Зельевар

— Я… — Лиам замолкает, когда профессор прерывает его объяснения одним взмахом руки. Словно холодный порыв, он проносится мимо. — Вы останетесь на отработку до полуночи, — бросает Рэйкен через плечо. Его слова рвут в клочья последнюю надежду выпутаться из этой ситуации. Ровная спина профессора не выдаёт ни намёка на эмоции. Движения плавны и бесшумны. Лишь шелестит безупречная, чёрная мантия, задевая каменный пол. Лиам застывает на месте, как статуя из живой плоти. В крови бурлит стыд, щёки заливаются алым. Профессор приятно пахнет. Запах летит за ним следом, как сложная палитра чудесного зелья. Яркая нота горьких трав — полынь или рута — и свежесть мяты, как отрезвляющая волна. Аромат прохладным саваном окутывает Данбара. Лиам прижимает руку к груди, ощущая ладонью пульсацию сердца. Каждый удар отзывается оглушительным барабаном. Этот профессор! Надо было так не вовремя появиться! Рэйкен скрывается в классе. Коридор наполняется тишиной. Кори виновато смотрит на Лиама. Но не Кори заставил Лиама кричать посреди коридора, это был гнев. И сам Лиам. Данбар ловит отголоски запаха профессора Рэйкена. Этот аромат остужает. Кори присвистывает. Чистый, весёлый звук заставляет Лиама вздрогнуть. В уголках рта Кори играет ухмылка. — Ты уверен, что не влюбился, Лиам? — подмигивает он Данбару. — Чего так переживаешь? Да, в нашем мастере зелий есть нечто притягательное. Но и ты здесь единственный, кто настолько его нервирует. Получается, что ты тоже для него особенный! — Кори произносит это с намерением подразнить Лиама и обсмеять ситуацию, но попытка застывает в неловком ответном молчании. Лиам поднимает дрожащий взгляд. — Кори, — шепчет он. В голубых глазах сияет ужас, как мерцающий лунный свет. — Профессор оставил меня на позднюю отработку, — голос Лиама надламывается, — а ведь сегодня полнолуние. Выражение лица Кори меняется. Рот, перекошенный весёлым смешком, превращается в испуганную гримасу. Жизнь идёт своим чередом, и никто не обращает внимания на серьёзность их тайны. Рядом проносится студент Слизерина, блестит значок его факультета. Шаркают вдалеке чьи-то ноги. В конце коридора третьекурсники из Гриффиндора смеются над самопишущим пером. У колонны валяется чей-то забытый рюкзак со свитками. Пергамент шевелится, собираясь уползти на поиски приключений. Никто не обращает внимания на драму, что разворачивается в стороне. Лиам крепче прижимает сумку к груди, но ей не оградишь себя от наступления ночи. Мысли мечутся в голове, как бладжеры на поле для квиддича. Если он обратится прямо в стенах Хогвартса и профессор Рэйкен увидит его — это будет конец. Разоблачение равносильно гибели. Изгнание из школы нависает над Лиамом, как тень Гремучей ивы. Кори хлопает Данбара по плечу. — Не волнуйся, сейчас мы придумаем какой-нибудь гениальный план. Мы же всегда так делаем, — заверяет он и подталкивает Лиама к двери в кабинет зелий. — Я могу сыграть дурака! Ты же знаешь, Рэйкен такое не переносит. Он будет так отвлечён моими тупыми вопросами, что забудет о твоём присутствии! Мимо проносится бумажная птичка, задевая щёку Лиама лёгким крылом. Данбар касается пальцами лица, провожая заколдованный снаряд глазами. — Или вот еще мысль: ты опять приготовишь «идеальное зелье». Ещё одно пребывание в больничном крыле пойдёт тебе на пользу, — Кори усмехается. — Знаешь, как в тот раз, когда ты был настолько уверен в себе, что осмелился спорить с профессором. Лиам издаёт негодующий стон. — Оно было… — Да-да, «идеальным», — передразнивает его Кори. Воспоминания о том инциденте проносятся в голове Лиама. Он стоял перед Рэйкеном, решительно защищая своё варево, а профессор хмурился всё сильнее. Лиама охватила гордость, и даже когда профессор потребовал выпить зелье, Лиам не колебался. А после невольного самоотравления Рэйкен даже не навестил Данбара в лазарете. — Он заставил меня его выпить, — растерянно добавляет Лиам, вспоминая, как быстро уверенность растворилась в кислом послевкусии. Доктору МакКоллу потребовалось два дня, чтобы полностью избавиться от симптомов магического отравления. Два долгих дня пота и незабываемого ощущения кашля с пузырями. Кори смеётся. Лишь благодаря дружбе они преодолели все прошлые катастрофы. Это связь, которую понимают только ученики Хогвартса. Связь, скреплённая магическими казусами и нереальными планами спасения, которые Лиам, Кори и Мейсон разрабатывали вместе с тех самых пор, как только начали обучение в школе. Действительно, они вместе решили столько проблем, неужели не справятся снова? Лиам толкает тяжёлую дверь. Едва он переступает порог кабинета зельеварения, как его окутывает запах трав. Просторное помещение напоминает собор, посвящённый мистическому искусству. Здесь царит атмосфера торжественного благоговения. Полки украшены пыльными томами. Мириады флаконов расположились вдоль холодных стен. Эликсиры сверкают в склянках, как жидкие созвездия. Лиам