему и подобию, стали находить божественное начало во всём, что их окружало, и появились местные божества: боги рек, гор, лесов и полей. Одним из них был бог горы Фуджи.       Так написано в “Нихон сёки”, “Хронике Японии”. Однако всё было несколько иначе.       Когда я родился, меня нарекли именем Юджи, что означало: “изобилие”. Само существование моё должно было принести в мир плодородие, повысить рождаемость, увеличить объёмы воды в морях и реках и даже сделать горы выше и крепче. Всё пело в тот день, когда я появился на свет — уже не младенцем, а юношей. Молодое солнце вставало каждый день из-за горы Фуджи, и, обходя всю землю, показывало мне просторы моих владений. Слёзы и правда лились из моих глаз от счастья обладания столь невообразимым богатством. Они падали на землю дождями. Люди радовались моим слезам, как я радовался существованию людей. Они и нарекли меня Аматэрасу. Боги существуют только потому, что в них верят.       Через столетия, проведённые мной в любовании малозаселёнными просторами островов, матушка Идзанами и батюшка Идзанаги породили младших моих братьев: Чосо (и люди назвали его Цукуёми) и Ремёна (которого люди назвали Сусаноо). Мы стали близки. Я был старшим из братьев, но с виду походил на человеческого подростка, тогда как Ремён и Чосо выглядели как взрослые люди. Матушка всегда говорила, что Солнце молодо. Я всегда верил матушке.       Ах, ещё кое-что. Люди почему-то всегда верили в то, что я девушка. Из всей семьи именно я обладал самыми длинными волосами цвета рассветного неба и самым тонким голосом. Батюшка говорил, что голос мой похож на пение утренней птицы — жаворонка. Я всегда верил батюшке.       Каждое утро Солнце вставало и проходило над миром, показывая мне его просторы. Первым оно целовало склон горы Фуджи. Мягкие его лучи ползли вверх по зелёным кронам деревьев, взбирались по серому камню и ласкали белый снежный покров. Мне нравилась гора Фуджи. Я попросил матушку породить для меня ещё одного брата, но она отказалась. Их с батюшкой план был выполнен столетия назад, и теперь мир был полностью препоручён в руки живущих в нём людей.       И я посылал людям изобилие, посылал им дожди, солнце, прохладу и безмерную радость, чтобы они своей верой породили божество горы Фуджи. Они не слышали меня.       Тогда я посылал им видения, как делали раньше мои матушка и батюшка, чтобы направить сознание в нужное русло. Так продолжалось десятилетия. Для нас это было совсем немного, но я, если честно, успел заскучать. Тогда ещё боги не спускались на землю, чтобы донести людям свои мысли, и я мучался на небесах, глядя на склоны Фуджи и никак не замечая над ними нового божества.       Но однажды оно явилось. Белоснежное, стройное, с глазами, похожими на облачный небосвод.       — Доброе утро, — это был мужчина, длинноногий и удивительно красивый. Солнце отражалось от него так, что я прищурился, глядя вниз. Я лежал на облаке и наблюдал за ним, не отвечая. Он смотрел на меня с интересом.       Я был рождён верой одного божества в моё существование. Он же был первым, кого я увидел, появившись на свет. В окружении ореола солнечных лучей, покачивая ногой, он свешивался с облака, глядя на меня прелестным личиком с глазами цвета древесной коры. Я сказал ему:       — Доброе утро.       Он не ответил, и я крикнул, думая, что он не услышал:       — Как тебя зовут?       Он скрылся за краем облака, и я уже не ожидал его увидеть, когда он вдруг снова появился, совсем рядом, и произнёс, протягивая крепкую руку:       — Я — Юджи. Ты?       У меня не было имени. Люди ещё не успели дать его мне, называя просто божеством горы Фуджи, и я задумался. Когда солнце встало над нами, я ответил, пожимая его руку:       — Сатору.       — Просветлённый, — кивнул он.       Так мы познакомились.       Когда на его веснушчатом лице расцвела тёплая улыбка, у меня появилось сердце. Оно сильно забилось в груди. У моего формирующегося тела появилась температура: ему стало жарко. Кровь прилила к щекам — они покраснели. Я смотрел на Юджи во все глаза, не отпуская его руки, пока он осторожно не вытянул её из моей ладони.       — Будем знакомы. Давай постараемся сделать этот мир и недолгое пребывание в нём людей счастливыми, — сказал он, кланяясь.       Я поклонился в ответ.       Моим домом была гора Фуджи, его же — все небеса. Он подпрыгнул и приземлился на край проплывающего облака. Вместе с ним мой первый друг в новом мире скрылся.       Встреча моя с Сатору, можно сказать, была судьбоносной. Целую ночь я только и думал о том, что наутро увижу его на склоне Фуджи. Я представлял, как Солнце коснётся его белоснежных волос, его румяного лица, его голубых, как будто отражающих небо глаз.       Чосо, проходя по ночному небу, спросил у меня, почему я не отдыхаю. И я рассказал ему о моём новом знакомом. Братья, конечно, уже знали о его появлении: утром того дня звучали небесные трели.       — И что, ты из-за мыслей о нём не можешь спать? — Чосо был удивлён.       — Да, — ответил я и почему-то стал неумолимо краснеть. Лицо моё стало цветом как волосы.       Вскоре к нашей прогулке присоединился Рёмен. Услышав наш разговор, он назвал нас обоих… придурками. Наверное, об этом не стоит рассказывать, не выносить сор из избы. Ремён вообще очень вспыльчивый. Его любимым занятием, знаете ли, всегда было устраивать штормы и ураганы.       — Что ещё за Сатору? Не общайся с ним, пока я его не проверю, — буркнул брат. Чосо толкнул его локтем. Думал, наверное, что я не замечу.       — Братец, он появился в этом мире только сегодня. Зачем же тебе проверять его?       Рёмен взглянул на меня, как на “придурка”.       — Конечно, чтобы посмотреть, не успел ли он натворить чего-нибудь за этот день!       — Ты совсем никому не веришь? — спросил я.       — Верю тебе, — ответил братец.       — А Чосо?       — А Чосо не верю, — отрезал он.       Мы разминулись, когда наступило утро. Чосо отправился отдыхать, а Рёмен — успокаивать шторм, который он послал людям ночью. Иногда я считал его “придурком”.       Юджи снова навестил меня на следующее утро. Он заплетал свои длинные рассветно-розовые волосы в причудливую косу, когда я помахал ему рукой. Он легко спрыгнул с облака и… упал прямо в мои объятия.       — Прости, — проговорил он. Я осторожно расцепил кольцо рук, выпуская его.       — Осторожнее.       — Ничего страшного, я же бессмертен, — улыбнулся Юджи.       Мы прогуливались по тропке, ведущей вверх по склону. Её сотворил ночью я, чтобы людям было удобнее взбираться за кореньями и древесиной.       — Итак, тебе уже начали возносить молитвы? — спросил он.       — Да, вчера я получил пару — о плодородии и рождении детей. Но это, кажется…       — Эти молитвы предназначались мне, — кивнул Юджи. — Я — земное изобилие.       Я задумался, и вскоре спросил у него:       — А кто же я? На какие молитвы мне стоит отвечать?       Он всерьёз размышлял над моим вопросом. Пока я ждал ответа, на мир вновь спустилась тьма, и сверху послышалось:       — Это Сатору? — то говорил Цукуёми.       — Да! — крикнул Юджи. — Иди дальше! Нечего за нами наблюдать.       — Нет уж, я понаблюдаю.       Юджи премило надул щёки и фыркнул:       — Нет уж, не понаблюдаешь, — и дунул так, что беднягу Цукуёми унесло вместе с облаками.       Когда мы вновь остались одни, Юджи, наконец, дал ответ на мой вопрос. В голосе его слышался восторг молодого сердца. Меня тоже переполняли чувства.       — Ты защищаешь поселения от ветра. Ты даришь тень в солнечную пору и укрытие в непогоду. Ты — недостижимая вершина, пугающая и манящая.       Я отвёл взгляд.       — А ты — солнце, согревающее мои склоны.       Мы проводили дни в прелестной чистоте дикой природы, наблюдая за редкими искателями кореньев и грибов в моих лесах. Он ниспосылал дожди, когда люди просили об этом меня. Я защищал от штормов их деревни, когда они возносили молитвы ему. Мы были близки, как самые первые боги. Дружба наша была крепка потому, что была спокойна. Нас донимали его братья, постоянно появляясь в неудобный момент: когда мы держались за руки, чтобы перейти горный ручей, или я обнимал его за талию, приподняв над собой, чтобы достать шишку с горной сосны. Они подозревали нас в тайной связи.       Однако уже тогда нам было понятно, что в мире божеств нет ничего тайного.