Нескончаемое ожидание

      — Я говорю вам, это точно он, это из-за него у меня всю сознательную жизнь было ощущение неполноценности и постоянного поиска, — продолжал Сатору. Разговор шёл уже около получаса, и Сёко с Сугуру не могли переубедить друга в том, в чём он был поразительно твёрдо уверен. А именно: в том, что некий Итадори Юджи, студент первого курса Токийского колледжа технологий и искусств, связан с ним духовно на протяжении многих веков. Главным аргументом Сатору было то, что он почувствовал пятнадцать лет назад весной: эта странная пустота в груди, которая никак не уходила и только сегодня днём, когда он увидел Итадори, заполнившаяся чем-то мягким и трепещущим, как бы особым веществом, которого так не хватало ему все эти пятнадцать лет.       — Тебе просто понравился студент, — Сугуру закатил глаза и улыбнулся вроде как снисходительно. — Я не понимаю этого, но и не осуждаю, однако же ты придаёшь своим чувствам слишком большое значение. Соулмейтов не существует. Да даже души не существует.       Сатору даже покраснел, пока ждал возможности ответить ему.       — Но я знаю, что моя душа связана с ним…       — Сатору, это просто симпатия, — Сёко покачала головой. — Да, возможно, сильная симпатия, тем более, это первый раз в твоей жизни, когда тебе кто-то понравился… но это не глубокая духовная связь, как ты это называешь.       — И ты совсем ничего о нём не знаешь, — продолжил Сугуру.       Сатору победно улыбнулся. О, на самом деле он знал, и знал очень многое. То, например, что раньше Юджи носил длинные волосы, что он похож на божество Аматэрасу, что ему больше тысячи лет… стоп, что?       — Но в буддизме ведь есть такое понятие, как реинкарнация, — произнёс Сатору, подпирая голову ладонью. — Путешествие души, когда она после смерти одного тела ищет другое. И то, что нам даётся какое-то количество перерождений прежде, чем мы станем просветлёнными.       — И когда ты успел стать верующим? — спросила Сёко, иронически улыбаясь.       — Я не стал верующим, просто я не отрицаю, что наша с ним встреча могла быть как бы подготовлена нашим общим прошлым. Знаете, у меня есть как будто воспоминания о том, как мы с ним говорили и даже… ну… занимались всяким разным. Но воспоминания такие призрачные, и мне кажется, что они мне приснились, хотя эту ночь я никак не мог уснуть.       — Фантомные воспоминания, — протянул Сугуру. — Как фантомная конечность после ампутации.       — Фантомные воспоминания о том, как ты занимался сексом с подростком? — Сёко вскинула бровь, глядя на Сатору. Тот под её взглядом густо покраснел и опустил глаза.       — Ему тогда уже было восемнадцать лет. И это было на заре цивилизации, ещё при Сётоку, так что…       — Так что это тебя оправдывает?       — И он был бессмертным божеством, — не обращая внимания на Сёко, произнёс Сатору.       — Ты как будто с каждой фразой теряешь всё больше мозговых клеток, — рассмеялся Сугуру.       — Ой, да пошли вы, — вспыхнул Сатору и отвернулся от друзей, скрестив на груди руки.       Это было странно: знать что-то и не знать одновременно. Он был уверен в том, что уже видел Юджи, уже знал его, но при этом допускал и мысль о том, что выдумал всё это из-за внезапно зародившейся симпатии к парню. Конечно, Сатору было не по себе от разницы в тринадцать лет, разделявшей его и Итадори. И всё-таки он знал, откуда-то знал, что они уже бывали рядом, уже бывали возлюбленными. Знал, что у них были крепкие и удивительно долгие отношения. Даже не сотню лет, а гораздо больше. Он знал, что душа его, пребывая вне тела, искала душу Юджи и плакала — но он не помнил, почему.       И теперь его волновало одно: помнит ли его Юджи?       Юджи никому не рассказывал о том, что нить, привязанная к его сердцу, вела к Сатору Годжо. К Сатору. Юджи помнил, что звал его по имени, только не понимал, когда. Когда-то в далёком прошлом, когда они были вместе. Далёкое прошлое представлялось ему удивительно близким и реальным, даже реальнее самой реальности, и он чувствовал, что поддаётся этому странному наваждению, которое создавало его сознание. В наваждении они с Сатору были любовниками.       Он лежал в постели, глядя в потолок, и не мог уснуть. В голове у него плясали воспоминания прошлых лет, которые он не переживал в этой жизни. Он не понимал, откуда он знает о Годжо Сатору, не понимал, почему помнит вкус его губ и ощущения его рук на своём теле. Может быть, это была лишь фантазия? Лишь мечта, которая обрела чёткие очертания из-за того, что Юджи ужасно понравился новый учитель?       Он включил музыку, чтобы перебить мысли. Однако музыка стала ещё одним триггером, из-за которого он стал вспоминать, вспоминать, вспоминать. Игра на кото. Отрывистые звуки, прикосновения к струнам щипками. Ветер, шепчущий в распущенных волосах цвета персика, таких же, какие сейчас у Юджи. Только теперь он стрижётся коротко, а играть на музыкальных инструментах совсем не умеет. Звуки кото. Сатору заглядывает к нему, улыбающийся и такой светлый, как будто облачко. Садится рядом. Юджи заканчивает композицию и отставляет инструмент подальше. Они ложатся друг на друга, распалённые ожиданием. Ожиданием? Разве тогда они не сразу оказались вместе? Они касаются тел друг друга и целуются, сладко и долго, и в лёгких заканчивается воздух.       Это бывало у них не раз и не два. Порой они не могли оторваться друг от друга часами, лёжа раздетые рядом и мягко касаясь друг друга. Под утро, когда небо начинало светлеть, что-то разделяло их — какие-то обязательства — и тогда Юджи оставался один, насытившийся телом Сатору и ещё помнящий ощущение его внутри себя…       Юджи стянул пижамные штаны, осторожно, стараясь не быть слишком громким, спихнул их на пол и прикусил нижнюю губу, стараясь не издавать лишних звуков, когда коснулся себя внизу.