стягивает с себя шарф. Жёлтые полоски вспыхивают на тёмном фоне подземелий. На деревянных столешницах поблёскивают инструменты — перегонные кубы и медные реторты. В высоких шкафах хранятся котлы и ингредиенты. Каждая полка промаркирована. Листья сушёной крапивы, банки с толчёными жуками, гудящие лунные камни и бутыльки со слезами гиппогрифа. На столе профессора свернулась гигантская змея. Чешуя сверкает в свете свечей. Тихие разговоры летают по помещению, ученики собираются у рабочих мест. Слава Мерлину, Лиам не опоздал. Из глубины смежной комнаты, что называют «кладовой опасных ингредиентов», доносился стук и грохот. Профессор Рэйкен что-то отчаянно ищет. Удивительно, потеря в этом храме порядка? Класс на мгновение замирает, когда из кладовой раздаётся очередной громкий стук. Лиам косится на дверь, но Кори призывает его поскорее занять место. Суета постепенно стихает. Союз гриффиндорской бравады и пуффендуйского усердия часто бывает гармоничным, но не среди последнего курса. Хэйден хмуро глядит на Лиама. Негласная атмосфера соперничества висит, как старая паутина, — едва заметная, но цепкая и изматывающая для тех, кто случайно путается в её нитях. Алек, гриффиндорец, усаживается рядом с Ноланом с факультета Лиама. Нолан тоже играет в квиддич, у него немалые способности. В этом году даже появился шанс одолеть Когтевран. Но при всём своём усердии Нолан очень застенчив и увядает под чужими насмешками. Алек же напротив, черпает силы в неуверенности Нолана, продолжая его подкалывать. В воздухе витает предвкушение знакомого, нежелательного скандала. Алек придвигается ближе к нервному Нолану, и Лиам сжимает челюсть, чтобы не одёрнуть его. Алек непринуждённо и властно опускает руку на спинку стула пуффендуйца. Каждый дюйм личной территории Нолана — для него победа. Лиам оглядывает кабинет. Неужели никто не вмешается? Вопрос не только в чести Нолана, но и в самих принципах Пуффендуя. Справедливость, верность и непреклонность… в борьбе с хулиганами! На губах Алека застывает ухмылка, рука скользит по плечам Нолана. — Да ладно, Нолл, не трясись. Мы же друзья, да? — Алек притягивает Нолана ближе к себе, публично демонстрируя их «дружбу», хотя в ней нет ни капли взаимности. Щёки Нолана стремительно заливаются краской, он сжимается в комок. Гриффиндорцы переглядываются и хихикают. Хэйден злобно косится на Лиама, вместо того чтобы вмешаться. Руки Данбара сжимаются в кулаки. Но прежде, чем он успевает окликнуть Алека, профессор Рэйкен появляется из тени кладовой. Алек мгновенно отстраняется от Нолана, словно профессор ударил его кнутом дисциплины, хотя Рэйкен всего лишь на него посмотрел. Все затихают. — Не могли бы вы уже занять своё место, мистер Данбар? — мрачно интересуется профессор Рэйкен. Лиам стоит, ощущая на себе тяжесть его взгляда. Ученики наблюдают, как профессор двигается вперёд по проходу, а Лиам пятится к своей парте. Он усаживается рядом с Кори, который уже успел завалить столешницу склянками и пергаментами. Кори приглушённо сопит, молчаливо разделяя раздражение Лиама. Данбар вешает шарф и сумку на спинку стула и поправляет мантию, запрещая себе лишний раз смотреть на профессора. Низкий голос Рэйкена вновь раскалывает тишину. — Откройте учебники. Страница триста девяносто четыре. Шелест кажется Лиаму оглушающим. Он достаёт учебник и ищет нужную страницу, ощущая тонкий аромат старой бумаги. Почему Рэйкен поднял эту тему? Они же должны изучать ликантропию только в конце семестра. Длинные пальцы профессора с неожиданной нежностью дотрагиваются до змеи, лежащей на столе. Однако его тон остаётся холодным, как и кожа питомца, когда он начинает лекцию: — На сегодняшнем уроке мы погрузимся в сферу зельеварения — мощную и опасную, — Рэйкен щурится, сканируя класс. Каждый ученик находится под пристальным вниманием. — Зелье, которое мы будем обсуждать, «Sanguis Lunaris», также известно как «волчий яд». Главный ингредиент: цветы аконита и… Профессор всё продолжает, а воздух вокруг Лиама сгущается. «Волчий яд»? Голова кружится. Пальцы Данбара дрожат, он не может найти нужный раздел. — К этому зелью не стоит относиться легкомысленно, — долетает до сознания Лиама, словно каждое слово профессора — капли тёмного эликсира. — «Sanguis Lunaris» создан для воздействия на больных людей, страдающих ликантропией. — Профессор Рэйкен делает паузу, придавая моменту зловещую серьёзность. — При употреблении зелья оборотень теряет силы и не может обратиться даже при полной луне. Но за спасение от обращения есть цена, — улыбается профессор, и Лиам замирает. — Зелье вызывает у оборотня водоворот в психике. Он будет заперт в человеческой оболочке ценой своей психической неприкосновенности. Его будут преследовать галлюцинации, его одолеют самые тайные страхи и запретные мысли, что обитают в глубинах его нездорового разума. Пронзительные зелёные глаза профессора ловят слабые отблески очарования и