Пахнет ёлкой.

Совершенно неожиданно потерять того, с кем ещё вчера за обедом обсуждал новый год. Вчера энергично гремели стаканы, поднимая новый тост в предверии Нового Года, сегодня лениво гремят стаканы за душу упокоившегося. Упырята всегда начинали праздновать заранее, Папа был не против. Вот и сейчас... Праздновали заранее. Но Дью бы так не сказал. Свисс хотел быть танцором, был чудесным певцом. Свисс любил кривляния, любил производить впечатление. Свисс был добрым, отзывчивым, целеустремлённым и командным гулем. Ослепительная улыбка Свисса поражала кого угодно. Три дня назад его похоронили на заднем дворе аббатства. Куда девались могилы прошлых гулей знать не хотелось. Дью пришел его навестить. Он не был связан с ним чем-то особенным, ничего не могло быть такого, что заставило бы Дропа прийти на могилу того, кто не справился со своей ролью. Один лишь утренний туман, такая же утрення прохлада, большие снежные хлопья и лёгкое доселе неизвестное чувство... вины? Вряд-ли. Любопытства вероятнее. Похоронная процессия была небольшой, но принесла много суматохи. В какой-то момент кто-то всучил лид-гитаристу охапку еловых веточек. Он так и не понял, что с ними делать, поэтому позже ему объяснили, что их надо будет раскидывать на дорожку от входа в аббатство до местного сада. Дроп так и сделал. Молча он шел, выпуская горячее дыхание паром изо рта, то и дело шмыгая носом и неловко рассыпая веточки. Будь это дело поблагороднее, вряд-ли он делал бы это с такой неуверенностью. Маунтин рассказывал, что усопшие видят только цветы, ну или еловые ветви. Зимним холодным утром цветов в аббатстве было не сыскать, зато можно было найти несколько хвойных веточек на дорожке, уходящей вдаль. Дроп наклонился, чтобы поднять одну, но что-то резко дёрнуло сознание. Лид-гитарист огляделся и понял, что стоит на одной из веточек. Он хотел уже было поднять ее и откинуть в сторону, как грязную и помятую, но что-то вдруг его смутило. Снег за спиной подозрительно скрипел. Мурашки пробирали от холода, но это только добавляло эффект. Ранее зимнее утро было настолько темным, что не верилось. Все гули спали, а если это и был кто-то из братьев или сестер греха, то это были их проблемы. Ах, нет. Дроп обернулся и к своему ужасу заметил за спиной Свисса, стоящего прямо, засунувшего руки в карманы. Выдыхаюшего воздух без пара. Белки его глаз казались пустыми, а сам силуэт каким-то полупрозрачным, будто это было чисто между душой и оболочкой. Что-то, что стояло сейчас в непоколебимом спокойствии и таращилось на огненного гуля. Дьюдроп отскочил на пару шагов, расширяя глаза. Снежные хлопья все равно падали на ресницы, заставляя моргать. Ночью можно было ходить и без маски, пока тебя никто не видит. Можно было ходить без маски, пока тебя в принципе никто не видит. Увидит – пеняй на себя. Пора было переставать употреблять компот из граната на ужин. А может это так сказалось детское шампанское. Свисс стоял и молчал, сухо смотря на сломанную ветку под ногой огненного. Дроп ничего не понимал. Он помахал рукой перед бэк-вокалистом, но не дождался никакой реакции. Призрак пугал. Это был первый раз, когда огненный сталкивался с подобным. Он развернулся и побежал к входу в теплое аббатство. Веточки под ногами захрустели. Кажется, Свисс услышал. Он повернул голову в сторону убегающего, посмотрел в небо и поспешил за Дьюдропом, шагая след в след.