Нескончаемое ожидание

      Действующие лица:       Госпожа Идзанами, мать всего сущего       Господин Идзанаги, отец всего сущего       Рёмен, божество Сусаноо, властитель морей и океанов       Чосо, божество Цукуёми, царь ночи       Высокая Долина Небес, заброшенный дворец Аматэрасу. Госпожа Идзанами сидит на возвышении, перед ней на мягких подушках сидят сыновья, рядом с ней, но чуть ниже — супруг. Слышен шум текущего за окнами ручья, шелест лепестков вечно цветущей сакуры. В комнате, однако, холодно в отсутствии Аматэрасу. Чосо кутается в кимоно и прячет ладони в рукава.       Госпожа Идзанами: Итак, скоро душа нашего дорогого сына переродится в новое тело.       Господин Идзанаги: Полторы тысячи человеческих лет прошло с его изгнания.       Рёмен, откидываясь назад развязным движением: Ох, так его время пришло?       Госпожа Идзанами: Давно пришло. Его душа блуждала, и мне пришлось направлять её на верный путь…       Господин Идзанаги: Опять ты полезла не в своё дело!       Госпожа Идзанами: Ты не можешь понять чувства матери, дважды потерявшей ребёнка.       Чосо: Не горячитесь, матушка.       Несколько минут все сидят молча. У каждого — свои мысли, свои переживания. Чосо плотнее кутается в кимоно и зябко ёжится.       Чосо: Говорят, его этот… Сатору… переродился совсем недавно.       Господин Идзанаги: И в довольно богатой семье, чёрти его дери! Ты приложила к этому руки?!       Госпожа Идзанами: Ну, помогла немного. Он мне почти родной, ты же знаешь, что связывало его с моим сыном.       Рёмен: Да, мы все помним…       Господин Идзанаги: А ты молчи! Следовало изгнать тебя вместе с ними. От тебя от первого отвернулись люди, твои храмы заброшены, тебе не возносят молитвы. Рёмен строит уставшую гримасу и закрывает глаза, ложась на спину.       Рёмен: Достали!       Госпожа Идзанами: Рёмен, молчи, если отец говорит…       Господин Идзанаги, краснея лицом и шеей: Нет, я так больше не могу. Выйдите все вон!       Чосо: Но, батюшка, это дворец Аматэрасу, и мы имеем такое же право находиться здесь, как и Вы.       Рёмен смеётся, хватаясь за живот. Госпожа Идзанами зажимает Чосо рот ладонью. Сцена одновременно страшная и комичная. Господин Идзанаги сам встаёт и выходит на улицу. Слышна нецензурная брань, гулкий удар, как будто по камню, следом — тихий ох и сдерживаемый крик.       Госпожа Идзанами, немного опечаленно: Юджи родится в новой семье. У него будут новые родители…       Чосо: Не переживайте, матушка.       Госпожа Идзанами: Он ведь даже не вспомнит о нас. Не будет знать, что оставил позади, что пережил, не будет знать, что я по-прежнему люблю его и с небес наблюдаю за его жизнью, помогая в трудные времена и радуясь вместе с ним его успехам.       Рёмен, с ухмылкой: Он ещё и родиться не успел, а Вы, матушка, уже так распереживались. Что же будет, когда он появится на свет в мире людей? Я всегда знал, что Вы любите своего первенца больше всего.       Госпожа Идзанами: Ты ведь знаешь, что это не так. Ты был на грани изгнания множество раз, и всякий раз я защищала тебя. А Юджи я отдала на растерзание отцу, и только напоследок смогла обеспечить его местом при дворе.       Разговор утихает. Госпожа Идзанами периодически тяжело вздыхает, занятая невесёлыми мыслями и скором перерождении Юджи. Ручей шепчет что-то похожее на “тише, тише, тише”. Сцену завершает музыка кото, одновременно олицетворяющая как традиции, так и новые веяния в музыке. Наступает двадцать первый век. Две тысячи третий год. Весенний месяц март.       Сатору почувствовал, что что-то почти неощутимо изменилось, двадцатого марта две тысячи третьего года. Ему тогда было тринадцать, и он только начинал задумываться о том, что его, наверное, привлекают только мужчины. Правда, ни один конкретный мужчина его не привлекал. Ему сопутствовало постоянное ощущение того, что он ждёт чего-то, и вот, в этот день, двадцатого марта, его как будто ударили по спине со словами: “Это случилось!” Он не знал, что именно случилось и к чему это должно было привести, но чувство связи с кем-то неопределённым, далёким, но близким одновременно, заставляло его пытаться вспомнить, не было ли в его прошлом чего-то такого, что должно было иметь продолжение в настоящем. Вспомнить не получалось.       — Да че ты такой непонятный ходишь? — Сугуру толкнул его в плечо. Он одной рукой держал два сливочных мороженых.       — Голова гудит. Ты не знаешь, может, мы с тобой давно-давно что-нибудь планировали на этот день?       Сугуру выглядел так, будто услышал самое бредовое предположение в своей жизни.       — Когда? Лет в восемь?       Сатору не сдавался. Он надеялся, что, если сделает верную догадку, то ощущение ожидания и тянущейся куда-то ниточки исчезнет.       — Может, капсулу воспоминаний закапывали?       — Мне кажется, такой бред может помнить только Сёко. Но я уверен, что ничего мы не закапывали.       Сатору продолжил вспоминать, но вскоре варианты иссякли. Когда он ложился спать, спросил у родителей, не должны ли они что-то сделать сегодня. Спросил у Сёко в сообщении, не забыл ли он ей что-то вернуть. Тщетно. Он уснул с тем же тянущем чувством в груди.       Итадори Юджи исполнился один день.