ужаса, пляшущие на лицах учеников. — Вы должны понять, — наставляет Рэйкен, держа класс в тихом оцепенении, — создание таких зелий, как «Sanguis Lunaris», проходит по тонкой грани между медицинскими исследованиями и моральной двусмысленностью. Здесь мы изучаем не только науку изготовления зелий, но и суть того, что значит быть волшебником. И разумным человеком. Наступает коллективная тишина. Профессор вновь размывает границы между спасением и причинением вреда. Чёрное и белое сливается, приобретая серые оттенки, такие же глубокие, как мех оборотня при лунном свете. Пальцы Лиама всё ещё предательски подрагивают. Он отрывается от учебника и встречается с глазами профессора Рэйкена. Игнорируя прочих учеников, он смотрит лишь на Данбара. «Он знает», — проносится в голове Лиама. Профессор улыбается, его пристальный взгляд разгорается, почти ощутимо касаясь румянца на щеках Лиама. Лиам снова утыкается в учебник. Написанные на страницах слова пускаются в пляс — безумное, клубящееся пятно букв. Лиам пытается сосредоточиться, но весь мир исчезает за пеленой неразборчивого текста. Кори несильно толкает его, но Лиам остаётся неподвижным. Наверное, Кори задел его случайно. Толчок повторяется. Все смотрят на Лиама. Данбар растерянно сжимается под залпом чужих испытующих взоров: ледяная волна обрушивается на него и грозит утянуть под воду. — Ты оглох или что? — раздаётся шёпот с задних мест. Похоже, профессор задал вопрос, а Лиам его пропустил. Данбар чувствует, как комок подкатывает к горлу. Он снова только лажает. Лиам до боли прикусывает нижнюю губу и глядит на профессора Рэйкена, выражая немую мольбу. Что спросил профессор? Он может спросить это снова? Черты лица профессора смягчаются. Он почти незаметно наклоняет голову — маленький жест, в котором заключается многое: возможность помилования, безмолвное понимание. Сердце Лиама стучит так громко; наверняка его слышат все. Ответ на вопрос до сих пор не звучит, и аудитория наполняется смешками, смущая Данбара ещё сильнее. Рэйкен невольно любуется им. Широко раскрытые голубые глаза наполняются влагой, взывая к состраданию. В секунды уязвимости привлекательность Лиама проявляется особенно ярко. В его облике сквозит невинность и наивность — неотъемлемая часть его обаяния. Миловидность в сочетании с недоумевающим выражением лица — природный дар, вынуждающий вставать на его защиту. Профессор пытается остаться неумолимым к просьбе Лиама. Непрошеный прилив сочувствия ударяет по решимости Рэйкена. Чёрт возьми, этот мальчишка только что кричал на весь коридор, что ненавидит его, а теперь… нет, чьё-то очарование не сможет выбить Рэйкена из равновесия. — Мерлин, — выдыхает профессор, не веря самому себе, и повторяет вопрос: — Что такое гекатолит, мистер Данбар? Лиам испускает облегчённый вдох. К счастью, он знает ответ. Конечно, знает! Но обычно безразличный вид профессора Рэйкена сейчас кажется таким сочувствующим. Эти глаза… зелёные, как все запретные заклинания. Мысли разлетаются стаей испуганных птиц. Лиам понимает, что взгляд профессора блуждает по его лицу и касается губ. Данбар вздрагивает и быстро проводит языком по нижней губе, чувствуя опухшую ранку. Паузу заполняет шёпот. Сокурсники переглядываются, уже серьёзно опасаясь за умственное состояние Лиама. Тишина натягивается, как трос канатоходца. В зале раздаётся неожиданный удар — и тишина лопается. Кто-то стучит в дверь. Стук повторяется снова, становясь всё настойчивее. По ученикам прокатывается испуг: чей-то неожиданный визит стал камешком, что нарушил тихие воды. Все одновременно поворачиваются к дубовой двери. Нарушитель спокойствия не вытерпел и пары секунд: стук сменяет едва различимый скрип двери. В кабинет заглядывает профессор Лейхи с широкой улыбкой на лице. Айзек Лейхи — ещё один выдающийся преподаватель, специалист в загадочном искусстве трансфигурации. Его лицо окружают лёгкие завитки каштановых кудрей. Во всём его облике ни капли суровой дисциплины, что так обожает Рэйкен. Одно присутствие Лейхи вносит одухотворяющий ветерок в удушливый воздух подземелий. Профессор трансфигурации распахивает дверь и опирается одной рукой на дверной косяк. Он высокий, но при этом обладает непринуждённой грацией и томной осанкой. Его привлекательность ярко выражена, но она не напускная, а врождённая, и он несёт её с легкостью. Манера его поведения ясно даёт понять, что плевать он там хотел на какой-то урок, ведь есть вещи куда веселее. — Тео… — начинает Лейхи, и брови Рэйкена неодобрительно ползут вверх. Имя срывается с чужих губ, указывая на уровень их знакомства, не подходящий для формальной обстановки в классе. Лейхи замечает это и тут же прокашливается, делая голос грубее и официальнее: — То есть… профессор Рэйкен, — исправляется он, протягивая фамилию с уважительным кивком. Игривый настрой тут же сменяется преувеличенной торжественностью. — Есть обстоятельства, которые срочно требуют вашего