Нескончаемое ожидание

      Аматэрасу-Юджи правил в Высокой Долине Небес, расположенной на Востоке неба, над городком Нара, тогда представлявшем собой несколько связанных пешеходными путями деревень. Ему было поручено следить за порядком на небесах и на земле под ними. Братья его — Цукуёми-Чосо и Сусаноо-Рёмен — жили по соседству, разделяя небо на три большие принадлежащие каждому из них территории. Однако оба они часто нарушали порядок, свято поддерживаемый старшим из братьев.       В “Нихон сёки” написано, что ссора Аматэрасу с Цукуёми произошла из-за убийства последним богини пищи Укэмочи.       Сусаноо же стал врагом старшего брата по другой причине. Он правил океаном нерадиво и жестоко, постоянно вызывая штормы и ураганы, от которых ужасно страдали жители островов. Когда об этом прознал батюшка Идзанаги, он вызвал Сусаноо на разговор и лишил его власти над водными просторами, фактически изгнав с небес. Тогда Сусаноо искал убежища в Высокой Долине Небес у Аматэрасу, который принял его весьма доброжелательно. Вместе они сотворили несколько божеств, став им родителями. Однако вскоре баламут-Сусаноо учинил разгром в Высокой Долине Небес. В страхе Аматэрасу бежал, отчего мир погрузился в долгую ночь. Солнце не всходило, луна не заходила — то было время повсеместного царствования Цукуёми.       Сусаноо был изгнан и лишён небесного престола, который занимал наравне с двумя своими братьями.       Всё это — легенды, которым уже больше тысячи лет. А на самом деле всё было иначе.       — Ну и ветер здесь, — Юджи укутался в одежды, пряча замёрзжие ладони.       — Прости-прости, давай спустимся, — улыбнулся Сатору, подхватывая Аматэрасу под руку.       В несколько прыжков они преодолели расстояние от вершины до пологого склона, где нагретые солнцем камни ждали их прихода. Столетия прошли с рождения Сатору, и он успел изведать все уголки своего обиталища. Он делал это, чтобы показать красоты Фуджи своему самому близкому другу. О, он успел подружиться с несколькими местными божествами, но никто из них не стал ему ближе Юджи. Каждый день был ожиданием встречи с Юджи. Каждая ночь была полна дум о нём.       — Присядь, присядь, — Сатору коснулся его локтя и осторожно потянул вниз, усаживая на один из камней.       — Но я совсем не устал, — пробормотал Юджи. — Я ведь божество.       — Даже таким, как мы, нужно отдыхать, — примирительно ответил Сатору.       Они сели напротив на тёплые камни, переплетясь ногами. Их тела уже давно были частью друг друга, прикосновения к волосам и ладоням, щекам и шее — незаменимой частью общения. Сатору жизни своей не представлял без Юджи. Да, честно говоря, без Юджи его бы и не существовало.       — Братец опять наслал ураган на Северное побережье, — поделился Юджи. — В прошлый раз стоял вопрос о его изгнании, но я заступился за него, сказав, что он изменится.       — А он не изменился, — тоскливо добавил Сатору.       — Угу.       Рёмен донимал ураганами жителей островов так долго, что и не сосчитать столетия. Это были тёмные времена, когда никакие молитвы не помогали, а волны были так велики, что полностью накрывали собой прибрежные деревни, бесследно стирая их с лица земли. Единственным успокоением для Рёмена были женщины. Он был первым, кто спустился в человеческий мир. Спустился, чтобы овладеть девушкой и бросить её, осквернённую, на произвол судьбы. На небесах никто не заметил, как она умерла. И только одному Юджи, постоянно следившему за братом, было известно, сколько таких девушек пострадало по вине последнего.       — Разве вам, высшим божествам, не запрещено заводить отношения без благословения матушки Идзанами и батюшки Идзанаги? — спросил Сатору немного печально.       Между ними повисло недолгое молчание, полное тягостных дум, что бывало совсем не часто.       — Запрещено, — буркнул Юджи и вдруг погрустнел.       — Ну чего ты? — Сатору дотянулся ногой до его бедра и мягко толкнул.       Птица вспорхнула с сакуры, укрывающей их головы, и взлетела под облака.       — Да ничего. Отстань, — ответил Юджи и состроил радостное лицо. Только вот Сатору таким было не убедить. Теперь он знал, что что-то тяготит его друга, и твёрдо намерен был узнать, что именно.       Сатору был вхож во владения Аматэрасу, и не только горы, но и небеса стали приютом двум связанным душам. Расположившись на мягких облачных перинах, они сочиняли стихи, — эту форму плетения словес придумал Рёмен — пели, и Юджи играл на Кото. Обращению с этим инструментом его научила матушка. Они становились всё ближе, однако близость эта отчего-то тяготила Юджи, всё чаще природа её занимала его мысли.       Они лежали, раскинув руки, и одежды мягко очерчивали их фигуры. Подушечки пальцев их вытянутых рук соприкасались, и лица обоих обдавало жаром. Сердца пульсировали в унисон. Ветер, свежий и ласковый, обдувал расслабленные тела. Так проходили дни, месяца, года, столетия. Они наслаждались друг другом.       — Ты когда-нибудь… влюблялся? — спросил однажды Юджи у Сатору, когда все песни были сыграны и все вольные строки сложены в прекрасные стихи.       — Что?       — Ну, нравился тебе кто-то так, что хотелось всё время проводить рядом?       Сатору просиял и взглянул на него с уверенностью.       — Конечно! Это ты. Я влюблён в тебя.       Взгляд Юджи погас и как-то заострился. Он больше не смотрел на Сатору. Пальцы коснулись струн кото, и божественно красивые звуки разлились по Высокой Долине Небес. Превосходные, но печальные.       — Юджи? Ответишь что-нибудь? — тихо спросил Сатору.       — Не отвечу.       Он продолжал играть, и музыка нарастала и уплотнялась, как невидимая материя, обволакивая всё вокруг.       — Я влюблён в тебя, — произнёс Сатору снова, протягивая к нему руку.       — Нет. Прекрати так говорить.       Касания струн были грубы и резки. Внутри у Юджи всё перевернулось, и он слышал грохотание собственного сердца в висках, настолько громкое, что оно заглушало музыку.       — Я влюблён в тебя, а ты? — повторил Сатору.       То был момент срыва, момент надлома, момент падения.       — Да помолчи ты! — крикнул Юджи, дёргая струну. Одно движение — и она порвалась. Кото издал протяжный звук остальными струнами, по которым скользнула порванная. Щелчок — и она взвилась над головой Юджи.       — Что тебе не нравится? — Сатору подскочил на месте.       — Ты несёшь бред! Ничего ты не влюблён. Ты просто не понимаешь, что это такое.       Сатору нахмурился.       — А ты понимаешь?       И в этот раз Юджи промолчал. Отношения их с того момента складывались сложно и мучительно. Оба хранили тайну, и тайна эта была тем, что разделяло их.       После ураганов молитв всегда бывало ужасно много. Разбираться с ними на небе оказывалось почти нереально, и Юджи предпочитал спускаться на землю, чтобы самому увидеть масштабы бедствия и сделать всё, что сможет, чтобы исправить нанесённые водой и ветром разрушения.       Молитвы о помощи доходили и до Сатору. Молились вообще всем, как высшим, так и местным богам. Отчаяние людское изливалось потоками на каждого из жителей Небесных чертогов.       — Сходишь сегодня со мной, чтобы помочь местным жителям прибраться после урагана? — спросил Сатору, когда они прогуливались, рука об руку, вниз по горной тропинке. Они гуляли реже, когда у Юджи было много дел. Сатору чувствовал, как часть его души плакала и тянулась к парню, трепетно-нежно ожидая его возвращения.       — Давай. Только нужно бы, — он приподнял руку, и широкий рукав одежд качнулся на ветру, — приодеться как подобает.       