вмешательства. — Профессор Лейхи взмахивает рукой, не оставляя места для споров. — Не могли бы вы пройти со мной? Черты лица Лейхи симметричны и приятны, а нежная улыбка так же естественно ложится на его губы, как бриз на волны. В синих глазах появляется легкомысленный блеск, что подпитывает сплетни во всём Хогвартсе. Различные слухи утверждают, что профессор Лейхи для профессора Рэйкена — не просто ещё один коллега. Шепотки намекают на глубокую близость между ними. Картина приватной связи вырисовывается уже давно, и Лиам почему-то испытывает необъяснимый гнев из-за этих слухов. Данбара очень расстраивает возможность того, что Рэйкен предпочитает компанию элегантного профессора Лейхи. Этого интригана из Шармбатона! Почему он не остался преподавать во Франции?! Мысль о том, что профессор Рэйкен прервёт урок по первому требованию Лейхи, разжигает в Лиаме смущающий огонь, который он не может ни понять, ни погасить. Вообще-то, поговаривают, что Лейхи состоит ещё и в личных отношениях с директором школы — Питером Хейлом. Но эти разговоры ведутся только за закрытыми дверями в гостиных факультетов. Неужели профессор Рэйкен будет терпеть такое? Директор школы, Питер Хейл, хранит свою частную жизнь в строгом секрете. Он назначил лесничим своего племянника — Дерека. И это назначение было сделано тихо, без публичного признания родственных отношений. Директор предпочитает держать личные дела подальше от школьного внимания. И это только подпитывает интерес. Неужели профессор Рэйкен, Лейхи и даже директор школы правда находятся в любовном треугольнике? — Мисс Ромеро, следите за порядком, — произносит профессор Рэйкен и выходит из кабинета. Хэйден тут же подрывается с места и отходит к стене, чтобы улучшить обзор и пристально наблюдать за сокурсниками. Смех разносится, едва дверь успевает закрыться. Строгая обстановка, созданная Рэйкеном, исчезает. Алек снова поворачивается к Нолану. Внимание гриффиндорцев с первого ряда переключается на большую змею, лежащую на столе Рэйкена. Змея приподнимает голову и шипит, реагируя на шум. — Отвали от него, Алек! — рычит Хэйден, когда Алек что-то шепчет на ухо Нолана. Пуффендуец прячет красное лицо в ладонях, чтобы избежать чужого внимания. — И почему я должен отвалить, Хэйден? — наигранно удивлённо интересуется Алек. — Я люблю малыша Нолли. Хочешь оспорить моё право на эти чувства? Его смелое признание вызывает поддержку со стороны гриффиндорцев. Они свистят в знак солидарности и соскакивают со своих стульев. — Завалите все и читайте! — в бешенстве Хэйден хватает Гейба за ворот мантии и усаживает обратно. — Только попробуйте опозориться и не сварить зелье! Может, профессор Рэйкен выследил оборотня, раз поднял эту тему! Он даст очки факультету, если мы хорошо справимся! Лиам дёргается всем телом и опускается на стул. Он вцепляется в свою книгу, но руки трясутся вместе с ней. Название главы расплывается: «Sanguis Lunaris: Бич Луны». Выцветшая краска пульсирует жуткой энергией. «Sanguis Lunaris» — эликсир проклятия волчьей луны. Сваренное перед грядущим полнолунием, настоянное на эссенции цветов аконита, это зелье способно усмирить свирепость оборотня, превратив его в жалкое существо, скованное собственными желаниями». Описание продолжается, углубляясь в злосчастные эффекты зелья. Холод поднимается по позвоночнику Лиама. Ему же не нужно пить зелье. Только сварить. От паров же ничего не случится? «После употребления Sanguis Lunaris просачивается в вены оборотня, развращая его дух. Сила проклятого существа ослабевает. Притяжение луны, которое когда-то разжигало первобытное неистовство, утихает, оставляя оборотня в состоянии слабости. Но истинный ужас Sanguis Lunaris заключается в его способности пробуждать самые сокровенные желания поражённой души». Лиам нервно сглатывает. Целых четыре абзаца посвящено описанию возможных галлюцинаций, которые будут мучить разум оборотня, искажая реальность и доводя его до грани безумия. «Коварство зелья выходит за рамки физического ослабления», — предупреждает учебник. — «Оборотень может стать сосудом собственной гибели, доведённый до безумия в погоне за своими тайными желаниями, что навсегда останутся недосягаемыми». — Просто свари зелье неправильно, — шепчет Кори. Да, тогда и риск воздействия паров можно свести к минимуму. Или лучше устроить побег? Например, у Лиама срочный личный кризис. Он не может здесь оставаться. — Я пойду. — В панике Лиам начинает собирать вещи. Он сметает перья со стола, поспешно засовывает учебник и пергаменты в сумку, поднимаясь на ноги. Конечно, нужно бежать. Профессор Рэйкен, не подозревая об истинной природе Лиама, поручил классу создать этот яд. Наверняка он заметит, если Лиам будет отпрыгивать от всех котлов! — Да погоди ты, — Кори хватает его за рукав и испуганно косится на стол Рэйкена. Змея приходит в движение. Она поднимает голову, мышцы её вытянутого тела сворачиваются. Она стремительно срывается со стола в сторону Лиама. Пока змея проносится по воздуху, происходит поразительная трансформация. Змеевидное тело смещается, расширяясь и меняя форму, а на месте рептилии появляется человеческая фигура. Молодой мужчина с грацией приземляется на каменные плиты. На нём нет одежды, лишь чешуя покрывает тело в важных местах, сохраняя подобие скромности. Весь класс впадает в ужас от этого зрелища. Ученики пригибают головы и глядят в учебники, спасаясь от причудливой сцены. Лиам замирает на месте, прижимая к себе сумку. Мерлин всемогущий, как Лиам мог так забыться? Змея, что обычно спит на столе профессора, — это же маледиктус Джексон Уиттмор. Он несёт в себе древнее проклятие, которому обычно подвергаются только женщины. Магия грозит поглотить его человечность и навсегда оставить змеёй. Но Джексон уникален. И именно эта уникальность переплела его судьбу с судьбой профессора Рэйкена. Рэйкен обладает знаниями и ресурсами, которые могут дать Джексону избавление от проклятия, — замедлить его прогресс, а то и вовсе остановить. Лиам стоит неподвижно, наблюдая за тем, как переливаются чешуйчатые участки на коже Джексона. Это резкое напоминание о проклятии Уиттмора заставляет Лиама ещё сильнее бояться за собственный секрет. Профессора влечёт подобная двойственность. Вдруг и Лиам станет лишь питомцем в его домашнем зоопарке, если Рэйкен раскроет его? Он будет накачивать Лиама «Sanguis Lunaris» и ставить эксперименты, называя их «потенциальным исцелением»? — С-с-садись на мес-с-сто, — произносит Джексон. На мгновение Лиаму кажется, что во рту Уиттмора мелькает длинный и тонкий язык. Лиам мешкает, прежде чем опускается обратно на сиденье рядом с Кори. После утренней кражи мандрагоры меньше всего хочется получить очередной выговор от Дугласа за побег с урока. Убедившись, что Лиам оставил попытки покинуть класс, Джексон отворачивается и идёт к двери. Ученики вжимаются в стулья. Мало ли любой шорох сможет потревожить Уиттмора, и он решит закапать все парты ядом. Он подходит к двери и приоткрывает её, выглядывая в коридор через узкую щель. Джексон наклоняется вперед, прислушиваясь к малейшим звукам. Профессор Лейхи стоит, прижавшись спиной к стене и разминает виски пальцами. Кажется, его терзает головная боль. Он шепчет сквозь стиснутые зубы: — Эта журналистка Юкимура из «Пророка» так и сказала, Тео, ты представляешь? — Быстрый взгляд Лейхи скользит по сторонам, будто за каждым углом притаился шпион. — Если мы с Питом снова засветимся, мой отец просто свихнётся! А Питер точно потеряет свою должность! Выражение лица Рэйкена остаётся безразличным. Он лишь слегка кривит губы. — Это не могло подождать до конца урока? Лейхи отмахивается и отступает от стены, чтобы подбочениться и взмахнуть воображаемыми длинными волосами. Он пародирует специального корреспондента «Ежедневного пророка» Киру Юкимуру, чьи постоянные расследования причинили ему немало страданий. Лейхи повышает голос до писка, подражая её интонации: — «Какой удар по репутации нашей любимой школы! Возможно, во Франции это давно уже норма, но мы — маги Великобритании». Матерь божья, она сама-то откуда?! — профессор Лейхи вздрагивает, когда замечает чьё-то присутствие в конце коридора. Бобби Финсток, призрак факультета Гриффиндор, движется со стремительной энергией, как прозрачный бешеный метеор. Он влетает прямо в профессора Лейхи и проходит его насквозь. Несмотря на отсутствие физической сущности, между призраком и Лейхи происходит взаимодействие. Профессор ёжится, словно его обдало холодом, а Финсток разражается громким воплем. — Ты прошёл сквозь меня! — восклицает Финсток, его голос эхом отражается от стен. Бобби поправляет призрачный растрёпанный парик. Никто не знает, зачем он носит его, ведь собственные волосы Финстока не менее взъерошены. — Я стоял на месте! — возмущённо защищается профессор Лейхи. — Это ты в меня врезался! Рэйкен издаёт усталый стон. Наблюдать за очередной перепалкой просто невыносимо. Он поднимает руку и сжимает пальцами переносицу. Ему давно пора отдохнуть от всех этих странностей школьной жизни. Джексон вздыхает, жалея профессора Рэйкена. Он так много работает, а в редких перерывах должен выслушивать переживания Лейхи и вопли Финстока. Джексон качает головой и возвращается в класс. Ученики поглощены учебниками; единственные звуки — тихий шелест страниц и редкое покашливание. Маледиктус возвращается к преподавательскому столу и усаживается на него. Его тело меняет человеческую форму, плавно перестраиваясь в змеиную. Уиттмор сворачивается кольцами. Лиам кривится, когда косится на змею. Мандрагора и та была помилее. Данбар стучит карандашом по парте. Мысли крутятся вокруг растущей тревоги. Его жизнь может быть испорчена лишь из-за одного урока зельеварения! Лиам отодвигает учебник и обхватывает голову руками, локти упираются в колени. Он раскачивается вперёд-назад и замечает маленький