Они поднялись в Высокую Долину Небес. Здесь Юджи скинул с себя одежды, оставшись в нижней рубахе и широких штанах. Он пару раз покружился вокруг себя, распоясываясь, когда увидел Сатору, прикрывающего лицо ладонями.       — Чего?       Мужчина приоткрыл глаз, глядя куда-то в сторону.       — У тебя здесь нет ширмы?       Юджи фыркнул:       — А ты хоть раз её видел?       — И что, мне смотреть, как ты…       — Хочешь — смотри. Я не для тебя раздеваюсь!       И он резко стянул с себя рубаху, оставшись в одних штанах.       До этого дня Сатору не видел его тела. И был поражён тем, сколько шрамов рассекало крепкую спину парня. Красные, белые, маленькие и большие, они вздымались холмиками на его коже и западали неглубокими впадинками. Сатору смотрел, не отводя взгляд. Пока Юджи не заметил это и не сказал:       — А, это… — он провёл ладонью по своей спине. — В наказание за проделки божков, за которыми я слежу.       — Почему тебя наказывают за то, что даже не ты делал? — воскликнул Сатору. Он многого не знал о мире божеств. Он был всего лишь божеством горы Фуджи. Он был слабым и никак не мог защитить Юджи, своего Юджи.       — Ты не поймёшь. Давай лучше переодеваться.       Снимая с себя одежды и облачаясь в деревенский костюм, он только и думал о том, что, если бы появился в жизни Юджи раньше, смог бы от многого его уберечь. Он ведь с виду был старше. И как старший должен был его защищать. Всегда защищать. От мыслей его отвлекли слова парня:       — Сатору, помоги-ка мне!       Когда он обернулся, увидел Юджи в деревенской рубахе, штанах и льняной куртке. Он выглядел почти так же, как выглядели люди в эту эпоху, только вот волосы, собранные в высокий хвост, были длинноваты.       — Не могу убрать их под шляпу… — обиженно протянул парень, краснея.       Сатору усмехнулся, подходя к нему ближе. Как же давно они не были рядом вот так, беззаботно и просто. Руки Сатору легли на плечи Юджи. Усадив его на тахту, мужчина осторожно подхватил в руки его разметавшиеся по спине волосы.       — Почему у тебя уши красные? — спросил он, склонившись над Юджи. Запах сакуры и солнечного света заполнил его лёгкие. Так пах Аматэрасу, бог Солнца.       — Просто сделай что-нибудь с волосами! — резко ответил парень.       — Да чего ты такой странный… — задумчиво протянул Сатору, пытаясь заплести его длинные и ужасно непослушные волосы в косу.       На самом деле, этот вопрос давно интересовал его. Юджи стал вести себя наигранно-беззаботно, но этим было не обмануть божество горы Фуджи. Не зря он с виду был старше. Он воплощал собой величие и мудрость великой горы и, конечно, не мог не заметить, как изменился Юджи с того их разговора.       Но ведь Сатору не врал… Он и правда был влюблён…       — У тебя есть ленточка?       — Есть пояс от нижней рубахи…       — Пойдёт, — заключил Сатору, принимая тонкий пояс из рук Юджи.       Когда их пальцы соприкоснулись, по телам обоих как будто прошла раскалённая, потрескивающая волна. Или молния ударила в обоих сразу.       — Ох… — произнёс Сатору, затаив дыхание.       Но Юджи не ответил.       — Мы из соседней деревни, — пробормотал Юджи, представляясь старосте. Они пришли помочь с разбором завалов, созданных ураганом, но совсем не придумали свою историю.       — Из какой же? Здесь на несколько ри (ри — мера длины, равная около 4 км) ни одной деревни! — воскликнул удивлённый старик.       — Так из этой… как её… — замялся парень.       Поддержать его вызвался Сатору:       — Из На…       Юджи подхватил:       — …ми…       — …са…       — …ко…       — …чи…       Они покраснели до корней волос, прижавшись друг к другу плечами в поиске поддержки.       — Из Намисакочи?.. — недоверчиво протянул староста. — Что ж, давненько я не был за пределами нашей деревеньки. О вашей Намисакочи и не слышал ничего.       — Да она… молодая деревня… моложе Вас… — попытался объяснить Юджи.       Сатору толкнул его локтем.       — Чего? — возмущённо воззрился на него парень.       — У людей не принято говорить о возрасте вот так!       — Да? Ну, мне-то откуда было знать?       — Так вот я тебе и говорю.       Они подошли к обрушившемуся дому, где уже трудились несколько человек. Боги принялись за работу с достойным небожителей рвением.       Несколько часов они трудились, не покладая рук. Спины сгибались и разгибались, а мускулы на крепких руках проглядывали под тонкой рубахой. Когда солнце начало садиться, люди собрались к общему столу, организованному на улице.       Сатору, шедший рядом с Юджи, склонился к его уху и, улыбнувшись, прошептал:       — Я слышал, у них есть напиток, кружащий голову и возносящий тело на небеса.       Юджи недоверчиво прищурился.       — Да ладно. Не бывает такого.       — Бывает!       — Не бывает!       — Бывает! Эй, господин староста!.. — крикнул Сатору, распаляясь.       Староста ответил ему приветливым махом руки и пригласил за стол.       — Чего вам, друзья?       — Есть у вас такой напиток… такой, который… напиток… — начал невнятно Сатору. Благо, старик понял его с первого слова, и уже нёс им два сосуда с плещущейся внутри рыжей жидкостью.       — Как это называется? — спросил Юджи, принимая из рук старосты сосуд.       — Вы что же, в вашей Намисакочи и о медовухе не слышали? — рассмеялся старик.       Сатору состроил важное лицо и со знанием дела ответил:       — Слышали, конечно. Просто он у нас… ну, вы понимаете…       Старик сочувственно закивал и удалился, чтобы сесть во главе стола. Ужин шёл долго, и еда была настолько сытной и вкусной, что Сатору несколько раз пообещал, что вернётся сюда, раз здесь так хорошо кормят. Юджи не уставал ему напоминать, что божествам не нужна еда, что они питаются человеческой верой. Мужчина был неумолим.       И напитка в его сосуде становилось всё меньше!       Ах, если бы Юджи знал, к чему это приведёт, он не дал бы Сатору напиться этой гадости, которая самому ему показалась ужасно противной.       Когда люди стали расходиться по домам, Юджи поднялся со своего стула и пошёл к лесу, чтобы оттуда беспрепятственно удалиться на небеса, но… Но Сатору не шёл рядом! Сатору вообще не мог подняться со своего места!       Вернувшись к столу, Юджи наклонился к нему. Сатору пах гадостью, которую выпил. Приподняв его сосуд, парень понял, что внутри уже ничего не осталось. Ни капли.       — Эй, Сатору, дружочек мой… — прошептал Юджи, поднимая его голову за волосы. Осторожно, но немного брезгливо. — Давай возвращаться. Пора.       Сатору в ответ промычал нечто нечленораздельное.       — Ну, поднимайся. Дорогой мой, — почему-то вид такого беззащитного мужчины смягчал его душу, и Юджи начинал общаться с ним мягче. — Давай, одну ручку мне на плечо… ага, теперь вставай.       Кое-как у них получилось подняться, и медленно, смотря под ноги, чтобы не упасть, Юджи побрёл, таща на себе Сатору, к лесу. Там он, наконец, смог открыть Плавучий небесный мост, чтобы доставить их обоих в обиталище Сатору.       Цукуёми-Чосо наблюдал за ними с облаков. Сусаноо-Рёмен сидел рядом и выглядел не так радостно, как заливающийся смехом братец.       — “Дорогой мой”, — хихикал Чосо, откидываясь назад. — “Дружочек”! Скажи-ка, Рёмен, разве он хоть раз называл так нас, своих кровных братьев?!       Рёмен скрестил на груди руки, строго воззрившись на брата.       — Нет. Не называл. И прекрати ржать, в этом нет ничего смешного.       — Бука! — рассмеялся Чосо, колотя Рёмена кулаками по спине.       Однако Рёмен не смеялся. Он смотрел вниз и думал, думал тяжело и долго.       Море целый месяц было спокойно.