выжженный рисунок на деревянной столешнице. Изображение грубой рычащей рожицы с клыками, а под ней — фамилия Лиама, написанная с ошибкой. «Данбасс». Рожица вяло шевелится, клыки появляются и исчезают. Лиам медленно выдыхает через нос, ощущая как кончики ушей начинают гореть от бешенства. Края обгоревших букв дразнят его. Лиам прекрасно может представить самодовольство на лице виновника. Данбар чертовски уверен в том, что это сделал Бретт Талбот. На сдвоенных уроках с Когтевраном они вечно спорят из-за того, кто сядет на это место. Дверные петли скрипят. Профессор Рэйкен стремительно переступает порог. Чёрная мантия разлетается и преследует его, как бездушная мгла. Рэйкен направляется к своему столу решительным шагом, внимание всех учеников приковано к нему. Пальцы профессора привычным движением касаются змеи в поисках утешения после выматывающего разговора с Айзеком Лейхи. Рэйкен резко разворачивается к ученикам с чётким намерением продолжить урок. — Доставайте котлы из шкафов, — командует он. — Приступайте к практике. Все поднимаются и спешат к шкафам, где хранятся ученические котлы. Дверцы хлопают, кто-то с грохотом роняет котёл на пол, — кажется, это Нолан. Хэйден с противным звуком задвигает стулья. Тихий гул сосредоточенной деятельности нервирует Лиама. Он подходит к шкафу последним. При поступлении в Хогвартс каждый покупает себе котёл, но спустя время ты уже не можешь разобрать, какой из них твой. Котлы постоянно путаются, и все просто торопятся схватить самый лучший. Неудивительно, что ничего хорошего уже не осталось. Данбар берёт старый котёл с неровной поверхностью и подозрительными пятнами. Это самый непривлекательный котёл из всех, что здесь есть. На полках ингредиентов тоже заметно поубавилось. Чтобы добраться до склянок, Лиаму приходится толкаться с Алеком. Это особенно неудобно, когда у обоих в руках по тяжёлому котлу. Чугун сталкивается с громким звоном. Профессор Рэйкен раздражённо морщит нос, но не смотрит в их сторону. Лиам сжимает челюсть и тянется за высушенным, поломанным стеблем фиолетового цветка. Аконит. Сильный аромат поражает Лиама. Глаза начинают слезиться, подкатывает волна тошноты, но Лиам не имеет права себя выдать. Он задерживает дыхание, забирая стебель с полки, и быстро бросает его в котёл. Он собирает остальные ингредиенты для зелья, движения осторожны, — может показаться, что он просто забыл компоненты, но на самом деле у него кружится голова. Если профессор Рэйкен заметит… Лиам берёт настойку полыни и смотрит на дно котла, не понимая, когда успел положить туда корень асфоделя и горький кресс. Там даже есть порция ртути, что оседает на дне крошечной колбы, — тяжёлая, похожая на жидкое серебро. Кори хватает Данбара под локоть и сбивчиво шепчет: — Быстрее-быстрее, я всё сложил. — Он озирается, подталкивая Лиама к их столу, будто профессор Рэйкен может оказаться прямо за ними. К счастью, профессор занят тем, что отчитывает Хэйден, которая перепутала виды аконита и вместо северного положила аконит Кармихеля. Многие ученики уже разложили ингредиенты на столах и теперь набирают в котлы воду из медных кранов, расположенных возле входа в кладовую. Лиам никогда не мог визуально измерить объём воды, чтобы она точно соответствовала требованиям рецепта зелья. А ведь это самый лёгкий этап в приготовлении. Гейб уже отчаянно машет палочкой, разводя небольшой костёр под своим котлом. Пламя разгорается быстро и тут же приводит холодную воду в кипящую. Но в рецепте написано, что нагревать воду нужно постепенно. Видимо, Гриффиндор не получит сегодня никаких баллов. Нолан тоже пытается развести огонь, но палочка в его руках ходит ходуном. Он едва не получает ожог — пальцы почти касаются раскалённого края котла, но Алек успевает перехватить его за запястье. Лиам удивлённо смотрит на них. Неужели Алек не придуривался, когда сказал, что влюбился в Нолана? — Идиоты! — вскрикивает Хэйден, когда Алек и Нолан отшатываются от стола и случайно задевают её котёл. Среди всей этой суеты профессор Рэйкен ходит между рядами и внимательно изучает работы учеников. Скоро очередь дойдёт до Данбара. Кори уже смешивает ингредиенты, а Лиам едва успел вскипятить воду. Он в панике кидает в котёл лепестки аконита, стараясь не вдыхать аромат. Лиам чувствует приближение профессора; тело отзывается дрожью. Близость Рэйкена всегда вызывает повышенную настороженность, но сейчас присутствие профессора ощущается настолько остро, что Лиам с трудом переводит дыхание. Мышцы напрягаются. Лиам отчаянно размешивает жидкость в котле, словно скорость может сделать его совершенным. Он в ужасе понимает, что двигает ложку против часовой стрелки, когда нужно делать обратное. Данбар резко останавливается, но, похоже, профессор уже заметил его ошибку. Лиам закусывает и без того измученную нижнюю губу, с тревогой ожидая очередной выговор. Но Рэйкен молчит, останавливаясь позади него. — Да я сам понял, — шепчет Лиам, начиная мешать зелье по часовой стрелке, и вздрагивает, когда профессор мягко накрывает его руку своей ладонью, чтобы остановить быстрые движения. — Вы снова хотите испортить свою работу? — голос профессора хриплый и едва различимый. Горячие слова касаются уха Данбара. Сердце колотится в горле. — Вдохните. — Ухмылка раздвигает губы профессора, когда он наваливается на Лиама, заставляя его наклониться ближе к котлу. Профессор прикладывает силу, намеренную, но не агрессивную, вынуждая Лиама подчиниться. Возможно, он хочет переключить внимание Лиама на зелье и дать какие-то указания, но Данбар не может сфокусироваться. От жидкости исходит насыщенный запах — сложная смесь ингредиентов вторгается в сознание Лиама и заполняет его лёгкие. Комната начинает кружиться. — Вот и всё, — замечает профессор, но не отпускает Лиама. — Вы должны стараться усерднее, мистер Данбар. Колени Лиама подрагивают. Но это далеко не самый критический отзыв, что давал ему профессор. Лиам опускает голову, пытаясь восстановить равновесие. Зелье шипит, пузырьки лопаются. Жар разносится по венам Лиама. Рэйкен говорит что-то, но его голос резонирует, будто раздаётся из-под толщи воды. Каждый звук вытянут и искажён, Лиаму трудно разобрать смысл. Он поднимает глаза и оглядывает класс, опасаясь, что кто-то заметит странное поведение профессора. Но в кабинете никого нет. Тёплая ладонь профессора Рэйкена исчезает. Лиам больше не ощущает тяжести тела, что придавливала его к столу. Лиам оборачивается и видит профессора, сидящего за столом. Никакого Джексона. Разве он только что не лежал здесь огромной и жуткой змеёй? Лиам хватается за край стола, из-за головокружения его тянет в сторону. Профессор Рэйкен сосредоточенно читает. Тусклое освещение подчёркивает контуры лица, отбрасывая мягкий отблеск на бледную кожу. В его облике ощущается такое спокойствие. Как он может быть безмятежным, когда Лиам едва стоит на ногах? Профессор что, не видит, что Лиаму плохо? Всегда такой равнодушный к бедам Данбара. Почему это вообще кажется Лиаму привлекательным? Тени ложатся на каменные стены и деревянные столешницы. В классе горит лишь пара свечей. Их пламя слабо мерцает. Данбар стоит у своего рабочего места. Неужели уже наступила ночь и Лиам сейчас на отработке? Котел больше не кипит, на дне какая-то густая прозрачная субстанция. — Мистер Данбар, — низкий тембр профессора вызывает внутри Лиама ненормальный жар, что противоречит холоду в кабинете. — Подойдите, — Рэйкен обращается к Лиаму, не поднимая глаз, сосредоточенно записывая что-то в школьный журнал. Осторожными движениями он макает перо в чернильницу и прижимает к пергаменту. Лиам двигается вперёд на ватных ногах. Пальцы автоматически тянутся вверх, чтобы поправить галстук. Даже это простое действие даётся ему с трудом. — Что мне делать теперь? — спрашивает Лиам, останавливаясь перед столом. Профессор поднимает на него ледяной взгляд. — Раздевайтесь, — безжалостно произносит профессор Рэйкен. — Я трахну вас на этом столе. Данбар ошарашенно смотрит на его губы. — Ч-что? — шепчет Лиам. Рэйкен со вздохом закрывает школьный журнал и откидывается на спинку своего кресла, опираясь на подлокотники. — Я сказал, — профессор специально говорит медленнее, будто сомневается, что Лиам его понимает, — что вам стоит переодеться, если вы боитесь слизи в котле. Но это ваша форма, Данбар, вам и решать. Кожа Лиама горит, щёки раскраснелись, словно нарастают симптомы лихорадки. Пальцы ослабляют узел, и галстук сползает с шеи. Рэйкен внимательно смотрит на Лиама, подперев подбородок рукой, — жест сосредоточенного интереса. В зелёных глазах светится любопытство, отражая скудный свет свечей. — Подойдите ко мне, — указания профессора ясны, но в них ощущается настойчивость. Это не приглашение, а приказ. Ноги Лиама могут предать его в любую секунду, но он повинуется команде и подходит к профессору Рэйкену, огибая стол. Изучающий взгляд профессора медленно облегает Данбара. Он смотрит не только на Лиама, но и сквозь него, разбирая на атомы для оценки. Лиам отворачивается, не в силах оставаться под взором профессора. Почему Лиам так безропотно подчиняется указаниям Рэйкена? Данбар размышляет о причинах своего подчинения. Некая внешняя сила заставляет его действовать против сознательной воли. Это напоминает Империус. Но профессор же не мог наложить на него заклинание? — Вы не в состоянии справиться сами? — Рэйкен поднимается с кресла и приближается к Лиаму, вынуждая его отступить назад и удариться бёдрами о край стола. Профессор распахивают мантию Лиама и расстёгивает ширинку на его брюках. Профессор что, в самом деле решил помочь Лиаму переодеться? Данбар испуганно выдыхает, когда Рэйкен стягивает до колен его брюки. Этого просто не может быть… Профессор Рэйкен подсаживает Лиама на стол и придвигается к нему, чтобы коснуться влажными губами мочки уха Лиама. — Вы выполнили задание на уровне, заслуживающем одобрения, — шепчет Рэйкен, и Лиам издаёт тихий стон, когда профессор проходится мягкими поцелуями от его скулы к уголку дрожащих губ. — И поэтому вам будет выставлена оценка… — Рэйкен замирает, не оставляя пространства между ними, и бесстрастно произносит прямо в губы Лиама свой вердикт: — «Удовлетворительно». Лицо Лиама заливает жар, пока он осмысливает слова профессора. Данбар отчётливо осознаёт, что ситуация, которую он переживает, — это конструкция собственного желания. Сценарий, созданный воображением. Воздействие паров. Но даже в собственной фантазии профессор никогда не будет полностью доволен Лиамом. Его одобрение остаётся умеренным и не переходит грань этого долбаного «удовлетворительно». Даже в иллюзии! Лиам в бешенстве сжимает воротник мантии профессора. Почему он не может понять, что Лиам жаждет признания с его стороны? Чего-то большего, чем проходной балл. Но даже галлюцинация не позволяет преодолеть этот разрыв. — Профессор Рэйкен, — гневно выдыхает Данбар. — Я хочу, чтобы вы, наконец, поставили мне пятёрку! Удивлённый профессор пытается отстраниться, но Лиам прижимается к его губам, проталкивая язык в его рот. Поцелуй кажется слишком коротким, почти мимолётным, будто Лиам решил дотронуться кончиком своего языка до языка профессора и в этот же миг отступить — совсем ничего такого, совсем ничего. Да, всё это резко расходится с обычным приличием их общения. Но это же просто воображение. Профессор Рэйкен не отвечает на поцелуй, и Лиам раскрывает глаза, чтобы сердито уставиться на него и выяснить, что опять его не устраивает. — Что снова не так, профессор?! — возмущённо произносит Данбар, ощущая, как подступают слёзы. Хоть когда-нибудь Лиам сможет ему угодить? Пальцы, сжимающие воротник профессора, начинают дрожать. Профессор Рэйкен стоит на месте; Лиам никогда прежде не видел его настолько растерянным. Его брови приподняты, а губы такие красные, словно их только что целовали. Да, это же был Лиам. Он даже гордится собой. — Вы не поставите мне «отлично»? Я вас заставлю! Академический авторитет и самообладание — то, чем дорожит профессор Рэйкен. Но сейчас он застигнут врасплох. Кабинет снова оказывается в фокусе: стены, парты и фигуры появляются из пустоты. Поражённые ученики пялятся на Лиама, кто-то из гриффиндорцев присвистывает. Хэйден стоит с раскрытым ртом, её рука висит над котлом, но Хэйден не может разжать пальцы, чтобы бросить последний ингредиент. — Он только что поцеловал профессора? — разлетается шёпот, ученики в недоумении поворачиваются друг к другу. Из взгляды мечутся между Лиамом и профессором Рэйкеном. То, что сделал Лиам, нарушает все возможные правила, а профессор даже не снял баллы с его факультета? Лиам боится пошевелиться, в ужасе уставившись на профессора. Данбар не знает, что страшнее: признаться, что влюблён в Рэйкена, и поэтому бросился к нему с поцелуем, или подтвердить, что он оборотень, попавший под эффект зелья? Но что за эффект побудит оборотня целоваться с профессором? Рэйкен прищуривается, и в его глазах отражается понимание. — Простите, — бормочет Лиам, чувствуя, как слёзы катятся по лицу. Сердце колотится в груди, словно решило отбить все свои удары перед неминуемой смертью. Сейчас профессор раскроет его секрет перед всем классом. И все в Хогвартсе узнают о том, кто такой Лиам Данбар. Пуффендуец, оборотень, вор мандрагор. Неумеха, что ни разу не получил высшую оценку по зельеварению и решил выпросить её, домогаясь до преподавателя, а потом разревелся. Лиам жалобно всхлипывает и прижимается лбом к груди профессора Рэйкена, заливая слезами его мантию. Но ожидаемого взрыва откровений не происходит. Вместо этого профессор обхватывает Лиама за плечи и мягко притягивает к себе. Этот защитный жест заставляет Данбара расслабиться. Несмотря на смятение, тело Лиама поддаётся прикосновению. — Мистер Данбар перепутал состав, — говорит профессор Рэйкен и мрачно смотрит на учеников. — Его зелье получило дурманящий любовный эффект. Это первый раз в истории, когда из аконита варят подобие Амортенции, — профессор Рэйкен замолкает, серьёзно над чем-то раздумывая. — Я снимаю пять баллов с Пуффендуя за пренебрежение рецептурой. И десять баллов с Гриффиндора за то, что мисс Ромеро испортила ингредиенты. Горький кресс нельзя так долго держать на пару, иначе он теряет свойства. Хэйден вздрагивает и косится на пожухлую траву, которую сжимает в пальцах. Кресс падает в котел и кружится на поверхности жижи неприглядного серого цвета. Кори не может сдержать удивлённый смешок и тут же прячет глаза, когда Рэйкен смотрит в его котёл. Потерянные баллы отвлекают студентов от инцидента. Алек толкает Хэйден в плечо, потешаясь над тем, что ущерб факультету был нанесён самой старостой. — Продолжайте работу, я дам мистеру Данбару противоядие, — заявляет Рэйкен и подталкивает Лиама к двери, что ведёт в личную комнату профессора.